Ну вот, нам пять годиков. Круглая дата, юбилей. Да что там — событие! Мы шли к этой дате долго, упорно, преодолевали трудности и создавали оные! Господи, я уже ненавижу всё это.
К пятилетию этой малявки у меня возникло чувство, что мне медленно выедают чайной ложечкой мозг. И я совершенно серьезно! Она такая наивная, доверчивая и вообще душка, что аж тошнит! Эта дура мелковозрастная чуть не пошла за каким-то незнакомцем, предложившим конфетку! Хорошо хоть успела вовремя среагировать и наорала на неё, из-за чего она разревелась и уже на её плач прибежала Ванесса, а незнакомый мужик противной наружности деру дал. И вот как тут жить? Блум на каждом шагу вляпывается в неприятности.
Я понимаю, что для ребенка вполне естественно набивать шишки и проявлять любопытство, но это уже перебор! У малявки просто дикий фетиш на огонь. Конфеты? Сладости? Ну нафиг, лучше дайте зажигалку, спички, свечку, а ещё лучше плиту! Да-да, эта зараза несколько раз чуть не спалила дом, хорошо хоть то Майк, то Ванесса успевали предотвратить трагедию. А рыжей весело. Лучше б уж пальцы в розетку сунула…
Ну да ладно, юная пиромантка пару раз получив по пятое число от родителей и вытерпев выедание мозга в моем исполнении к огню лапы больше не тянет, только как завороженная смотрит на него. Хотя все же интересно, отчего такая тяга именно к огню? Ответ на данный вопрос мне дал очередной сеанс задушевных бесед с мадам Фелисс, правда, когда Блум отвлекли на какой-то мультик, потому что не хотели, чтобы девчонка услышала тему беседы.
Оказывается, Блум-то приемная! И её тяга к огню вполне себе объяснима, или нет, в любом случае то, что полугодовалую девчушку нашли во время пожара целую и невредимую, вполне могло сказаться на её увлеченности огнем, во всяком случае на уровне подсознания. Может, вырастет пиротехником? Хотя это вроде из другой области. В любом случае, тягу мелкой к огню приходилось жестко контролировать, как и остальную её жизнь. Естественно, ей такое не понравилось.
Сначала она пыталась со мной играть, я пару раз тоже попыталась, но ничего из этого не вышло — меня хватало от силы на пятнадцать минут, после чего я с криком «ну нахрен!» ретировалась куда подальше. Одно дело учиться говорить и ходить на пару с Блум, но вот играть в дочки-матери, чаепитие и прочую муть не было никакого желания.
Потом она пыталась читать мне сказки. Точнее, пыталась заставить меня ей читать. Естественно — не вышло. Я банально не знала местной письменности. Закорючки существенно отличались от привычных мне. Пришлось учиться, что на удивление давалось довольно легко. И как же бесило, когда мелкой хотелось играть, а мне учиться, и, как результат — очередная ссора. Ну не умею я ладить с детьми! Не умею!
А ведь иногда этих детей целая орава. К примеру, на четвертый день Рождения была приглашена вся местная шпана от двух до пяти лет и, как результат, дом весь день стоял на ушах. Я банально не знала куда мне деться, потому что детские вопли были слышны в любом уголке небольшого жилища, а уши заткнуть возможности не было. Я никогда так не жалела об отсутствии беруш, не говоря уже о наушниках.
Ну да ладно, как-то мы дожили до пятилетия, и я все еще не нашла объяснения как влипла во всю эту потустороннюю чушь и как из этого выбраться. Ладно, я и не особо искала, потому что искать было негде. Оставалось только рыться в собственном разуме и строить теории. Почему-то мне весьма льстила теория о не совсем удачной реинкарнации, а ещё о том, что кто-то меня насильно привязал к этой мелкой в качестве… охранницы? Хотя нет, это совсем уж бред, я ведь ничего поделать не смогу, если на неё нападут. Ещё импонировали идеи о привязке к ней как наказание, мол, пройдет определенный срок, и я вернусь туда, куда положено. Где это «туда» я не знала, но надеялась, что это «туда» явно лучше моего нынешнего «здесь».
