Её любимая кожа

В доме номер двенадцать на площади Гриммо всё наконец-то улеглось. Крики миссис Уизли стихли, когда Орден разошёлся восвояси после утомительного и бессмысленного собрания, а затем возобновились, когда, судя по её прерывистой громкой речи, кто-то опять завалил ногу тролля в коридоре. Вопли старухи Блэк заставили девочек подскочить в своих постелях, а затем снова настала тишина. Вскоре Джинни засопела, напоследок пробормотав что-то об «этих поганых чистокровках Блэках». Чем больше Гермиона ворочалась в попытке найти идеальную позу для сна, тем сильнее кусалась колючая ночнушка соседки по комнате — свою пижаму она только-только измазала чернилами, в спешке строча ответ на письмо, прилетевшее из Болгарии, и немедленно застирала, оставив на батарее в ванной. Теперь Гермиона была готова уснуть хоть в измазанной пижаме — глаза слипались после насыщенного дня, а въедливая ткань не давала их сомкнуть. Или в мокрой. Чернила попали только на рукав. Кровать не издала ни звука. На ощупь покинув спальню, Гермиона зашагала в сторону ванной комнаты, изо всех сил стараясь не рухнуть на пол где-нибудь на повороте. Дом был огромен, а в столь поздний час ещё и пугающе душен. Зеркало над массивной мраморной раковиной было таким же роскошным, как и все в доме Блэков — мутное, в резной серебряной раме, пыльное и треснувшее в углу, а вот лицо, отразившееся в нём — сонным, измятым и некрасивым. Гермиона заправила за уши витые пряди и скинула ненавистную одежду на холодный кафель. Отражение вяло копировало то, как она жмурится от электрического света, ища свою пижаму. Свет. Выключатель уже был повёрнут. Она ущипнула себя за локоть. Шум воды за шторой с резвящимися дельфинчиками, слишком современной для такой готичной обстановки, теперь бил по ушам, а не воспринимался элементом мрачного пейзажа. — Из-звини… те. Вы не заперли дверь, и я… Стоило ли ей открывать рот?.. Человек по ту сторону голубой шторы взвизгнул. Вчерёд за этим что-то глухо упало, а в следующее мгновение мордашки дельфинов дёрнулись и накрыли рухнувшее вслед за предметом в ванну тело. Барахтающееся нечто запуталось в мокрой материи. Гермиона обхватила себя руками, понимая, что не успеет ни убежать, ни одеться, когда оно поднимется, но оно всё не поднималось. И вдруг, растекаясь среди струй воды, в слив побежала ярко-алая дорожка. Пальцы сами потянулась к до рези в глазах голубому кокону. Рывок — и два взгляда встретились. — Т-тонкс? Мокрая с ног до головы девчушка, на вид не старше её самой, распласталась в ванне, корчась от боли и негодования. Возле стока шнырял туда-сюда тюбик геля для душа. Гермиона плюнула на приличия и протянула ей руку. — Ох, Мерлин, прости меня, прости, — не зная, за что просит извинения, она поймала пальцы Нимфадоры и потянула на себя. — У тебя кровь, Тонкс. Взор невольно опустился ниже, где между грудей застыли капельки воды. У Гермионы возникло острое желание ударить себя по щекам, но, увы, руки были заняты. — Всё в порядке, — пролепетала Тонкс, поднимаясь и краснея до корней сиреневых волос. Струи воды продолжали падать на её лицо. — Я поскользнулась и слегка зацепила затылком крючок с мочалками… всё хорошо. Мысль о том, что сейчас она не в лучшем положении, прогнала остатки сонливости Гермионы. Она трижды поклялась себе сейчас же схватить первое попавшееся тряпьё — будь оно измалёваной дельфинами занавеской или ночнушкой Джинни, колючей, как ногти Тонкс, царапающие её руки в момент ещё одного падения… Гермионе даже не пришло в голову отпрянуть. Её пушистые розовые тапочки взмыли в потолок, когда тело резко перевалилось за бортик, прямо на Нимфадору. Два вскрика боли и грохот, способный разбудить старуху Блэк. Гермиона осознала, что не может приподняться на коленях — обильный слой тошнотворно-розового геля не давал удержаться. Лёжа на левой груди Тонкс и выслушивая её хрипы, она искала способ уцепиться за злополучные бортики, и вконец ей это удалось. Талия с молочно-белой кожей оказалась зажата между ног, но ненадолго, — колени