Это было логично!

      Маккой не понимал эту чертову вулканку. Ни капли, ни совсем и ни чуточки.       Она говорила, что бритвой резала. И смотрела так же. Твердо, резко и беспринципно. А это чертово «Доктор Маккой»? Да этим обычным обращением можно было алмаз на части раскрошить!       «Что уж говорить об одном старом сельском докторе, у которого одни только кости и те (пф!) не из самых прочных материалов».       Леонард усмехнулся, отпил из стакана бурбон и снова бездумно уставился в падд.       Мысли были. Хорошие, весёлые, не совсем цензурные, к делу не относящиеся, но были.       О Кирке и всей этой пятилетней миссии, о заново отстроенном звездолёте, о грёбанных адмиралах с их требованиями к отчетам, о Спок… особенно о Спок.       – Да что ж… – что именно хотелось сказать или же, точнее, куда и как далеко послать, мужчина так и не озвучил. Он просто откинулся на спинку стула и замолчал, буравя взором потолок.       Сказать хотелось много и, как всегда, не очень цензурно, вот только не получалось. Клинический идиотизм он себе поставил еще тогда, когда Кирка за шкирку на звездолёт за собой потащил. Диагноз с тех пор не менялся, ибо куда уж дальше? Но сейчас… ему даже метафор не хватало, чтобы описать весь писец прям-таки галактических масштабов, что возник перед ним. И конечно же своё местоположение в нём.       – Идиот. Старый, сельский идиот, – усмехнулся мужчина, таки откидывая падд в сторону, ибо все равно бессмысленно и бездумно уставился в потолок вместо того, чтобы заполнять бланки отчетов и анкет, и пригубил кофе из стоявшей рядом кружки с многозначительной надписью «Я доктор, а не... (дальше впишите сами)».       Кружку, почти сразу после начала пятилетки, ему подарил Джеймс, со смешком констатируя, что кому-кому, а ему понадобится. И, в принципе, да. С этим мало можно поспорить. Подкол засчитан. Но вот только теперь говорить хотелось, что он идиот, а не уравновешенный мужчина в рассвете лет.       Классифицировать себя таким образом медик мог в любом случае. Иначе как объяснить тот факт, что он даже сейчас просто не мог не вспоминать одну остроухую заразу, поставившую на уши всех его и капитана тараканов? Как объяснить то, что он чуть не умер от волнения, когда, выбираясь из покореженного турболифта, обнаружил ее с куском обшивки в животе? Иначе вообще, почему он так… да не важно.       Факт остается фактом. Он идиот. А Спок – гоблинка зеленокровая… Которая его касается. Мягко, ненавязчиво, быстро, часто, чуть проводя указательным и средним пальцами по его фалангам. Почти украдкой, редко на людях, всегда незаметно, но так до боли привычно и необходимо, что это… Аргх! Бесит его. Бесит это все. Сводит с ума, заставляет думать, надеться, верить и мечтать. О таком, за что очень хочется надавать самому себе по шее. А вообще…       – Доктор Маккой?       Что называется, вспомни хорошего человека...       – Коммандер?! – мужчина чертыхнулся, проливая на форменку кофе и ругаясь так, что брови у хрен знает зачем явившейся по его душу женщины поползли к излишне прилизанной челке. – Черт возьми, вы можете хотя бы так не подкрадываться?! - медик устало рыкнул, брезгливо оттягивая ткань синей кофты, а потом и вовсе резко встал, направляясь к кушетке и стягивая на ходу испорченную форменку. – С чем пожаловали?       Предмет одежды нелепой синей кучей полетел на пол, так и не достигнув биокровати.       – Черт! – констатация собственной криворукости и уже привычное закатывание глаз. Поднимать предательницу не хотелось, но надо.       Мужчина недовольно покачал головой, не обращая внимания на статуеобразно застывшую в проходе женщину, нагнулся, немного брезгливо поднимая форменку, и снова перевел взгляд на Спок.       Странно, но… она нервничала? Ибо как объяснить чересчур прямую спину, с заведенными назад руками, непробиваемую маску хладнокровия, вместо обычного легкого вулканского пофигизма (или как там еще его обозвать), вместе с звенящим в воздухе неприятным молчанием.       – Коммандер? – Леонард напрягся, всматриваясь в напряженный силуэт и тут же начиная просчитывать: что с этим биологическим компьютером не так могло быть? Несмотря ни на что, он прежде всего врач. А это грёбанная вулканка, пора бы уже себе признать, ему дорога. И очень. – С тобой все в порядке?.. – голос у мужчины стал мягче, субординация была послана к черту на кулички, сам же он в два шага очутился прямо перед этой невозможной женщиной. Ровно так, чтобы и видеть ее лицо и при этом не вторгаться в личное пространство. – Слушай, я не слепой и вижу, – хотелось сказать: знаю, что ты меня терпеть не можешь, как эмоционального терранца, но Маккой только устало вздохнул, помассировав переносицу, – что с тобой нихрена не в порядке. И тем более ты сама пришла ко мне. Так что давай начистоту и сразу без твоего обычного «вулканцы сильнее физически, вулканцы не признают эмоций, и это не логично»!       