Попробуй изменить мою жизнь

Эрен просыпается через несколько часов после произошедшего — как от кошмара. Его будит неприятное, душащее чувство тревоги, засевшее внутри и медленно расползающееся по венам. Ощущения такие, словно маленькие мошки проникли под кожу и копошатся там, мерзкими лапками выворачивая нутро наизнанку. Эрен открывает слипшиеся глаза и смотрит в малознакомый, но всё такой же обшарпанный потолок — мало что в жизни Эрена имеет приятный вид. Эрен явно осознает, что находится в доме Аарона. Отовсюду воняет его феромонами с примесью собственного аромата Эрена, а также мускусным запахом секса — мерзким и тошнотворным. И этот запах практически единственное напоминание — в совокупности с метками Аарона, что, словно ожоги, горят на его теле — которое осталось у Эрена от этой ночи. А лучше бы не осталось ничего. Эрен очень смутно помнит происходящее несколько часов назад, в голове словно засели сплошные помехи из телевизора, мешающие восстановить целостность картины, но боль, томящаяся в мышцах, «помогает» вспомнить некоторые детали. Вспомнить, какое же он всё-таки ничтожество — то, что он добровольно позвонил Аарону сделать это с ним; то, что Эрен получил от этого позорное, отвратительное удовольствие. Эрена тошнит. Он кусает и так пострадавшие губы в кровь, впивается ногтями в ладони, сдерживая рвущиеся наружу рвотные позывы, жалкие всхлипы и напрашивающиеся горькие слёзы. К счастью для Эрена, на этом его воспоминания заканчиваются, но даже этого хватает с лихвой, чтобы ненависть к себе захлестнула дикой душащей волной. Эрена трясёт. Противные мурашки бегут по коже. Руки не слушаются, когда он судорожно пытается оттолкнуться ими от дивана; ноги подгибаются от ощущения собственного веса. Кислорода не хватает — дышать сложно и больно. Эрен, побеждённый собственным слабым телом, остаётся сидеть на диване, пытаясь собраться с силами. Он чувствует, что кожа на лице мерзко слиплась, и, не до конца осознавая почему, но желая выяснить, Эрен поднимает руку вверх. Когда Эрен касается лица он, сдерживая рвотные позывы, соскребает ногтем засохшую сперму с щеки. Отвратительно. Как до этого дошло, Эрен не помнит. Он уверен, что в какой-то момент просто потерял сознание, потому что не выдержал такого напора. Глупо, но первая мысль — Эрен рад этому обстоятельству. Эрен рад, что даже таким ужасным образом, но временно сбежал от издевательств Аарона. Следующая мысль пугает, заставляя кровь стынуть в венах, и Эрен всеми силами старается не думать о том, что Аарон мог сделать с ним, пока он был таким: безвольным, беззащитным, практически полуживым. Эрен благодарен потери памяти. Он рад, что что-то блокирует воспоминания о произошедшем и надеется, что так будет и дальше. К правде он не готов. Знать её гораздо хуже, чем не знать. Эрен, в принципе, не готов к осознанию и осмыслению того, что творится в его жизни. Злые, горькие слёзы текут по его лицу, но Эрен их не замечает. Даже когда подушечки пальцев, которыми он избавлялся от спермы на лице, становятся влажными от солёных подтёков, Эрен всё равно не понимает, что плачет. Слёзы просто текут и текут, бессмысленно и неконтролируемо, но всё же, кажется, унося вместе с собой из его тела хоть какую-то боль. Эрен странно себя чувствует. Боль то накатывает, то отпускает. Ему становится пусто. С каждой минутой чувства как будто притупляются, и исчезают вместе с каждой блестящей дорожкой, скатывающейся по щекам. Но это действительно… Неплохо. Как будто разум даёт ему некоторый отдых от боли. Кажется Эрен помнит это чувство — он не уверен, но, возможно, после первого раза с Аароном, Эрен вёл себя также. Он действительно не знает. Эрен поворачивает