довели твои фантомы;

      сквозь него не видно даже очертаний вещей. мирон в принципе выглядит очень даже реально, не придраться; даже когда он сидит на краю постели, свет от фонаря не бьёт славе в глаза, потому что его закрывает бритая башка нового знакомого. но прикоснуться к мирону нельзя: пальцы словно натыкаются на сопротивление воздуха, а после проходят сквозь фантом, оставляя только неприятное покалывание в подушечках. а стоит руку задержать – пальцы сводить начинает, прошибает словно электрическими зарядами на малой мощности. машнов ни разу не смог продержаться дольше трёх секунд. мирон же наблюдал за этим с каким-то особенным интересом, будто бы пари сам с собой заключал, сможет ли славик отдернуть руку позже, чем в прошлый раз. и раз за разом проигрывал самому себе.       уже неделю они встречаются после одиннадцати вечера: охра в момент, когда в комнате появляется фантом, скрипит зубами и отступает – не может иначе, таковы правила. мирон обсудил с монстром все нюансы. с этого момента и следующие четырнадцать часов охра не имеет права донимать славу, в это время с парнем рядом может находиться только наставник. более того, существо не должно не только вмешиваться в их разговоры, но и банально подслушивать их. мир сыграл то ли на совести охры, то ли на его гордости, но тот условия принял. свои требования выставлять не стал; кажется, и вовсе доволен был бы, если бы мирон янович наблюдал за тем, как монстр доводит вячеслава до дрожи в руках своими словами да действиями.       — я предупреждал тебя о том, что ты хуже делаешь? — спросил миро. машнов закатил глаза и вздохнул, выдавая свое напряжение: ебаный янович как по часам. ровно одиннадцать, только что на электронных часах пропищало. недовольству «наставника» была причина: слава снова принял сегодня.       — ты пойми, я не могу. поздно уже, — молодой человек плечами повел и повернулся к мирону. ему абсолютно не хотелось сейчас ссориться да слушать, какой он, машнов, мудила и уебок. знает, плавал. только вот не кинуть за три дня наркоту, если сидишь на ней продолжительное время. ломка до края доводит, охра смеётся все громче, а боль во всем теле нестерпимая. слава знает, что в аду его будет ждать что-то похожее.       мирон понимает. молчит, мягко по комнате ступая. его походка не режет по слуху; машнов знает, что наставник его, по сути, и пола-то не касается, и все это лишь слуховые галлюцинации, но такое слышать приятнее, чем скрип когтей по косяку двери.       — знаешь, что конкретно происходит с тобой в тот момент, когда ты принимаешь наркотик?       машнов откинулся на спинку стула, положив локоть на нее же, подняв мутный взгляд на мирона. тот стоял возле кровати славы, рассматривая фотографии, беспорядочно разбросанные на ней; молодому человеку сегодня вдруг вздумалось разобраться на полках. нашел кучу фото, сделанных ещё в школьные годы, и парочку пакетиков с наркотиками, припрятанными на чёрный день. вот и пригодились.       фраза яновича застала врасплох. слава ведь никогда и не задумывался о том, какие последствия несёт за собой употребление психотропных веществ кроме привыкания. он знал о ломке и психологической зависимости, но фантом явно что-то другое имеет в виду.       — нет, — честно отвечает вячеслав. замолкает, ждёт, пока янович ответит. по правде говоря, за эту неделю слава нихуя не узнал нового. мирон увиливает. не рассказывает о своей жизни, не рассказывает о своей связи с охрой, не рассказывает ничего. узнает только все больше и больше о самом славе, да журит за то, что парень ширяется. сейчас миро впервые вообще настроен на серьезный разговор. возможно, даже ясности немного в ситуацию внесёт. было бы охуенно.       — возьми платок, — янович кивает на кусочек ткани рядом со славой. — сам знаешь, мне никак. и ножницы.       «чем это, блять, помочь может..» — проносится в голове машнова, пока тот снова поворачивается всем корпусом к столу и подтягивает к себе вещи, которые только что назвал мирон. последний кошачьей походкой приближается сзади; вячеслав чувствует этот запах петрикора, чувствует лёгкое дуновение ветра.       — ну.       — смотри. когда ты только начинаешь принимать, то.. сделай в самом центре платка дырку.       слава не понимает, что за поеботню говорит миро. но послушно быстро вырезает небольшую дырочку в центре носового платка, откладывая ножницы в сторону. янович кивает; все правильно.       — так. смотри.. — фантом наклоняется ближе, указывая на кусочек ткани. — когда ты только начинаешь употреблять, то в первые три-четыре приема не происходит вообще ничего. после же возникает привыкание. шутки про разрушение тела и души – вообще не шутки. то есть, трещина в верней психологической оболочке души даёт возможность демону.. — мирон замолчал, когда слава повернул к нему голову. — нихуя не понял, да?       — не-а, — молодой человек покачал головой. — говори помедленнее, лысый, и, желательно, по-русски.       — блять, — мирон янович нервно хохотнул. — короче, этот платок – твоя душа. потяни в разные стороны.       слава послушался. как и ожидалось, ткань начала расходиться, от дырочки в центре - в разные стороны, но преимущественно по одному направлению.       — вот что происходит с твоей душой, когда ты ебашишь по вене, — объясняет миро. — душа изначально покрыта небольшими узкими трещинами. я бы привел в пример девственную плеву, но тогда было бы в разы сложнее, — он потер пальцами бритый затылок и самодовольно улыбнулся. — каждый прием наркоты делает трещины шире. это позволяет охре пробиться сквозь внешнюю защиту и начать распоряжаться твоей душой.       — то есть, охра – демон?       — высший демон, — фантом кивнул, подтверждая собственные слова. — вроде того. остальное я расскажу тебе позже. важно только то, что ты даёшь ему возможность терзать тебя твоими страхами. ты для него - открытая книга, слав. и каждый раз, когда ширяешься, показываешь ему все больше страниц.       — чем отличается высший демон от обычного? — слава напрягся. мирон впервые так много говорил на тему той самой эзотерики. есть шанс вытащить из него больше?       — привилегиями, — улыбнулся фантом.       — какими?       — меньше знаешь - крепче спишь. я расскажу тебе позже.       молодой человек только изредка кивал на слова своего наставника, теребя в пальцах рваный платок. сравнение, к слову, было слишком наглядным. и это отвратительно. «после такого хочешь-не хочешь, а завяжешь», — проскользнула мысль.       — а ты? как это происходило с тобой? — слава повернул голову к мирону, твердо и решительно смотря в глаза парнишки. — ты слишком многое скрываешь от меня. так и не сказал, преследовал ли тебя охра. ты - его жертва? иначе откуда тебе столько знать о нем?       шальная улыбка, отразившаяся на губах яновича, в очередной раз сбила машнова с толку. он даже смутился, наблюдая за тем, насколько легко и нагло миро перекинул ногу через спинку кровати и плавно опустился на одеяло. мельком слава подумал о том, что даже складок потом не обнаружит на том самом месте.       — ты слишком любопытный мальчик, слава. всему свое время, — мягко ответил фантом, потирая чернильные цифры «один семь ноль три» на шее. вячеслав неоднократно пытался выяснить, что они значат. ответ, как и всегда, был таким же туманным, как осенние вечера в блядском лондоне.       — и когда наступит то самое время?       — скорее, чем ты сдохнешь, — янович самодовольно усмехнулся, покусывая пухлую нижнюю губу. — как говорят немцы, all ding währt seine zeit.       — знаешь же, что я немецкий не понимаю.       — anderer gehler sind gute lehrer, — миро поднялся с постели, взглянув на наручные часы. слава одарил его взглядом, который мог означать только одно: «издеваешься?» фантом коротко хохотнул, ему явно доставляло удовольствие таким образом издеваться над парнем. — ошибки других - хорошие учителя. и тебе грех жаловаться, славик. тебе пора спать. а мне пора стоять на страже твоего спокойствия, чтобы, если что, пиздить ногами одного монстра за несоблюдение правил.       — ты расскажешь мне больше о сущности охры? — машнов отложил в сторону платок. мирон опустил взгляд и подошёл к приоткрытой двери.       — обязательно. спи спокойно.       — доброй ночи, ангел-хранитель.       — пошел нахуй.