Он, и правда, беспокоился. А вытрясывать хоть что-то из этой компьютеризированной полувулканки, кроме как резкими словами, не умел. Увы. Сарказм, ирония и не всегда теплые эмоциональные всплески - вот его методы работы. Не самые гуманные, но результативные. Правда, не в этот раз.       – Эй? – голос тише, мягче, рука сама собой потянулась к чужому предплечью, но только слегка мазнула по форменке. Контактная телепатия, чтоб ее. Да и это не Джим. Тут такое не поможет. – Спок…       В ответ коммандер почему-то дернулась, слегка вскинула голову, заставляя тут же ощутить разницу в росте, а после решительно и без предисловий мазнула губами по щеке. Не хмыкнула, но кивнула и тут же отошла на пару шагов, абсолютно бесстрастно взирая на мужчину. Охреневше замершего, надо заметить, с глазами-блюдцами и нервным тиком в придачу.       – Что? – был бы Леонард горным козлом – непременно прыгнул бы выше головы, а так только шарахнулся спиной назад, чуть не спотыкаясь на ровном месте и выпуская гнусный предмет одежды на пол.       Вот тебе и выяснили, что беспокоит…       – К… какого… – красноречие Маккою впервые отказывало. И хотя он не юнец: краснеть, в принципе, не должен, но… Это все слишком. Просто слишком.       – Вы удивлены, – констатация факта, а словно пощёчина. Отрезвляющая прям до жути.       – Ну, естественно! – в ответ Спок рявкнули так, что невовремя забредшая в медотсек медсестра тут же и быстро ретировалась прочь. А лазарет от кабинета через не самую тонкую стену... – Это нормальная реакция на внезапный, – рука сотворила странный кульбит, пока в голове подбирались метафоры. Правда, Леонард и на них плюнул. Не до того. – Внезапное проявление «бурных» чувств! Тем более в таком виде и тем более для тебя! Ты ж не Кирк!       – Но я целовала вас. Раньше, – веско и очень неожиданно уронила Спок, заставляя Леонардо все-таки подавиться и словами, и матами и пожалеть что эта, десять раз через колено, невыносимая вулканка вообще что-то сказала.       Прям день открытий, что называется. 1:0, и не в его пользу.       – То есть!? – как-то отчаянно вскрикнул он, все-таки запинаясь и рухнув на биокровать. Таки да, посидеть ему явно сейчас не помешало бы. – Черт возьми, Спок, если я целую женщину… Да едрит налево, если меня вообще кто-то целует, я, вашу, прошу прощения, мать, это помню и осознаю! – руки вскинулись совершенно по-детски, выражая всю степень негодования медика. – И вообще…       – По-вулкански, – припечатала вулканка, заставляя Маккоя поперхнуться словами и потерять дар речи. 2:0 в вашу пользу, Спок. Это разгром. Еще никому и ни разу не удавалось настолько веско заткнуть словоохотливого Леонардо-имею-мненье-хрен-оспоришь-Маккоя. – Двести восемьдесят шесть раз. Мои подсчёты говорили о том, что этого будет достаточно для того, чтобы вы догадались и приняли моё отношение к вам к сведению, а также о том, что поцелуй в щеку, как эквивалент и дань вашей терраской природе, позволят нам продвинуться дальше.       – А…       – Это было логично, – все-таки добила коммандер, смотря все таким же спокойно-пофигистичным взглядом, как покрасневший доктор сначала выдыхает, потом пряча лицо в ладонях, со стоном опрокидывается на кровать и… молчит.       Просто молчит, смотря сквозь пальцы ошалевшим карим взором на эту дурную полувулканку. Определенно это странно, и, возможно, только поэтому Спок хмурит брови, легко цокает каблуками по полу, подходя ближе, и слегка наклоняется над бездвижным телом СМО.       – Доктор?..       На лице едва-едва заметное беспокойство, волнение, смущение (насколько это можно сквозь вулканскую маску спокойствия увидеть) и страх? А он что тут забыл?       «А ведь для этой операционки зеленокровой весь этот цирк был сродни подвигу…»       Мысль здравая, осознанная и логичная. Поздняя, но здравая, заставляющая брать самого себя в руки-ноги-части тела, смотреть в нереально глубокие карие глаза, видеть все те же сомнения, что одолевали и его, и банально понимать, что к нему… не ровно дышат? Причем достаточно взаимно.       Так Маккой, давай сразу вдох…       – Гоблинка…       И все-таки выдох.       