***
Шум машин, голоса людей вокруг, яркие огни фонарей и неоновые вывески — всё это не только не успокаивало (как это бывало обычно), а наоборот, раздражало и подстёгивало кипящую внутри ненависть и злость к миру. Ноги несли Ваню все вперёд и вперёд, но куда он и сам не знал, не разбирал дороги. Сейчас он жил ужасной и всепоглощающей тьмой, ничем более. Был октябрь, поэтому вечер был холодным и промозглым. Стояла какая-то изморось, раздражающая Евстигнеева ещё больше. Постепенно она сменилась дождём, который размыл грим Вани, и тот черными каплями начал стекать с лица, пачкая одежду. Обычно Рудбой надевал маску на выступления, но именно сегодня Мирон попросил сделать грим, дабы вернуть старые времена. Дождь очень странно, но успокаивающе подействовал на парня: он уже не летел куда глаза глядят, шёл медленнее, мысли прояснялись, а жгучая злоба утихала. Он остановился у скамейки в парке, сел на неё, чтобы отдышаться, и начал обыскивать куртку — единственное, что он захватил с собой, — в поисках пачки сигарет. После непродолжительных поисков он закурил, глубоко вдыхая едкий дым. Руки тряслись то ли от холода, то ли от окутавшего испуга. "Нужно домой идти и Мирону позвонить, объясниться", — подумал Ваня, потирая лоб рукой, уже забыв про краску на лице. Через 40 минут парень был в своей квартире, еле держась на ногах. Возвращаться каждый раз в тёмную и пустую обитель угнетало Ваню. Он не был обделён вниманием девушек. Скорее, он просто боялся их пустить в свою жизнь. Боялся себя самого. Поэтому приходилось жить одиночкой и довольствоваться случайными связями с девушками из клубов или сумасшедшими фанатками, готовыми на всё. Чтобы окончательно прийти в себя и смыть остатки грима, он отправился в ванну умыться холодной водой. Подставив всё ещё трясущиеся руки под сильную холодную струю, Ваня набрал в ладони немного воды и окунул в неё лицо. Лёгкими массажными движениями он смыл с себя краску вместе с усталостью. Но только он поднял голову, чтобы посмотреть на себя в зеркало, как свет в ванной замигал и стал светить совсем тускло. "Только не это", — мелькнуло в голове, и Евстигнеев с неприятной, прошивающей всё тело дрожью посмотрел на зеркальную поверхность. В отражении на него смотрел такой же Ваня, только тот, что за стеклянной гладью, был с жуткой и неестественной улыбкой, больше похожей на оскал. В какой-то момент он вообще начал так скрипуче и мерзко хохотать, что казалось, будто бедное зеркало сейчас не выдержит и даст трещину, а потом и вовсе разлетится на мелкие осколки. — Вань, мне кажется, мы с тобой договаривались, что будем поровну делить это тело, и, по-моему, ты забываешься, — прознёс Ваня по ту сторону зеркала властным голосом, определённо не терпящим возражений. — Охра, блять, мы же договаривались, что я позволяю тебе выходить только во время концертов и иногда с девушками и друзьями, при этом оставляя за мной право контролировать всё происходящее! Сегодня же я даже не помню само выступление! Ты отключил меня, а это не входило в наш договор! Хули ты делаешь?! — Евстигнеев крепко вцепился пальцами в бортики раковины, даже начав немного задыхаться от душащего возмущения. — Всё верно, но последнее время ты стал давать мне слишком мало власти, поэтому я решил её захватить самостоятельно, — отражение скривило деланно грустную и обиженную гримасу, а затем снова противно расхохоталось. Рудбоя затрясло от этого самодовольства. — Да не пизди! Всё как всегда, уже сколько лет так… и было нормально. Но то, что у меня начались провалы в памяти, говорит о том, что это, скорее всего, ты стал позволять себе слишком много, — сердце в груди билось с огромной силой, страх пульсировал в венах, поэтому отвечать было тяжело, но парень старался держать себя в руках. Сколько лет, сколько лет, а он всё ещё панически боялся этого Ваню. — Ваня, я и так иду на уступки. Ты и так у нас у руля. Я мог бы и не… В глазах потемнело, и Евстигнеев потерял какую-либо связь с реальностью.***
Началось всё еще в школе, в старших классах. Драки, ограбление маленького районного магазина, наркотики… Раньше никто бы и не сказал, что это хоть как-то можно совместить со светловолосым пареньком из десятого класса. Да, он не был пай-мальчиком, курил, любил засиживаться до ночи за компьютером, был не особо общительным. Ему хватало общества нескольких друзей из школы и пары знакомых по онлайн-турнирам. Но через некоторое время родителям Вани все чаще приходилось посещать кабинет директора, где им рассказывали о поведении их ребенка и советовали обратиться к специалисту по работе с трудными детьми. За парнем стали прослеживаться необъяснимые приступы агрессии, о которых он даже и не помнил. Ваня не был одним из тех подростков, которые были обделены вниманием родителей, он никогда не загонялся по этому поводу в принципе. Он любил отца и мать и считал, что они достойно его воспитывают, поэтому сам не мог объяснить откуда в нём могла взяться это животная злость, о которой ему все рассказывают. Дело дошло до того, что парень однажды чуть не убил учителя на уроке, благо, все знали об «особенности» поведения Вани, и уголовное дело возбуждать не стали. Несмотря на это, из школы его, естественно, исключили, а также семье пришлось переехать в другой район города. Оставить ситуацию как прежде уже было нельзя, Евстигнеев и сам это понимал, поэтому самолично нашел врача, у которого мог бы лечиться. Ему поставили биполярное расстройство личности и лечили его от это в течение нескольких месяцев. Первое время помогало, но затем приступы появились вновь. Это очень беспокоило родителей, а вот Ване казалось, что дело тут не в плохой методике лечения, а в лечении в общем. У него закралось подозрение, что, на самом деле, у него куда более ужасная ситуация. Появились предположения, что это диссоциативное расстройство идентичности или раздвоение личности. Целыми ночами он искал как можно больше информации на эту тему, но говорить о своих догадках ни родителям, ни врачу он не стал. Ваня стал по возможности скрывать то, что таблетки ему не особо помогают, и заявил родителям, что больше не нуждается в услугах Виктора Сергеевича (лечащего доктора). Всю ситуацию он взял в свои руки и стал самостоятельно варьировать дозу лекарств, чтобы прослеживать изменения и частоту приступов, а также завёл дневник, куда всё записывал. Однажды, также как и сегодня, парень увидел свою альтернативную личность в зеркале, и с того самого момента научился с ней сожительствовать. Сожительство — возможно, слишком громкое слово. Правильнее сказать, почти безвредное, но вынужденное сосуществование. Он дал ей имя Охра. Охра — это всё самое темное и животное, что было в Ване. Сказать, что парень очень страдал от своего второго «я», нельзя, так как оно дело его жизнь интереснее, добавляло адреналина и какого-то сумасшествия. Благодаря Охре Ваня познакомился с наркотиками, но он особенно не жалел об этом. А когда судьба свела Евстигнеева с рэпером Оксимироном, так Охра вообще принял свою форму и образ. Но в последнее время альтер-эго стало не хватать того, что у него было, и оно решило поменять власть, которая так несправедливо не сменяется уже столько лет.