Ревизор

Наконец проверяющие оказались на занятиях: не на поле для квиддича и не в лестничном проёме, а на занятиях; и это было главным – ведь по большому счёту всё зависело от качества преподавания. Урок Хагрида стал первым, куда согласно дообеденному графику пожаловала инспекция, – таким образом, ещё около двух часов я вынужден был наслаждаться счастливым неведением. О том, что с лёгкой руки великана может произойти за это время и какой «уход» способны обеспечить окружающим сами магические существа, мне даже думать не хотелось. Я как раз разрабатывал план скрытого наблюдения за «зверским» уроком, когда в мою дверь постучали. В кабинет вошла Грейнджер, на вид вполне оправившаяся после утренней проверки головы на прочность. Если б только мяч оказался булыжником, все мои проблемы были бы уже решены. Но случай – видимо, ещё более прозорливый, чем здешние кроты, – увы, не помог, поэтому сейчас наступил тот самый отвратительный момент, которого я ждал всё утро. Грейнджер направилась к моему столу, и я поспешил незаметно прикрыть стопку документов с красочными грифами Министерства образования Её Величества. За последние недели все эти кипы маггловских бумаг надёжно обосновались в рабочем пространстве моего кабинета, однако Грейнджер вовсе не обязательно было знать, какие глубокие исследования мне пришлось провести с их помощью. Я не собирался доставлять ей такого удовольствия. Стоило всезнайке переступить порог, как она тотчас же услышала: «О, мисс Грейнджер! Как приятно снова вас видеть!» – идущее из уст Дамблдора. У меня не было времени на подобную чепуху. – Да-да, всё это чрезвычайно трогательно, Альбус, но, если не возражаете, нам есть чем заняться и без вас. «Львица» мгновенно ощетинилась, принимая боевую стойку, однако Дамблдор в кои-то веки смог удержаться в рамках и повести себя как надо: он клятвенно заверил Грейнджер, что пообщается с ней позже, и сразу же удалился. Остальные директора и директрисы также покинули свои холсты, давая нам возможность побеседовать в конфиденциальной обстановке. – Можно я присяду? – поинтересовалась глава комиссии. – Если иначе не получится... Она негромко фыркнула и уселась напротив меня, оглядывая кабинет с таким видом, будто всё здесь уже принадлежало ей. Должно быть, мысленно расставляла мебель, пока мы говорили. Что ж, я намеревался сохранить за собой по меньшей мере кресло – так что пусть Грейнджер ищет себе новое. – Итак, – без долгих прелюдий начал я, – мне отдать вам ключи от стола, и покончим с этим? – Вообще-то я тут по другому вопросу, – она слегка нахмурилась, но всё-таки продолжила: – В первую очередь мне бы хотелось поговорить с вами о школе. А я-то, наивный идиот, решил, что она заглянула обсудить погоду и посетовать на дожди. – Что вы думаете о Хогвартсе, профессор? Я иронически поднял бровь: – Не могли бы вы растечься мыслями по древу ещё шире, мисс Грейнджер? Вы ведь мисс Грейнджер, я ничего не путаю? Не хотелось бы думать, что мы гневим небеса и вызываем раздражение или чесотку всякий раз, как обращаемся к вам «не по форме». Она вспыхнула ярче цвета гриффиндорского флага, мгновенно став пунцовой, и, признаюсь, я пожалел, что упомянул об этом, – вероятно, не стоило. Такой, чересчур откровенный, намёк с моей стороны мог стать ошибкой, и я её только что сделал. – Уверена, вы прекрасно знаете, что я больше не ношу фамилию Уизли. Я знал это слишком хорошо. Грейнджер на мгновение закусила губу, словно пытаясь сохранить самообладание, хотя