Хроники теней. Хроника ХI. Неприкасаемое

Выйдя в прихожую, я остановился и вынул фотографию. Мне было не по себе от того, что она так близко к сердцу. Что-то меня в этом фото тревожило и может, поэтому она продолжала жечь мне кожу на груди. А теперь жгла и руку так, что мне хотелось ее бросить. Не без дрожи я глянул на желтую поверхность копии. Так странно, ведь это всего лишь копия фотографии давно умершего человека, но кажется, что она сквозит пустотой. Особенно пустота заметна в глазах. В них словно не зрачки, а дыры в небытие, которое может засосать твою душу, если будешь слишком часто и долго смотреть на фото. Может так и есть, и теперь от души Соно совсем ничего не осталось, и тело его как пустая оболочка. Я бы не стал хранить такое фото, Но это ведь не мой крест. Кажется, будто в этой девушке на фото никогда не было жизни. И что девушки никакой не было. Старые фото, если они чужие, они словно окно в чуждый и никогда не существовавший мир. Я убрал фотографию, не с первого раза попав рукою в карман, и зачем-то вышел на крыльцо. Потом вернулся, захлопнул дверь и сквозь тень отправился к Соно. Радужный мир теней встретил меня трепетом невиданных красок. В который уже раз за последнее время я замечаю, что она будто живая — Тень. Даже в дрожь бросает. Неужели так было всегда, просто раньше я не обращал внимания? Хотелось еще потянуть время, но я будто чувствовал, что идти нужно. Копия не могла появиться на тумбе просто так. Она лежала на полке, высоко под потолком, чтобы нельзя было ее увидеть даже случайно. Переложить ее могла только Кагэко. Зачем же? Явно неспроста. И я чувствую, что мне нужно идти к Соно. И я вот все чаще задумываюсь о том, кто же теперь Кагэко. Та, которая была человеком, стала теперь воплощением тени? Выходит что так. И вроде бы из-за этого я уже не боюсь тени. Давно уже ушла ненависть к ней, ведь она вернула мне Кагэко, хотя до этого отняла. А до этого спасла. И все же я ее боюсь, и избегаю. Я избегаю тени, а воплощение ее — Кагэко — избегает меня. Фотография, на миг позабытая, жгла. — Соно. Хочешь ты этого, или нет, за нас уже кажется все решили. Жилище вокалиста встретило меня тишиной и темнотой, хотя Соно всегда любил яркий свет. И хоть и на излете ночи все было погружено во тьму, белый цвет убранства квартиры светился сам собою. Никогда, наверное, не привыкну к такому количеству белого в быту. Соно, как и накануне был дома, хотя казалось, будто квартира пуста. Кажется, последнее время от там пребывает безвылазно. Он вообще всегда либо сидел в репетиционной, либо дома. Иногда мне кажется, что вне этих двух обителей я его и не видел никогда. Все же, наверное неправильно, что мы все его бросили. Но какое-то же наказание должно было быть. Хотя это как-то по-детски, рассуждать так. Он сидел в том же самом кресле, которое все также стояло у окна. Кажется его не сдвигали с места даже на миллиметр. Соно будто и не вставал. Еще немного, и он просто превратится в камень, как вампир в одном аниме, которое я смотрел кажется тысячу лет назад. Когда я заглянул в комнату, он был черным силуэтом на фоне белого окна. Хоть и темно на улице, но окно ослепляло, и я даже загородился от льющегося из него света фонарей рукой. Город меж тем спал. Предрассветные часы всегда самые тихие. Увенчанная растрепанными волосами голова с носатым профилем возвышалась над спинкой кресла, создавая силуэт какого-то горбатого карлика. Вот-вот он оглянется, сверкнет глазами и утащит куда-нибудь в подземелье. Впрочем, глаза Соно бывали похожи на раскаленные угли. Когда я несмело приблизился, смог различил черты лица. Они в сумеречном свете были чересчур правильными, как у статуи. Возможно поэтому он казался неживым, будто восковая фигура самого себя. Только вот, порою, когда смотришь на восковую фигуру знаменитости, кажется, что