Я тебя ненавижу

Лето 1996 года Беллатриса скользила в нескольких сантиметрах над землёй. Её тонкое запястье крепко сжимали грубые пальцы супруга. Наконец-то можно было выйти из тени, прекратить таскаться по съёмным у мёртвых маглов квартирам и готовить еду своими руками. Буквально несколько минут назад они вместе с кучкой школьников разнесли в пух и прах Отдел Тайн. Глупая уловка для глупого Гарри Поттера ожидаемо сработала: он ведь так любит своего крёстного. Только он? Толпа неумелых и отчаянно храбрых детишек рванула в Министерство. Две рыжие копны волос – парочка Уизли, дурные глаза Лавгуд и болтливая всезнайка Грейнджер. Это стадо двигалось под руководством, естественно, Гарри Поттера, лица со шрамом. Разве можно было попасться на такую удочку? Переломанные шкафы, сотни разбитых предсказаний. Своё предсказание я тоже разбила? Беллатриса убила Сириуса Блэка. Убила только его? – Всё в порядке? Беллатриса повернула голову, моментально отбросив лишние мысли. Все мысли. На неё смотрели давно знакомые карие глаза, талантливо изображавшие сочувствие. Он не заботился о ней. Его не интересовало её самочувствие. Он никогда ни в чём ей не помогал, даже простой эмоциональной поддержки Беллатриса от супруга так и не дождалась. Рудольфус всего лишь следовал правилам приличия. – Да, – ответила женщина на автомате. Муж наверняка уже не слушал ответ. Держа супруга под руку, Беллатриса остановилась, бездумно глядя на знакомый особняк, не имея ни малейшего желания туда идти. Огромный дом Люциуса и Нарциссы казался особенно чужим и холодным. В большом зале на первом этаже ждал последних гостей внушительных размеров дубовый стол, во главе которого высилась бледная фигура Лорда, затянутая в чёрную мантию. Почётное место рядом с ним занимал не менее бледный Северус Снегг. – Беллатриса, – зазвучал неприятно высокий голос Волан-де-Морта, красные глаза ярко сверкнули в свете факелов, тонкие губы растянулись в хитрой улыбке. – Прошу Вас, – длинные костлявые пальцы указали на место по другую сторону от себя, напротив Северуса. – Господа Лестрейндж, мы ждали только вас. Женщина едва заметно улыбнулась, но вовсе не своему сегодняшнему успеху. Это была нервная усмешка от переживаний, от страха, от осознания того, что совершила. Коротко кивнув Северусу, Беллатриса опустилась на дорогой стул с позолоченной резной спинкой. – Сегодня вы снова меня разочаровали, – начал свою речь Лорд. Больше Беллатриса ничего не слышала и не видела, словно кто-то переключил телеканал. Мысли её унеслись далеко из особняка Малфоев – в Отдел Тайн, на полчаса назад. Беллатриса стоит около постамента, на котором зажат Сириус Блэк. Она смотрит на него и в очередной раз понимает: никто не вызывает в ней больше ненависти, чем этот вечный юноша с серыми глазами, сверкающими таким отвратительным добром, что начинает тошнить. Его руки, сжимающие волшебную палочку, несут справедливость, спокойствие и защиту. Она вспоминает, как эти же руки в своё время причиняли ей невыносимую боль, заставляли её страдать, мучиться. Его губы, одно за другим произносившие заклинания, когда-то нагло целовали её, несмотря на её нежелание. Но она его не отталкивала. Она тогда его не убила, хотя возможностей было предостаточно. Она хотела быть с ним. Хотела же? Хотела его? – Авада Кедавра! – кричит она, уходя от ответа самой себе. Ослепительно яркая струя хлёстко бьёт в грудь Сириусу. Худощавое тело как-то неестественно изгибается, палочка выскальзывает из пальцев, и Блэк опускается за занавес в арке. Беллатриса смеётся, громко, истерично. Смех пружинит от стен. Она так привыкла – смеяться над ним, над его болью. Над его смертью. А потом… Она ничего не помнит. Всё словно бы затянуло полупрозрачным сизым дымом дешёвых сигарет. Беллатриса хлещет по сторонам заклятиями, бездумно произнося то одно, то другое. Гарри бьётся в руках Люпина, порываясь вытащить любимого крёстного с того света. А вот он уже отправляет ей в спину Круциатус, но чувствует ли она? Её внезапно онемевшее тело ничего не ощущает. Беллатриса тряхнула головой и очнулась. Перед глазами оказалось сосредоточенное лицо Снегга с глубокой складкой между бровей. Женщину окружали Пожиратели с поникшими