Попробуй изменить мою жизнь

Людям так часто бывает больно. Так больно и тяжело, что кажется, будто целый мир настроен против них, специально выискивает слабости и цинично бьёт прямо в них, пытаясь уничтожить. Если после такого кому-то удаётся устоять на ногах, то у вселенной и на это есть ответ: раздавить, превращая слабые тела в кровавые ошмётки, а от искалеченных душ не оставляя и следа. Скорее всего это сравнение было слишком утрированно, но когда люди сломленны, они действительно ощущают себя именно так. Сильные борются с враждебным миром, пытаются подняться с колен, хоть и в большинстве случаев проигрывают, что достаточно иронично; слабые же выбирают более постыдное и лёгкое, но частенько действенное решение: сбежать куда-нибудь и чем дальше, тем лучше. Если есть возможность, то напрочь из собственной жестокой реальности — обычно этим способом становились наркотики и алкоголь. Эрен слабым не был. Поэтому он хоть и знал про высыкоградусные напитки, да и доступ у него к ним был безпрепятственный из-за его матери и её образа жизни; про психотропные вещества, он тоже слышал и лично лицезрел их действие на многих живущих в Шинаншине (его мать не исключение) и, конечно, понимал почему люди используют эти методы ухода от реальности, но в то время они казались ему отвратительными — жаль, конечно, что однажды Эрен перестанет так думать. Также был ещё один способ почувствовать себя лучше, и это было самое простое и дешёвое средство от боли, и никто не брезговал его использовать — сон. Многим людям везло и они попадали в прекрасный мир грёз и хоть ненадолго ощущали себя счастливыми. В некотором роде Эрену нравился этот метод. Несколько раз в его жизни, сны действительно помогали ему почувствовать себя лучше, спасали от переживаний и боли, что стальными цепями обвязали всю его жизнь. Иногда Эрен правда видел хорошие вещи. Обычно ему снилось, что они с мамой живут, как нормальные люди и с ними не произошло всего того дерьма, которое им пришлось преодолеть. Но почему-то именно сейчас этот способ не сработал. Сейчас Эрен лежал с закрытыми глазами в чужой квартире на жёстком, неудобном диване, находясь в глубоком сне, который вместо желанного отдыха, дарил лишь новую порцию усталости. Эрен чувствовал себя плохо. Его лицо уткнулось в спинку дивана, скрывая его эмоции. Тело казалось расслабленным, хоть и скрутилось в позе эмбриона, словно пытаясь защититься от враждебного внешнего мира. Из-за этого Эрен выглядел гораздо более маленьким и хрупким, нежели каким являлся на самом деле. Эрен морщится во сне и шепчет что-то жалостливо-невнятное одними обветренными губами. Эрену всего пятнадцать, но он уже столкнулся с тем, что сон далеко не всегда спасает от боли и собственной реальности. Порой сны даже хуже. То состояние, в котором Эрен сейчас находится, назвать полноценным сном сложно — ощущение больше похоже на кому, которая сопровождается беспокойными, страшными и напряженными видениями в голове. Самое пугающее, что из неё не получается выбраться, несмотря на то, что Эрену очень хочется очнуться. По крайней мере, он надеется проснуться, но не уверен, что получится — происходящее слишком похоже на реальность. Эрен сомневается в том, что он действительно спит. Эрен тяжело вдыхает какой-то слишком разреженный воздух и пугливо озирается по сторонам. Его окружают чернильные сумерки, впереди почти ничего не видно. Со временем, глаза Эрена привыкают к темноте и он понимает, что находится в маленькой, узкой комнате. Почему-то от осознания этого по коже начинает ползти холодный липкий страх, от чего тело покрывается неприятными мурашками. Несмотря на то, что рядом с ним в комнате никого нет, по крайней мере в поле его зрения, да и по ощущением чужого присутствия тоже не чувствуется, Эрен всё равно ощущает себя в опасности. А может ему страшно от того, что он один? Эрен не уверен, что хочет знать ответ на этот вопрос. Пытаясь побороть страх, который стальными кандалами вцепился ему в ноги, Эрен медленно начинает продвигаться вперёд. Идти сложно, как будто он находится в толще воды. Тело ощущается ватным и тяжёлым, да и дальше по узкой комнате Эрен практически не продвигается. Эрен неуверенно смотрит по сторонам и ничего кроме темноты не видит. Эрен нервно моргает, а когда открывает глаза перед ним вырастает огромное, больше, чем его рост, резное зеркало, которое появилась как неприступная стена — дальше не пройти. Эрен пытается отвернуться, совершенно не желая смотреть в него, зажмуривается, но помогает это не сильно. Голова Эрена поворачивается обратно и он всё равно смотрит — потому что выбора особо и нет. Какая-то невидимая сила хочет, чтобы он смотрел и поэтому его испуганный взгляд устремляется в ровную зеркальную гладь. Глаза нервно бегают по отражению и оно Эрена абсолютно не радует — он так омерзительно выглядит. На его худом теле какого-то чёрта надеты короткие чёрные шорты и майка, что вообще не прикрывает плоский живот. На губах виднеется ярко-красная помада, которая неаккуратно размазалась по щекам. Эрен бы так никогда не оделся. Эрен с отвращением морщится от собственного ужасного вида — мало того, что он одет как размалеванная малолетняя шлюха — почему Эрен так о себе думает, он не знает, эти слова как будто кто-то насильно вбил в его голову — так ещё и всё его тело покрыто характерными синяками в виде чужих рук и кровавыми засосами на шее и выпирающих ключицах, напоминая чёртово ожерелье. — Шлюха, — мерзко шепчет пустота, — маленькая шлюха. Эрен трясёт головой, словно пытаясь избавиться от увиденного и услышанного, моргает, а когда открывает глаза на его смуглой коже мгновенно появляются новые пугающие кровоподтеки. Как будто, пока Эрен не видел, его кто-то трогал. Без его согласия. Эта мысль пугает, вызывает дикое отторжение внутри, но зациклиться на этой ситуации не даёт внезапный смех. Сначала тихий, едва слышный, и похожий на раздражающее жужжание мерзкого насекомого, но постепенно нарастающий и превращающийся в издевательский, оглушительный хохот. Эрен вздрагивает, нервно озирается по сторонам, словно ожидая нападения. Как только Эрен отворачивается, зеркало мгновенно исчезает, но ему уже не до него. Руки Эрена, которые еле двигаются, из-за ощущения того, как будто он всё ещё под