она сейчас сделает вдох или моргнет. А тут я смотрел на живого человека, почти человека, ведь что-то же человеческое в нас остается после посвящения, и мне казалось, что он восковый. Хотя он дышал. Вот только что был вдох, едва заметный, вот жилка на шее шевельнулась под напором крови, а в следующий миг вновь кажется, что он лишь камень. Если бы я не был посвященным, то не смог бы заметить этой крохотной пульсирующей жилки. Для простого человека Соно сейчас все равно что статуя. Уверен, что даже на ощупь это могло показаться именно так. Нужно было подойти еще ближе. Шагалось мне не легко. Я все ждал, что Соно вскочит и кинется на меня подобно какому-нибудь демону из фильмов ужасов. Но он оставался недвижим. Я прокашлялся, пытаясь привлечь внимание, и тоже безрезультатно. О! Соно слышал меня, это я знаю точно. Он слышал еще как я пришел, как топтался у него под дверью. Он слышал меня, но не желал оживать. Он предпочел остаться там, в мире своих мыслей. Соно так бледен, словно его кожа никогда не видела солнечного света. Впрочем, о чем это я? Соно не видел света со времен войны. А каково это, помнить солнце в небе, наполненном вражескими эскадрильями самолетов, атакующих твою страну? А потом жить и пытаться верить, что это было для твоего блага… Те, кто видел это небо, уже стары или мертвы. А память Соно об этом будет вечной. Но сколько точно? Сколько вообще живут посвященные? Я как-то над этим еще не задумывался еще. Соно на вид чуть за тридцать. Но он говорил, что был много младше, когда прошел посвящение и это его выбор — возраст в тридцать с небольшим лет. Но все же кожа Соно была чересчур уж белая, как мел. Этим он еще больше походил на античную статую, которую зачем-то нарядили в дорогие цветные шмотки. И вещи эти сидят на Соно как на вешалке, так он исхудал за последние дни и недели. Я шагнул еще ближе и теперь уже смотрел на хозяина дома в упор, но он оставался недвижим и безмолвен, словно его здесь и нет. А может здесь только его тело? Пульс его был настолько редким, что казалось, каждый удар сердца отделяли века. Грудная клетка была неподвижна. Блестящие, кажущиеся стеклянными, а не живыми, глаза смотрели куда-то вдаль. А сам Соно казался припудренным, словно бы какая-то вуаль была наброшена на него. Захотелось сбросить эту вуаль, встряхнуть Соно, да так, чтобы его голова болталась из стороны в сторону. Чтобы он наконец-то ожил. А потом мои ноздри защекотал запах дыма. Странно что я раньше его не почувствовал. А ведь что-то сразу показалось мне здесь неправильным, но я не мог понять, что именно. Запах этот, вместе с невесомыми почти неразличимыми клубами, был не только в этом мире, но и в мире теней. Чтобы хоть что-то разглядеть в предрассветной полумгле, я шагнул к окну, чтобы отдернуть белые прозрачные шторы и впустить внутрь немного света уличных фонарей. В поле моего зрения попал низкий журнальный столик, как и все здесь, белоснежный. На самом краю стояла пепельница, а в ней скомканный лист плотной бумаги, точнее лишь пепел, оставшийся от него. А кое-где следы изображения, сложенные из пепла, в который обратилась краска. Блеснула догадка, что это фотография Хисаги. Значит теперь осталась только копия, сделанная мною по настоянию Кагэко. Не дойдя до окна я остановился, фотография в нагрудном кармане с неистовой силой обожгла мне кожу на груди. Догадавшись, что я заметил пепел, Соно хохотнул. — Но вот, — сказал он, прервав смех. — Теперь меня здесь совсем ничто не держит. Огонь был очень яркий, как тот ядерный гриб. Он тогда сжег всю мою жизнь. А этот огонь — ее остатки. Давно уже нужно было решиться. Теперь совсем немного осталось, только дождаться утра. Когда планета повернет этот бок солнышку, оно сразу заглянет в эту комнату. Я увижу солнце. Какое оно? А смерть? Я обращусь в