Снега смерти

      Ночь сменилась предрассветными сумерками. Снег толстым слоем лежал на улицах Берлина, укрыв под собой стреляные гильзы и трупы. Морозная дымка стелилась по дорогам, витиеватые узоры покрывали уцелевшие стёкла.       Дыхание превращалось в пар, рассеивавшийся в холодном воздухе. Нос щипало, но не от едкого сигаретного дыма, а от мороза. Казалось, стоит ещё немного постоять без маски, и обморожение обеспечено. Докурив сигарету, я надел закрывавшую половину лица маску, втоптал окурок в снег и побрёл к ночному побоищу.       Тяжёлая винтовка в руках придавала уверенности. В изменившемся мире я оказался одним из тех, кто успел подготовиться и встретил апокалипсис, надменно ухмыляясь ему в лицо, но человек больше не хозяин жизни. Доживёшь ли до вечера и переживёшь ли ночь, зависит от случая. Но меня вполне устраивала новая реальность: она раскрывает истинную человеческую натуру и заставляет сбросить маски. И будет ли выживший среди тех, кто ходит по лезвию или с теми, кто в ужасе забился в нору, зависит только от него.       Я выбрал первый вариант, и потому не примкнул к крупным группам выживших, а со дня Конца Света держался только с напарником… другом. Адаларда укусил зомби — и это после всего, через что мы прошли! Глупая, несправедливая смерть.       Обычное дело здесь.       Порой на пути попадались скелеты. Кости выглядывали из снега острыми кольями. В первые несколько дней проходить мимо трупов и обглоданные скелетов было жутко, но время заставит привыкнуть ко всему. Когда первые зомби стали набрасываться на людей, началась паника. Выжили те, кто избежал давки и ДТП или вовремя выбрался из суматохи. В это время я находился в квартире, и оставалось лишь наблюдать, как мир срывается в бездну.       И дна бездны он достиг очень быстро. В первые две недели пали Германия и соседние страны, в течение месяца — вся Евразия. Ещё через три недели перестали поступать радиосообщения из Японии и США. Откуда взялся Morte Falcatis, никто так и не знал. И не узнает: некому вести расследование и искать концы.       Я вышел на улицу, откуда ночью доносились выстрелы. Едва заметные холмики снега пересекали её, словно шрамы. Я ткнул один из них стволом винтовки. Труп. Отряхнув его от снега, я невольно поёжился: видеть мертвецов мне доводилось не раз, но этот бедолага явно стал едой для зомби. Я пошарил по карманам окровавленной разгрузки, собирая патроны и гранаты, затем осмотрел его снайперскую винтовку и, убедившись в исправности, закинул её на плечо.       Такова работа падальщиков — собирать всё ценное, что можно унести, после неудачных вылазок и возвращать военным за еду и патроны. Разумеется, находились мародёры, выслеживавшие и убивавшие небольшие отряды, но их быстро вычисляли и оставляли ночью в городе без оружия и снаряжения. Если кому и удавалось каким-то чудом выжить, но не хватало ума уйти подальше, везунчиков добивали во время рейдов сами военные.       Я методично осматривал каждого мертвеца, не трогая лишь трупы зомби. Очередь дошла до последнего солдата, неподвижно лежавшего в сугробе. Его автомат валялся рядом. Я присел рядом с ним, механическими движениями проверил все карманы и извлёк на свет полный магазин. Скудно…       Солдат захрипел, протянул ко мне онемевшую руку со скрюченными, покрытыми изморозью пальцами. Я отшатнулся и дважды выстрелил ему в голову, секундой позже подумав, что он мог быть жив. Маловероятно, но не исключено, что мороз не успел убить раненого. Измождённый, он вполне мог вести себя, как зомби. Но я всё же склонялся к тому, что зомби это и был: слишком пустые глаза. В любом случае перестраховка лишней не бывает.       Убийство уже не вызывало ни шока, ни ужаса. Двадцать первый век ознаменовался закатом человечества, и смерть перестала быть чем-то страшным. Сколько крови на моих руках? Я уже забыл. Да и кто будет считать убитых, когда улицы усеяны телами?       Я уже собирался идти на базу, когда заметил, что трупов людей всего девять, а остальные — зомби. Обычно на такие зачистки выходило минимум десять человек. Может, одного потеряли по дороге?       