с какой целью – предотвратить ли истерику и не разрыдаться или забросать меня оскорблениями – трудно сказать. Но как бы то ни было – ей удалось справиться и взять себя в руки. – Вы руководите Хогвартсом, профессор, и наверняка имеете своё личное мнение о нём – его преимуществах, проблемах и недостатках. В этом отчёте должен ощущаться дух школы, и меня интересует ваш собственный взгляд на вещи, ваша точка зрения. Моя точка зрения – моя! Как будто она что-то значит. Не понимаю, к чему вообще такие сложности: зачем все эти танцы с мётлами, если снитч уже пойман! Я мысленно сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Наверное, сейчас действительно был не самый удачный момент, чтобы выпускать на волю Пожирателя – пока. Я на секунду задумался над тем, что сказала Грейнджер. Дух... Ещё одно убойно-высокопарное маггловское словечко, которое так обожают вставлять в свои проповеди амбициозные кривляки вроде неё. Я решил разбавить гриффиндорский пыл и ответить... в том же духе. – Моя точка зрения такова: я нахожу в высшей степени абсурдным то, как ведут себя некоторые родители. Много ли маггловских школ могут похвастаться традициями, берущими своё начало далеко за пределами тысячелетия? Дети приходят сюда учиться, и они учатся. Даже вы не станете с этим спорить. Как можно судить о Хогвартсе по принципу «одна ведьма мне сказала», то есть опираясь лишь на слухи и старые проблемы? Конечно, во времена тотальной власти Волдеморта в школе было небезопасно – но тогда везде было небезопасно! И знаете, мисс Грейнджер? Знаете, что по-настоящему заслуживает восхищения и всяческих похвал? То, что некоторые учителя проработали здесь уже чуть ли не по полвека. Вы хоть можете себе представить, какой нужен запас прочности, сколько сил, чтобы изо дня в день выдерживать столь изнурительное однообразие: каждое утро вставать, отправляться в один и тот же класс и вдалбливать в головы один и тот же материал, снова и снова, и так на протяжении десятилетий? Когда всё настолько монотонно, что, кажется, ты мог бы с лёгкостью повторить свои действия во сне. Что-то промелькнуло в её глазах – почти неуловимое, – какая-то тень, обозначившая, что мои слова глубоко повлияли на Грейнджер. Примечательно, что она даже слегка изменилась в лице, однако я не склонен был заострять на этом её внимание. – Но вот что я вам скажу, мисс Грейнджер. Большинство моих учителей по-прежнему полны энтузиазма и преданы работе так же, как и в тот далёкий день, когда они впервые стояли перед классом, – а всё потому, что им небезразлично дело, которым они занимаются. Я замолчал, поскольку к бледности всезнайки вдруг добавилось удивление. Мерлин, неужели я только что умудрился так опозориться, что произнёс страстную речь перед самой Гермионой-оглуши-её-мандрагора-Грейнджер? – Вам всё это далеко небезразлично, ведь так, профессор Снейп? Кажется, я моргнул. Какая ей разница, что я чувствую? И разве я должен оправдываться перед ней?.. Ну конечно мне было не всё равно. Преподавание… руководство школой заставило меня ощутить себя нужным… Оно позволило мне уверовать в то, что я делаю что-то хорошее, что-то правильное в своей жизни… наконец-то. И я хотел достичь успеха. Возможно, потому, что занимался этим слишком долго, не в силах представить, что могу заниматься чем-то ещё. Более того, Хогвартс являлся для меня не просто школой – как и для многих других, он стал домом. Всегда им был. Но я не мог сказать об этом Грейнджер, ничего из этого, – не