водой, поднимаются вверх и закрывают уши ладонями. Только это абсолютно не помогает — Эрен всё равно это слышит и внутри всё содрогается от накрывающей паники. Жуткая какофония чужого смеха, не замолкает ни на секунду, безжалостно продолжая доноситься буквально отовсюду. Это сводит с ума. Каркающий хохот такой издевательский и презренный, что Эрен ясно осознает, что смеются именно над ним. Над тем какой он отвратительный и грязный — Эрен это прекрасно понимает; чувствует эти негативные эмоции в переливающихся звуках и в ненависти, витающей в этой странной вязкой атмосфере. Такое чувство, будто даже тело Эрена смеётся против его воли, хотя его рот закрыт. Хохот лишь нарастает и ушные перепонки Эрена начинают болеть, а в голове ужасающе звенит, как будто кто-то бьёт молотком по его черепной коробке прямо изнутри. Эрен зажмуривается. Ему кажется, что он вот-вот оглохнет, ещё немного — перед закрытыми глазами уже начали плыть цветные круги — но к счастью, это всё заканчивается также резко, как и началось. Сон Эрена меняется. Когда Эрен вновь открывает глаза, произошедшее моментально стирается из памяти и в голове становится пусто. Эрен в тишине. На этот раз — будто бы Эрен знает, что это его очередной кошмар — комната, в которой он оказался, гораздо больше и в далеке виднеется тусклый, неприятный свет. Он режет глаза и Эрен с силой начинает их тереть. Не то, чтобы хоть что-то изменилось. Внезапно сзади что-то толкает его в спину. Эрен вздрагивает и оборачивается. Ушибленные лопатки начинают немного побаливать. Сзади никого нет, но никто и не нужен, чтобы пихать его вперёд — медленно двигающаяся стена прекрасно справляется с этой задачей. Эрен непонимающе хмурится, но всё же делает неуверенный шаг вперёд. Стена сразу же занимает это пространство. Эрен пожимает плечами — в какой-то момент движущаяся стена стала для него своеобразной нормой и Эрен, больше не думая об этом, решает идти дальше, надеясь, что этот путь придёт его к финишу. Стенка неторопливо двинулась следом, как бы говоря, что не позволит Эрену вернуться назад. Постепенно Эрен приближается к источнику света. Им оказывается маленькая, работающая из последних сил, лампочка, как будто висящая во мраке, потому что потолка абсолютно не видно. Именно она и производит единственное освещение в этой комнате — хоть и такое неприятное, тускло жёлто-зелёное. Эрен даже этому рад, потому что он не любит темноту. Впереди происходят какие-то движения. Эрен, словно завороженный, идёт туда, но сделав пару шагов, резко обомлевает, как только видит открывшуюся ему картину. Эрен словно вкопанный останавливается посреди комнаты, и видит самого себя, но как будто со стороны третьего лица. Как будто его тут нет, как будто он — призрак, а человек перед ним настоящий. Если бы Эрен помнил предыдущий сон, он бы усмехнулся и в этом смешке скользило бы отчаяние. Эрен бы понял, что нынешнее состояние его тела мало, чем отличается от того, что он лицезрел в отражении зеркала — он всё такой же разбитый и покрытый синяками. Как же больно смотреть на.. Себя. В этом сне вместо смеха Эрен слышит стоны. Эрен сглатывает вязкую слюну, которая неприятным склизким комком обволакивает горло. Эрен приглядывается и лучше бы он этого не делал. Он видит свое печальное лицо и худое тело, распятое чужими тёмными, как у неясного силуэта руками на большой кровати. Эрена передёргивает от ужаса и он медленно отступает, желая уйти из этой комнаты, но только вот его спина врезается в стену. А «она говорила», что не пустит Эрена назад. Эрен вжимается спиной в холодные кирпичи. Понимая, что не может уйти, Эрен пытается отвести взгляд, чтобы не смотреть на эту отвратительную картину, чтобы не испытывать обжигающую ненависть к самому себе и к своей слабости. Своей травме. Но ничего не выходит. Эрен открывает рот и начинает кричать, желая, чтобы эти тёмные, расплывчатые человеческие фигуры, которых он видит вместо настоящих тел людей, обратили внимание на него, и отпустили того, кто лежал на кровати, но даже этого Эрен сделать не смог. Его сиплый голос застрял где-то в горле, шею словно сдавили огромные металлические цепи, начиная душить его, а невидимые, острые распорки раскрыли ему веки так сильно, что Эрен начал беспокоиться, что они порвутся. Глаза начали сохнуть от невозможности моргать. Воздух словно издевательски стелился по беззащитным, покрасневшим глазным яблокам. Больно. Невидимые силы не дали Эрену и шанса, чтобы прервать представление. Они хотели, чтобы Эрен смотрел. Смотрел на то, как пугающие силуэты, которые окружили его.. Только сейчас Эрен понял, что они делают. Увидел, хотя лучше бы это видение осталось лишь абстрактной, неразборчивой картинкой. Они насиловали его. Глаза, которые итак были распорены острыми тонкими палочками, раскрылись ещё сильнее. В груди застыл жалкий, полный отчаяния всхлип. Эрен продолжал беспомощно смотреть на то, как его тело безжалостно используют и оскверняют. И черт возьми, он ничего не мог сделать. Хотя, что в этом было нового? Ведь даже в реальности спасти себя Эрен не смог. С чего бы во сне что-то изменилось? Только сейчас Эрен не знает, что это сон. Для него это самая настоящая реальность. Ужасная и болезненная — правдивая. Эрен вновь пытается заорать, но крик опять застревает в его нервно сокращающемся горле, и с каждой попыткой кричать, в глотке Эрена, словно в наказание за сопротивление, начали появляться острые маленькие камушки — и это было чертовски больно. Эрен от удивления и страха резко замолк, но смысла в этом уже не было. Каменные осколки начали разрывать нежные, розовые стеночки глотки, пытаясь добраться до лёгких, а может и до самого желудка. Эрен больше не может дышать. Он беззвучно хрипит и кровавые слюни разлетаются в разные стороны. Предательские горячие слезы начинают течь по его лицу, неприятно щипля кожу. В реальности на его щеках тоже образовались мокрые дорожки, которые мгновенно впитались в поролоновую обивку дивана. Лицо Эрена начало синеть от невозможности дышать. Камни безжалостно рвали его горло. С уголков губ Эрена потекли тонкие струйки крови. В голове начало мутнеть от боли и недостатка кислорода — и если честно, это даже показалось Эрену спасением — возможность отключиться и ничего не чувствовать, но перед тем как