Мысленно отметив, что нужно внимательнее глядеть по сторонам в поисках ещё одного мертвеца на маршруте, я двинулся к базе. Военные организовали её в здании супермаркета, что на момент конца было обоснованно наличием большого запаса продуктов, однако теперь он превратился в укреплённый, окружённый сеткой с колючей проволокой и снайперскими вышками лагерь, за единственными воротами которого располагался КПП из мешков с песком и боксера — уже нерабочего, но с функционирующим пулемётом. Впрочем, возможно, при наличии хорошего механика и бензина удалось бы завести и эту внушительную машину.       Оружие весило немало, спина быстро начала болеть. Я забрал всё, что смог унести. К счастью, идти пришлось не так уж далеко, перенести тяжёлый груз на короткую дистанцию — на марафон с ним бежать.       До супермаркета я дошёл без проблем: где ночью прошли военные, бояться нечего. В десяти метрах от ворот демонстративно поставил на предохранитель свою HK XM8 и поднял руки. — Стой, падальщик! Назовись! — потребовал командир блокпоста.       Этого фельдфебеля я знал, хоть и не помнил фамилии. С его лёгкой руки нас стали называть падальщиками. Сначала это звучало презрительно, но со временем превратилось в общее название, уже никого не задевавшее. Он нас ненавидел и наверняка приказал бы отстреливать, если бы военным хватало людей для сбора снаряжения и поиска пропавших, однако все силы уходили на защиту базы. Да и против командования он не пойдёт: застрелят без суда и следствия как изменника.       Я остановился и представился: — Райнхард. — Какие люди! — ядовито ухмыльнулся фельдфебель. — А напарник твой где? Завалил?       Внутри заклокотала злость. Если бы не угроза получить пулю в голову, с удовольствием врезал бы прикладом по его ехидной роже. Но подобных выходок солдаты терпеть не станут. Каждый раз приходилось унижаться, игнорировать насмешки и оскорбления, порой огрызаясь, но не переходя грань словесной перепалки. — Я б тебя завалил, да нельзя, — тихо, но так, чтобы фельдфебель услышал, процедил я. — Что ж ты, смельчак, со жмурами тогда возишься? — не остался он в долгу. — Сходи в рейд — посмотрим, как запоёшь. — А чего вы своими рейдами добились? Что-то меняется? Чёрта с два. Гадов меньше не становится.       Фельдфебель что-то прорычал себе под нос.       Я прошёл через КПП, и солдаты закрыли ворота. У дверей супермаркета сидел в сделанной на скорую руку будке охранник. Он мельком взглянул на меня и, узнав, вернулся к чтению старого журнала о военной технике.       Внутри здание делилось на несколько частей, иногда вместо стен, непредусмотренных архитектором, тянулись фанерные перегородки и пустые стеллажи. Я прошёл мимо столовой, откуда слышались разговоры завтракающих солдат, и свернул в оружейную. В метре от двери комнату перегораживал длинный стол, заваленный разнообразными запчастями. За ним сидела, ковыряя отвёрткой рацию, девушка арийской внешности, одетая в огромный пуховик. Её звали Бинди. Когда начался апокалипсис, ей едва исполнилось девятнадцать, но она лишилась всего, чем жила. Впрочем, её познания в радиотехнике и идеальное знание азбуки Морзе сыграли свою роль — девчонку с нестандартным хобби, ставшим залогом её выживания, взяли к себе выжившие. Хороший техник и связист в одном лице лишним не бывает. Кроме того, Бинди оказалась очень ответственной, но солдата из неё не вышло, потому теперь она заведовала оружейной и складом. И она была одной из немногих, кто относился к падальщикам с благодарностью за нелёгкий труд. — Хотела бы сказать «доброе утро», да ни черта оно не доброе, — вздохнула Бинди, освобождая стол. — Отряд не вернулся, но это ты и без меня знаешь. А где?.. — в ясных глазах мелькнуло понимание. — Адалард погиб, — глухо проронил я, раскладывая оружие и боеприпасы на столе. — Его покусали. Пришлось добить. — Прошедшая ночь богата на потери, — грустно сказала Бинди. В отличие от большинства, она ещё скорбела по безвременно ушедшим. Не всех апокалипсис заставил очерстветь. — Сколько солдат ты нашёл? — Девять.       Лицо девушки озарилось надеждой. — Выходили десять. Может быть, хоть один выжил! Поищи его, пожалуйста. — Ты понимаешь, о чём просишь? Найти здесь одного человека — всё равно, что иголку в стоге сена! — воскликнул я.       