Обжигаясь о лёд

Сын императора людей огненно-рыж — в мать, а не в отца. Кровь Оленей, дух Грифонов. О последнем рано утверждать — ему едва-то исполнилось пять лет — но Иван уверен. — Я не хочу, чтобы моему наследнику достались одни руины, — рассуждает правитель, обращаясь то ли к Вильме, то ли к стенам самого замка. — Нам нужны ресурсы земель гномов, чтобы восстановить империю после войны. Дева Щита слушает. В его словах звучит не только желание удержать власть, не один лишь холодный расчёт, но и искренняя забота о своём роде и наследии. Долг — и семья. То, что сама она сочетать не смогла. Верная тень Грифонов, как всегда, рядом. Не говорит ни слова. Делает вид, что рассматривает разложенные перед ними карты. Ивану повезло: мечта любого правителя — советник и шпион, знающий не только тайны его союзников и слабости врагов, но и мысли каждого приходящего в этот зал, их малейшие сомнения и личные интересы. Но Вильме больше нечего скрывать. Она рассказывает всё: и о междоусобицах своего народа, и о борьбе в её собственном сердце. О льдах и снегах, сковывающих и заметающих и без того нелёгкий путь, и тут же — о жарком пыле сражений, сиянии огненных рун, искрах от ударов зачарованных мечей о щиты и кованых подошв о застывшую лаву. О клятвах Девы Щита, чья единственная семья — её город и клан, и о жертве жреца, бросившегося в пламя и ставшего с ним одним целым — но не с ней... Иван внимает ей, как когда-то — Совету Теней. От сказок Танис веяло сладостью и горечью восточного фимиама, от легенд Кенте — зноем раскалённого песка, обагрённого кровью. А рассказ Вильмы — странный сплав льда и огня. Такова уж гномья противоречивость, помноженная на женскую тоску. Когда император отпускает её, чтобы подготовиться к осуществлению новых планов, на несколько минут лишь двое остаются в непривычно пустом зале. Свечи догорают, а лучи, разбитые витражами на цветные осколки, уже давно не падают на центральный стол. Силуэт в тёмной мантии так сливается с этим полумраком, что Иван едва не забывает о присутствии ещё одного слушателя — ведь за всё время тот не сказал почти ничего. — Не знаю, как тебе удалось её найти и, тем более, уговорить... Но мы обрели весьма ценного союзника. — Вы всегда можете положиться на меня, милорд, — отвечает Йорген. Одна из фраз его арсенала, взятого на вооружение ещё на заре империи людей, когда никто и подумать не мог, что однажды та будет принадлежать Грифонам. Одна из масок Безликого. Разумеется, Иван это понимает. — Ради Драконов, оставь формальности, — устало вздыхает он. — Просто скажи: она была искренней со мной? — Разве вы сомневаетесь? — к маске верного слуги добавляется тень улыбки. — Пламя Арката так же ненавидит и рассеивает ложь и иллюзии, как и свет Эльрата. — Хм... Мне показалось, у нашей гостьи больше личных причин, чем я предполагал. Без этого никак, когда к политике и войне примешивается история любви и выбора. Как ты считаешь? Йорген ловит в его голосе ноту скрытого понимания. Призраки тонких вуалей и тихого звона монист снова воскресают в пустоте этого зала. Но сгорают в рыжем зареве... Нет, не пламя — просто закат льётся сквозь витражи. — Я стараюсь понять мотивы детей других Драконов, но даже спустя века они не перестают удивлять меня. Вам виднее, милорд. — Ну да, ну да... — немного рассеянно отвечает Иван. Мыслями он уже не в северных горах, а за знойной пустыней. — Не сомневаюсь, что у тебя богатый опыт.