окончательно потерять сознание, ему наконец дали вздохнуть. Распорка на глазах тоже исчезла. Эрен грузно упал на колени, судорожно хватаясь за разодранное горло и устало прикрыл пораненные, кровоточащие веки, давая себе немного отдохнуть. «Передышка» была недолгой — от ужасного зрелища это всё равно его не спасло. Наоборот, когда Эрен открыл глаза, всё стало ещё хуже. Горло и веки, конечно, мгновенно зажили, как будто ничего не было, но с каждым морганием Эрена, которое невидимая сила «милосердно» ему позволяла, стоны в этой комнате, становились ещё громче, а потом ещё пронзительнее и отчаяннее. И это было хуже, чем когда ему не давали моргать — чтобы не дать звукам стать громче, Эрену самостоятельно пришлось перестать закрывать глаза. Потому что слышать это было невыносимо, а с каждым прикрытием век, действо становилось всё оглушительнее. Только это не помогло — тело на кровати начало рыдать в голос. Это было неожиданно и Эрен испуганно вздрогнул, забывая о том, что моргать нельзя. Даже несмотря на то, что перед взором всё плыло, Эрен как на зло слишком чётко увидел лицо. Его собственное лицо, которое было искажено гримасой боли и отчаяния. Лицо, которое медленно искажалось, постепенно превращаясь в лицо... его матери. Глаза Эрена в который раз за это время, расширились от невероятного ужаса. Сердце пропустило удар и, кажется, замедлило свой бег, отчего тело будто окаменело. Внутри образовался едкий ком тошноты, который издевательски медленно поднимался по пищеводу. Эрен наклонил голову вниз, надеясь, что рвота выйдет, но ничего не получилось. Мерзкая, горькая масса так и осталась в его горле. Не имея выбора, Эрен продолжал смотреть. Жёсткие руки человеческих силуэтов собственнически ощупывали уже тело Карлы, её кожа была в синяках и покрыта чем-то отвратительно белым — Эрен прекрасно знал что это — и эти тени совершали знакомые фикции с его матерью. Как же отвратительно было наблюдать за этим, по коже словно струилась грязь, олицетворяя ощущение беспомощности — если бы Эрен мог сейчас думать, он бы понял, что происходящее с Карлой, он видит далеко не в первый раз. На самом деле, реальность куда хуже снов, как бы не хотелось верить в обратное — сны лишь ужасные кошмары, которых никогда не было, и как только Эрен бы проснулся, всё это исчезло бы навсегда, но реальность — это воспоминания. Воспоминания того, что Эрен практически ежедневно слышал из комнаты Карлы; даже хуже — того, что он видел. И это остановило на Эрене неизгладимый отпечаток и хотя собственное подсознание постаралось запрятать эти события на самые дальние задворки его мозга, но ведь страшные сны действительно должны быть страшными, ведь так? Поэтому сейчас Эрен лицезреет самое жестокое, морально убивающее, отвратительное зрелище в его жизни. И как же ужасно, что это оказался не просто кошмар — Эрен видел, как его мать насиловали. В тот день его маленький разум уже изошёлся трещинами. Эрен, который проснулся где-то к обеду и вышел из комнаты, чтобы дойти до туалета, просто прошёл мимо приоткрытой двери в комнату его матери. В этом небольшом проёме, всего сантиметра на два-три, было хорошо видно всё. Маленький Эрен замер, забывая как дышать и округлив глаза от ужаса, — одно дело слышать эти странные звуки, другое дело видеть происходящее. Постояв в ступоре несколько секунд перед приоткрытой дверью, Эрен словно тупая, набитая соломой кукла, наконец-то двинулся, совсем забывая про то, что хотел в туалет, и прижимая дрожащими ручонками к животу грязную, порванную плюшевую игрушку, немедленно вернулся к себе в комнату. Кое-как дотянувшись до щеколды, Эрен закрылся, как и учила его мать. Мальчик забрался на кровать, закрыл крохотными ладонями уши, и тихо, бездумно зашептал себе под нос: «я ничего не видел, я ничего не видел, я ничего не видел». Жаль, что это не помогло избавиться от стонов за стенкой, и от мерзкой картины перед глазами тоже избавиться не получилось — хрупкое тело Карлы вжали в грязный матрас, мужчина сзади неё делал странные движения бёдрами, шептал злые слова, которые Эрен даже повторять не хотел; мужчина, который находился спереди, зачем-то вдавливался тазом его матери в лицо. Если бы Карла могла, она бы кричала от боли, но из её рта доносились еле слышные, задушенные постанывания. Зато мужчины издавали звуки явного удовольствия. Карла начала плакать ещё громче, и Эрен, словно очнувшись от транса — он заблудился в собственных воспоминаниях — сильно вздрогнул, снова вжимаясь в стену позади себя, глупо надеясь впитаться в неё, стать её частью, изчезнуть. Но это действие Эрена лишь привлекло внимание к нему. И лучше бы именно эти человекоподобные тени посмотрели на него. Но нет, только Карла перевела на Эрена свой пустой взгляд, а силуэтам было на него всё равно. Тошнота в желудке Эрена забурлила с новой силой. В отвратительной реальности Эрена, в его настоящей жизни, Карла на него так и не посмотрела, не заметила его присутствия, но сейчас самые ужасные страхи оживают. Одинокая слеза потекла из уголка глаза его матери. Одними бледными губами Карла начала что-то шептать. Сначала Эрен не мог понять, что именно, но чем больше с ужасом во взгляде смотрел, тем легче расшифровывал слова Карлы: мне так больно. мне так больно. Мне так больно. Мне так больно. Помоги мне! Эрен подавился воздухом, напрочь забывая как дышать. Ужас в грудной клетке начал пожирать его лёгкие. Как бы отчаянно Эрен не старался, но он так и не смог оторвать свои конечности от стены. Он не мог пошевелиться, не мог ничего сделать. Не мог помочь. Как и в тот самый день. Стена, будто услышала его желания, и начала впитывать Эрена в себя. — Мне так больно. Впервые за всё время кто-то заговорил вслух. И это была Карла. Её хриплый голос уничтожил собой темноту, которая хоть немного спасала Эрена от безумия. Ужасная сцена, разворачивающаяся на его глазах, начала чертовски быстро обретать цветные краски. Человекоподобные силуэты избавились от черноты и обзавелись телами, настоящей светлой кожей и смутно знакомыми лицами — кажется, это всё были клиенты Карлы, которых Эрен увидел за свои последние пятнадцать лет. Их было так много. Все они собрались вокруг его матери, толпились и толкались, как неразумные манекены, пытаясь занять место друга и делали с