голову и даже с пеленой на глазах видит две белые злосчастные баночки, ради которых он сделал всё это. Ради которых он снова продал себя. Дрожащие руки неверяще тянутся вперёд; тяжесть и звон таблеток в пластиковой упаковке заставляют Эрена всхлипнуть в голос. Всё же это было не зря. Жаль, что на душе легче от осознания этого не стало. Но это не важно. Эрен, сжав в ладонях белые баночки — ему скорее руки отрубят, чем он добровольно их отпустит — снова пытается встать с дивана. Тело пронзил импульс дикой физической боли. Бедра и спина ужасно саднили. И даже особо не смотря на себя, Эрен всё равно увидел синяки на своей коже. Он снова всхлипнул, но всё же заставил себя подняться с дивана. Ему нужно поскорее вернуться домой. С одной стороны, потому что матери нужно отдать таблетки, с другой, более эгоистичной — Эрен просто хочет поскорее убраться отсюда. Оказаться там, где хоть немного почувствует себя в относительной безопасности. Свои вещи Эрен находит на полу, и, не обращая внимания на то, что они покрыты пылью и немного паутиной, с огромным трудом надевает их на себя. Тело ломит, как при лихорадке. Между бёдер Эрен чувствует засохшую кровь, и в подтверждение этому видит багровые капли, уже впитавшиеся в жёлтую ткань дивана. От этого зрелища начинает ещё сильнее тошнить. Но Эрен не позволяет себе думать об этом — не хватало, чтобы последние силы покинули его и под гнётом отчаяния он задержался в доме Аарона ещё хоть на секунду. Эрену тут даже дышать тяжело, как будто в воздухе витает смрад. Эрен, как можно тише ступая по деревянным половицам, приблизился к входной двери. На пороге Эрен надел свои потрепанные кеды. В доме была тишина. Аарон вроде бы его не услышал. Эрен дёрнул ручку, мысленно молясь, лишь бы не было заперто. Он облегчённо выдохнул, когда дверь с тихим скрипом приоткрылась. Наверное, Аарон не думал, что Эрен так скоро проснётся. Возможно, Аарону было вообще всё равно, уйдёт ли Эрен. Эрен же был просто рад убраться отсюда — он благодарен странному чувству, что разбудило его и дало ему возможность уйти до пробуждения Аарона. От одной мысли, что завтра, когда они оба бы проснулись, Эрену пришлось бы с ним контактировать, смотреть в его глаза, ощущать его присутствие, стало дурно. Стало страшно. Эрен выскользнул на улицу, и, пытаясь двигаться как можно быстрее, перебарывая тянущую в мышцах боль, пошёл прочь от дома Аарона. Эрен боялся. Ему казалось, что сейчас Аарон выйдет за ним, непременно догонит, схватит, и вновь сделает больно. С другой, более разумной и вероятной стороны, Эрен понимал, что Аарон ни за что не стал бы идти за ним, но это не мешало нарастающей паранойе подгонять Эрена в спину. Только спустя полчаса Эрен сбавил темп, который быстрым назвать язык не повернётся, и остановился посреди дороги. Он устал идти. Тело предательски ныло, болело и требовало отдыха. Эрен тяжело вдохнул прохладный воздух до боли в лёгких. На улице были сумерки. По ощущениям около четырёх или пяти часов утра и, к счастью, ни одной живой души рядом не было. Относительно приличный район шиганшины всё ещё спал. Только собаки изредка лаяли где-то вдалеке, разбивая сложившуюся тишину. Лёгкий ветерок трепал и так взлохмаченные волосы Эрена. Эрен печально оглянулся по сторонам — неожиданно накатила скорбь. Когда он только пришёл в этот район, он позволил себе немного пофантазировать о несбыточном, ведь хоть на мечты он имеет право?.. Позволил себе представить, как хорошо было бы, если бы он жил здесь с матерью, как они были бы счастливы; что с ними не произошло того дерьма, через которое они прошли, но теперь таких мыслей не возникало. Аарон всё уничтожил. Забрал возможность видеть