***
Ваня вышел из квартиры с тяжелым грузом на душе от осознания своего проёба. Он точно было уверен, что Светло сейчас в надёжных заботливых руках, которые не дадут ему пропасть, но кошки внутри чертовки скреблись. Он действительно переживал за состояние парня, так как точно не знал, какую именно Охра дал ему таблетку (да, у Рудбоя всегда было с собой несколько маленьких пакетиков с «весёлыми» веществами разной силы действия) Как бы Рудбой ни хотел это отрицать, но действия Охры начинали его всё больше и больше беспокоить. Да, то, что его альтер-эго выходило на первые позиции, было вполне нормально и даже приемлемо, но появившиеся провалы в памяти и весьма настораживающие поступки, участившиеся в последнее время, заставляли серьёзно задуматься. Он быстро бежал по лестнице вниз — лифт, как обычно, не работал — и всё думал о том, как быть дальше. Не столько даже о ситуации со Светло, сколько вообще. Поговорив с Женей и приняв решение о возобновлении лечения, Рудбой далеко не уедет. Всё это напоминало русскую рулетку в той вариации, где пустая камора только одна. Евстигнеев сел в такси, на котором приехала его спасительница, и отправился к месту сбора. Собственная машина была в ремонте уже который месяц, поэтому приходилось пользоваться общественным транспортом. Он уже начал прокручивать в голове все возможные вариации разговора с Мироном, но выбрать подходящую не удавалось. Рудбой хорошо понимал, что постоянно скрывать от своего друга ужасную тайну не получится, поэтому всячески оттягивал этот момент. А откровенный разговор по середине тура не был нужен ни Мирону, ни Ване. Погода за окном была не сама лучшая: серость и промозглость сильно давили на парня и вводили в унылое апатичное состояние, от которого несколько лет назад ему с большим трудом удалось сбежать. Машина привезла Евстигнеева на окраину города, где его уже ждала вся команда, за исключением Жени, которая в данный момент спасала Ванину очень симпатичную задницу. — О, а вот и наш загадочный бэк-мс! — радостно воскликнул Илья, только увидев вылезающего из такси парня. На подобные слова Ваня ответил лишь смущённой улыбкой, взвалил на себя довольно увесистый рюкзак и направился к своим. — Ванёк! — проговорил Мирон, крепко пожимая другу руку. — Ты чё такой помятый? Опять «бессонница» мучила? Какая на этот раз? Блондинка или брюнетка? А может рыженькая? — ехидно, но по-доброму шутил Фёдоров, затягиваясь последней перед отъездом сигаретой, и переминался с ноги на ногу от неприятного холода и сильной влажности, от которой на поверхности куртки появлялись маленькие капельки. — Ой, да иди ты. Мне действительно плохо спалось, — начал оправдываться парень и потупил взгляд в землю, якобы рассматривая свои заношенные, потёртые кроссовки. — Просто кошмары снились, да и мысли дурацкие в голову лезли. Мирон с прищуром несколько секунд смотрел на Рудбоя, легко улыбнулся, как будто всё хорошо, и, бросив окурок на землю, начал загонять всех в их неизменный микроавтобус, на котором вся их компания изъездила, если не всю страну, то большую ее часть точно. Обычно в салоне, особенно в первые часы поездки, стояли нескончаемые разговоры, звучала громко музыка и народ постоянно устраивал всякую движуху, в роде розыгрышей и приколов друг над другом. Ваня, конечно же, был ключевой фигурой в подобном веселье. Но не сегодня. Сейчас он спокойно ехал, прислонившись к окну, и доделывал фотографии, над которыми начал работать ещё с утра. Мирон периодически поглядывал на Ваню: он был по-настоящему обеспокоен настроением Рудбоя, но в тоже время сильно негодовал, что тот не посвящает его в свои проблемы, хотя Фёдоров был уверен, что между ними очень доверительные отношения. Тем не менее, Окси не трогал Евстигнеева, осознавая, что, возможно, тому нужно время. Все время в дороге Ваня не переставая, как бы он ни пытался, думал о Светло. Каждые полчаса он писал Жене, а каждые десять минут проверял сообщения на наличие ответа. Муродшоева сказала, что ей удалось привести парня в чувства только через полтора часа после их с Рудбоем последней встречи. Сейчас тот был очень ослаблен и девушка отпаивала того горячим сладким чаем, пытаясь насытить кровь достаточным количеством сахара, дабы вернуть румянец щекам. «Там с ним должен быть я, а не Женя», — говорил про себя Ваня. Но вместе с этой мыслью в районе затылка раздалась сильная острая боль. Видимо, Охре все эти затянувшиеся муки совести и самобичевание уже порядком поднадоели.***
