Цена жизни, или Бесценность смерти

— Дядя, мы готовы! — крикнула Стефани. — Иду, иду! Уже иду, — мэр Добродушный подсел к костру. — Спортакус, придется тебе позаботиться о какао, мне необходимо будет заглядывать в книгу, боюсь, далеко не все сохранилось в моей памяти… — Думаю, мне лучше заняться печеными яблоками, а какао займется… Робби! — Спортакус хитро улыбнулся. — Я?! К-хм… Ну что ж... Если ты просишь… Робби с плохо скрываемым удовольствием схватил чайник с какао. — Итак, давайте приступим, — мэр Добродушный раскрыл книгу и обвел взглядом всех собравшихся у Йольского огня. — Это случилось давным давно, так давно, что никто уже и не вспомнит… — А вы откуда это помните? — спросила Трикси. Все засмеялись, а мэр неловко заерзал на своем стуле. — Я тоже не помню, но так обычно начинают рассказы о старинных преданиях. — Не перебивайте, я хочу послушать! — попросил Зигги. — Хорошо, хорошо, не будем, — пообещала Трикси. — Я могу продолжать? — спросил мэр. — Отлично! Итак, в стародавние времена, когда еще скрытые жители запросто селились среди обычных людей, а тролли открыто прыгали по скалам, жила-была одна... не совсем обычная женщина. О ее происхождении мало что известно, некоторые считают, что она была одной из первых женщин от начала сотворения мира, кто-то слышал, что она дочь первой королевы троллей и первого короля эльфов; вроде бы когда-то оба народа захотели породниться, чтобы жить в мире, это у них, увы, не вышло, а плод этого странного союза остался. Словом, доподлинно ничего не ясно, но совершенно точно, что звали эту женщину Грила. Послышалось шипение, и в воздухе отчетливо запахло подгоревшим молоком. — О боже, мистер Злобный, какао убежало! Робби, держащий чайник над огнем, вздрогнул и едва не выплеснул на себя кипящий напиток. Пока все вокруг суетились в поисках другого чайника, сахара, молока и какао, Робби тряс пальцами и возмущенно ворчал о вреде таких вот рассказов, потому что они запудривают людям мозги. К нему подошел Спортакус. — Ты не обжегся? Покажи руку. — Все в порядке, можешь не беспокоиться. Кто-кто, а ты всегда умел переложить ответственность на других! — сварливо пробурчал Робби. Спортакус уставился на него с изумленным недоумением. — Скажешь, нет? Стоит себе, понимаешь, и ждет, когда в углях запекутся яблоки, завернутые в фольгу! Велика хитрость! — Я готов поменяться с тобой обязанностями, — миролюбиво улыбнулся Спортакус и жестом предложил занять Робби его место, на что тот лишь фыркнул и выхватил из рук мисс Деловой новый чайник. — Спасибо, я справлюсь! А если мэр еще и перестанет рассказывать всякую чушь... Вместо того лучше бы почитал нам «Алису в стране чудес» или «Гарри Поттера». — Мистер Злобный, это ведь наши исландские легенды, дети должны их знать, должны знать историю своей страны, своего народа… Мэр снова накинул на плечи упавший плед и сел на место. — Это можно изучать в школе, а не на пикнике, — проворчал Робби. — Это не пикник, мистер Злобный, это Йольский огонь! — возмущенно вскинула подбородок мисс Деловая. — Продолжайте, Милфорд. — Спасибо. На чем я остановился? Ах, да! И было у этой Грилы тринадцать детей. Но от разных мужей. Первые шестеро — от Густи, эльфа облаков и пара, следующие шестеро — от Кюлдаболи, эльфа песен воздуха или ветра, а последний — самый младший — от третьего мужа, Леппалуди, эльфа послеобеденного сна. Только была эта Грила никудышней матерью и женой: первых двух мужей она быстро свела в могилу, а детей — у нее был очень специфический взгляд на воспитание — приучала к воровству, шалостям, обману