здесь хоть что-то хорошее. Это место больше не казалось приятным, теперь оно было осквернено. Теперь тут было страшно и тревога мурашками бежала по спине Эрена. Ему хотелось выбраться отсюда как можно скорее и оставить позади всё, надеясь, что любые возможные воспоминания также останутся в этом месте, а в голове будет вечно пусто. Эрен заставил себя вновь сделать шаг, затем ещё один и так до тех пор, пока тело на автомате не начало бездумно идти вперёд по безлюдной дороге. Он шёл до тех пор, пока его уставшие ноги не подкосились и он не упал на землю, добавляя новых синяков на свою изувеченную кожу. Баночки с таблетками Эрен положил в карман штанов в тот момент, когда отошёл на более-менее безопасное расстояние от дома Аарона, поэтому сейчас ему ничего не мешало ударить кулаком по пыльной дороге. Тело Эрена пробила злая дрожь. Поначалу он плакал беззвучно, слёзы попросту не текли из глаз, как будто они закончились в доме Аарона, но внутри засела такая боль, что постепенно эта молчаливая истерика перестала в дикий вой. Эрен кричал и ему начал вторить печальный лай собак. Звуки переросли в странную какофонию. — Я больше так не могу, — прошептал Эрен, когда сорвал горло от крика, — не могу… Он сидел так до тех пор, пока ноги не начали неметь от холода, исходящего от земли; сидел так до тех пор, пока бесслёзный плач не перерос в непроницаемую маску на лице. Легче Эрену не стало, но зато на смену боли пришла апатия, заключив чувства в клетку, и только тогда Эрен смог подняться, и, уже практически не ощущая себя живым, дойти до своего дома. Он даже не заметил, как преодолел расстояние. Он как будто закрыл глаза, а, когда открыл, то уже стоял у своей еле держащейся на петлях двери дома. Сделав тяжкий вздох, Эрен дёрнул за ручку и перешагнул порог. «Всё нормально», — мысленно сказал себе Эрен, — «всё нормально, как и всегда». Как будто ему удалось внушить это себе, Эрен целенаправленно направился вглубь дома и, ступая по скрипучим деревянным половицам, дошёл до комнаты Карлы. Эрен открыл щеколду — она была и внутри и снаружи — и зашёл внутрь. Снаружи кое-как приделал сам Эрен, когда понял, что ему хоть как-то нужно удерживать мать в комнате, чтобы она что-то с собой не сделала, но, к счастью, щеколда держалась, хоть и на добром слове. Вряд ли бы она помешала Карле выйти, но, возможно, одним своим присутствием создавала собой какую-то невидимую защиту. По крайней мере, сегодня. Эрен посмотрел на свою спящую на небольшой кровати мать. Грудная клетка хоть и с трудом, но всё же медленно поднималась вверх-вниз. Жива. Её ноги были подогнуты; лицо бледное как непроницаемая маска. Эрен выдавил из себя грустную полуулыбку. На сердце немного отлегло. Было бы чертовски обидно продать себя Аарону ради матери, а потом вернуться домой и обнаружить её мёртвой. Эгоистичные, злые мысли, но всё же это унижение было не зря. Эрен пошёл на кухню, налил воды из жестяного ведра в кружку и вернулся в комнату матери. Эрен вытряхнул две достаточно крупные таблетки на ладонь и присел рядом с кроватью Карлы. Эрен не знает, сколько нужно ей давать, но в памяти мелькают воспоминания — Карла брала всегда две. Эрен несильно пихнул мать в плечо, пытаясь её разбудить. Пихнул один раз, два, три. Ещё несколько, потому что Карла никак не реагировала. Даже не шевелилась. — Мам, проснись, — достаточно грубо сказал Эрен, у него не было сил на нежность и уговоры, — проснись. Эрен вновь потряс мать, но та продолжала спать. Неудивительно — с таким то набором убивающих веществ в крови. Спустя пару минут, когда Эрен уже начинал кусать губы от ироциональной злости — от усталости и накатывающей истерии — Карла, наконец, открыла