Пробуждение

      Когаса просто разрывалась на части, выбирая между тоскливым, но спокойствием, и желанной, но такой волнительной встречей. В конце концов, настоящего покоя всё равно не видать, потому она решила отправиться в место, которое одновременно и казалось волшебно прекрасным, и доставляло боль лишь воспоминанием о нём. В дом отшельницы Каку Сейги.       Вообще-то отчасти Когаса гордилась собой, что Сейга оказала ей определённое доверие и открыла доступ к своему жилищу. Всё-таки грех было не воспользоваться такой, кто знает, даже редкой возможностью. Тем более, что там Когасу ждала… Ох, ждала ли?..       — Какие новости? — спросила Сейга, почему-то крутясь и наклоняясь то в одну, то в другую сторону, будто пытаясь закрыть от взора Когасы сидящую в углу комнаты и обложенную какими-то кружевными лентами Ёшику.       — Ну… — Когаса поперебирала в голове разные хоть немного значимые для себя события. — А! Может, это будет интересно. В храме Хакурей теперь почитается, — она постаралась как можно раздражённее процедить сквозь зубы, — Тэндзин-сама…       — Ха-ха. Они действительно плохо выбирают, во что верить. Зачем кому-то Тэндзин-сама, — Сейга также закатила глаза, — когда есть я?       — А что вы? Что именно?       — Какой хочешь помогу экзамен сдать. Особенно по моей теме. Надо только правильно попросить. — Она загадочно улыбнулась, и отчего-то Когасе это не понравилось. — Ты пришла навестить Ёшику-тян, да? — А вот это уже совсем напрягало, потому что Сейга могла просто взять и не разрешить. — Не возражаешь, если я займусь одним делом… а ты пока тут пообщаешься с ней?       — Как скажете, — смирно согласилась Когаса, не выдавая своей радости.       Без Сейги было не так тревожно. Её значение в жизни Ёшики всё-таки очень волновало, и Когаса даже не была уверена, хочет ли узнать ответ на вопрос: Сейга — это та самая наставница?       Едва они с Ёшикой остались наедине, Когаса бросилась стаскивать с неё кружева, сняла кепку, погладила по голове, прижала к себе. Даже с пустотой во взгляде, с неуклюжестью и скованностью движений — это всё ещё была та самая отшельница, которая позволила никому не нужному зонтику жить вместе с ней, услышать о себе доброе слово, почувствовать любовь… Когаса пыталась осознать ценность того, что они вновь были вместе, хотя бы так, но усиливалось ощущение, что, с каким бы желанием она не говорила и делала Ёшике приятное, этого было мало. Ведь раньше та не была столь… унылой, и обычно ожидалось, что именно она предложит обняться или ещё что-нибудь… направляла, и оставалось только ей подчиняться.       Когаса чуть слышно захныкала:       — Ёшика… Ну почему нельзя сделать всё так, как раньше…       Ответа она совсем не ждала, так что немного внезапным было услышать:       — Раньше это была равнина, но в третьем лунном месяце…       — Третий лунный месяц! — Когаса попыталась ухватиться хоть за какой-то смысл в этом неуместном высказывании и всхлипнула, вспоминая, что происходило тогда или несколько позже. Затем спросила вслух, хотя в отрыве от остальных размышлений вопрос был непонятен: — Ты ведь сказала… чтобы я попросила тебя повторить? Ёшика… — На её месте кому-нибудь другому и не пришла бы в голову такая дикая мысль. Или что-то отвратило бы его от попытки воплотить задуманное. Например, то, что Ёшика вообще-то труп. Или хотя бы то, что она не особо слушается, если только Сейга не пишет для неё задание на листочке. — А можно… Ну поцелуй меня уже! Пожалуйста! — Похоже, Когаса была совсем в отчаянии.       — В третьем… лунном месяце… двадцать первого года Энряку?       — Нет, сейчас! Пожалуйста, моя хорошая!       Скрип. Скрип-скрип.       Это Сейга проделывала себе отверстие в стене.       — Ой-ой-ой… Когаса, ты разве не знаешь, что нехорошо играть с чужими цзян-ши, особенно без разрешения? — Она осуждающе цокала языком.       — Да ни с кем я не играла… — отрицала Когаса довольно уверенно — неожиданно в такой опасной ситуации.       — Должна сказать, у тебя необычный вкус… Ёшика-тян же такая… холодная. Одеревенелая, жёсткая, вялая. Сухая. — Когаса никогда не думала ни о чём подобном, но со слов Сейги действительно звучало противно. Каждое слово в произнесённой с расстановкой фразе вызывало содрогание. Или мерзко то, как она отзывается о Ёшике? — Но знаешь что? Мне она тоже нравится.       Когаса не хотела задумываться о значении сказанного. Совсем не хотела.       — Я вас пока оставлю. Но больше не шалить! — Сейга произнесла это совсем не строго, но Когаса чувствовала неимоверную горечь.       — Лучше бы мы и правда умерли ещё тогда… — жалобно пролепетала Когаса, мысленно возвращаясь к состоянию, что нашло на неё когда-то давным-давно. Кажется, потом она отказалась от таких мрачных желаний, но теперь что-то подсказывало: она была права…       — Смерть ужасна, — отрезала Ёшика.       — Нет, если вместе с тобой! — Когаса улыбнулась, глядя на неё, и вспомнила ещё кое-что. — Ой, а ты же можешь рассказать всё, что написала когда-то? Можешь прочитать стихотворение, что сложила для меня однажды утром? — Что именно это было за утро, Когаса уточнить стеснялась.       Ёшика заговорила, и Когаса всё это недолгое время с жадностью внимала её словам. Она совсем забыла, о чём там было написано; это было не столь важно, как-то, кому были посвящены стихи, и то, что сохранились хотя бы эти строки, связывающие с самым лучшим — так думала Когаса и надеялась, что Ёшика согласна — временем в их жизни…