мог заставить себя озвучить свои мысли. Да и с какой стати мне было это делать? Если глава комиссии считает, что вправе совать свой нос куда ей только вздумается, это ещё не значит, что так оно и есть. В моём понимании, по крайней мере. С другой стороны, вряд ли я мог ответить «нет». Не сомневаюсь, что этим я лишь подписал бы себе увольнительную «на берег». Пожизненно. – Я ведь здесь, не так ли? – поднял я глаза на Грейнджер, и, вероятно, беспокоясь, что она могла проследить ход моих мыслей, добавил: – Хоть ещё не вполне разобрался, для чего здесь вы. Глава комиссии опустила взгляд, но отвечать не стала. Должен признаться, я был заинтригован. Возможно ли, чтобы у неё не нашлось оправданий своему реформаторскому назначению? Или она просто боялась сболтнуть лишнее? В одном я был абсолютно убеждён: что к воскресенью так или иначе смогу это выяснить… Грейнджер, наконец, ожила и зашевелилась, расправляя на мантии несуществующие складки. – Как вы считаете, профессор, Хогвартс сильно изменился за последние десятилетия? Она что, хочет сказать, что мы все тут погрязли в Дьявольских силках и сложа палочки дремлем? Или с утра до ночи фестралам рёбра пересчитываем? – Я прекрасно понимаю, что образование должно идти в ногу со временем, мисс Грейнджер. Мой резкий тон, видимо, подействовал на неё отрезвляюще, потому что в какой-то момент она даже прикрыла глаза от расстройства. – Пожалуйста, не надо так болезненно реагировать на всё, что я говорю, профессор: я обращаюсь к вам не как глава комиссии, а скорее как «адвокат дьявола», который лишь предлагает «другой стороне» подумать над теми щекотливыми вопросами, которые в ближайшем будущем ей зададут уже официально. Вот почему мне хочется услышать ваше мнение. Чтоб я сдох в Визжащей хижине! Адвокат дьявола! Да у меня не было ни капли чёртовых сомнений в том, зачем всезнайке мои мысли: она рвалась сама заполнить «судовой журнал», чтобы, когда «следствие» дойдёт до оценки доказательств, иметь возможность утопить меня живьём, собственноручно повязав на шею якорь из противоречий! – Как Хогвартс мог остаться прежним? – раздражённо бросил я. – Учителя приходят и уходят. Поттер, Волдеморт, война, Дамблдор, я… Хогвартс не в безвоздушной сфере существует; в противном случае мы бы сейчас здесь с вами не разговаривали. Конечно, многое изменилось – человеческим взглядам вообще свойственно меняться. Со временем такие оборотные метаморфозы настигают даже студентов. Грейнджер заинтересованно кивнула: – И что же будет дальше, профессор? Я скрипнул зубами. – Это вы обо мне или о школе? – Разумеется, о школе. Ну разумеется! Только почему-то я был уверен, что речь именно обо мне. – А разве не ваша обязанность – ответить на этот вопрос? – Полагаю, что так. – Она согласно качнула головой. «И, без сомнений, ты сделаешь это с превеликим удовольствием». – Вы подготовили статистику, о которой я просила? Я открыл ящик и передал ей папку с информацией по школе – о количестве учащихся, сотрудниках и прочем. Грейнджер быстро пролистала документы, словно желая убедиться, что всё на месте и оформлено правильно – ещё бы там было что-то не так! – но конечно же один пункт просто не мог не броситься ей в глаза. – Сорок эльфов, – пробормотала ярая защитница слабых и угнетённых. – Мне нужно будет ознакомиться с их контрактами и подробными условиями работы. – Непременно! Нам бы ни в коем случае не хотелось, чтобы вы упустили возможность попутно исполнить и другие свои обязанности – как