головами: Лорд отчитывал всех за произошедшее. Она стоит у постамента в центре зала и отчётливо видит Сириуса – его узкую спину… На ней остались шрамы от моих ногтей? …его бёдра, обтянутые плотной тканью джинсов… Они ещё помнят прикосновения моих ладоней? …его вьющиеся на концах тёмные волосы. Как долго отрастали вырванные клоки? Беллатриса видит свою цель. И мгновенно её достигает. Авада Кедавра – любимое заклинание миссис Лестрейндж, самое простое и действенное. Она произносит два давно знакомых слова, зная, что Сириус умрёт. И он умирает: медленно падает за занавес, будто вовсе он не человек, а воздушный шарик, притяжение которого неизмеримо мало. – Беллатриса, ты чем-то расстроена? Громкий металлический голос вмиг вырвал её из красочных воспоминаний. Беллатриса повернула голову, скользнув взглядом по обеспокоенному чем-то Снеггу, и увидела прямо перед собой лицо Волан-де-Морта. Неужели она его любила? Или даже любит? Эти красные глаза-щёлочки и почти не существующие губы, эту болезненно-белую кожу, обтягивающую костлявое тело? Женщину передёрнуло. – Мы не добыли пророчество и не убили мальчишку, – быстро сообразила Беллатриса. – Тем не менее, ты действовала лучше всех. Уничтожила одного из членов Ордена. – Благодарю, Лорд. Оставшееся до конца собрания время Беллатриса была внимательна. Битва в Отделе Тайн больше не вспоминалась, и миссис Лестрейндж этому радовалась: не нравилось ей прокручивать в голове эту резню раз за разом. Предложение Люциуса и Цисси отметить убийство Блэка Беллатриса проигнорировала и, даже не попрощавшись с товарищами, трансгрессировала домой. Озноб были призваны ликвидировать срочно разведённый в камине огонь и стакан огневиски. – Почему ты ушла без меня? – мягко спросил Рудольфус, опускаясь в кресло напротив супруги. – И не осталась отмечать с Малфоями? – Я устала. – Отдохнём? Беллатриса с ненавистью взглянула на мужа. Они с Рудольфусом не «отдыхали» уже много лет, он тратил целые состояния на проституток и не стеснялся об этом говорить, но, видимо, ещё тешил себя надеждой на исполнение супружеского долга и продолжение рода. Женщина резко поднялась с кресла, вылетела из комнаты и, промчавшись по лестнице, едва не выломала дверь в ближайшую комнату, оказавшуюся стандартной спальней для гостей. Уставшие ноги сами подогнулись, колени ударились о деревянный пол. Слёзы хлынули из глаз. От счастья она рыдала что ли? Беллатриса в Отделе Тайн. В том самом зале, где арка и занавес, пожирающий жизни. В опасной близости от неё Сириус Блэк. Человек с такой фамилией должен стать жертвой Беллатрисы без шансов на спасение, помилование. Она решительно взмахивает палочкой, ни на мгновение не задумываясь о том, что совершает ошибку, и произносит заклинание. Когда луч впивается в грудь Сириуса, женщина, может, и позволяет себе сомнение, да только всё равно уже поздно, и она смеётся, привлекая внимание к тому, что сотворила. Палочка выскальзывает из руки Сириуса и беззвучно падает на пол. Тело утопает в бездонной арке. Беллатриса отняла руки от заплаканного лица и вытерла щёки бесценной мантией. У неё не было ни единой причины плакать – наоборот, стоило зарядить в ночное небо цветными фейерверками и выпить бутылку огневиски в честь такого праздника. И всё же она рыдала, захлёбываясь слезами, глотая всхлипы и стоны, будто пыталась заглушить боль. И откуда она взялась? Какая к чёрту боль? Женщина закрыла глаза, чувствуя, как мокрые ресницы прикоснулись к коже, и вновь увидела его тело, исчезающее в арке. Опять и опять. Будто бы память Беллатрисы вместила один отрывок длиной в несколько секунд, а теперь ставит его на повтор. Лестрейндж пыталась отогнать этот кадр, но не выходило ровным счётом ничего. С отчаянием она врезала ребром ладони по кровати, гарантированно заработав синяк. Губы, что так страстно целовали Беллатрису ещё пару минут назад, расплываются в улыбке и уверенно произносят: «Я тебя ненавижу!» Голова разваливалась на части. От боли, проросшей в самую глубину тела и души, было некуда деться. Она всё заполонила, захватила. И с каждым ударом крови в висок, с каждым сдавленным вздохом на сердце раскалённым металлическим штырём выжигались слова «Люблю. Люблю. Люблю…»