***
— Может, ты наконец скажешь, какого шлака это вообще было? — спокойно, почти буднично поинтересовался Тандеркрэкер, сидя напротив платформы, на которой лежал его уже заметно повеселевший брат. — Что конкретно из всего шлака тебя интересует, ТиСи? — ехидно, но при этом необычайно задумчиво проговорил Скайварп, разглядывая потолок медбэя так, будто там был портал в другой мир, и это был единственный шанс заглянуть в окошко и узнать, как же там живут другие, невиданные, существа? — Ты прекрасно знаешь, — отзывается синий сикер и тоже переводит взгляд на потолок, пытаясь понять, что там такого интересного, но в итоге делает вывод, что брат просто над ним извращённо издевается. — Знаю, но что я тебе могу ответить? Виноват, накосячил, пожинаю плоды своей дурости, — проговорил он совершенно непривычными ему словами. — И много ты забрал у неё? — громовержец морщится. — Столько, сколько и отдал. Слишком много, — протянул он. — Память, ТиСи, я дал ей свою память. По медбэю прошёлся тихий рокот, заставляя медиков невольно вздрогнуть. Громовержец свёл крылья в недобром, но почти отчаянном жесте. Понимание того, насколько всё плохо, доходило до него довольно долго. Память миллионов лет против какой-то четверти ворна. Как она не сошла с ума от этого? Как смогла перенести этот океан эмоций, воспоминаний… А смогла ли? По ней не поймёшь, что она чувствует. То, что они видят, это лишь крупицы, вот что он в действительности понял. — Знаю, можешь не читать мне лекцию на тему безопасности и тому подобное. Она вряд ли что-то поняла из всего этого. Слишком много данных. Как и я не особо много понял из её воспоминаний. — И что ты видел? — синий исподлобья уставился на брата, прекрасно осознавая, что для чёрного сикера человеческая жизнь ничего особо не значит. Он сам понял бы куда больше, достанься ему её воспоминания, но увы, судьба имеет свои планы на их счёт. — Много чего, — он лёжа пожал плечами, чуть качнув закинутыми за голову руками. — Большую часть жизни она сидит за столами и слушает нудных человечков, которые вещают страшную нудятину непонятного содержания. Как старые академии на Кибертроне, только примитивные. Кажется, она умеет рисовать. С близкими ругалась. Она за что-то обижена на Обсидиана, но я не понял, кто он, и в чём конкретно суть её обиды. Она была одна последние годы. В смысле… как это… ты знаешь это слово. — Одинока? — сразу догадался брат. — Да. Совершенно. Не признаётся в этом. Поэтому она так уцепилась за этого зануду и за праксианца. Шлак, а я ведь не верил, что он любил её. Думал, просто играется, а она ему поверила. — Ты серьёзно? — Тандеркрэкер недоумённо, почти поражённо уставился на Скайварпа. Уж кто-кто, а он никогда не уделял внимания чужим чувствам, эмоциям или интересам, только если ему это было нужно, только если он считал это личным. В остальном ему не было ни до кого дела, кроме себя и приказов Мегатрона. — Серьёзно. Он носился за ней как турболис за приманкой. А ещё она соврала Старскриму, когда говорила, что ничего между ними не было. Как в этой… в Санта Барбаре, честное слово. — Ты-то откуда про неё знаешь? — удивляться сикер уже не стал. — Баррикейд. Она ему очень нравилась. Сикеры синхронно фыркнули, припомнив весёлое времечко, когда дознавателя было не отодрать от экранов человеческого ТВ. — Знаешь, люди ужасно хрупкие, — вдруг протянул телепортёр. — А ещё очень мало живут. Очень, очень, очень мало. — Что-то из её воспоминаний? — Да. И теперь она в полной мере осознаёт, что мы такие же хрупкие. Смешно, правда? — Скайварп усмехнулся не своей улыбкой, будто он перенял её у Старскрима и исказил, как сделала бы Старроар. — Мы кое-чего не знаем о ней, и она не позволила мне этого увидеть. Не позволила. Не дала. Перекрыла мне доступ подсознательно. А ещё знаешь, что я понял? — Громовержец вскинул голову. — Она добрая и очень-очень жестокая. Старскрим никогда не найдёт к ней подход. Перед ней либо стелешься как верный раб, либо приручаешь её как животное. Ни то ни другое ему не доступно. — Ты преувеличиваешь, — фыркнул Тандеркрэкер, старательно гоня от себя смысл противоречия насчёт доброты и жестокости. — Спорим?***