Мужчина ворчливо вздохнул, закатил глаза, убирая руки от лица и мысленно матерясь так, что даже вулканка уловила отголоски чужих ментальных волн (а она ведь тактильный телепат, а не эмпат). Весь хаос в голове, вся дурная ситуация здесь, в медотсеке, заставляли его понимать русское выражение «приплыли». Понимать, хмуро буркнуть совершенно что-то неразборчивое и решиться на то, чтобы, внезапно ухватив зеленокровое чудо за тонкое запястье, опрокинуть женщину на себя.       Ибо… достало.       – Доктор! – голос Спок странно сорвался, вулканские брови уверенно заползали под челку, а на щеках поселился очаровательный румянец.       «Смутилась, наконец», – хмыкнул Маккой, полностью удовлетворённый своим действом и разлегшийся на биокровати. Вулканку, что упирала ладони ему в грудь, он так и не отпустил, заставляя полулежать на нем. Ибо нехрен тут ему… тайны в лоб выдавать.       – Что? Это было логично!– ворчливо пробурчал он, слегка краснея и отворачивая голову от слишком тяжелого и непонятного взгляда коммандера. Хотела бы, давно оттолкнула, а так шиш.       – Скорее, это было эмоционально, доктор, – женщина в ответ хмыкнула, а после со странными интонациями протянула. – Но соглашусь: в этом есть своя логика.       И поцеловала. Опять. В самый краешек губ. Невесомо и явно сразу собираясь отстраниться.       «Ну уж нет!»       Тяжелая мужская ладонь тут же легла на черный затылок, не давая такой изворотливой и невозможной женщине отстраниться, губы тут же нашли чужие.       Да, Маккой поцеловал ее. Сам. Яростно, пылко, с полной самоотдачей и страстью. Как мог и умел. А умел хорошо. Именно по-человечески. Ибо все эти вулканские хождения и целибатные поцелуи, которые он так успешно проспал и потерял, его достали до крайности. И вообще, вот так целоваться надо. Как они с ней сейчас: тягуче, страстно, со всем своим желанием и таким же похренизмом к открытым, не заблокированным дверям.       Кстати о них…       – Вот так нужно целовать и целоваться. Чтобы поняли сразу и наверняка, – удовлетворённо и хрипло хмыкнул Маккой, отстранившись и смотря в бездонные глаза (о, ужас!) расхристанной вулканки, дабы громко оповестить компьютер о том, что эти самые двери в его личный кабинет лучше закрыть и заблокировать нахрен. Под его личный код. И надолго. – Но хотя… я не против и твоих заморочистых. Только, пожалуйста, в следующий раз хотя бы намекай, что собираешься меня так обрадовать!       – Намекать? – вулканские брови мило нахмурились (мило? О боже, Маккой, что с тобой вообще такое? Точно стареешь), а немного растерянный взгляд коммандера заставлял сердце заходиться в аритмии. – Прошу прощения, доктор, но я, видимо, не совсем поняла ваше пожелание, так как…       – Спок, заткнись…       Прозвучало устало, тихо, но как-то… счастливо? Даже от себя Леонард не ожидал такой усталой ворчливой нежности. И во взгляде, и в словах. Спок, видимо, тоже. Но в этот раз она спорить и уточнять не стала: хмыкнула, затихла, подбирая ноги и укладываясь рядом с Маккоем, явно кайфуя от удовлетворения своего контактно-телепатического сдвига на прикосновениях. Мужчина чувствовал, как она улыбается самым краешком губ, и был нерационально уверен, что ей впервые спокойно и хорошо. Объятия, правда, ему пришлось слегка разжать и локоть положить девушке вместо подушки, но… кто сказал, что Леонард был против?       Он был счастлив. Абсолютно логично и абсолютно эмоционально. Тихо, спокойно, как-то умиротворенно. Даже ворчать на методы донесения до глупых и слепых докторов простых истин не хотелось. И уже тем более объяснять этой женщине, что Джеймса слушать не стоит. Методы гребанного Тиберия в ее исполнении Леонардо до ручки доведут, если не дальше.       И кстати о птичках. С Кирком он поговорит позже. Хорошо поговорит. С гипошприцем со злющими витаминами наперевес. Тем более, кто-то медосмотр пропустил. А пока…       «К черту все», – пробурчал Маккой, понимая, что глаза слипаются. Спал он в последний раз давно и мало. А тут ещё в ключицу тепло дышат и за ухом почему-то, как коту, чешут. Приятно, однако. Так что не грех зарыться в черные волосы носом, словить чужой хмык и просто задремать.       Терпите, коммандер. Даже если у вас смена, сами виноваты. От Маккоя на тот свет и то редко кто уходит. (Мириам не в счет, ибо глупое исключение). А так как Спок, кажется, тоже не против, значит...       Все хорошо. И абсолютно логично.

      «Боунс, что бы ты там не замыслил потом, я за вас рад! Вы мне очень дороги, а на ваши хождения по кругу уже смотреть больно. И вообще, я с Ухурой поспорил, что вы сойдетесь до конца этой недели! На элитную выпивку. И предупреждаю, никаких медосмотров и курсов витаминов! Сам тогда разопью, со Скотти!»       Личная заноза в заднице – Кирк.