и неусидчивости. Но действительно ужасным было то, что Грила воровала у людей младенцев. Воровала и скармливала их своему муженьку-засоне и всем тринадцати сыновьям. Но даже несмотря на все эти ужасы, дети у Грилы получились хоть куда! Все как на подбор — красивые, стройные, здоровые, хотя, возможно, все это досталось им от эльфийского деда? Не знаю. Но совершенно точно, души мальчишек с самого раннего детства были изранены, они ведь вкусили человеческой плоти, невольно, но все же! А это одно из самых страшных преступлений! Но Гриле было безразлично, она считала себя настолько особенной, что отказывалась соблюдать какие бы то ни было законы и правила. И странным образом, но ей действительно все сходило с рук. Пока как-то раз она не задумала заполучить себе и своим сыновьям бессмертие. В ту пору у королевы эльфов Хильдур родилась дочь; крошка, говорят, была такой прелестной, что матери приходилось выходить с ней на прогулку только по ночам, потому что днем ее личико затмевало свет солнца, и обычные люди слепли от такого сияния. Мироздание так привыкло к свету по ночам, что в память о том времени до сих пор солнце летом надолго не покидает небеса, даря всему сущему лучезарный блеск. Грила тоже знала о необыкновенном ребенке, и однажды, когда королева эльфов на минуту отлучилась от колыбели дочери, украла младенца. Прибежав домой, каждому из своих сыновей Грила дала выпить крови чудесной малышки, дарующей бессмертие. Но едва она нацедила заветный напиток в свою чашу, земля содрогнулась, вулканы проснулись и выпустили к звездам столбы лавы и пепла, моря зашипели, гейзеры ударили фонтанами кипятка и серы… «Как посмела ты прикоснуться к моей дочери? — раздался грозный крик Хильдур. — Немедленно верни мне ее!» Грила до смерти перепугалась. Она зачерпнула крови из чаши и перемазала ею всех своих сыновей. Как только Хильдур спустилась в подземное логово Грилы, она тут же все поняла и принялась плакать и заламывать руки. За одно мгновение ее слезы затопили почти всю землю, остался посередине лишь небольшой островок. «Проклинаю тебя, Грила, за твое злодейство! Навеки быть тебе холодным камнем! Пусть тело твое топчут ногами и добывают из него кровь и плоть, разрывая тебя и нещадно кромсая!» И вмиг поседевшая от страха Грила превратилась в высокие Белые горы. «Ты, вечно сонный эльф, — обратилась Хильдур к мужу Грилы, — за то, что проспал смерть моей дочери, изойдешь слезами раскаяния и без следа растворишься в них!» Эльф зарыдал, и возникло на острове Синее море, с водой соленой, как самые горькие слезы. «А вы, неразумные кровопийцы, возьмите от сердца вашей матери по камню». Сыновья Грилы взяли каждый по камешку из самой глубины Белых гор. И были те такими черными, что, казалось, созданы из самого первобытного мрака. «Я лишаю вас свободы и света! Впредь каждый из вас будет исполнять назначенное мною наказание, собирая в эти камни свою исчезнувшую смерть! Отныне вы не сможете пройти мимо того, кто нуждается в помощи! И если не услышите признательности за свое благое деяние — то так тому и быть! Но если сумеете получить благодарность, высказанную от чистого сердца — пусть она собирается в камне и понемногу рассеивает тьму совершенного злодейства! Как только станет ваш камень прозрачным настолько, что, опустив в воду, не сможете увидеть его, будете прощены и обретете смерть, свет и свободу! Живите вечно, вкусившие крови моей дочери, спасайте и спасайтесь сами, пока не искупите перед Мирозданием вину своей матери!» Отчаянно плакали сыновья Грилы, но не смогли