Допрос, всё-таки, состоялся. Нет, не с Шаттер, и не с Миражом. К одному из лучших автоботских разведчиков меня не пустил уже сам Мегатрон, а возникать лорду я не стала. Не осмелилась, хоть и очень хотелось поговорить с разведчиком. Молча кивнула, едва поклонилась и пошла в камеру к обычному солдату, куда махнул рукой Старскрим. Солдат был печален. Нет, не в отчаянии, не в истерике, не в исступлённой панике, которая превратилась в глухую апатию, а просто печален. Села напротив него, проникнувшись этой непроглядной тоской в его тёмно-вишнёвой оптике. Полное и тотальное осознание происходящего и грядущего. Шлак, надо было идти к буйному в соседней камере, сделав вид, что не поняла, куда указал когтистый перст командующего. — Можешь не утруждать себя, дознаватель, — спокойно, даже леденяще спокойно произнёс десептикон, поднимая на меня взгляд, в котором было сложно не утонуть. — Я и так всё расскажу. — Я слушаю, — невольно впитав это спокойствие, практически умиротворённо произнесла я. Поменяла позу, сменив её на отдалённо походящую на позу лотоса, тогда как он сидел напротив на коленях со сложенными на них руками. В фоне промелькнуло лёгкое удивление моему смиренному ожиданию исповеди, а не попытки проигнорировать и приняться лупить заключенного для развлекухи. — Я никогда не видел такого покрытия корпуса, — просто сказал он, начиная с лёгким любопытством рассматривать мой силуэт. — Новые разработки? Впрочем, уже не важно. Ты всё равно мне не ответишь, дознаватель. Но я уже видел эти молнии на лице. Мне казалось, ты был ниже, Дропкик, и не думал, что ты променяешь лопасти на крылья. — Я не Дропкик, — не без удивления сказала я. — Он погиб. Оптика напротив вспыхнула и тут же потускнела. Интересно, как он меня перепутал с ним? Он мне до груди-то еле доставал. Не смотрел на меня, когда я вошла? — Жаль, — он едва кивнул головой, то ли в знак скорби, то ли в знак принятия печальной новости, но вполне ожидаемой. — Ты был с ним знаком? — Да, — ответила, не обращая внимания, что он обращается ко мне как к меху. Кажется, у него что-то со слухом. Нет, не плохой слух, скорее идентификаторы тональности барахлят. Оглушило, а медик не поправил, посчитав, что это не критичный дефект, или он изначально таким родился? — Ты тоже, как вижу. — Я непродолжительное время был его капитаном, когда служил в Праксусе. До того, как нагрянул Сиксшот. Значит, история с Сиксшотом не настолько тайная. Я бы хотела узнать больше об этом, но… если бы не Старскрим, следящий за допросом, если бы не Саундвэйв, я бы не удеражалась… — Это всё очень интересно, но я здесь не за ностальгическими речами. Как бы мне ни хотелось, как бы я не желала всей искрой выслушать всю отповедь, я отчётливо поняла, что стоит мне хоть ещё несколько слов услышать о нём, и мне будет уже всё равно. Я просто утону, и меня будет уже не достать со дна. Этот смиренный, ладный десептикон с вишнёвой оптикой был просто насмехательством надо мной. Изощрённой пыткой. — Да, да… — он опустил голову, рассматривая свои руки, закованные в наручники-ингибиторы. — Я знаю, что всё это простая стандартная процедура. Сам ни раз принимал участие. Только я впервые вижу дознавателя, который просто сидит и слушает, так и не притронувшись к пленному и не задав ни единого вопроса. — Бывают в этом мире чудеса, — усмехнулась. — Тебя бить было бы не интересно. — Когда Тарн прилетит за своей партией театральных кукол? В его голосе не было обречённости, скорее смирение. Он прекрасно понимает, что я его последний собеседник перед фееричным представлением главного палача