Бинди выложила пару банок консервов, пачку гречки и две пачки патронов. Негусто, но больше за работу падальщика не получить. — Времена тяжёлые… этого мало, знаю. Но если нужны медикаменты, поищи нашего человека и я смогу выдать их, — предложила Бинди.       Я задумался. Медикаменты лишними не бывают, как и патроны и еда. Но за сбор оружия их не давали, а более важную работу непроверенным людям не поручали… обычно. Если есть шанс получить хотя бы бинты и спирт, стоит им воспользоваться. — Хорошо, — сдался я. — Поищу пропавшего. — Если он мёртв, принеси его жетон. Как подтверждение. И… на его месте я пошла бы в кафедральный собор: это недалеко от места зачистки и там относительно безопасно.       Забрав плату за работу, я вышел из супермаркета и взглянул в небо. Погода стремительно портилась. Угрюмые тучи нависли над крышами. Крупные снежинки летели к земле. Завывал среди зданий мёртвого Берлина штормовой ветер. Скоро начнётся настоящая пурга.       «Надо поторапливаться».       Я прошёл через КПП и тут же услышал ядовитый голос фельдфебеля: — Удачи сдохнуть!       Оглянувшись, я молча показал ему средний палец и свернул на соседнюю улицу. Попетляв немного, вернулся к месту, где лежали трупы солдат. Отсюда до острова Шпреинзель рукой подать. Действительно, оказавшись ночью в одиночку в городе, лучше пойти в кафедральный собор, где обосновалась группа выживших.       Я направился к мосту через Шпрее, мельком заглядывая в каждый дом, где мог укрыться пропавший боец. Обыскивать каждое здание — дело долгое и опасное. Зомби предпочитали охотиться ночью или в пасмурную погоду из-за уязвимости Morte Falcatis к ультрафиолету. И наткнуться на стаю в замкнутом помещении — значит, подписать себе приговор.       Буря всё усиливалась. Я вглядывался в снежную пелену, направлял оружие на каждую тень, мелькавшую в белом месиве. Маска уже не спасала от холода. От мороза щипало в носу. Снег оседал на капюшоне и таял, быстро превращаясь в мелкие сосульки. Снежинки обжигали кожу. Ноги вязли в сугробах.       С крыши упала и со звоном разбилась сосулька. Я машинально развернулся на звук — как раз вовремя. Из подворотни позади вышли несколько зомби. Я выстрелил в голову первому и прошил очередью второго. Его это не убило, и он вместе с остальными мертвецами бросился ко мне. Я вытащил из подсумках гранату и, выдернув чеку, бросил под ноги тварям, а затем упал в снег и закрыл голову руками.       Взрыв! Осколки просвистели надо мной. Я вскочил, но ринувшийся в атаку зомби сбил меня с ног. Я подставил винтовку, и тварь вцепилась зубами в цевьё. Когти царапали по куртке. Мертвец пытался дотянуться до моего лица, но ему не хватало ума отпустить винтовку. Я с трудом удерживал его на расстоянии, а уж о том, чтобы освободить оружие, не могло быть и речи.       Я обхватил монстра ногами и резким движением перевернулся, сбросив его с себя и прижав его голову к дороге винтовкой. Зомби захрипел. Не добив его, я кувыркнулся вперёд: сзади заскрипел снег под ногами второго мертвеца. Прыгнувшая тварь упала рядом с первой. Я разнёс им головы короткой очередью и перезарядил ХМ8.       Не на того напали.       Тучи сгустились настолько, что на земле воцарились сумерки. Пурга и не думала заканчиваться. Я дошёл до конца улицы и, повернув на следующую, перешёл на бег. До моста оставалось около сотни метров. Уже спустя несколько минут я прошёл над Шпрее и вышел на Шпреинзель. До Конца Света эта его часть называлась Музейным островом, сейчас же старое название вспоминали редко.       Со стороны кафедрального собора донеслись выстрелы. Я пробежал через парк и присел за замёрзшим фонтаном. Зомби столпились перед огромным готическим зданием с зелёными куполообразным крышами. Изнутри стреляли.       «Помочь или не стоит? Если того бойца среди них нет, риск неоправдан», — размышлял я. Благородство и безвозмездная помощь бывают только в сказках для романтиков, но не в реальности. Никто не станет подставляться ради незнакомых людей, не имея своей выгоды. Так было до апокалипсиса и осталось после, но теперь от любого принятого решения зависит выживание.       