глаза. Они были уставшими, больными и все покрыты полопавшимися лабиринтами алых капилляров. — Эрен? — осипшим голосом спросила она в темноту. Сквозь сумрак она различала черты своего сына. Она чувствовала его присутствие. — Да, — тихо и так устало, как будто его голос постарел лет на тридцать, ответил Эрен, и без всяких объяснений просто сказал, — выпей это. Эрен протянул ей таблетки. Карла с трудом приподнялась на локтях и лишь мельком, даже в темноте, увидев знакомые баночки, что Эрен поставил на прикроватную тумбу, всё поняла. Она безразлично приняла из рук сына стакан и таблетки. Карла недовольно нахмурилась, но выпила всё, что Эрен ей дал. — Спасибо, — сказала она, но в её голосе не было слышно искренней благодарности. Даже толики. Она сказала это лишь потому, что должна была хоть что-то сказать. Сказала потому что не хотела окончательно добивать Эрена. Карла даже не стала спрашивать откуда эти лекарства и как Эрен их достал. Эрен знал, что она всё поняла и был благодарен, что мать не начала задавать вопросы. Насколько бы сильно мозг Карлы не поплавился от наркотиков, алкоголя и своей психической болезни, она явно осознавала, каким образом её сын достал таблетки. Как будто у него было так много вариантов. Карла знала, что Эрен не захочет это обсуждать. Да и она сама не хотела. Только не сейчас. Вообще никогда. Карла ещё с тринадцати лет Эрена уже всё знала — с тех пор, как увидела засосы на его шее. Знала, что её сын стал точно таким же, как и она. Не то чтобы Карла думала, что хоть что-то будет по-другому, но в груди всё равно стало дико неприятно — это чувство вины и сбывшихся ожиданий. Ожиданий — не тех, которые хочется, чтобы сбылись, а тех, которых страшишься, но точно знаешь, что они произойдут. Карла готовила Эрена к такому исходу, с самого детства учила, что не нужно сопротивляться, нужно дать, что от тебя хотят, но быть готовой самой к тому, что твоего ребёнка сломали, оказалось не так легко. Карла ненавидит себя. Себя, свою жизнь, своих клиентов и… Чёрт возьми, Эрена. Эрен больше не её лучик света, Эрен теперь стал отражением Карлы. Карла смотрит на Эрена и видит лишь саму себя. Видит в Эрене ту грязь, которая была в ней. — Пожалуйста, — ответил Эрен, вырывая мать из отвратительных мыслей. Он ответил тоже из вежливости. Из-за того, что нужно хоть что-то сказать. Они посмотрели в этой сумрачной темноте друг другу в глаза. Эрен сделал тяжёлый вздох и покачал головой. — Я прошу тебя, мам, — Эрен впервые так серьёзно говорил с Карлой, без слепого обожания в голосе, без всеобъемлющей любви, так грубо и твёрдо, даже не скрывая, что он уже не может делать вид, будто всё в порядке — нет сил держать маску, — правда прошу, нет, умоляю, принимай эти чёртовы таблетки, пожалуйста. Просто пей их. Если нужно, я буду их доставать тебе любой ценой, напоминать, приносить в постель. Единственное, что тебе, чёрт возьми, нужно — принимать их!.. Тихий всхлип, голос предательски сорвался и Эрен, который думал, что сегодня уже не сможет заплакать, вновь утирает текущие по щекам слёзы. Карла всегда была его слабостью, всегда выворачивала душу наизнанку. Карла смотрит пустыми глазами на Эрена, в них читается практически абсолютное ни-че-го, а где-то в самой глубине горит толика презрения и боли. Карла пытается разбудить какую-то здравомыслящую часть своего сознания; часть, которая помнит, что она мать, что она хоть немного, но всё же любит Эрена, и что когда-то, в очень-очень далёком прошлом, её целью было сделать своего ребёнка счастливым — что-то не получилось — хриплым голосом отвечает: — Хорошо. Эрен с грустью благодарно кивает ей головой. В таких сумерках Эрен не выглядит подростком, он