их слезы остудить гнев несчастной матери. Наконец сказала Хильдур: «Проклинаю и место, на котором было совершено убийство моей дочери! Отныне здесь все будет не так, и никто не сможет понять происходящего и изменить его!» Так сказала она и исчезла. Мэр Добродушный замолчал, обводя гордым взглядом притихших слушателей. — Мистер Злобный, вы плачете? — обеспокоенный голос мисс Деловой будто вывел всех из оцепенения. Робби спохватился, вызывающе утер нос рукавом и грозно глянул на мэра. — Вы действительно считаете, что эти ужасы на ночь лучше сказок про мальчика с молнией на лбу?! Да уж, нечего сказать! Прекрасный вечерок у костра в компании друзей! Вот ваш какао, пейте! А мне лично после такого кусок в горло не полезет! Фу-у-у, мерзость какая! Робби бросил чайник с какао на землю, поднялся и ушел, ни с кем не попрощавшись. — А мне понравилось! Очень захватывающе! — восхитился Пиксель. — А мне нет, — Стефани грустно покачала головой. — И очень жалко мальчиков, они же ни в чем не виноваты… Интересно, правда это или нет? И можно ли им помочь поскорее избавиться от этого проклятия? — Боюсь, что на эти вопросы тебе сможет ответить только настоящий эльф, — рассмеялась мисс Деловая. — А где же такого найти? — поинтересовалась Трикси. — Не знаю, правда ли это, но говорят, если в ночь перед Йолем выйти на «безлюдный» перекресток и немного подождать, обязательно увидишь эльфа, спешащего на праздник во дворец королевы Хильды. Встретив человека, эльф непременно подойдет поздороваться и спросить, как дела, потому что рассказами о таких встречах эльфы развлекают друг друга на праздничном пиру. Вот тогда-то и надо ему сказать, что он узнан. Эльфы этого очень боятся, потому что таким образом человек может отнять его вечную жизнь, а эльфу она, конечно, дорога. Вот и предлагает он чистое золото или чистую правду на откуп. Тогда и надо задавать ему такие вот вопросы. Эльфы знают многое, но не умеют лгать и расскажут всю правду, какую только не попроси. — Но все это конечно же сказки, мои дорогие! — улыбнулся мэр Добродушный. — А между тем вас ждет вполне реальный полезный десерт — печеные яблоки! — улыбаясь, Спортакус поставил на стол блюдо с аккуратно уложенными яблоками, завернутыми в потемневшую от жара углей фольгу. * * * Стефани аккуратно, чтобы случайно не разбудить дядю Милфорда, закрыла дверь; язычок замка тихонько щелкнул. «Может, стоило все-таки позвать с собой Трикси? — подумала она, нерешительно глядя в ночное небо, раскрашенное сияющими всполохами. — Нет, я должна сделать это сама!» До ближайшего «безлюдного» перекрестка было рукой подать, тротуары освещались ярко-желтыми огнями уличных фонарей. Стефани накинула капюшон теплой розовой куртки и побежала. Окна домов были темны. «Неудивительно, все давно спят». На углу квартала она свернула налево и остановилась. Оказывается, фонари горели только здесь, на их улице, дальше дорога не освещалась. Стефани посмотрела по сторонам. Надо бежать! Она должна! Она ждала этой ночи почти год и именно сегодня не имела права трусить! «Как учит Спортакус? Вдох-выдох, вперед!» За день навалило столько снега, что Стефани с трудом пробиралась через сугробы, к тому же теплые меховые угги так и норовили слететь с ног и остаться под толстым слоем снега. «Всего лишь два квартала! — твердила она себе. — Зато у меня будет шанс!». Откуда в ней взялась такая уверенность, Стефани не знала, скорее всего, сама себя убедила. Капюшон сполз с головы, но Стефани даже не думала его поправлять, от бега по сугробам ей стало так жарко, что впору