Карлой то.. То, что Эрен даже произнести не может. Слова в тяжёлой голове путаются, он не понимает их, но это даже радует — он точно не скажет вслух, что происходит с Карлой. На языке Эрена осел горький вкус желчи, но ему было всё равно. Единственное, что он мог ощущать — это невероятный ужас. Остальные чувства исчезли. — Мне так больно! — внезапно закричала Карла так громко, что из её разовравшегося горла хлынула яркая кровь, — ты бесполезен! Слабак, который ничего не может! Я тебя ненавижу! Эрен покрылся мурашками от дикого страха, прекрасно понимая, что эти слова были обращены к нему и несмотря на ужасную из-за этого боль, он был с ними согласен. Эти слова чистая правда. Эрен начал беззвучно рыдать. Слёзы бесконечным потоком потекли по щекам. Когда Карла попыталась закричать ещё раз, из её рта хлынули новые потоки тёплой крови, пачкая алыми разводами лица своих насильников. Красная жидкость текла так быстро, так сильно и так много, что она чёртовым водопадом заполняла собой всё пространство комнаты. От этого зрелища Эрен испытал такой ужас, что когда он открыл рот, ощущая как на сухом языке оседает металлический привкус, вместо жалкого хрипа из него, наконец-то, вырвался полный отчаяния крик. — Хватит! Хватит! Хватит! Остановитесь! — наконец-то Эрен сказал то, что хотел сказать много лет назад. Но как бы Эрен не орал, его никто не услышал. Никто не прекратил, как будто его слова ничего не значат. И вряд ли бы в реальности хоть что-нибудь было по другому. Тела продолжали двигаться, пачкаясь в крови Карлы, которая нескончаемым потоком текла из её горла, быстро заполняя собой комнату. Карла прожигала Эрена осуждающим взглядом, как будто Эрен во всем виноват. Но Эрен тоже так думал — наверняка всё из-за него. Он такой никчёмный. И он абсолютно ничего не может. — Остановитесь! — кричал Эрен, — Хватит! Пожалуйста, умоляю.. Умоляю.. Эрен орал до тех пор, пока его голос не исчез окончательно, но всё равно продолжал шептать слова себе под нос, не обращая внимания на боль в сорванном горле. Только тогда, когда сил у него абсолютно не осталось, и Эрен безвольно повис на невидимых путах на стене, ему наконец дали свободу. Эрен не удержался на своих ослабевших ногах, и упал на колени. Его глаза неумолимо продолжали смотреть на этот.. Отвратительный абсурд. От того, что ничего не прекращалось, Эрен в ужасе схватился за собственные волосы, начиная нещадно вырывать их. — Пожалуйста, хватит.. — прошептал, — пожалуйста.. Вместо того, чтобы услышать Эрена, кто-то схватил схватил его за руку и потащил за собой. Эрен вздрогнул и начал судорожно вырываться, но у него опять ничего не вышло. Чужая хватка была смертельная, сильная, жёсткие пальцы продавливали кожу на руке до мяса и костей — так больно. Кровь, текущая из бездыханного тела Карлы — мёртвого, но даже это не остановило тех уродов, что пользовались им — заполнила собой комнату уже почти на метр и начала свёртываться, превращаясь в густую слизь. Эрен и люди, окружившие Карлу, начали тонуть в её крови. — Умоляю, хватит, — сил кричать уже не было. Кто-то, чьё лицо Эрен не видел из-за слез и красного, пугающего цвета, недовольно хмыкнул и начал трясти его за руку сильнее, что удивительно, вытягивая из красной, пахнущей металлом липкой консистенции. Что удивительно, вырывая Эрена из этого нескончаемого кошмара. — Пожалуйста.. — Проснись, сопляк, достал уже рыдать. Тяжёлая, большая ладонь внезапно опустилась на щеку Эрена и тот дернулся от испуга и боли, резко открывая слипшиеся от слёз глаза. Яркий свет ударил ему в лицо. Эрен поднял руку к лицу, скрываясь от него сквозь остатки сна. Вокруг было шумно, неприятный звук давил на ушные перепонки, и сводил с ума, но лишь через несколько секунд Эрен понял, что это было его собственное дыхание — громкое, натруженное, загнанное — и сумашедше колотящаяся в венах кровь, что отдавала набатом в голове. Эрен резко подскочил на диване, оглядывая комнату, совершенно не понимая, где он находится. Пространство вокруг было совершенно незнакомым. По ощущениям, даже враждебным. Эрен, панически хватая ртом воздух, перевёл взгляд в сторону и наконец наткнулся на единственного человека в комнате, которой судя по всему и разбудил его. Эрен сразу догадался, кто это, но поверить в это было сложно — наверное, это кошмар, он ещё не закончился. Эрен все ещё спит, иначе как объяснить то, что перед ним, словно скала, огромная и угрожающая, возвышался недовольный Аарон. Эрен инстинктивно вжался от страха в спинку дивана. — Что?.. Что я тут делаю? — голос отвратительно дрогнул, давая Аарону понять насколько он в ужасе. — Сопляк, ты уже как мамаша окончательно двинулся головой? — Что? Я.. Аарон закатывает глаза и грубо перебивает несвязный лепет. — Ты несколько часов назад сам припёрся ко мне. Забыл об этом что ли? — Аарон пристально смотрит на него, но Эрен не выдерживает этого циничного взгляда и отводит свой, запуганный, в сторону. Аарон хмыкает. — А теперь, что во сне, что в реальности ты только и делаешь, что рыдаешь и орёшь. Самому не надоело? — издевательский смешок. Эрен почувствовал себя чертовски глупым и униженным, потому что смутился от этого вопроса. — Я... — больше ничего выдавить из себя Эрен не смог. Воспоминания, которые затерялись на закоулках его напуганного до чёртиков мозга, медленно, но верно начали возвращаться к нему: серое утро, прозрачное и далёкое, в котором Карла, бледная и осунувшаяся, набрасывает тонкими руками петлю на шею. От этого воспоминания Эрен содрогается. Хорошо, что он успел её спасти. Следующее — Эрен нервно бегает по рынку, выпрашивая хоть какую-то информацию у всех, кто хотя бы не послал его сразу же и пожелал «помочь»; вот Эрен уже стоит у дома Аарона, тот впускает его внутрь, как обычно ухмыляясь и говорит, что его мать больна. «Больна чем?» — спрашивает Эрен у собственного подсознания. «Биполярным расстройством» — отвечает оно, и Эрен хоть не в восторге от ответа, но то, что название болезни он не забыл, всё же немного радует его, — «маме срочно нужны лекарства». Точно. Вот зачем он здесь. И последнее воспоминание, самое отвратительное — Эрен вновь переступает через себя, чувствуя как унижение раскаленным железом льётся ему в горло. Эрен становится на колени, позволяя Аарону вновь осквернить