выглядит взрослым человеком, который слишком много пережил. Но ведь так оно и есть. Эрен уже было собирается уйти из комнаты матери, чувствуя, что ему здесь не рады — он уже не ребёнок, он понимает, что Карла не хочет сейчас его видеть; он ощущает её холодность и отторжение, как она внезапно тихо говорит: — Постой. Останься. Карла легонько хлопает ладонью по кровати, предлагая присесть и Эрен неверяще смотрит на этот жест. Она хлопает ещё раз, настаивая и Эрен, будто только этого и ждал, садится на край. Карла действительно нежно притягивает его к себе. Эрен вздрагивает. Он не хочет, чтобы его трогали, потому что кожу обжигают чужие прикосновения, но не может сопротивляться чему-то внутри. Чему-то, что отчаянно желает тепла, утешения и поддержки. Эрен хочет любви, которую может дать только мать. Испытать давно забытое чувство, что он живой человек, а не сломанная вещь. Эрен отчаянно утыкается носом в плечо матери, продолжая тихо всхлипывать и мелко дрожать. Карла обнимает его, обвивая одной рукой за талию, а другой нежно гладит по волосам. Её действия кажутся искренними. Эрен прижимается к ней, дышит её лавандовым ароматом, запахом перегара и дешёвого табака, и это как будто помогает ему избавиться от феромонов Аарона. Карла наверняка чует их на коже Эрена — она знает этот запах наизусть — но ничего не говорит. — Я буду пить таблетки, Эрен. — Обещаешь? — без особой надежды. — Обещаю, — тихо говорит Карла и, словно пытаясь таким образом подтвердить свои слова, целует Эрена в макушку. Возможно — скорее всего — она врёт, но Эрену всё равно становится легче. — Спасибо, — тихо шепчет, — я люблю тебя, мам. — Я тебя тоже, — отвечает она. И, наверное, снова врёт. В ее голосе не слышно ничего, кроме смертельной усталости. Но Эрену достаточно даже этих слов — ему всё равно, если она лжёт, ему всё равно, если она не чувствует этого. Ему достаточно, что сейчас Карла рядом. И ему хватит того, что он сам любит её. Эрен обнимает мать крепче, пытаясь впитать её тепло в себя, запомнить её запах, запечатлеть её присутствие в памяти навсегда, отчаянно желая, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Чтобы Карла хотя бы в этот момент любила его. *** Следующий месяц жизни Эрена проходит спокойно. Скорее привычно. Что довольно неожиданно, но с хорошей стороны этого слова. Это напоминает те далёкие времена, когда Эрен был совсем маленьким, а Карла была в относительном порядке. Как будто время немного отмоталось назад и Эрен вновь увидел Карлу, которая ещё не убила в себе все чувства; ту Карлу, которая изредка принимала таблетки — или, что более вероятно, Аарон заставлял её их принимать. Теперь-то Эрен знает это, но не уверен, как относиться к столь неприятному факту. С одной стороны, он вроде как благодарен Аарону за оказанную матери помощь… с другой — Эрен ненавидит его. Тяжело испытывать положительные чувства к человеку, который настолько безжалостно сломал тебе жизнь. Точнее, доломал то малое, что хорошего в ней было. Сейчас Карла действительно стала пить таблетки. Эрен, конечно, напоминал ей об этом, но, кажется, Карла серьёзно отнеслась к своему обещанию — она старалась не забывать о приёме лекарств. И как будто специально делала это на глазах у Эрена, показывая, что она не забыла то, о чём он просил. Её настроение стало гораздо стабильнее, и за весь месяц не было ни одной попытки, нет, даже намёка на желание свести счёты с жизнью. Эрен даже позволил себе расслабиться. Такого спокойствия не было… Очень давно. Эрену даже дышать стало легче — не нужно было контролировать мать и следить за каждым её шагом, чтобы она ничего с собой не сделала. Это был долгожданный отдых. Карла наконец