ничто, или попаду к Тени на вечное рабство. Тогда она меня непременно накажет… А мне стало смешно. Я отчетливо помнил свое недавнее пробуждение. Сначала я хотел рассказать Соно об этом, даже открыл рот, но потом решил, что не прочь был бы увидеть выражение его лица, когда он осознает, что от жизни, точнее от тени так не сбежишь. Своего-то лица я не видел в тот момент, но наверняка было на что посмотреть. — Если уж ты решился на такое, то что мешает тебе найти солнце самому? — спросил я, повернувшись и испытующего посмотрев на Соно. — Не мне тебя учить, что для посвященного расстояние не препятствие. Соно наконец-то перевел на меня взгляд. — Несколько минут ничего уже не решают, — ответил он. — К тому же, пойти туда, где солнце уже светит — самоубийством в чистом виде. Самоубийцей я быть не хочу. А здесь… — он вновь уставился в окно, — это будет всего лишь несчастный случай. — Но я-то буду знать, что это не несчастный случай. Соно не ответил, да я и не ждал. Постояв еще немного, я отправился на кухню за стулом. Вернувшись, поставил его рядом с креслом Соно, так, чтобы он тоже попал в первые лучи солнечного света. Потом пересек комнату, едва не зацепив ноги Соно, и положил около пепельницы со сгоревшим комочком столь дорогой для Соно фотографии ее копию. Соно отреагировал не сразу. Сначала шевельнулись его глазные яблоки и Соно искоса бросил взгляд на столик. Но ничего разглядеть ему не удалось, хоть копия и лежала изображением вверх. Тогда он прибегнул к помощи тени. Она всколыхнулась едва-едва. Судорожный вздох — единственное доказательство, что он рассмотрел фотографию. — Откуда она у тебя? — выпрямившись в кресле, спросил он. — Кагэко, — просто ответил я. — Это все она. — Но… зачем ты ее принес? — вновь спросил он, не отрывая взгляда от фото. Я пожал плечами и сел на свой стул. — Это тоже была не моя идея, — ответил я чуть помедлив. Соно повернулся и посмотрел на меня. Взгляд был пристальным настолько, что у меня мурашки по спине побежали. Чтобы не сбежать от этого взгляда, я откинулся на спинку и закинул руки за голову. — Я подожду Солнце с тобой. Ты не против? — спросил я, закидывая одну ногу на колено другой. — День сегодня будет солнечным. Я это чувствую. Взгляд Соно из прищуренно-пристального стал недоуменным. А глаза стали почти круглыми. — Если ты сам не помнишь, — продолжил я, — то я тебе напомню. Мне очень бы хотелось увидеть рассвет. Увидеть диск солнца. И не важно, что будет потом. Соно отвернулся от меня и тоже откинулся на спинку. А я все не мог остановиться. — Помнишь тот день, когда это чуть не случилось? Ты помешал мне, а ведь тогда мне оставалось подождать совсем чуть-чуть. Не так уж и много времени прошло с тех пор. А кажется так и вообще, что это было вчера. Почему ты тогда остановил меня? — Я не мог иначе, — ответил Соно. — Ты ждешь, что я тебя остановлю? — спросил я. — Не знаю. — Я не буду тебя останавливать. Как же мне хотелось увидеть солнце. Правильно ли я его помню? Вдруг воспоминания во мне, что остались еще от человеческой жизни, лживые. Вдруг я никогда не видел солнце. А то, что помню, это лишь воспоминания обо сне во сне. И вот ведь загадка: я могу чувствовать где оно, даже если планета повернута к свету другой стороны. Я всегда точно, когда солнце появится, из-за горизонта ли, из-за дома. Или из-за тучи. А видеть не могу. Или… я просто не смел раньше пытаться. Еще тогда, сразу после посвящения, Соно сказал, что солнце убьет. И я верил. И сейчас оно совсем рядом. Еще пятнадцать минут и оно заглянет в комнату, да так, что в одно мгновение осветит сразу всю комнату, ведь день сегодня будет безоблачный. И стул и кресло будут освещены. И мы с Соно испытаем…что? А вдруг то, что было утром не повторится? Тогда это будет двойное самоубийство и тогда я смогу быть рядом с Кагэко всегда.