десептиконов. Десептиконская инсигния — последнее, что видят предатели, пленные и перебежчики перед смертью. Долгой и мучительной смертью. Шлак. — Не нужно жалости. — Это не жалость, это банальная злость, — я пожимаю плечами, а он понимает это по качнувшимся крыльям. — Продолжай. — Ты ведь не ответишь на мой вопрос? — Не могу ответить на то, на что не знаю ответ. — И до сих пор ты не задал ни единого вопроса. Ты понимаешь, что сам можешь попасть в список за это? — в его оптике появилась непонятная мне тревога. Он за меня беспокоится? За того, кого послали выдирать из него то, что он выболтал на автоботском допросе? Он точно десептикон? — А я не дознаватель. Оптика пленного вспыхнула непониманием. Всё идёт не так, как он думал. Он был не готов. Это ясно читалось в его потерянном взгляде. Когда жизнь идёт по плану, приходит спокойствие, но сейчас всё идёт совершенно не так, как обычно, и это вывело его из того умиротворённого равновесия, которое он демонстрировал. — Тогда кто? — Командующий десептиконского диверсионного подразделения. Иногда подрабатываю дознавателем, как дань памяти. Я действительно шла сюда выбить дурь из куска шлака, но марать руки о бриллиант мне не хочется. Пусть этим занимается кто-нибудь другой. Или, если хочешь, можешь исповедаться мне, и тогда я не пущу сюда Баррикейда. «Какого шлака ты творишь?» — зудящим паразитом ввинтилось в комлинк сообщение от Старскрима. «Подглядывать не хорошо». «Это допрос, а не…» «Это мой допрос, Старскрим. Мой допрос и мои методы. А если ты хотел посмотреть, как я вышибаю кому-то мозги, надо было давать буйного автобота, а не образец десептикона-святомученика». — Хорошо, — провентилировал пленный и… и его понесло. Он говорил часа два. Спокойно и последовательно рассказывал, как оказался в плену, какие вопросы были ему заданы, какие методы пыток были применены. Рассказал всё, что автоботам удалось выбить из него. В какой-то момент я отказалась верить в услышанное. Не может он просто так спокойно говорить и ждать при этом мучительной смерти. Не может. «Старскрим, я его убью сейчас». «Надо же, я думал, что не дождусь, — донеслось ехидное. — Я его ещё пол джоора назад убить захотел». «Ему обязательно быть убитым Тарном?» «Он попал в плен, выдал данные, теперь понесёт наказание и будет примером для других». «Никакого второго шанса?» «Нет». Продолжая слушать, отправила тот же вопрос Саундвэйву, не особо доверяя словам Старскрима, но ответ связиста был идентичен ответу командующего: категоричное нет. Практически отчаявшись, снова обратилась к командующему. «Обязательно Тарн?» «Если ты ничего не сделаешь Скайварпу, то не обязательно». «Ничего без его воли я ему не сделаю». «Он весь твой». Лёгкое чувство облегчения прокатилось от горла до крыльев и ушло под закрылки. — Я задам тебе единственный вопрос. Если бы у тебя был выбор, ты бы выбрал Тарна или быструю смерть? Он посмотрел на меня исподлобья. — Более жестокого вопроса я себе вообразить не мог. Все хотят быстрой смерти, как и я, лишь бы не попасть к этому маньяку в когти. Я кивнула. Медленно поднялась. Мне не хочется этого делать. Мне не хочется, чтобы он умирал. Но ни у него, ни у меня нет выбора. Точнее, у него-то как раз выбор был, и он его сделал. А вот у меня теперь нет. Я не смогу вытащить его отсюда. Не смогу никак спасти. Спасти… Мне не хочется, чтобы этот неизвестный мне, по сути, кон умирал. Он заслуживает уважения как минимум за то, что держится в спокойствии до последнего. А ещё он знал Дропкика тогда, до всего этого шлака. Мне так хочется задать ему множество вопросов, так хочется узнать его прошлое, но… — Когда-нибудь, мы с тобой ещё увидимся, — произнесла я, присаживаясь почти вплотную к нему на одно колено. Заглядываю в эту недоумевающую, но пропитавшуюся надеждой оптику. Не смотри на меня так… не смотри… Я протянула руку, провела по его гладкому шлему