Хроники теней. Хроника ХI. Неприкасаемое

      Еще немного, и мне начнет казаться, что стены сдвигаются надо мной. Я уже чувствую себя пленником своего собственного дома. И тюремщиком тоже.       Сложно сказать, что же заставляет меня сидеть в четырех стенах. Можно было бы оправдаться тем, что не хочется никого видеть, кроме Кагэко. С нею-то как раз хотелось бы проводить как можно больше времени. Но видимо только мне. Я уже третью неделю взаперти по собственной воле, и уже третью неделю один. Кагэко почти не приходит. Вот и сейчас ее нет. Так тяжело от этого, но я никак не могу заставить себя думать о ней не как о предмете, который всегда должен быть рядом. Пусть она теперь не совсем человек, но она личность. Я не имею права думать о ней по-другому. Да и не может же она все время быть со мной, и было бы ненормально ожидать этого.       Это даже смешно. Говорю, что не хочу никого видеть, из своих компаньонов по бессмертному проклятью, а сам подглядываю за ними через завесу тени.       Был уже поздний вечер, и все они были дома. В каком-то смысле дома.       Анзи как и я все чаще прибывает в одиночестве. Сейчас он где-то далеко на севере, сидит в гостиничном номере и бренчит на гитаре. Как всегда самозабвенно, с закрытыми глазами. Медиатор в его руке так и порхает, будто бабочка.       Анзи казался рассеянным, но едва он почувствовал мое прикосновение, он закрылся. Я перестал видеть его через тень, но все же чувствовал, что он остался на месте.       Ю и Аямэ чаще были вместе, но как ни странно не в тот миг. Он был дома. Суетился на кухне, что-то напевая себе под нос. В гостиной бормотал телевизор, видимо для фона, чтобы в отсутствие клавишника ему не было одиноко. А Аямэ, несмотря на очень уж поздний час, был в Киото, в университете и корпел над учебниками и какими-то диаграммами. Но едва я пригляделся к нему внимательнее, он, накинув на плечи курточку, нырнул через тень домой. Никто из них будто и не ощущал моего внимания и я, едва заметив, как они потянулись друг к другу, поспешно переключил свое внимание на вокалиста.       Соно был дома, в своей гостиной, в том самом кресле. Он, ощутив что я на него смотрю, вздрогнул, но предпринимать ничего не стал. Ни поприветствовал меня, ни закрылся. Будто и не заметил, что я на него смотрю. Он будто без слов приглашал меня и, я ощущал это, чем больше бы я на него смотрел, тем сложнее было бы уйти молча.       Я понемногу отступил от него, а потом и вовсе отпустил тень. Вернувшись и разумом в свое клетку, я откинулся на спинку дивана и уставился в потолок. Телевизор, лишенный звука, сверкал разноцветными картинками какой-то безумной рекламы. Где-то вдалеке орали коты. Под окнами, сверкая фарами, крался автомобиль припозднившегося с работы жильца. За стеной были слышны музыка и голоса. От этого мне вдруг стало одиноко и тоскливо, и я не сдержался и попытался найти Кагэко. И не смог. Ее словно не было нигде в этом мире. И одновременно она была сразу везде.       Я тогда долго лежал без сна и весь измаялся, пока не заснул.       Она пришла только под утро, в ту пору, когда раньше уходила, обессиленная надвигающимся солнечным светом, струившимся из-за горизонта.       Она просто появилась рядом. Только что ее не было, и я спокойно спал, а в следующий мир она уже сидела рядом на кровати. Думаю, я проснулся в тот же миг, как она пришла.       — Кагэко?       — Да?       — Как у тебя дела? — глупый вопрос, но ничего другого в голову мне не приходило.       Она ответила не сразу, и я уже не чаял дождаться ответа.       — Это глупо.       — Что?! — переспросил я, поднимаясь. — Что глупо?       — Извини, — сказала она, едва заметно улыбаясь. — Я прослушала, что ты спросил. Я о том, что глупо делать вид, что тебе все равно. Я знаю, Соно дорог тебе.       — Может и дорог, — пробурчал я, откидываясь обратно на кровать. — От этого знать, что он тогда сделал, как поступил с нами, только больнее.       — Да. Боль нам могут причинить только те, кто не безразличен. Такова жизнь.       Чтобы не сказать ненароком, что ее слова сущая правда, я заворочался, будто не в силах решить, на каком боку удобнее лежать. А потом, когда пауза затянулась, я поднялся и сел рядом с Кагэко.       — И я причиняю тебе боль. Извини.       — Что ты, — воскликнул я, — конечно нет.       — Я тебе не дорога?       — Я не о том.       — Йо. Я вижу, что тебе больно. Ты переживаешь, что меня постоянно нет. Тебе больно от одной мысли, что я виню тебя за то, кто я сейчас.       Не в силах ответить, я опустил глаза.       — И от того, что ты вынужден молчать о своей боли, тебе еще больнее.       — Не беспокойся, Кагэко, я справлюсь.       — Я знаю. И, Йо. Ему сейчас больнее. Его вина перед вами не столь надуманна, как твоя передо мной.       — Но, милая, я обрек тебя на это проклятье. И ладно бы посвящение тени. Но… это.       Плотная, почти осязаемая тень, формировавшая тело Кагэко, всколыхнулась, едва заметно замерцав цветами, существующими только в мире теней.       — Я справлюсь, — ответила она моими словами. — Хоть это и непросто.       — О, Кагэко, — чуть опасаясь, что она исчезнет, я потянулся и обнял ее. — Когда-нибудь все утрясется.       — Иногда мне так сложно помнить об этом… верить. Но, Йо, если бы тогда Соно остановил вас. Не позволил взойти на борт теплохода, а потом… потом. Ты же не смог бы меня спасти. И я бы умерла под колесами того автомобиля. Я знаю, я умерла бы на месте.       — Ты все-таки считаешь это спасением?       — Но я же здесь, — ответила она. — Мы вместе. Мы поддерживаем друг друга. А у него сейчас никого нет.       — Хорошо, Кагэко. Если ему понадобится моя помощь, я ее предложу. А может, и не предложу. Меня же никто не спрашивал.       Кагэко улыбнулась и потрепала меня по волосам.       — Спи, еще рано.       — Я и так почти все время сплю, — со вздохом пробормотал я, опускаясь на подушку.       А Кагэко гладила мою голову. От ее прикосновений чуть покалывало кожу, а волосы наэлектризовались. Мысли мои, перегруженные в последнее время неприятной информацией, перескакивали с одного на другое, и тем не менее я уснул, да так крепко, что проснулся только когда уже было около полудня.       А еще я чувствовал себя ну удивление хорошо. Ничего не болело от чрезмерно долгого сна, не было никаких неприятных мыслей, да и настроение от того, что я впервые за долгое время заснул рядом с Кагэко, было полно позитива. И даже тот факт, что сейчас ее не было рядом, нисколько не портил момента. Перевернувшись с бока на спину, я сладко потянулся и открыл глаза. В воздухе прямо передо мной, освещенные жаркими лучами низкого осеннего солнца, плавали пылинки, вспыхивая золотистыми боками. Вся кровать, на которой я лежал, была залита солнечным светом. Я, днюя и ночуя на диване в гостиной, совсем позабыл, что жалюзи в спальне открыты.       Скованный страхом, я не сразу смог вдохнуть. Солнце светило на меня, и видим уже не первый час, а я оставался не только живым, но и невредимым.       Солнце светило, но я совсем не чувствовал его тепла, словно бы она меня не касалось. Неспешно я поднял руки и поднес к лицу. Вокруг ладоней, вокруг длинных, привычных к струнам пальцев плясали высвеченные солнцем микроскопические пылинки, а цвет моих рук оставался безжизненно холодным, будто я оставался в тени. Наверное, я в тени и оставался. Поднеся руки еще ближе к глазам, я пригляделся внимательнее, и мне показалось, сумел разглядеть равное толщине волоса расстояние, которое не могли преодолеть солнечные лучи.       — Ну что ж, — пробормотал я, решительно поднимаясь, — было бы глупо надеяться, что ты, Тень, отпустишь меня так просто. Впрочем, я же и так всецело принадлежу тебе, но видимо живым я тебе больше нравлюсь.       Гадая, всегда ли солнце было не способно коснуться такого как я, или это что-то новенькое, я потянулся к тени, надеясь отыскать Кагэко. Кому как не ей, почти полностью растворенной в том мире, знать, так это или нет. Но я как и накануне не смог отыскать ее.       Из всех прочих посвященных в нашу тайну для расспросов годился только Соно. Он, будучи старше нас больше чем на полвека, вполне мог хотя бы догадываться об этом.       Намереваясь отправиться в ванную, чтобы привести себя в порядок, я встал и потянулся, зевая во весь рот, и тут заметил на прикроватной тумбочке фотографию Хисаги. Точнее лишь ее копию. Накануне ее здесь не было.       Обувшись в прихожей и прежде чем уйти, я потянулся к фотографии через тень. Кагэко не могла оставить ее просто так. Я убрал ее в карман на груди и она отчего-то жгла меня даже через ткань футболки.