его. Эрен морщится и сдерживает рвотный позыв, прикрывая рот ладонью. Сейчас был именно тот случай, когда лучше не вспоминать своё прошлое — будет не так больно. Эрен вытирает рукавами водолазки покрасневшие, слезящиеся глаза и поднимает взгляд вверх. — Я.. Я всё вспомнил, — прохрипел Эрен так, как будто Аарону действительно важно это узнать. — Да неужели, — желчно протянул Аарон, — рад за тебя. Аарон недовольно качает головой и причитая себе под нос: «везёт мне на сумасшедших, хотя чего ожидать, яблоко от яблоньки недалеко упало», подтягивает кресло поближе к дивану и садится на него. Эрен молчит — возможно, он не должен был слышать, что сказал Аарон, но он услышал. Но это неважно — сейчас ему не до злобных высказываний Аарона. Сон, от которого он с трудом очнулся, и что довольно неприятно, только благодаря Аарону, словно чёрные, мерзкие щупальца осьминога — Эрен читал о них в книжке про морских животных, и эти создания немного пугали его — проникли в его сознание и не желали отпускать. Липкое, отвратительное чувство наполняло собой всё естество Эрена, вселяя в него отчаяние — снова. Эрен не помнит, что ему снилось, но это этого не становится менее страшно и плохо. Нет, страх только разрастается в его груди, мешая дышать. Аарон неподвижно сидел и смотрел на то, как Эрен полностью отгородился от своего сознания и залип пустым взглядом в пол. Аарон недовольно цыкнул и что-то кинул Эрену на колени. Это «что-то» ударилось об тело Эрена, и откатилось в сторону. Эрен словно очнулся, легонько вздрогнул и его глаза вновь стали похожи на глаза разумного человека. — На, порадуйся, — сказал Аарон, внимательно наблюдая за поведением Эрена. Омега практически сжался в маленький комок от звука его голоса и поднял на Аарона затравленный взгляд. Тот лишь кивнул головой в сторону лежащего рядом предмета, как бы говоря: «давай, посмотри, что там, тебе понравится, обещаю». Эрен сщурился и недоверчиво опустил глаза вниз. На диване лежала белая картонная коробочка. Какое-то сложное название было написано на глянцевой упаковке. Эрен нахмурился, и не позволяя себе надеяться — хотя эти маленькие тёплые волны всё равно незаметно нахлынули на его душу, легонько согревая — протянул руку и сжал коробочку тонкими пальцами. Она была очень лёгкой и была точь в точь такой же, какие Эрен видел у Карлы в комнате. Еле заметная улыбка тронула губы Эрена. Эрен аккуратно, будто коробочка была сделана из самого хрупкого стекла, поддел ногтем картонную крышечку, открыл и ощущая небывалое облегчение, заглянул внутрь — всё было не напрасно. Он унижался не зря. Взгляд Эрена, в котором начали зарождаться искорки, упал на дно коробки — внутри ничего не оказалось, кроме белых картонных стенок и свернутой инструкции по применению. — Там.. Там же пусто, — голос Эрена прозвучал так разочарованно, что Аарон почти почувствовал себя виноватым, но.. Конечно же нет. Внутри Эрена всё сжалось — он знал, что нельзя верить Аарону, знал, что Аарон точно не сдержит обещание, но черт возьми, Эрен всё ещё ребёнок и ему наивно хотелось надеяться на лучшее, хотя бы потому, что он выполнил свою часть сделки. А Карла ведь говорила, чтобы Эрен уничтожил такое чувство, как надежда, в своей душе. Говорила. И не один раз. Но когда это дети слушают советы своих родителей? Эрен закатывает глаза под веки и поднимает лицо вверх. Слезы вновь душат, а он ведь только-только успокоился. Боль и обида опять накатывают нескончаемыми волнами, и своей невероятной силой разворачивают ему грудную клетку в кровавое мясо. Его унижения были напрасными. Всё зря. Аарон обманул его, с лёгкостью воспользовавшись его наивностью, ловко спекулируя на любви Эрена к Карле. Просто в очередной раз растоптал его душу. Эрен всхлипывает оглушающе громко в сложившейся тишине, и от злости сжимает картонную коробочку в кулаке. Как бы Эрен не старался, но он не может удержать эту боль в себе. Горькие слезы, как признание полного поражения Эрена, медленно стекают по его лицу. Страх, который Эрен испытывал перед Аароном куда-то отступает — словно вода испаряется с открытого пространства, только в данном случае из души Эрена — и на его место приходит злость. — Ты же обещал, — еле слышно шепчет Эрен, — ты же.. Голос срывается и тонет в истерическом рыдании. Эрен пытается вздохнуть и давится воздухом, истошно закашлявшись, но это не останавливает его от невнятного злобного крика: — Ты об.. Кха.. Нул меня! Эрен продолжает жутко кашлять, пытаясь протолкнуть вязкую слюну в сухое горло. Из покрасневших глаз брызнул новый поток слез. Но Эрену было всё равно — он перевёл взгляд на Аарона и посмотрел на него с такой злобой и ненавистью, надеясь, что они обжигает Аарона своей силой, словно языки пламени; надеясь, что ярости во взгляде куда больше, чем отчаяния. Но судя по безразличному лицу Аарона, Эрен выглядел абсолютно разбито. И это добивало ещё больше. — Ты чёртова мразь! Почему ты так поступил со мной?! Я же сделал то, что ты просил! — жуткий кашель и громкий крик слились в один отвратительный звук. Каким же шумным Эрен может быть. Аарону, конечно, гораздо больше нравится, когда Эрен молчит, ну, или хотя бы жалобно умоляет его о чем угодно. — Заткнись, — абсолютно спокойно, но твёрдо говорит Аарон, в его голосе скользят стальные нотки, — это раз. Во-вторых, кто сказал, что я тебя обманул? Его губы растянулись в самой лживо-дружелюбной улыбке, которая была в его арсенале — такой отвратительной. На самом деле, что-то в душе неприятно Аарона кольнуло, когда он был вынужден лицезреть эту очередную истерику подростка. Его боль и сломленную надежду, что разлетелась в дребезги. Его отчаяние. Возможно, это напомнило ему Карлу, а возможно, что самое неприятное, самого себя из далёкого прошлого — те самые ужасные, болезненные воспоминания из детства, когда отец безжалостно бил его мать, а сам Аарон, тоже покрытый синяками, забился в угол, рыдая от страха. Он ничего не мог с этим сделать. Ненадолго Аарон вспомнил то ощущение отчаяния, которое поклялся навсегда забыть — чувство, когда ты слаб и бесполезен, когда кто-то сильный может делать, что хочет, а слабый должен подчиняться, пресмыкаясь в чужих ногах, ведь выбора у него нет. Аарон нервно помотал головой из стороны в сторону — он давно избавился от этих