пальцами, заставив того вздрогнуть. Он не понимает, что происходит. Чувствует, но не понимает, почему к нему проявили… милосердие. Резким движением я перетекла в другую стойку, прижав его руки коленом к его собственным ногам, чтобы зафиксировать корпус. Два молниеносных движения, и его голова с обрывком позвоночного столба находится в моих ладонях. Его взгляд не успел стать удивлённым. Это чудом сохранившееся умиротворённое выражение лица… Двери в допросную открылись, а оптика Баррикейда округлялась прямо пропорционально количеству вытекающего из дезактивного корпуса под моими ногами энергона. Он открыл и закрыл рот, разглядев голову у меня в руках. По идее он должен был помочь с допросом, если тот затягивался, но он явно не ожидал, что найдёт обезглавленный труп, а не непокорного пленного. Я не сказала ему ни слова. Просто кивнула в знак приветствия и покинула допросную, скрыв голову под камуфляжем. В коридоре как вехиконы, так и солдаты старались обходить меня по стенке: их пугало как чёрное покрытие, так и запах энергона и остаточный после дезактива фон. Нет, они не боялись в открытую, это уже давно не в их привычках, но вот явное опасение читалось в их оптиках лучше, чем что-либо ещё. Я не пошла в кварту, направилась в медбэй за контейнером и медраствором. К тому же нужно слить из головы весь энергон и обработать. Стоило подойти к медблоку, как Нокаут вылетел мне навстречу. — Я уезжаю, — кинул он, но заметив голову в моих руках, с которой я сняла поле, он резко затормозил. Задумался, осмотрел трофей, потёр подбородок. — Рэйсвинг покажет, где необходимое, если ты вдруг забыла. Меня не будет три декацикла. Ты ведь сможешь в случае чего помочь своим медикам, если им вдруг не хватит рук? — Смогу. Не переживай, твой медбэй дождётся тебя в ценности и сохранности, уж это мы гарантируем. Нокаут кивнул, удовлетворённый обещанием, и, позвав Брэйкдауна, быстро удалился. Вошла и окинула пристальным взглядом помещение. Заметила двух сикеров, то ли дремлющих сидя, то ли находящихся в глубокой задумчивости. Не заметили меня? Молча прошла за необходимыми инструментами и отправила Рэйсвинг сообщение, чтобы никого не отвлекать своим голосом: «Рэйс, напомни, где Нокаут хранит контейнеры для запасных деталей и какой верстак могу занять?» «Третий слева в углу. Там и контейнеры. Что стряслось?» «Трофей запаковать». Вместо ответа медконка выглянула из-за стеллажей, перекрывающих вход в другую операционную, с любопытством глянула на голову у меня в руках и неодобрительно сверкнула окулярами. Пожала плечами, на что она покачала головой, не одобряя, но и не особо осуждая. Раз сделала, значит надо. — А кто это вообще? — спросила она, внимательнее всматриваясь в лицо умершего. Почувствовала, как сикеры вздрогнули и обернулись на голос, поняв, что кто-то пришёл. — Был пленный. Не выдержала и пожалела бедолагу, — сказала я, поворачивая его к себе лицом. — Так пожалела, что тело не выдержало? — из-за другого стеллажа выглянула Розалин. — Либо я, либо Тарн. По крайней мере, он почти ничего не успел понять, а Тарн растянул бы его казнь часа на три-четыре. — А помилование — не вариант? — феммы нахмурились. — Не дали, — я поморщилась под маской, — иначе у нас был бы новый член ДДП. Медики вернулись к своей работе, поняв, что больше ничего интересного я не скажу, а сама я углубилась в прочистку головы от лишних жидкостей и подготовке её к консервации. Заняло это дело джоора три. Закончив, я потянулась, разминая тяжи, напряжённые после не особо удобного положения. Всё это время я мысленно анализировала данные, которые мне предоставил Саундвэйв. А что, если Старскрим был прав, и Скайварп сам всё это устроил? С чего я внушила себе, что этого не может быть? М? — Старроар, — тихо позвали меня. Обернулась и тут же наткнулась на мрачный взгляд Скайварпа. Проверив герметичность контейнера ещё раз, я всё