начала выходить из дома, привела себя в относительный порядок — нашла чистую одежду, которую купила когда-то давно; отрезала волосы, которые сильно отросли и стали похожи на колтуны; приняла душ, начала есть и даже вновь стала брать клиентов. Ведь многие ждали, когда она вернётся к своей «работе». Карла одна из немногих действительно красивых шлюх в этом районе. И главный её плюс был в том, что брала она недорого. Порой нескольких пачек сигарет было достаточно, чтобы Карла согласилась. Карлу ведь тоже никто не научил ценить собственное тело. Лекарства, которые она вновь начала принимать, благотворно влияли на неё — мозг, заглушённый депрессией, хоть немного, но начал работать. По крайней мере, так казалось Эрену. Карла вновь стала брать деньги за секс, а не продавать своё тело за психотропные и алкогольные вещества, лишь бы хоть как-то забыться. Эрен видел эти положительные изменения и они радовали его. Эрен тоже чувствовал себя на удивление нормально. Нет, даже не так, Эрен чувствовал себя как никогда хорошо. И это было странное, но такое приятное ощущение. Эрен даже не помнит, когда в последний раз испытывал такое чувство лёгкости. Как будто его надежда не была безжалостно растоптана. До переломного момента — тринадцать лет — Эрен верил в лучшее. Потому что кроме веры у него не было ничего, хоть Карла и говорила, что это глупо. Потом осталась лишь гнетущая темнота. Тоскливая и болезненная. Но сейчас Эрен словно выбрался со дна пропасти, он вспомнил, что это такое, когда отчаяние не сжирает тебя заживо. Не прогрызает живот острыми зубами, выворачивая внутренности наружу. Эрен вспомнил, что такое вообще возможно — просыпаться с ощущением, что у него есть силы на существование, нет, даже на жизнь. И что, возможно, всё не так уж и плохо. Мир, который был настроен так враждебно, как будто стал ему благоволить. Эрен опрометчиво подумал, что, возможно, эта эйфория появилась внутри после того, как он действительно убедился, что не зря принимает некоторые, возможно неправильные, решения; например, снова продал своё тело, но в очередной раз убедился, что этим можно хоть чего-то добиться — он достал для матери таблетки. Карла в порядке. И это обстоятельство значительно влияло на состояние Эрена — ему всегда было лучше, когда Карла чувствовала себя хорошо. Эрен эгоистично думает о том, что Карла жива благодаря ему. И от этого гордость распирает грудную клетку. Эрен чувствует себя нужным. Чувствует себя полезным. В кои-то веки он что-то сделал правильно. Эрен смотрит на мать и в голове отмечает её изменения. Хоть они не такие уж и большие, но они есть. Но в любом случае, Карла остаётся сама собой. Эрен знает, что её лекарства не волшебное средство от всех проблем, они не заставят его мать любить свою жизнь или помогут ей справиться с травмами, но Эрен надеется, что они дадут Карле силы продолжать бороться. Она ведь не пытается убить себя и это прогресс. Точнее, пытается, но не так радикально. Карла всё так же много пьёт, хоть это противопоказано при приёме лекарств, а так же курит — эти способы ухода от реальности уже на подсознательном уровне заложены в её характер. Это её медленная смерть. Но с этим можно смириться. Карла всё такая же безответственная мать, но это же не её вина, у неё не было примера, как быть хорошим родителем. Самое главное, что, несмотря ни на что, Эрен считает её хорошей и, может быть, как бы ему не хотелось большего, он знает, что одного лишь присутствия Карлы в его жизни ему достаточно. Большего просить он не будет. Карла, хоть и вернулась к социальному взаимодействию, всё так же мало обращает на Эрена внимание, но она действительно старается быть лучше: покупает