воспоминаний. Избавился самым лучшим из всех способов — стал сильным. Аарон забыл, что такое беспомощность в тот самый момент, когда ударил отца в лицо, когда тот упал на пол, а Аарон ничего больше не боясь, безжалостно начал вбивать его пустую голову в светлый кафель на их кухне. Аарон продолжал бить отца до тех пор, пока тот не отключился (или не сдох, Аарон долгое время не знал, чем в итоге всё закончилось) и пока под ними не образовалась огромная лужа алой крови. Это было приятно — пальцы испачканные в тёплой красной жидкости; ноздри бередил сильный металлический аромат; тело под ним было просто безвольной грудой мяса и костей. Это было перерождение Аарона. Какое же могущество он почувствовал в тот момент, словами не передать. Аарон победил, собственноручно уничтожил самый большой страх в своей жизни. В тот момент Аарон посмотрел на свою мать, легонько ей улыбнулся, как бы говоря, что теперь их страдания закончились навсегда. Но вместо благодарности и чувства облегчения на её лице, Аарон увидел абсолютный ужас и зарождающуюся ненависть к нему. Не к отцу, который добрые десять лет портил им жизнь, нет, к самому Аарону, за то, что он спас её от очередных побоев. Аарон так и не смог насладиться долгожданным чувством своей победы, ведь ему пришлось окончательно уничтожить эти воспоминания, потому что они стали олицетворением предательства собственной матери. Вместо того, чтобы кинуться Аарону на шею, обнять его, сказать, что теперь у них все будет хорошо только благодаря ему, его мать, вся в синяках, бросилась к его полуживому отцу и упала перед ним на колени, крича Аарону, чтобы тот убирался. «Отойди от него! Хватит, хватит! Ты чуть его не убил, псих!» — истошно орала она. Подол её длинной юбки насквозь пропитался кровью с белого кафеля. Мокрая ткань немного задралась, оголяя её тонкие ноги, покрытые чудовищными гематомами. Его мать нежно — так нежно — приподняла разбитую в мясо голову отца с пола, пачкая руки в его мерзкой крови, и шептала ему — её насильнику и мучителю — слова успокоения. Что всё будет хорошо, что она поможет ему, всё исправит. Аарон остолбенел, ощущая как внутри что-то жестоко сломалось. В его глазах плескалась боль. С нескрываемым шоком он смотрел на ошеломляющую картинку перед взором. Еле совладав с собой, Аарон задал матери всего один вопрос: — Почему? — Потому что я люблю его, — ответ был незамедлительным. Дерьмо. Какая это любовь? Если так выглядит любовь, значит её не существует. В тот день душа Аарона сгнила окончательно, быстро и невозратно — он с отвращением, пропитанный злобой, плюнул под ноги матери, попадая на её длинную юбку; женщина не обратила на это никакого внимания, продолжая рыдать и нежно гладить отца по слипшипся от крови волосам. В свои семнадцать лет Аарон ушёл из дома, надеясь, что его родители оба в скором времени сдохнут. И только спустя много лет, Аарон став полицейским, что с его силой, безжалостностью и умом было несложно, разбирал старые дела, и по иронии судьбы, нашёл знакомую историю. В ней он узнал свою семью — тогда его отец выжил, мать вЫходила его, но через пару лет, он взбесился и забил её молотком. На теле жертвы не было живого места. Аарон с нескрываем любопытством начал разглядывать приложенные к делу фотографии — тело матери полуголое всё покрыто синяками, её лицо, в общем-то симпатичное, отсутствовало напрочь. Вместо него было кровавое месиво, втолкнутое в разломанный череп. Вроде бы Аарон должен был почувствовать хотя бы лёгкую грусть от увиденного, не говоря уж о боли и ужасе, но на самом деле, он не почувствовал ничего. Может быть лёгкое злорадство, когда начал читать дальше — отец сел в тюрьму за убийство, но долго там не продержался. Спустя год его убил сокармерник. По предположениям, за чёртов шоколадный пудинг, который тот отказался отдать. За жалкий, отвратительно невкусный, тюремный пудинг. Аарону даже захотелось посмеяться — и он посмеялся. От души. Самая подходящая смерть для такого животного, как его отец — за жрачку. Как бессмысленно. Аарон прикрыл глаза и тяжело вздохнул — как же Эрен раздражал. Своим поведением заставил его вспоминать свою мерзкую семейку. Какой отвратительный пацан. С одной стороны, страдания Эрена Аарону нравились, он питался его болью, с другой — бесили. Бесили не только шумом, а тем, что изредка мальчишка случайным образом, затрагивал какие-то человеческие струны в его отринутой напрочь душе, как и Карла. Только Карла раздражала гораздо сильнее. Потому что она была близка.. К нему самому и близка к тому, чтобы растопить его чёрствое сердце — Аарон видел множество её срывов, ещё похуже, чем у её сына сейчас. Сумасшедших срывов, в которых она полностью теряла себя. Поначалу он кричал, чтобы она заткнулась, когда она билась в истерике на полу и вырывала свои волосы, но потом, в большинстве случаев, помогал ей успокоиться и справиться с паническими атаками. Своими способами, конечно. Аарон поднимал её с пола, злобно шипел ей в лицо, чтобы она взяла себя в руки, попутно с силой тряся её за плечи, чтобы она хоть немного пришла в сознание и заставлял пить таблетки, насильно вталкивая ей их в глотку. Карла истошно кашляла, срывая горло, рыдала и задыхалась. Она пытаясь драться с Аароном, и порой у неё выходило попасть рукой ему по лицу или мазнуть острым ногтем по коже. Аарон почти никогда не бил её в ответ. Лишь матерился и легонько отталкивал её на кровать, что было очень легко — её худое тело было практически невесомым. Карла сразу же утыкалась заплаканным лицом в подушку, продолжая плакать в голос, и шепча какие-то невнятные проклятия в адрес Аарона. Аарон недовольно хмыкал, закатывал глаза под веки, но уходил на кухню, и наводил ей горячий чай. Потом аккуратно тормошил за плечо, чтобы всучить в её ужасно дрожащие руки горячую кружку, из которой струйкой поднимался вверх дым, разнося по комнате пряный аромат. Иногда Карла на зло Аарону опрокидывала чашку ему на кровать, и даже один раз попала кипятком Аарону на руки. Ожога практически не было — Аарон успел отшатнуться, но маленькая капля всё равно упала на кожу, даря ему шрам, словно вечное напоминание о Карле. Аарон злился, но прощал её, всего лишь несколько раз влепив Карле пощёчину — за дело. Тем более, это помогало Карле успокоиться. В этот