Ладно, что-то я отвлеклась.
— Да вдарь ты ей уже! — рявкнула я, развалившись на диване и наблюдая за тем, как Митси и Блум мутузят друг друга. Эти двое как-то сразу не поладили, и пусть изначально это было не так заметно, но чем старше они были, тем запущенней становилась ситуация. Я даже не могу сказать, из-за чего такая неприязнь у Митс к рыжей малявке.
— Д-девочки! — мямлили нарезающие вокруг круги и не знающие с какой стороны подойти к дерущимся *Брук и Стейси. Наконец одна из них не выдерживает и пытается вклиниться в драку.
— Митси! Блум! — кричит Стейси, а когда и ей перепало от девчонок, то взвыла не хуже сирены: — тетя Ванесса!
Вот и здравая мысль в светлых головах подрастающего поколения.
Тут из кухни прилетает хозяйка дома и мигом растаскивает девчонок, растрепанных и готовых вот-вот заплакать. А у Митси ничего так удар, вон какой синяк на плече Блум оставила.
— Ну-ну, девочки, не надо ссориться, — утирая мордашки двум насупленным малявкам, приговаривает женщина.
— Ага, давайте жить дружно, — фыркаю я, за что получаю обиженный взгляд рыжей. Неужели она думала, что я буду вмешиваться в её разборки? Ну, может и буду, но явно не из-за плюшевого чудовища, которое она с собой таскает. И вообще, между прочим я за Блум болела во время потасовки! Так что пусть засчитывает моральную поддержку.
Вот вроде и забавно наблюдать за детьми, но иной раз так и подбешивает. Когда она уже повзрослеет?
***
Мадам Фелисс как обычно провела беседу с Блум, стараясь у неё вызнать обо мне ещё хоть что-то. Хотя, что тут можно нового узнать, когда малявка и так всё выболтала? Каждый раз, когда она на меня начинает дуться, а после беседует с женщиной, то тут же начинается: «Глум такая, Глум сякая». Вот уж ябеда. Ещё и имечко это. До сих пор привыкнуть не могу, но за неимением лучшего приходится мириться с этим.
— Глум злая, — выдает эта пакость, строя из себя оскорбленную невинность. Это она дуется что я её не поддержала во время драки, а лишь посмеялась над её слабым ударом, сказав, что Митси и то сильнее.
— Почему? — тут же интересуется мадам, а я лишь зло сверлю её взглядом. Отчего же она меня так бесит? Неужели оттого, что в некоторой степени мое будущее в её узловатых ручонках?
— Она со мной не дружит!
— Очень надо дружить с тобой, — выдаю я и Блум тут же, как по команде, в слезы, — трындец.
— Ну-ну, Блум, не стоит так расстраиваться. Уверена, все наладится, — пытается успокоить ребенка, но выходит как-то паршиво. И вообще, она что, намекает что я, как и воображаемые друзья, исчезну? А вот хрен тебе, карга старая! Я не плод фантазии Блум, а вполне самостоятельная личность!
Видимо, что-то такое отразилось на моем лице, потому что смотревшая на меня Блум разрыдалась ещё больше. Какая же она плакса…
***
В который раз убеждаюсь, что мы не ладим. Блум слишком добрая и наивная, даже для ребенка. Она настолько непосредственна, что аж бесит. Даже моё постоянное ворчание, недовольство и колкости не помогают искоренить в ней эти черты. Нет, я вполне отдаю себе отчет что дети должны быть непосредственными, но, блин, в разумных же пределах! Такое чувство, что у рыжей мелкотни весь мир заведомо хороший и по умолчанию в нем нет ничего плохого.