сотрудник Отдела по контролю за магическими существами, отпуск там у вас или не отпуск, – заметил я с обманчивой улыбкой. Грейнджер упрямо прищурилась. – Я буду проверять все контракты: таковы правила. Это лишь вопрос порядка. – В самом деле? Что ж, лично я, например, и в мыслях бы не посмел идти против правил. Боюсь, глава комиссии слегка переоценила грузоподъёмность своей нервной системы: им обеим я был не по плечу. Становилось всё более очевидным, что мой сарказм выводит Грейнджер из равновесия: в её глазах то и дело вспыхивало раздражение, а губы сжимались в тонкую линию, обозначая крайнее недовольство. Возможно, из нас двоих всезнайка не выдержит первой. Возможно даже, что её терпение лопнет раньше моего. Неважно. Она безусловно знала, куда идёт и в чьё зелье собирается вмешаться, когда согласилась на эту работу. И ей действительно некого было винить, кроме самой себя. Как говорится, нечего на Еиналеж пенять, коли помыслы кривы. – В настоящее время у вас учатся двести шестьдесят два студента, распределённых по четырём факультетам приблизительно поровну. Да, Грейнджер явно обладала талантом делать очевидные заявления. Интересно, ухватится ли она за такой нюанс, как «поровну». Если б всезнайка копнула поглубже, догадавшись посмотреть более ранние записи, то могла бы найти некую закономерность, согласно которой Хогвартсу неизменно и фантастически везло с ежегодной сортировкой учащихся по группам, оказывающимся в итоге аккуратно сбалансированными между собой. В общем-то, это был весьма удобный каприз Распределяющей шляпы, так что повторно взвешивать все «за» и «против» столь остроконечного самоуправства главе комиссии придётся уже с себе подобной. – В чём смысл ваших утверждений, мисс Грейнджер? – Если он вообще есть. Мерлин, как же это утомляет! – Судя по всему, цифры за последние три года сильно упали. Что-то не припомню, чтобы она когда-либо ещё была такой... Уизли. – Численность студентов варьируется постоянно. Скорее всего, она снова возрастёт, если, конечно, все учащиеся от нас не сбегут. Я осуждающе уставился на всезнайку, словно обвиняя в сказанном. Возможно, с моей стороны такое поведение было несколько чрезмерным, но ведь я же славлюсь подобными вещами: это один из моих любимых коньков. Грейнджер едва слышно вздохнула, подтверждая таким образом и правоту моих мыслей, и своё поражение. – Уверена, у вас есть и другие дела, директор, так что со всем этим я разберусь самостоятельно. Для меня найдётся кабинет, где я могла бы поработать? Хвала Салазару: наконец-то я был свободен! – Вы можете остаться здесь, если хотите, а я займусь вопросами в другой части замка. Украдкой наложив на свой рабочий стол Запирающие чары – не доверяю я этим гриффиндорцам ни на сикль, а Грейнджер и того меньше, – я встал, чтобы уйти. – Ах да, и, профессор Снейп, – окликнула она меня, – можно попросить вас организовать небольшое собрание, скажем, в четверг во второй половине дня? Мне бы хотелось, чтобы на нём присутствовали деканы факультетов, мадам Помфри и вы. Но если к нам захочет присоединиться кто-нибудь ещё, я буду только рада. Речь пойдёт о благосостоянии учащихся. Я был уверен, что эти «кто-нибудь» не остановятся ни перед чем – перегрызут друг другу глотки, как стая гриндилоу, или напьются Оборотного, – лишь бы попасть на столь элитный шабаш. – Я прослежу за этим, – сухо бросил я. И ушёл до того, как она попросила меня перестроить Вселенную или застеклить Астрономическую башню, чтобы воздыхатели