раз, Карла без происшествий приняла кружку чая и сделала небольшой глоток. Лицо женщины было опухшим от слез, красным, но всё равно невероятно красивым. Аарон забирался рядом с Карлой на кровать и включал какой-то глупый сериал на плазменном телевизоре. Карла к тому моменту полностью вымотанная, и уже находящаяся в полукоматозном состоянии от таблеток, непроизвольно прикладывала свою голову Аарону на плечо, и начинала тихо сопеть ему в ключицу. Аарон позволял себе еле заметно улыбнуться — Карла этого не видела — и нежно гладил по волосам, почти невесомо и тихо шептал, что всё будет хорошо. Вряд ли она вообще это слышала. Вряд ли ей было не всё равно на его слова. Потом Аарон, конечно, трахал её — в качестве платы за доброту и заботу — но нежно. Он делал Карле приятно, доставлял ей удовольствие, трогая её тело, будто оно было бесценной фарфоровой статуэткой. Но все же Карла не пробилась через стальную стену в его душу, не пробралась в гнилое сердце. Не потому что Аарон не дал ей шанса на это, она просто не пыталась. Если бы она только захотела попробовать, то Аарон сдался бы ей, но Карле это было безразлично. К тому времени, Карла уже давно разучилась испытывать хоть что-то хорошее. И Аарон, который был слеп от своих глупых чувств, не видел, что Карла на самом деле, ненавидит его. Просто не хотел видеть, ведь это заставило бы Аарона снова почувствовать собственную слабость. Так что, если Карла не стала лезть Аарону в душу, то Эрен попросту не сможет этого, потому что он лишь замена. Фальшивка. Даже, если у Карлы были обычные глаза, а у Эрена как дорогие изумруды, по сравнению с ней самой, Эрен был дешёвой вещью, в которой, на его счастье, оказалось хоть что-то исключительное. Возможно, Эрен имеет возможность здесь находиться только лишь потому, что Карла «оттокнула» Аарона — не то, чтобы Аарон предлагал Карле что-то серьёзное, нет, он даже не говорил ей ничего приятного, только если в те моменты, когда Карла была обдолбана или когда они трахались. Карла не ценила доброго отношения к ней, не отвечала на ласку, не говорила «спасибо» и порой как последняя дрянь сбегала из дома Аарона, когда он спал — при том, что они находились не в этой засранной «лачужке», где её сын находится сейчас, а в крутой квартире, в нормальном городе, а не в Шиганшине. Она всегда возвращалась к себе. В чёртову нищету. К своему сыну, которого совесть позволяла бросать на пару недель. Отвратительная мать. Как же Аарон бесился, когда просыпался и видел, что Карлы с ним нет — вещи летали по квартире, превращаясь в груду мусора. Аарону нужна была отдушина. На первое время сгодились какие-то левые шлюхи, на которых было можно выместить всю свою боль и злобу. Но потом Аарон увидел Эрена, тогда ещё маленького, но уже привлекающего внимание. И обладать им захотелось сразу же. Но Аарон подождал несколько лет, пока он вырастет. И теперь Эрен был его. Ведь если не Карла, то хотя бы мальчишка, похожий на неё — ему хотя бы хочется делать больно, в отличие от Карлы. В отличие от Карлы, Эрена хочется уничтожить. Выжечь его личность подчистую. — Эта чёртова коробка пустая, — вновь закричал Эрен, теряя последние остатки самообладания, брызжа слезами и срывая горло. Это вывело Аарона из ступора и он уставился на омегу. Не отдавая отчета своим действиям, полностью побежденный злобой, Эрен яростно кинул помятую картонку на пол. Испытывать злость, хоть и ослабляемую инстинктивным ужасом перед Аароном, Эрену было действительно приятно — он не такой жалкий, он не убегает от своего страха, от смотрит ему в глаза. Эрен напал на «хищника», даже «осознавая» плохие последствия своего решения. И это действительно облегчало его израненную душу. Аарон прожигал Эрена нечитаемым взглядом. — Знаешь, сопляк, ты ведь кое-что упускаешь из виду, — сказал Аарон и внезапно улыбнулся. Он словно игрался с Эреном. Как дикий зверь со своей жертвой. Своим спокойствием пугая Эрена ещё больше. Истерика Эрена, в некотором роде, веселила Аарона, но Эрен всё равно чувствовал, что это маска — непроизвольно от Аарона исходили явные волны раздражения. Это чувствовалось в его запахе. И Эрену это понравилось. Аарон заставляет его бояться, но Эрен заставляет его нервы рваться, словно скрипичные струны — глупо этому радоваться, но в данной ситуации, любой дискомфорт Аарона был приятен, хоть и чертовски опасен. Эрен сщурился. — Упускаю? Почему я должен тебе верить, ублюдок? — орызнулся Эрен. И хотя его голос звучал, как у человека, рыдавшего последний час без перерыва, он всё равно прозвучал не так сломленно, как ожидали того Аарон и сам Эрен. — Подними вот эту коробочку с пола и я всё тебе расскажу, глупая истеричка, — всё ещё таже мерзкая улыбочка вырисовывается на лице Аарона. — Нет, — почти твёрдо, хотя в мерцающем зрачке Эрена искрился страх. Эрен не может это контролировать. Аарон закатил глаза. — Эрен, — тяжёлый вздох, — ты серьёзно думаешь, что у меня в доме хранятся пустые коробки из-под таблеток твоей матери? При том, что я не видел её около двух месяцев. Тебе это ни о чем не говорит? Эрен, который хотел было что-то ответить, подавился язвительными словами и нахмурился. Неуверенно, с осторожностью посмотрел на смятую картонку на полу, затем на Аарона. — Подними, — одними губами произнёс Аарон, — не испытывай судьбу, — эти слова альфа сказал в слух насмешливым, но уже угрожающим тоном. Эрен внутренне содрогнулся. Затем задумался. Какой резон Аарону снова врать? «Чтобы в очередной раз поиздеваться над тобой» — ядовито шепчет одна часть сознания. «Это да, но зачем ему хранить упаковки из-под таблеток? Да и маму он правда давно не видел. А мне очень нужны эти лекарства» «Он врёт, хочет унизить тебя, а потом посмеяться над твоей глупой доверчивостью» «Нужно узнать, что он скажет, когда я подниму коробку. Вдруг он действительно купил таблетки» «Не делай этого!..» Эрен подавляет эти мысли и принимает сторону, которая наивно жаждет помощи. Сторону, которая даже не осознавая этого готова подчиниться из-за пережитых в недавнем прошлом боли, страха и страданий Эрен заставляет себя встать с дивана и поднимает коробку. — Хороший мальчик, — довольно протянул Аарон, — и за это ты получишь награду. Эрен пропустил эти слова мимо ушей и процедил: — Говори. — Ладно, ладно, грозный