было бы и вовсе снять куртку. Но нет, не стоит, можно запросто простудиться, и тогда весь план насмарку, как и завтрашний Йоль. Миновав квартал, она увидела впереди гигантский билборд с изображенным на нем видом Лентяево. Внушительную конструкцию освещали довольно слабые прожектора, но все же их света было достаточно, чтобы картинка была четко видна даже отсюда. Стефани знала, что там, за билбордом, притаился странный подземный дом Робби Злобного. «Бедняга, — подумала Стефани, — неужели ему зимой каждый день приходится вот так пробираться через сугробы, чтобы попасть в город и обратно? Да уж, не позавидуешь!» Выйдя на перекресток, Стефани огляделась. Никого. Тишина, темнота, лишь только вспышки северного сияния озаряют ночное небо, да призрачно светится гигантский билборд. Стефани подняла голову, чтобы полюбоваться красотой мерцающих огней, и неожиданно при очередном ярком всполохе заметила за билбордом что-то не совсем обычное. Это точно не могло быть крышей-куполом дома Робби, конструкция, удерживающая изображение города, была такой огромной, что этот купол был за ней совершенно не заметен. Тогда что это? Стефани снова посмотрела по сторонам и потихоньку пошла в сторону билборда. «Может, мне просто показалось? — рассуждала она. — Игра воображения, света и тени, отражение северного сияния от крыши дома Робби, мало ли что?» Но любопытство толкало ее вперед. Она уже почти вплотную подошла к билборду, как вдруг услышала чей-то голос. Стефани сделала еще несколько шагов и прислушалась. — И все же в этом есть какая-то несправедливость, — ворчливо заметил Робби. — Выходит, если я откажусь, эти молокососы меня даже не пригласят? Стефани затаила дыхание, но ничто больше не нарушило тишину, Робби никто не ответил. «Может, Робби сошел с ума? Неужели он так одинок, что ему приходится разговаривать с самим собой?» — А если я не хочу? Может быть, мне нравится такое положение вещей, это тебе в голову не приходило? — снова сварливо спросил Робби. Стефани стало его так жаль, что она расправила плечи и выглянула из-за билборда с желанием поддержать и успокоить Робби. Но уже в следующее мгновение снова нырнула обратно и замерла, вжавшись спиной в бетонное основание конструкции: то странное, что она заметила, когда остановилась на перекрестке, оказалось ничем иным, как дирижаблем Спортакуса! Он предельно низко завис над домом Робби и словно бы спрятался от посторонних глаз. Но это было далеко не самое необычное! В неясном отблеске небесных всполохов и ярком свете, льющемся из проема в стене гондолы дирижабля, Стефани успела разглядеть двоих, сидящих на откидном трамплине. Сомнений не оставалось, это были Робби и Спортакус! Но гораздо больше ее поразило, что они сидели рядом настолько, насколько это могли позволить себе лишь очень близкие люди. Ей даже показалось, что Спортакус обнимал Робби! — Я устал! — сердито сказал Робби. — Эти твои дети такие шумные и утомительные, что у меня, похоже, начались галлюцинации. — Что случилось? Стефани расслышала в голосе Спортакуса неподдельно искреннее беспокойство, ей ли не знать, как он задает этот вопрос, когда речь идет о том, что кому-то нужна помощь? — Мне показалось, что из-за билборда выглядывает эта розовая девчонка. Спортакус рассмеялся. — Робби! Ты такой забавный! Забавный?! Стефани просто не верила своим ушам! — Все давно спят, — мягко заверил Спортакус. — Сегодня они наверняка улеглись раньше обычного, чтобы не проспать Йоль. — Я бы тоже предпочел сейчас этим посиделкам свою теплую постель, — ворчливо заявил Робби. — Правда? Ты