Через положенные пять часов «больше чем семья» прибыла в свои забронированные номера лучшего, то есть, единственного нормального отеля в очередном городе тура. В холле всех встретила Женя: она раздала всем ключи от комнат, Мирону впихнула какие-то документы на подпись, а Ваню одарила обеспокоенным и грустным взглядом, при этом намекая, что неплохо бы поговорить с глазу на глаз. Было довольно поздно, поэтому все разошлись, чтобы отдохнуть перед тяжёлым концертным днём. Комнаты были сделаны в светлых тонах: преобладал нежно-голубой и кремовый оттенки. Интерьер комнаты был не особо богатым, собственно, как и во многих других отелях: две раздельные кровати, две тумбочки, большой гардероб, куда можно было не только повесить, но и положить вещи, стол, телевизор и небольшой холодильник. Евстигнееву повезло: в его номере был ещё и маленький балкон, на которые парень так любил выходить перекурить. Ваня в таком просторном номере жил один, так как в последний момент произошла замена всех комнат из-за недопонимания персонала отеля. Сейчас Рудбой лежал на кровати и читал книгу, которую настоятельно посоветовал Мирон. По правде говоря, произведение было жуткой нудятиной, из-за чего парня тянуло в сон. Когда Ваня уже начал потихоньку терять связь с реальностью, из забвения его выдернул стук в дверь. Это пришла Женя. — Да, входите! — Вань, не разбудила? — спросила девушка, входя в номер. Парень в ответ отрицательно помотал головой. — Слушай, я вообще-то по делу зашла и, как ты уже догадываешься, я по поводу Светло, — Женя села на соседнюю кровать и внимательно посмотрела на взволновавшегося Рудбоя. — Что с ним? — сердце бешено стучало и ухало внутри, что мешало Ване спокойно говорить. — Он в больнице, — на этих словах внутри у Евстигнеева что-то оборвалось, и он круглыми растерянными глазами смотрел на Муродшоеву в надежде услышать опровержение самых страшных догадок. — Он в сознании, как я тебе уже писала, но у него сильное наркотическое отравление. Уж не знаю, что ты там ему такого дал, но факт остаётся фактом. — Блять… — Врачам на скорой я сказала, что в таком состоянии он пришёл домой, что принял — не знаю. Рудбой уже не лежал на кровати, а нервно ходил по комнате, потирая виски руками. — Жень, я не могу выступать, я поеду обратно в Питер, к нему, я должен об… — Так, стоп, — резко перебила парня девушка и подошла к нему, — ты сейчас должен успокоиться. Он там как минимум неделю будет точно. Завтра ты выступишь, а после можешь и сгонять туда, но с возвратом! — Женя держала Ваню за плечи и пыталась говорить успокаивающе, без надрыва. — Хорошо, — на выдохе ответил Евстигнеев и, не сдержав эмоций, обнял девушку, — Жень, ты не представляешь, как я тебе благодарен за всё, что ты делаешь. Я в неоценимом долгу перед тобой. Муродшоева обняла парня в ответ. Она чувствовала, как быстро бьётся сердце у Вани, как на переживания наложился лёгкий озноб, от чего он дрожал. Девушка погладила его по спине, чтобы тот окончательно успокоился, и отдалилась от него. — Ну всё, мне пора, завтра много работы, и нам с тобой надо отдохнуть, — Женя сказала это с тяжестью в голосе и совсем без улыбки, которой она обычно компенсировала напряжённость ситуации, а затем вышла из номера, оставив Ваню одного, наедине со своими тараканами в голове. Точнее, с одним тараканом по имени Охра. Во всей этой ситуации с альтер-эго Вани самым странным было то, что Охра знал обо всём, что творилось в голове у парня, а вот сам Евстигнеев находился в неведении о том, что замышляла его вторая личность. Это-то и напрягало Ваню. Если таблетки могли помочь ему уменьшить частоту проявлений Охры, то помочь понять его, увы, не могли.***