мальчик, — ядовитая усмешка. Такая унизительная, будто Аарон его ни во что не ставит. Хотя, почему будто? Так ведь и есть. Аарон лезет рукой в карман и спустя пару секунд достаёт оттуда пластиковую, прекрасно знакомую Эрену, баночку. — Я всё равно тебе не верю, — процедил Эрен. — Хорошо, — сказал Аарон, — а так? — он начал трясти баночку вверх-вниз, показывая, что она полностью полна таблетками. Звук был таким.. Обнадеживающим, словно гипнотизирующим, иначе как объяснить, что Эрен вновь поддавался провокациям Аарона. И это было так иронично, ведь Эрен уже практически отрекся от надежды, как его и учила мать. Аарон готов был поклясться, что глаза Эрена загорелись — какой же он наивный ребёнок, несмотря на все те события, что он пережил. Как это было прекрасно. И как же хотелось его сломать. Эрен расчувствовался, поддаваясь своим нестабильным эмоциям. Эрен прикрыл рот ладонью, не давая всхлипу вырваться наружу и протянул левую руку вперёд, как бы желая почувствовать тяжесть баночки собственной кожей. Ему необходимы эти лекарства. — Отдай мне их, — тихая, но уверенная просьба. Аарон недовольно нахмурился. — П-пожалуйста, — выдавил из себя Эрен, и его увереность исчезает как только эти слова вырываются наружу. Эрен жалобно смотрит Аарону в глаза. — Надо же, как быстро ты стал вежливым. А такой ублюдок, как я, может отдать тебе их? — Аарон снова усмехнулся. Эрен потупился. — Эм. Прости.. те, — произнёс Эрен, как будто его извинения действительно помогут. — АХХАХАХАХАХ, — Аарон засмеялся в голос, — какое же милое зрелище. И одновременно такое жалкое. Эрен неловко сглотнул. Сомнения начали плясать на подкорке его мозга. С одной стороны, Эрен обязан был показать зубы, показать, что об него не так уж просто вытирать ноги, что он не позволит с собой так обращаться, но с другой — Эрен непроизвольно начал жалеть о том, что повёл себя так грубо с Аароном. — Ладно, ладно, я отдам их тебе. — Серьёзно? — конечно же Эрен не поверил, но.. Это маленькое «но» теплело надеждой. — Конечно же, зачем же ещё я их купил? Просто есть одна маленькая проблема. — Какая же? — нехотя спросил Эрен, уже ощущая, что все идёт не так гладко, как хотелось бы. — Ты ещё мне не заплатил, — прямо сказал Аарон, — кто же получает товар без оплаты? Эрен нахмурился и выдавил нелепое: — Но я.. Я же сделал тебе.. — Что сделал? — улыбка, — не стесняйся, скажи. — Минет, — злобно процедил Эрен. Ненависть к Аарону снова захлестнула его, но проблема была не в этом — ненавидеть Аарона было нормально — Эрен вновь почувствовал себя грязным. И ненавидеть начал уже себя. И что самое страшное — куда больше, чем Аарона. — Да, — согласился Аарон, — и, в общем, даже неплохо. Поэтому я съездил за таблетками. Сделал то, о чем ты меня просил. О том, что ты хочешь, чтобы я отдал их тебе, разговора не было. — Ты мра… — злость вновь начала зарождаться в Эрене. Щеки покрылись жгучим румянцем от этого морального унижения. — Тихо, не кипятись, ещё одно обзывательство, и ты не получишь таблетки ни в каком случае, — Аарон перебил Эрена на полуслове, — Я знаю, какой я ублюдок, но слышать эти слова от тебя так больно, — Аарон притворно схватился за грудь, — будто ножом по сердцу. Очень жестокие слова, Эрен, не надо так. Эрен заткнулся и, буквально, проглотил свою ярость — горло обожгло от невозможности высказаться и эта ненависть спустилась ему в желудок, словно маленький уголёк, и начала прожигать его изнутри. — Что я должен сделать? — единственный вопрос за сегодняшний вечер, который Аарону действительно понравился. — Так, дай-ка подумать, — Аарон сделал вид, что задумался, и прислонил руку к подбородку, легонько потирая его, — за минет я съездил за таблетками, значит чтобы получить их, тебе нужно раздвинуть ноги. Звучит логично, не думаешь? Вообще, конечно, ты можешь отдать мне деньги прямо сейчас, если они у тебя есть. Аарон издевался. Он прекрасно знает, что у Эрена нет никаких денег. — Я согласен, — ненавистно выплюнул Эрен. — Ой, я забыл упомянуть одно важное условие. Займись со мной сексом так, будто ты сам этого хочешь, получая удовольствие от происходящего. Услышав чужую просьбу, Эрен впал в ступор. Вся краска медленно оттекла от лица, делая его бледным, как полотно. Одно дело — принуждение к сексу силой, и Эрен точно будут знать, что получит от этого лишь боль, отвращение и неприязнь, другое — когда твой насильник, хочет, чтобы ты действительно получал наслаждение. От одной мысли об этом, в душе Эрена поднялось отторжение. — Я.. Я не могу, — еле выдохнул Эрен, ощущая, что дышать с каждой секундой становится труднее, — я не хочу. Так резко всё происходит, что Эрен не успевает привыкнуть к сложившейся ситуации. — Тогда не видать тебе таблеток, — Аарон безразлично пожал плечами и, наконец, встал со своего излюбленого кресла. — Давайте просто.. Как в прошлый раз, — Эрен прижал руку к губам, как будто это бы помогло голосу не дрожать, — пожалуйста.. Я хочу лишь помочь маме, я хочу, чтобы ей стало легче, но не заставляйте меня.. — Эрен, в этом и суть: я тебя не заставляю, ты сам этого хочешь. — Я.. — всхлип. — Ну, как думаешь, Эрен, что важнее: жизнь твоей матери или твоё нежелание заплатить свою цену? Да и какую? Всего лишь секс. Проще некуда. Эрен подавил рвущиеся наружу рыдания. Слова Аарона — скользкие манипуляции, а Эрен этого даже не понял — сильно повлияли на него. Действительно, разве жизнь Карлы не стоит его страданий? Ему нужно всего лишь переспать с Аароном, а потом его маме станет легче. Карла снова будет улыбаться, будет, хоть и немного, но разговаривать с ним, может даже смеяться. Главное, она, наконец-то, будет в относительном порядке. С каждой секундой, времени её жизни становилось всё меньше, а Эрен итак уже сильно задержался. Кто знает, что Карла сейчас делает: может спит, может плачет в подушку или пустым взглядом прожигает потолок. А может разбила окно и ведёт грязным, острым осколком стекла вдоль по запястью, где уже итак много шрамов, разрезая вены и пуская алую кровь? Эрен вздрогнул, почувствовав, как внутри всё отвратительно похолодело и сильно помотал головой в разные стороны, пытаясь выбросить ужасные картинки из собственного сознания. Тяжело вздохнув, Эрен выдавил из себя тихое: — Я согласен. Аарон лишь довольно ухмыльнулся.