же пошла в дальний конец медбэя, чтобы поговорить с сикером. Правда, когда я села на соседнюю платформу, он молча принял лежачее положение и просто посмотрел на меня едва притушенной оптикой. Я молчала, ибо совершенно не представляла, что конкретно нужно делать и о чём он хочет поговорить. А может, он просто хотел, чтобы я посидела рядом… Склонила голову на бок, рассматривая его и ожидая какие-либо действия, но ничего: он просто лежит и рассматривает меня в ответ, будто я какой-то экспонат на выставке. Нокаут постарался и устранил все внешние повреждения, оставив только заметную глубокую борозду на правой щеке, напоминающую шрам. Надо сказать, он выглядит вполне бодренько, впору уже выпускать его прогуляться на головы автоботов. Что меня поражает, смотря сейчас на его лицо, я совершенно не испытываю отвращения или ещё чего в этом роде. Только если вспоминаю, становится не по себе, как с любыми дурными воспоминаниями, которые гложут перед самым сном, вызывая неприятные ощущения в теле. Я могу вызвать в себе ненависть к сикеру, причём очень быстро и даже не используя те события в качестве триггера. Я вообще могу возненавидеть его без причины, стоит только захотеть. Вот только это мне совершенно не надо. Не выгодно. Все эти терзания сильно отражаются на моём поведении, на моей психике. Эта та самая причина, почему я стараюсь вообще не реагировать на какие-либо события. Я боюсь потерять себя. Вспыхнуть я могу в любой момент, а вот отстроить всё разрушенное в единый миг вспышки гнева я не смогу годами, если вообще когда-либо смогу. Пусть всё остаётся пока что так, как есть, со временем это всё уляжется. Я хоть и не долго прожила, но это не значит, что я не испытывала куда более разрушительные эмоции, чувства, события… Даже не брать события после киберформирования, а посмотреть на мою человеческую жизнь. Я не жила плохо, мы не бедствовали, учёбу оплатили родители (хоть это меня и довольно сильно беспокоило, когда я задумывалась, каких огромных денег оно стоило), я никогда не голодала, никогда не требовала себе много, если это не было какой-то необходимостью. Всю жизнь меня держали в ежовых рукавицах, поэтому какой-то ласки или сентиментальности, или же жалости от меня добиться было сложно, потому что я сама никогда не получала этого, только от друзей, и то крайне редко. Новые люди меня либо не замечали, либо не находили меня интересной для общения, а если и общались, то мнение у них было так себе, я полагаю. Интересная, но не в тех областях. А когда жизнь решила поиграть на моих нервах, о моей общительности вообще и речи быть не могло. Я вроде есть, меня замечают, но чувствуют, что рядом со мной находиться тяжело. Чувство юмора во мне вообще вымерло. Нет, меня не сломали неудачные отношения, меня вообще не ломали в единый миг. Жизнь делала это постепенно, подкидывая груз на мост моего терпения. То неудачный опыт с пьяным родственником, то смерть другого родственника, за ней ещё одна смерть, потом ещё одна… потом тяжёлая болезнь родного дедушки, его смерть. Стремительная деменция бабушки и развитие её болезни. Неудачи родителей в работе, авария, последовавший суд с выяснением кто прав, а кто виноват… Я так давно не вспоминала свою человеческую жизнь, что происходящее вдруг стало похоже на сюрреалистичный сон. Будто я до сих пор нахожусь в коме и путаю реальность с нереальностью, а киберформирования и не было вовсе. Просто поскользнулась на лестнице, ударилась головой, может, повредила шею или позвоночник, и вот теперь подсознание играет со мной в медленную, тяжёлую, ужасающую, но в то же время притягательную, манящую, дурманящую игру, стремясь показать мне, что жизнь не остановится в своём стремлении уничтожить меня изнутри. — Откровенно говоря, я не помню, что было до, — вдруг заговорил он, выводя меня из медленного потока тяжёлых мыслей. — Провал примерно на