замерз? — Нет-нет, спасибо, не стоит! — резко и громко ответил Робби. — А то это как-то не вяжется с предстоящим розыгрышем. — Значит, ты согласен? — некоторое время спустя спросил Спортакус. — А разве у меня есть выбор? — Тогда, может, еще раз повторим все действия по пунктам? — Нет, я и без того все прекрасно запомнил: ты помогаешь мне выбраться из камина, затем я собираюсь уходить; если никто из детей не догадается предложить мне остаться, это делаешь ты, потом мы разворачиваем подарки… — Потом мы садимся ужинать, — поправил Спортакус. — И я предлагаю тебе… — Да-да, занять твое почетное место во главе стола, спасибо! — Но я в самом деле хотел бы видеть тебя во главе праздничного стола, — с необычайной теплотой признался Спортакус. Робби некоторое время молчал, а потом продолжил. — Затем ровно в шесть вечера ты всех спасаешь от гигантского снежка, какая невероятно дурацкая затея, я в этом просто уверен! — Зато безопасная! — Хо-ро-шо! Дальше ты говоришь мне перед всей компанией большое спасибо за предупреждение об опасности, чем вызываешь у присутствующих приступ уважения и благодарности… — К тебе, — уточнил Спортакус. — Конечно, ко мне... Стефани показалось, что Робби произнес это с досадной горечью. — Это ведь ненадолго, — тише обычного сказал Спортакус. — Ужин закончится самое позднее в девять, и все пойдут по домам. — Все? — зачем-то усмехнулся Робби. — Ну, хорошо, почти все, — примирительно ответил Спортакус. — Только обещай, что в этот раз… — одновременно и слово в слово сказали друг другу оба. Спортакус рассмеялся. Робби тоже издал какой-то звук, скорее напоминающий фырканье кота. — Давай, говори ты первый, — добродушно предложил Спортакус. — Обещай, что в этот раз ты не уйдешь с самого утра кататься с горки с этими малявками! Стефани услышала обреченный вздох. — Я так и знал, — произнес Робби. — Я пошел. У меня уже просто глаза слипаются. — Робби, — позвал Спортакус. — Робби! Раздался скрип железного люка. — Чего еще? — Ты же знаешь, что это не зависит от наших желаний! В голосе Спортакуса прозвучало такое отчаяние, что сердце Стефани сжалось от неясной тоски. — Спокойной ночи, Итротта Глюгагайгир, — сказал Робби, и почти в ту же секунду раздался лязг закрывшегося люка. — Спокойной ночи, Гланни Кертаснликер… Закрыть дверь! Стефани стояла, ошарашенно прижав ладонь ко рту, до глубины души пораженная услышанным. Кертасникер? Глюгагайгир? Спортакус и Робби Злобный?! «Не может этого быть!» За билбордом раздался шипящий свист . «Он привел в действие двигатели! Он улетает! Он не должен меня здесь увидеть!» Стефани со всех ног бросилась бежать, она хотела успеть пересечь этот ужасный «безлюдный» перекресток и спрятаться на другой стороне темной улицы, в непроглядной тени высокого забора. — Надо ступать по своим же следам, — шептала она себе. — Какая же я глупая! Зачем же я это сделала?! Она сунула руку в карман, чтобы проверить ключи, и в ту же секунду вытащила ее обратно. — Я потеряла ключи! Как же я теперь попаду домой?! Что же мне делать?! Ей оставалось буквально несколько метров до спасительного полумрака неосвещенного квартала, но дирижабль Спортакуса, конечно, оказался быстрее. Стефани присела в снег и накрыла голову руками, стараясь слиться с сугробами, в надежде, что Спортакус не станет смотреть вниз и не обратит внимания на розовый комочек среди заснеженной улицы. — Стефани! — О, господи, только не это! — прошептала она. — Что случилось?! Что ты делаешь здесь?! В следующий миг Спортакус уже присел рядом с ней и наклонился, стараясь