в ночи не простужались. Ненасытная начальница. Быстро спустившись в коридор, я взял курс на одну из дальних башен. У меня имелась веская причина покинуть Грейнджер именно сейчас, и вряд ли это можно было сделать более своевременно. Я с завидной скоростью передвигался по четвёртому этажу, разве что стесняясь перейти на бег, когда меня заметила Роланда: – Северус... – Не сейчас. Мне срочно нужно в Западную башню! – отрезал я и вихрем помчался дальше, услышав позади её возмущённый возглас. – Мерлин, Северус! – тренерским голосом повторила мадам Трюк. – Прошло каких-то несколько часов. Неужели наши дела так плохи, что вы уже надумали прыгать из окна? Хотя бы посмотрите, чем всё это закончится! Обернувшись, я увидел, что её губы изогнуты в усмешке. – Идите вы на... Хуч. Проклиная всех (без исключения) представительниц женского пола, я дёрнул дверь, ведущую на башню, и начал подниматься по винтовой лестнице. Мне незачем было лезть до конца, поэтому я остановился возле террасы, опоясывающей донжон примерно на полпути к верху. Отсюда открывался прекрасный вид на лужайку, где обычно проводились занятия по Уходу за магическими существами. Опустив ладони на каменный поручень, я... обомлел. Клочья густого тёмного дыма, парящие над верхушками деревьев, заставили меня тут же оторваться от перил и сокрушённо воздеть руки к небу с мыслью о том, не лучше ли прямо сейчас, разом, покончить со всеми проблемами и воплотить в жизнь плоско-стремительную шутку наставницы по полётам. На худой конец, «трюк Роланды» (в моём исполнении) мог бы создать отвлекающий эффект. «Хагрид, – пробормотал я сквозь зубы, – какой упёртый гиппогриф решил, что вправе разжигать наглядно-жертвенный костёр, когда его смиренно кланяясь просили вести уроки поскромнее?» Неожиданно мои волосы взметнулись вокруг меня, как бы подхватывая этот эмоциональный порыв и добавляя к сказанному: «Тем более на таком ветру!» Третий курс выглядел так, будто поголовно прислонился лицами к духовке; в то же время все с возбуждением указывали на саламандр. Неподалёку драил воздух мечущийся Джонс, и даже с высоты моего наблюдательного пункта было видно, что он нервничает. Может быть, «австралиец» лишь уворачивался от случайных искр, я не знаю. Скорее его манёвры и кенгуриные прыжки напоминали некий особый способ следить за ситуацией, чтобы та не вышла из-под контроля. И мне было любопытно, в курсе ли Джонс, что у Хагрида почти отсутствуют магические способности. Я тяжело вздохнул. Моё топтание здесь, на башне, не имело никакого смысла. Я в любом случае ничего не мог предпринять: коль скоро у великана что-то и стряслось, вмешательство директора было исключено. Руководящему оку не пристало даже шпионить: если бы кто-нибудь увидел меня за этим занятием, вряд ли в дальнейшем оно могло бы свидетельствовать о доверии к собственному персоналу. Забудьте мои недавние хвалы и поэтические вирши о том, что учителям не всё равно, – многие из них частенько поддавались приступам лени. Но я должен был проявить мужество и постараться оказать доверие Хагриду. В конце концов, лекции о саламандрах он читал и раньше, и ни одного учащегося после них не доставили к столу мадам Помфри ни хорошо прожаренным, ни даже в состоянии al dente. Полюбовавшись напоследок зрелищем внизу и «ухоженным» видом инспектора, я тряхнул головой и покинул террасу. Спуск с башни вконец заставил меня признать очевидное: это невозможно – я категорически переоценил свою способность доверять людям.