моменте, когда я шёл по коридору, поэтому я не могу сказать, почему всё это произошло. Я даже не могу сказать абсолютно точно, по моей воле оказался супрен в моих магистралях или нет. Я не помню. Меня это злит. Я не привык не помнить. Что-то не понимать — возможно, но я помню всё. У меня прекрасная память, а этот провал как заноза в топливном насосе. Я задумалась, вспоминая, что там нарыл Саундвейв и что накопала я. Как бы я ни хотела, предпринимать какие-либо активно-радикальные действия я не собираюсь, пока мне не дадут на это одобрение и гарантии, что мне это не аукнется. Оторвать кому-то голову, как мне известно, минутное дело, а вот расхлёбывать потом всю жизнь можно. Мне такого развлечения на мой тощий зад не надо. — И… я спросить хотел… — он как-то замялся, оптика его потускнела, а крылья, кажется, немного опустились. — Как тебе больше нравится жить? — Чего? — я тупо уставилась на него, не понимая, что он от меня хочет. — Ну, человеком или кибертронцем? Какая часть твоей жизни тебе нравится больше? — Это самый странный вопрос, который ты только мог мне задать, — всё ещё находясь в каком-то полуступоре выдала я и задумалась. — Я мало что понял из того, что видел, но этого хватило, чтобы понять, что счастлива ты была не часто. Он смотрит на меня прямо и совершенно… искренне? Ему искренне интересно. — С каких пор ты заинтересовался людьми настолько? — я приподняла надлинзовую дугу. — С недавних. Я долго думал, что они просто, ну… ну ничто. Смешные органики, которые быстро надоедают, мешаются и болтаются под ногами. А потом появились вы. И стало не до смеха. — Ты боишься меня? — неожиданно для самой себя спросила я, заметив, как он повёл плечами на его последней фразе. — Честно? — я кивнула. — Если до недавнего момента я тебя... скажем так, относился к тебе с осторожностью, то после я тебя, — он на миг задумался, — да, я тебя опасаюсь, хоть и знаю, что ты ничего мне не сделаешь. Ты привыкаешь быстро к обществу вокруг. Ты его стережёшь и не трогаешь, пока окружающие улыбаются тебе. В любом случае, я предпочитаю быть за твоим крылом, а не перед оптикой в прицеле. Обычно мне всё равно. Я не увиливаю, как Старскрим, и говорю всё, как есть. Мне не интересны ни интриги, ни продвижение по карьерной лестнице, что так заботит Скрима. И я не отмалчиваюсь, как ТиСи. Мне вообще всё равно, лишь бы мне давали делать то, что нравится мне, и чтобы был энергон. Это ты и так знаешь. А ты… ты просто хочешь спокойно жить. — Ты единственный, кто это наконец-то понял, — я криво улыбнулась и покачала головой. — Ты прав, я не была особо счастлива. Только какие-то эпизодические моменты. Количество негатива перевешивает количество радости в моей жизни, это уж ты точно подметил. Будучи человеком, я относительно понимала, что вокруг происходит и постоянно боялась, потому что решали за меня, либо у меня не было особо никакого выбора или воли к действиям. Меня ни во что не ставили, а так желаемой мне хотя бы капли похвалы или уважения мне было не добиться с тем образом жизни вечной сиделки, который у меня был. Киберформирование освободило меня, развязало руки и показало мне, что я могу дать в рожу обидчику, а не сложусь пополам от лёгкого тычка. Да, свободы выбора у меня до сих пор особо нет, но это меня устраивает по той простой причине, что я чего-то стою здесь, а не являюсь куском серой массы там, и то, что я делаю, мне всё-таки нравится. Так что я не могу сказать точно, какая часть моей жизни мне нравится, но сейчас я определённо свободнее. Правда, в той части шансов сдохнуть у меня было поменьше, а в этой убили Дропкика. Я знаю, что ты видел, как это было. — Да, паршиво было, — он поморщился. — А ты видела мой худший момент в жизни. Не думал, что падение Воса будет таким… страшным. Падение Воса… Город с гигантскими шпилями всплыл перед внутренним взором. Я поёжилась, будто замёрзла, хоть