заглянуть в лицо. — Мой кристалл замигал. Что у тебя произошло? Как ты оказалась ночью так далеко от дома? Ты одна? Или с ребятами? Стефани! — Я одна, Спортакус, и это совершенно «безлюдный» перекресток… Спортакус выпрямился во весь рост. Стефани подняла на него виноватый взгляд. Спортакус не улыбался. — Прости, — прошептала Стефани и поднялась. — Я не знаю, как так вышло… Спортакус сунул руку в карман и достал горсть золотых монет. — Вот, возьми. Правда, я никогда бы не подумал, что ты… — Это не ради золота! — взмолилась Стефани. — Я хотела встретить здесь эльфа, потому что мне нужна была правда! Правда за молчание! Спортакус грустно улыбнулся. — Мне показалось, что ты все слышала... Надеюсь, ты понимаешь, что нам незачем от тебя откупаться... — Что я могу для вас сделать, Спортакус? Мне не нужны ваши жизни, наоборот, я хочу… Взгляд Спортакуса стал вдруг острым и тревожным, он смотрел куда-то за спину Стефани, туда, откуда она только что сбежала, стараясь унести с собой их с Робби страшную тайну. — Не надо, Гланни! — вдруг закричал Спортакус и вытянул руку вперед, будто в попытке предотвратить неизбежное. Стефани обернулась. Возле бетонного основания билборда, там, где еще несколько минут назад пряталась она сама, теперь стоял Робби. В вытянутых руках у него был зажат какой-то мерцающий предмет. Мгновение, вспышка, — и Стефани почувствовала, что проваливается куда-то, будто ее внезапно одолевает глубокий, спокойный сон. — Что ты наделал, Гланни?! — отчаянно крикнул Итротта, прижимая к груди бесчувственное тело девочки. — Мы столько веков собирали этот свет! — Она хотела забрать его! Неужели ты думал, что я спокойно буду смотреть, как ты жертвуешь собой ради какого-то дурацкого вопроса соплячки из разряда «как тебе удается совершать такие невероятные кульбиты и выкрутасы»?! — Гланни сжимал в ладони совершенно черный камень. — Что ты такое говоришь, ненормальный?! Ей не нужна была моя жизнь! — Она отказалась от золота, я сам слышал, — упрямо крикнул Гланни. — Она сказала, что ей нужна была правда. Она нарочно подкарауливала тебя здесь. Она догадалась. — Да нет же, Гланни! Ты не все слышал и все не так понял! Она всего лишь приняла нас за эльфов! Всего лишь за обычных эльфов! — из глаз Итротты вдруг хлынули слезы. — Ох, что же ты наделал?! Глупец! Чертов идиот! — Ей ничего не будет, этой твоей девчонке, утром проснется как ни в чем не бывало… Я всего лишь заставил ее забыть о нас и вообще об этой истории. Итротта упал на колени и, рыдая, уткнулся лицом в розовые волосы девочки. — Прекрати распускать сопли, а то еще измажешь ее… Тьфу, даже смотреть на тебя противно… — Гланни! Гланни!.. Девочка здесь совершенно ни при чем! Нам ведь оставалось еще совсем чуть-чуть, и мы были бы прощены и свободны! Ведь я люблю тебя, Гланни! Люблю больше смерти, которой у тебя теперь снова нет! А у меня — вот она, уже почти цела… Что же я буду делать там без тебя, Гланни?! А ты?! Как ты останешься здесь совсем один?! Гланни брезгливо посмотрел на свой почерневший кристалл и отшвырнул его прочь. — У тебя впереди свобода и прощение? Прекрасно! Ты всегда этого хотел! Но я — не ты, Итротта. И у меня впереди — вечность, какой бы она ни была, даже если без тебя. Прощай, — Гланни презрительно фыркнул, — Спорта-прыг! Он развернулся и пошел к дому. Итротта не должен был увидеть его слез, как и не должен был почувствовать отчаяние и боль. Он должен возненавидеть его, чтобы постараться поскорее собрать свой свет, свою свободу и уйти, покинув наконец этот проклятый Хильдур Лентяево навсегда.