Дни концерта были всегда не столько волнительными, сколько очень суматошными. В районе полудня вся команда была на месте проведения мероприятия. Гримёрка была вполне опрятная и просторная. Мирон, только зайдя в это помещение, плюхнулся на диван в углу комнаты с целью проверки комфортности, ведь не исключено, что после концерта на нём Фёдоров будет развлекаться с какой-нибудь очередной очумелой фанаточкой. Через полчаса, когда все разложили свои вещи, Мирон, Ваня, Порчи, Илья и ещё несколько ребят отправились непосредственно на сцену настраивать всю технику и проверять звучание колонок и качество микрофонов. Зал оказался очень большим: он был рассчитан на несколько тысяч человек, поэтому очень важно было также проконтролировать пожарную безопасность, которая должна быть в полной боевой готовности на случай форс-мажоров. — Окей, Вань, давай для проверки «Девочку-пиздец» исполним, — Мирон протянул микрофон Евстигнееву, — Порчи, проверь голосовой модератор у Рудбоя, поиграйся с высотой звучания, чтобы понимать, как будет во время выступления. Дарио кивнул и запустил трек. Пока Мирон и его бэк-мс читали обожаемую многими композицию, голос Вани варьировался от высокого и писклявого до низкого и грубого. Фёдорова подобные тренировки постоянно забавляли, и он, не скрывая этого, каждый раз сбивался из-за распирающего его смеха, на что получал: — Миро, перестань ржать, сосредоточься, — ответ был сказан очень низким, грудным голосом, от чего смеяться хотелось ещё больше. — Бля, Ванёк, извини, каждый раз, как в первый, — оправдывался Окси, утирая проступившие слёзы. Ещё немного покопавшись с техникой и настроив освещение, все отправились в гримёрку, где ребята переодевались и повторяли текста. Ване в этот раз не надо было красить лицо – было решено обойтись маской, в которой Евстигнееву было куда удобнее выступать. До начала оставалась всего пара часов. На сцене уже был разогрев, а в зале довольно большое количество народу. Ваня вколол Мирону, наученному горьким опытом, специальное средство от потери голоса, это делалось за несколько часов до выступления, чтобы вещество смогло подействовать. Несмотря на это, Мирон и Рудбой накатили по стакану вискаря для храбрости, за что Женя и Илья раньше на них частенько ругались, но потом опустили руки, видя, что это им необходимо для снятия волнения, а оно, на удивление, присутствовало всегда. Времени до концерта оставалось совсем чуть-чуть. Когда Мирон и Ваня крепили наушники и проверяли их работоспособность, Порчи отозвал Окси в сторону, нервно оглядываясь. — Дарио, что такое? — удивленно спросил Фёдоров, переходя на английский, и попытался понять, что так беспокоило друга. — Слушай, тут такое дело… — неуверенно начал парень. — В общем, сегодня во время саундчека кое-что странное произошло. — Отлично, ты говоришь мне это только сейчас, — раздражённо выпалил Мирон и хотел было уже пойти решать эту проблему с Ильей, как почувствовал, что парень крепко схватил его за локоть, не давая уйти. — Подожди, дело не в работе техники, — вкрадчиво и спешно говорил тот со своим забавным португальским акцентом, который иногда мешал тому быстро и ясно выговаривать английские слова, — хотя может и в ней, я уж не знаю, — Мирон вопросительно и непонимающе смотрел на своего звуковика. — Короче, сегодня Ваня на репетиции исполнял все треки своим голосом. Я имею в виду, что когда ты мне сказал смоделировать другое звучание его голоса, программа в этот момент зависла и не работала. — То есть ты хочешь сказать, что низкий тяжёлый голос, над которым я так ржал, был рудбоевским? — уточнил Фёдоров. — Дарио утвердительно кивнул. — А хули ты мне это говоришь только сейчас? — Окси говорил с нескрываемым недовольством. — Потому что всё это время я наблюдал за Ваней, — обиженно ответил Порчи и отпустил локоть друга. — Миро, с ним что-то не то, я тебе точно говорю.