Да. Мы живем в цивилизованном обществе и Гардения вообще довольно безопасное место, но, черт побери! Лезть к рычащей, скалящей свои зубы собаке, явно намеренной познакомиться с филейной частью в лучшем случае, это верх идиотизма! Впрочем, говорю я это всякий раз, когда мелочь вытворяет нечто из ряда вон выходящее.
— Что б тебя, зараза, — ворчу, осматривая место укуса. Сегодня один из тех редких дней, когда я соизволяю дотронуться до тушки Блум. В остальное время я её стараюсь не задевать и вообще не контактировать, только кидать сочащиеся ядом комментарии. Только вот теперь, пока мелкая доберется до Ванессы, ей лучше перевязать рану, а то занесет ещё что. — Отрывай кусок кофты своей. Да не хнычь ты! Вот тут рви, вот! Теперь держи меня за запястье. Господи.
Заставляю уцепиться Блум за свое запястье и принимаюсь перевязывать ей лодыжку. Вот что за наказание? Могу касаться вещей лишь при контакте с ней. С одной стороны, это очень даже хорошо — подтверждается моя материальность, а со второй стороны это как-то страшно. А вдруг не получится когда-нибудь так сделать? Что тогда? Не хочу привыкать, чтобы потом, если потеряю пусть и такую ущербную, но материализацию, сокрушаться.
Затянув последний узелок, стряхиваю бледную ладошку с руки.
— Вот теперь вставай и шуруй к матери.
— Но, Глууум, — тянет девчонка и смотрит на меня блестящими от слез глазищами, — больно.
— Плевать. Зато запомнишь, что к собакам нефиг лезть. Вставай давай, помогать не буду, — и пошла. Не культурно, не по-доброму и вообще, так нельзя, она ведь ребенок? А я и не записывалась в орден Матери Терезы. Пусть привыкает, что ни на кого не стоит надеяться, даже на близких людей.
— Глум! — слезно тянет малявка мне в след и судя по звукам, все же соизволила подняться с земли. — Подожди!
Закусываю губу, чтобы не оглянуться и не дай Бог остановиться. Черт.
— Вот ещё, очень надо мне тебя ждать, — фыркаю я, остановившись и оглянувшись, при этом окинув рыжую надменным взглядом. — Булками шевели!
— Булками? — аж на месте замерла и поморщилась, наступив на больную ногу.
— Ногами передвигай резче! — рявкаю и резко развернувшись, продолжаю путь. Ну вот что за напасть?!
***
— Так значит, она тебе помогла? — интересуется мадам Фелисс и чиркает что-то в блокноте. Жаль, что моего роста недостаточно, чтобы заглянуть в него.
— Да! — радостно соглашается этот китайский болванчик, кивая головой. — Бурчала только и не подождала, но помогла!
— Вот как.
Ой не нравиться мне этот хмурый взгляд и задумчивый чирк ручкой по бумаге. Ой не нравится…
Осмотрев ещё раз кресло и сидящую в нем женщину, решаюсь попытать счастье. Прыгаю несколько раз и пытаюсь заглянуть под руку психиатру. Не выходит, а Блум ржет.
— Что-то не так?
— Глум хочет…
— Заткнись! — вышло громче и злее чем хотелось, от чего Блум замирает и смотрит на меня во все глаза. Такой перепуганный вид, что у самой аж в горле ком стал. — Молчи.
— Блум? Что-то не так?
Девочка заплакала и мадам Фелисс начала суетиться, зовя Ванессу и подходя к плачущей малявке, по пути захлопнув записи.
«Обсудить состояние с…» — единственное, что успела увидеть и мне это очень, очень не нравиться. Как же врачебная этика? Или они все же решили поставить девочке диагноз? Нет, не должны. Ей же всего пять, рано ещё для каких-то выводов. Всё должны списывать на воображаемого друга. Ведь должны же?