проехались вперёд и уткнулись в раскинутые руки Нимфадоры. Её радужка вдруг подёрнулась зелёной плёнкой. Гермиона впервые так явственно увидела, как происходит метаморфоза вопреки желанию её носителя, и это осознание отозвалось странным комом в низу живота. Тонкс боялась. Гермиона сосчитала до пяти. На каждый удар её сердца девушка в ванне судорожно выдыхала. Она обернулась на хлюпающий звук, повествующий о том, что ванна начала наполняться. Розовый тапочек затянуло в слив, и тот уже успел собрать вокруг себя внушительный объём воды. И вдруг время остановилось. Не стало ни шума бьющих капель, ни сковывающей дрожи. Остался лишь ритм частого дыхания Тонкс почти что между её ног. Гермиона не решалась вновь взглянуть на неуклюжую девушку, пугаясь… чего? Кожа её живота была головокружительно нежной, секунду назад Грейнджер осязала это внутренней поверхностью бёдер, ставшей неожиданно разгорячённой. В низу живота что-то тянуще сжалось, то отпуская, то снова схватывая. Лёгкое несмелое прикосновение заставило Гермиону ошарашенно уставиться на Нимфадору, чьи пальцы начали выводить узоры на её груди. Лицо девушки не выражало ровным счётом ничего, только сосредоточенно закушенные губы выдавали некую обеспокоенность происходящим, словно не её кисть так плавно поглаживала и охватывала целиком грудь Гермионы. Та, не отдавая себе отчёта, вдруг подалась ей навстречу и прогнулась в спине, вжимаясь промежностью в изящное, хрупкое тело девушки-мракоборца. Резкое сокращение мышц таза отдалось жаром. В тесной ванной сдавленно раздался первый стон. Сложно было сказать, кому он принадлежал, но напрочь выбил из головы Гермионы всю дурь наподобие здравого смысла. Она с протяжным выдохом склонилась над Тонкс, почти ложась, и аккуратно ухватила зубами твёрдый податливый сосок, начав водить его из стороны в сторону. Свободная рука взяла в щипок второй и потянула на себя, перемежая эти движения с грубым охватом упругой кожи. По спине пробежал холодок, и всё внутри просительно заныло, едва Нимфадора сжала её ягодицу, ещё сильнее вдавливая ноющую от желания промежность в своё тело. Гермиона не удержалась и издала всхлип, сильнее прикусывая заалевший сосок. Тонкс откинула голову, безголосо открывая рот; её кисть скользнула вниз, очерчивая мягкую полуокружность, к сосредоточению огня в до предела накалённом стане юной волшебницы. Пальцы Нимфадоры едва коснулись чуть влажной поверхности её внутренних губ, как в голову Гермионы ударил жар. Она дико оттолкнула метаморфиню. — Что ты делаешь? На Тонкс было жалко смотреть. Она подтянулась на руках и забилась к стене. Душевые струи прибивали к её лицу посеревшие пряди, но краску стыда с щёк так и не смывали. Гермионе до чёртиков захотелось её пожалеть, но малейшее прикосновение сейчас значило бы большее, чем просто нечто ободряющее. Что они наделали? — Проклятый гель для душа… — вдруг бессвязно залепетала девушка. — Прости… извини. Купила его в «Сейнсбери» на той неделе… Пахнет клубникой, а ведь я… Нимфадора отняла руки от бортиков ванны, чтобы от неловкости зачесать волосы к затылку и помять виски, но потеря точки опоры привела и к потере равновесия. Грейнджер машинально удержала её за запястья, в этот раз твёрдо, прибивая её руки к запотевшей стене. — …терпеть не могу клубнику, — невпопад закончила она. — А я обожаю. Ладонь потянулась к лицу Тонкс и, убрав локон, плавно привлекла к приоткрытым губам Гермионы. Сдаваясь, та нарушила томную медлительность и впилась в неё быстрым поцелуем. Она смогла, наконец, совладать со своей способностью — юная волшебница ощутила, как за секунду отросшие ногти настойчиво провели дорожки от шеи к пояснице. Не встретив сопротивления и будто снова боясь его получить, метаморфиня с силой обвила талию Гермионы, усаживая её на свои ноги. Та, не размыкая поцелуй, сама с готовностью прижалась к ней и уперлась ладонями в мокрый кафель, туда, где пару секунд назад были её распятые запястья. Пальцы с острыми ноготками смяли ягодицы Грейнджер. Она принялась призывно двигать