я и не ощущаю температуру как таковую, только отмечаю её по данным с сенсоров, но холодок определённо пробежал под закрылками и закрался под броневые пластины. — К счастью, я не помню момент, как рушилась моя планета, — протянула я. — Только непроглядная мгла и ощущение неизбежной смерти. — Ты ведь пыталась найти виноватого в том, что с нами произошло? — вдруг перевёл он тему. Сощурила оптику, пытаясь понять, что именно способствовало смене разговора, но неожиданно поняла, что Скайварп просто не обременён манерами ведения беседы. Ему интересно — он спрашивает и не заморачивается, как это звучит со стороны. Пришла мысль в голову — он её озвучивает. Здесь нет подвоха. Впервые. — Пыталась. — И? — Что-то нашла, но без твоих воспоминаний вряд ли получится что-то доказать. — А имён не нашла? — он снова повернулся ко мне. Почему-то почувствовала себя на месте его брата. На него он смотрит точно также, когда тот объясняет ему какие-то новые и неизвестные ему вещи. — Нашла, — я медленно кивнула, пытаясь в точности вспомнить недлинное слово, которое я получила при завершении анализа данных с датчиков корабля. — Дарклог. Если я рассчитывала на хоть какую-никакую реакцию, то Скайварп просто ничего не сделал. Вообще. Как лежал, так и лежит. Я поняла его поведение только после того, как догадалась просканировать пространство за своей спиной. За ней точно кто-то стоит. — Повтори, — скрипяще раздалось сзади. — Дарклог. — Я даже не знаю, пожалеть вас или поздравить, — едкий тон Старскрима заставил скривиться за маской. — Да уж скажи, как есть, не тяни кота за яйца, — вспылила я, ответив ему тон в тон, но не повернувшись, что было очень, очень большой ошибкой. Когда меня резко схватили за шею, подняли и развернули к себе лицом, я уже поняла, что надо было держать язык мало того, что за зубами, а вообще откусить его на всякий случай. Старскрим был в бешенстве. Его оптика полыхала как две яркие звезды. Я успела заметить, что корпус командующего оказался далеко не в безупречном состоянии: крыло помято, лицевая исцарапана и, кажется, трещина в окуляре. Собственно, после этого мне прилетела хорошая такая пощёчина тыльной стороной кисти. Скайварп вскочил за моей спиной, совершенно не понимая, какого шлака творит его ведущий, а я просто зависла, стоя в пол оборота и отмечая, что удар был не болезненный, но довольно обидный. В пол силы ударил. Вот только… зачем? — Ты забываешь, с кем разговариваешь, Старроар. Я резко, практически механически выпрямилась. Уставилась на командующего пустым взглядом притушенной оптики и тихо, чеканя каждое слово, как монету, произнесла: — Как скажете, командующий Старскрим. Прошу простить мою неосторожную реплику. Я могу идти или у вас есть ко мне разговор? Мне показалось, что крылья сикера передо мной едва заметно, испуганно вздрогнули, а оптика потухла, но лицевая осталась неподвижна. Уродливые вмятины очаровательно красили обычно идеальный корпус командующего, и я со злорадным удовольствием отметила, что хотела бы оставить ему не только рубец на память, а ещё острые, длинные борозды на его лице, от глаз до самых кончиков губ. Так бы он был ещё более красив. Что ж, Старскрим, наконец-то ты начал свою игру, а я уже заждалась. — Ну и ублюдок же ты, Старскрим, — зашипел Скайварп за моей спиной. Посчитав это прекрасным завершением разговора, я активировала камуфляжер и с идеально прямой спиной и жёсткой походкой прошла мимо застывшего командующего к верстаку, чтобы забрать свой трофей. Уже у самого выхода я остановилась и повернулась, заметив за стеллажами испуганные взгляды моих медиков. Моих. Медиков. Я произнесла предельно чётко, чтобы каждый, кто находился в помещении, услышал мои слова: — Позволю себе последнюю неосторожную фразу, командующий. Если ты меня ещё хоть единый раз ударишь, я убью тебя, Старскрим. И я вышла, оставив за собой гробовую тишину.