***

Обед вышел немного нескладным. Наши гости быстро рассредоточились по преподавательскому столу, и к моему величайшему ужасу Минерва уступила своё законное место Грейнджер. Я же планировал сесть рядом с Джонсом, чтобы попытаться выудить из него информацию о том, как прошёл урок Хагрида. Ведь что ни говорите, а мне нет равных в подобных делах: я, можно сказать, не одного Грима на этом съел. Однако было нереально удерживать взгляд «австралийца», пока он находился так далеко от меня, и уж тем более мне бы не хотелось, чтобы кто-то вообразил, будто я к нему неравнодушен. Эпплби целое утро сыпал песком в теплицах Помоны. Видимо, благодаря симбиозу ленивой «растительности» и выдержанных «удобрений», всё прошло удачно. Миссис Льюис, ранее присутствовавшая на Арифмантике, казалась полностью погружённой в беседу с профессором Вектор – значит, и отсюда ждать неприятностей пока не приходилось. Не исключено, что по иронии судьбы всех моих сотрудников признают вполне справляющимися со своими обязанностями, и тогда в некомпетентности можно будет обвинить одного лишь меня – хотя бы на том основании, что к концу недели я, вероятнее всего, не выдержу и сверну шею Грейнджер. Мне даже не удалось рассказать Минерве о неудаче с лестницами и происшествии на футбольном поле. На самом деле, странно, что она до сих пор не распекла меня за инцидент с мячом. Как бы то ни было, я решил игнорировать Грейнджер. Вместо этого я занялся наблюдением за учениками, рассчитывая выявить потенциальный ущерб. Однако придраться оказалось не к чему: обстановка в зале была вполне мирной. По непонятным причинам я разозлился: почему все эти «жертвы» коррупционно-халявных баллов не могут всегда вести себя так же пристойно? Я перенёс внимание на свою тарелку, но есть абсолютно не хотелось. Я и раньше-то не слишком засиживался за трапезой, однако едва ли сейчас было уместно просто взять и уйти, в то время как сообщники Грейнджер продолжали работать челюстями, набивая себе брюхо. У членов комиссии могло сложиться обо мне неверное впечатление. Это явилось ещё одним – «пищеварительным» – расстройством дневного распорядка, которое я был вынужден терпеть. – Мистер Джонс сообщил мне, что стал свидетелем замечательного урока Хагрида с третьим курсом, профессор Снейп. – Он что?! – я развернул голову так резко, что Грейнджер вздрогнула. – Джереми сказал, что ему очень понравилось занятие и что студенты были весьма увлечены процессом. – Глава комиссии подцепила сэндвич и отправила его к себе на тарелку. – Честно говоря, – тихо добавила она, – я немного волновалась за Хагрида, но теперь думаю, что всё хорошо. Признаться, я был крайне удивлён, и как минимум по двум причинам. Во-первых, потому что урок Хагрида не закончился несчастным случаем, чьей-нибудь травмой, смертью или просто глобальным катаклизмом, а во-вторых, на какой-то короткий миг я вдруг поверил, что Грейнджер на нашей стороне. Я назвал момент коротким, хотя даже это могло считаться преувеличением. Конечно же всезнайка беспокоилась – за Хагрида. Они с великаном были закадычными друзьями, и она в любом случае не хотела бы видеть нашего ярого зоозащитника выброшенным с работы. Однако давайте смотреть правде в глаза: если магглов что-то и должно было встревожить, так это перспектива лицезреть, как огромное косматое чудище катает их бесценных чад на Клювокрыле – хищно-железной пташке размером с самолёт. Такой «наглядный материал», пожалуй, имел бы среди родителей самый высокий рейтинг. Но это же не значит, что Грейнджер плевать на остальных учителей, ведь правда? Ничего не ответив, я вернулся к созерцанию собственной тарелки. Кстати, Грейнджер вполне могла бы назначить великана своим заместителем, когда свергнет меня с должности. Я мысленно содрогнулся. Это однозначно закончилось бы катастрофой. «Итак, Хагрид провёл успешный урок, – подумал я с облегчением. – Но впереди у него ещё несколько таких испытаний. Поэтому расслабляться рано». Я почувствовал на себе взгляд Грейнджер, как будто ожидающей, что я удостою её комментарий ответом, и решительно проигнорировал такую возможность. Это лишь накалило ситуацию: в который раз я начинал чувствовать упорно нарастающее внутреннее напряжение и злость, а ведь прошло-то всего несколько часов! Такими темпами мне вряд ли хватит сил до воскресенья. Хорошо ещё, что ревизоры не оставались в замке на ночь! Хоть какая-то передышка. Я гневно ткнул вилкой в кусок огурца и отправил его в рот. До чего же я ненавидел это насильственное потакание кучке тупых лизоблюдов, и особенно такой желторотой пигалице, как Грейнджер! А ещё я понял, что терпеть не могу салат. И в голове осталась лишь одна мысль: «Верните мне обратно эту чёртову картошку!»