бёдрами и спускать поцелуй к шее, захватывая нежную кожу. Накануне вечером, в столовой, Нимфадора в шутку меняла себе форму носа, чем несказанно веселила Джинни. Её любимым был слоновий хобот, а вот у Грейнджер была любимая кожа. Эта самая. Такая гладкая и мокрая от тёплых струй. Влага разливалась не только по полнеющим под её губами грудям, но и ниже — Гермиона почувствовала это кончиками пальцев. Бог ты мой, как же она намокла. Грейнджер неожиданно сильно завело, как та подалась навстречу бёдрами и сама с тихим вдохом насела на её пальцы. Она выхватила её самую чувствительную точку и начала движения, принуждая Тонкс ответно вцепляться в её тело, вздрагивать и тихо постанывать. Та переключилась на мягкие небольшие груди Гермионы, лаская затвердевшие соски, но вскоре пришлось их отпустить — юная волшебница сместила поцелуи ниже, а потом и ещё ниже. Прошлась мокрым языком по животу и плавно нырнула между половых губ, одновременно прерывая её полухриплый стон ладонью. Поддавшись сладкой истоме, они принялись двигаться в одном темпе. Другой рукой Грейнджер всё быстрее проникала внутрь, а языком играла с набухшим от возбуждения клитором. Из-за иссупленых толчков тазом девушки-мракоборца вода с приторным ароматом клубники плескалась и пенилась. Гермионе приходилось опускать лицо в воду, когда её уровень заметно поднялся, а телодвижения второй стали совсем безотчётными. В попытке приглушить пик своего стона, Нимфадора впилась непривычно острыми ногтями в макушку Грейнджер и закусила её руку, которая до этого момента ещё сдерживала звуки, ненароком срывающиеся с губ. Горячее биение всё ещё ощущалось внутри, и Гермиона, уже не сдерживая её новую порцию вскриков, продолжила массировать чувствительный бугорок. Тонкс затрепетала, судорога прошла по её стану. Она ещё тяжело дышала, как вдруг Грейнджер отняла влажный язык от пульсирующей промежности, подтянулась на бортиках и врезалась в приоткрытый от истомы рот поцелуем. Почему-то именно в переплетении языков её вкус проступил так ярко. Но это был отвлекающий манёвр. — Ты чуть не утопила меня, Тонкс! Гермиона повалила сообщницу в ванну с грандиозным клубничным всплеском. Нимфадора полностью погрузилась в воду, только успев ухватиться за бёдра лучшей ученицы Хогвартса и оказываясь между ними. Грейнджер наклонилась и приподняла голову Тонкс. Душевые струи били в её задыхающийся рот. Не медля больше ни секунды, она приблизила голову девушки к изнывающей от желания промежности. Та быстро сориентировалась, хотя положение её было чертовски невыгодным, а единственной свободной рукой — второй Гермиона нетерпеливо сминала свою грудь, — пришлось вжаться в её ягодицу. Гермиона ахнула. Проникновение вышло куда грубее, чем можно было ожидать. Метаморфоза языка чувствовалась стенками влагалища — он стал заметно длиннее и изворотливее. Пронизывающее наслаждение сорвало с губ Грейнджер будто бы удивлённый вздох и не переставало срывать их всё чаще и чаще до самого конца. Серые глаза неотрывно смотрели снизу вверх. Колдунья придерживала голову и чувствовала приближение если не верной смерти, то Круциатуса точно. Движения языка внутри неё было не различить — всё слилось во что-то сумбурное и разливающееся, сладкое и невыносимое нытьё в низу живота. Уже будучи на самом краю, она так крепко прижала голову Нимфадоры к себе, что в эту секунду всё и закончилось. Тягучие импульсы содрогали всю её от точки наивысшего наслаждения. Кипяток разлился по телу, прыснул головокружением в виски, заставил раствориться в руках Тонкс, которая, кажется, поднялась и перехватила инициативу в свои руки. Гермиона очнулась только тогда, когда поняла, что рвущийся наружу последний стон утопает в солоноватых губах напротив. Разорвав поцелуй, метаморфиня, вопреки обычной неуклюжести, ловко выпорхнула из ванны, схватила ночнушку младшей Уизли, пижаму с батареи и голышом спешно покинула комнату. Сквозь пульсацию в голове Гермиона с опозданием различила слова: — Заберёшь вещи завтра вечером, когда все улягутся спать.