Зомби ломились в приоткрытые для стрелков двери, почуяв за ними живых. Последних осталось мало: я видел всего пятерых бойцов у окон и снайпера на крыше. Патронов им вряд ли хватит надолго — не оружейный магазин. Словно в подтверждение догадки замолк автомат одного из стрелков, прекратил огонь снайпер. Четверо оставшихся стреляли одиночными.       Я осторожно отступил под прикрытие деревьев. Судьба оставшихся в соборе людей меня мало волновала. Отстреляются — хорошо, нет — не всем везёт. Не зомби меня отпугнули, а вероятность вместо благодарности получить пулю в спину: в тяжёлые времена выжившие готовы друг другу глотки рвать за боеприпасы.       Мертвецы прорвались внутрь. Я перебежал ближе. Из собора доносились крики и беспорядочная стрельба. Закричал, поскользнувшись, снайпер. Он упал в снег в полуметре от меня, не подавая признаков жизни. Я скользнул в органный зал. Из перевёрнутых скамей сложили брустверы, из-за которых отстреливались выжившие. Зомби рвали чьё-то ещё вздрагивающее тело.       Я метнул последнюю пару гранат в их скопления и укрылся за импровизированным бруствером. Взрывы прогремели почти одновременно. Вскрикнул раненный осколками человек. — Я сказал: без гранат! Дебилы! — заорал кто-то.       Я выглянул. В нескольких метрах впереди перебежал за бруствер парень в солдатской форме. Я перебрался к нему. — Нужно убираться! — попытался перекричать хрипы зомби, крики живых и стрёкот винтовок. — Бинди послала за тобой. Этим людям уже ничем не помочь. — Пошёл к чёрту! — огрызнулся военный. — Помоги — или вали! — Как скажешь.       Я отступил назад, якобы занимая позицию и, как только парень переключил всё внимание на зомби, ударил его прикладом по голове — недостаточно сильно, чтобы убить, но достаточно для обморока. Он мешком свалился на пол. Я ухватил его за ворот куртки и вытащил на улицу. Винтовка военного волочилась за ним на ремне.       На противоположном берегу Шпрее я остановился и отпустил ношу. Толстый слой льда сковал реку. С моста и ажурных перил на его краях свисали сосульки. Я взглянул на жетон: «Аццо Цейлир, хапшт-ефрейтор». Набрал снега и бросил его в лицо солдату. — Подъём! — приказал ему, когда он завозился и вытер холодную воду с лица. — Что за?.. — пробормотал Аццо, но, опомнившись, схватился за оружие.       Я приставил ХМ8 к его голове. — Без глупостей, дружище, — предупредил. — Я спас твою шкуру и намерен вернуть на базу живым. Я Райнхард, падальщик. Бинди просила тебя найти. — Чем докажешь? — настороженно спросил Цейлир. — Если бы я хотел тебя убить, как думаешь, стал бы вытаскивать из этого пекла? Тебя ждут, а ты тут, как я вижу, отсиживался непонятно с кем. — Этим людям нужна была помощь! — Идеалист чёртов… — вздохнул я. — Всем не поможешь. Всё, пошли, пока зомби сюда не добрались.       Мы побрели сквозь пургу в обратном направлении. — Ты как вообще там оказался? — спросил я у Аццо. — Ночью свернул не туда, а возвращаться было поздно. Добрался до собора, там мне позволили дождаться утра, — пояснил тот. — Я уже собирался уходить, когда зомби напали. Пришлось задержаться… Жаль, от группы мало что осталось — не отбились…       Грохот выстрелов раздался из супермаркета. Мы побежали на базу. Снег серьёзно тормозил, сугробы преграждали дорогу. Вскоре дорога вывела к ограде, за которой кипел ожесточённый бой. Дорогорал взорванный метким попаданием из противотанкового гранатомёта боксер. Хорошо подготовленный и вооружённый противник прорвался через единственные ворота и загнал военных в супермаркет. — «Walküre»… — сквозь сетку взглянув на труп в чёрной форме, процедил Аццо. — Самый сильный из наших врагов. Пошли, нужно вытащить тех, кого ещё не убили. Перевес сил не на нашей стороне.       О «Walküre» я знал. Это спецподразделение с детства внушало мне уважение, и лет в семь я даже мечтал когда-нибудь присоединиться к ним. Лучшие из лучших, великолепно обученные бойцы, боровшиеся за правое дело — особая аполитичная структура, после глобального похолодания превратившаяся в ночной кошмар для выживших. Они продержались так долго лишь потому, что не чурались грабежа, мародёрства и разбоя, убивали, обдирали до нитки попавшихся им случайных людей и истребляли тех, кто мог объединиться с другими группами и дать отпор.       Мы перебрались через заграждение и бросились в здание. Военные и вооружённые гражданские схлестнулись с «Walküre», неся немалые потери. Люди метались по задымленному шашками помещению, от грохота выстрелов закладывало уши. Стонали раненые и умирающие, кто-то кричал от боли.       Я прижался спиной к стене и, осторожно выглянув, выстрелил по мелькнувшей в дымовой завесе фигуре. Промах! Противник засел в укрытии и огрызнулся огнём. В последний момент я отскочил за угол, и пули вышибли кирпичную крошку из стены. Сейчас очень пригодилась бы граната…       Враг решил так же. Зелёный «цилиндр» стукнулся о пол. Я прыгнул за накренившийся и опиравшийся на стену стеллаж. Взрыв — и наступила звенящая тишина… В глазах двоилось. Боль пронзила предплечье. Я вытащил из кобуры пистолет и направил в проход. Боец «Walküre» вышел из-за стеллажа, но выстрелить не успел: я спустил курок, затем ещё и ещё… Словно в замедленной съёмке, отлетели гильзы. Противник дёрнулся и, выронив автомат, осел на пол. Бронежилет не спас от трёх выстрелов в упор.       Немного придя в себя, я закинул за спину винтовку и перебежал в следующий зал, где ещё шёл бой. Уцелевшие отступали в подсобные помещения, из которых выбирались на задний двор. Я задержался возле вражеского трупа, чтобы собрать патроны, и наткнулся на светошумовую гранату. Сгодится для отступления.       Вокруг свистели пули. В дыму уже непонятно было, где свой, где — чужой. Несколько раз выстрелив наугад, я перебрался в подсобку, бросил гранату туда, где должны были находиться враги, и отбежал дальше по коридору. Оглушительно хлопнуло. Это на время отрежет «хвост». Вот только что понадобилось «Walküre» так далеко от Дрездена?       На заднем дворе я столкнулся с оставшимися солдатами. Под командованием фельдфебеля с КПП они отступили в самый его конец и теперь один за другим перебирались через ограду. Лишь один сидел на снегу в полубессознательном состоянии, в то время как Бинди перевязывала его раны. — Идите… Я их задержу, — боец закашлялся и выплюнул сгусток крови. — Вы должны любой ценой добраться до Клагенфурта… — Прощай, брат, — фельдфебель отдал честь, и остальные последовали его примеру. — Райнхард! — позвала Бинди. — Давай сюда.       Я и рад бы пойти своей дорогой, но когда в городе снуют солдаты «Walküre», куда безопаснее держаться с отрядом пусть не самых надёжных, но союзников. Тем более, они уходят из Берлина и путь их лежит туда, куда наш общий враг сунуться не посмеет — в Австрию, где балом правит другая, не менее опасная организация, впрочем, идущая на контакт с выжившими.       К концу 2027 года подобные особые структуры создавались почти в каждой стране, имевшей на это средства. Уже тогда учёные предсказывали глобальное похолодание, началась эпидемия ещё не мутировавшего Morte Falcatis, проявлявшегося, как сильная ангина, назревал кризис мирового масштаба. Мир летел в бездну. И никакие усилия обречённого человечества не могли его спасти.       …Я выбрался за территорию базы следом за военными. Отряд отошёл на соседнюю улицу и остановился для перегруппировки. Воспользовавшись моментом, я достал из рюкзака последний бинт, щипцы и принялся вытаскивать застрявший в ране осколок. Наложив повязку, я проверил оружие и подошёл к фельдфебелю с вопросом: — Не возражаешь, если я пойду с вами? Возможно, не до конца. — Ты знаешь моё отношение к вам, но сейчас каждый боец на счету, — вздохнул тот. Благоразумия от него я ждал меньше всего. — А в чём цель похода? — Нужно доставить ценный груз нашим австрийским коллегам, — пояснил за него Аццо. — Это вакцина или что-то подобное. Не знаю, рабочая ли, нам почти ничего не сказали. Но из-за неё напали «Walküre»… Среди нас завёлся «крот» — и, надеюсь, сдох вместе с остальными.       «Вакцина, значит? — подумал я, но промолчал. — Смешно…»       Даже теперь, на дне пропасти, видя неизбежную кончину, человек продолжал бороться за осколки разрушенного и опустошённого мира. За уходящую жизнь. Земля уже мертва, а жалкие остатки человечества бьются в предсмертных конвульсиях, никак не желая смириться с неизбежным…