продукты, пытаясь показать, что справляется с бытом; если есть силы, немного, но всё же разговаривает с Эреном, даже спрашивает, как прошёл его день, а Эрен, на удивление, отвечает ей, что всё хорошо. Карла улыбается на его ответ, морщинки под её глазами злые, лживые, но сейчас Эрену всё равно. Пусть мать думает, что он врёт, но Эрен-то знает, что чувствует себя прекрасно. Карла может ему не верить, но это не важно. Эрену искренне хорошо — в его теле бурлит энергия, у него наконец-то есть силы и ему хочется что-то делать. Ему хочется жить. Хочется что-то менять. Эрен решает, что начать нужно с дома, потому что грязь заполнила его полностью. Гнетущая атмосфера. Эрен помнит, что в детстве, когда было скучно, он начинал убираться и по минимуму приводил их жилище в приличный вид. Когда-то Эрену действительно нравилось заниматься уборкой, это помогало убить время — ведь способов себя развлечь было не так уж и много — но на протяжении последних трёх лет беспорядок в доме беспокоил его в самую последнюю очередь. Важен был лишь бардак в его душе. Но «починив» себя, Эрен с удовольствием принялся за дом. Он проделывает былые манипуляции с радостью: протирает пыль на малочисленных полках, моет прогнившие полы с потрескавшимися досками, отвратительно воняющей влажностью тряпкой, выкидывает бутылки из-под алкоголя и неисчислимые сигаретные пачки. Без многочисленного мусора дом стал чертовски пустым. Да и лучше выглядеть от уборки особо не стал, но Эрену всё равно понравился результат. Относительная чистота радовала глаз. Разводы на потрескавшихся стёклах исчезли и мутное стекло стало пропускать больше света. Эрен в этом уверен. Когда раз в неделю Карла начинала готовить свой фирменный безвкусный суп, Эрен, который всеми способами хотел быть ближе к матери, садился рядом с ней за стол и начинал помогать, нарезая картошку (чертовски редкое явление в их доме) и говорил, говорил, говорил. Как только Эрен открывал рот, из него потоком лились слова. Эрен рассказывал матери обо всём: о своих снах, о том, что видел на рынке, о людях, которые ходят мимо их дома, о разговорах на улице, но больше всего говорил о передаче про космос, которая шла по телевизору совсем недавно. Эрен посмотрел несколько серий и ему очень понравилось то, что он увидел. Эрен с искренней радостью рассказывал ей про многочисленные планеты, про их разнообразие, про интересные факты, которые успел запомнить, например, что на земле скафандр весит около 130 килограмм и это когда в нем никого нет и всякую подобную чушь. И, когда Эрен закончил рассказ, то с уверенностью сказал Карле, что станет космонавтом. Карла, кажется, слушала его и даже искренне посмеялась над этими словами. Эрен посмеялся с ней вместе. Потом Эрен говорит, что это шутка, конечно шутка, какой космос — он станет учителем. Будет помогать детям учиться писать и читать — даром, что он сам вообще это умеет. Карла смеётся ещё сильнее — проскальзывают истеричные нотки. Эрен ведь даже не ходил в школу. Какой абсурд. Но Эрен думает, что достаточно того, что он знает о школе — всю информацию он подчерпнул из книжек и телевизора. В их малонаселенном городе не было учебных заведений, не то чтобы таким отбросам, которые жили здесь, они вообще были нужны. А уехать туда, где царит цивилизация и нормальная жизнь, Карла не могла себе позволить. Карла, конечно, кое-как обучила Эрена письму и литературе, но в большинстве своём Эрен преуспел в этом лишь благодаря своему упорству и любознательности. Но, если бы он ходил в школу, то сейчас его навыки вряд ли дотянули даже до третьего класса начальной школы. Не то, чтобы знания самой Карлы были куда выше. Эрен об этом не знает (но вряд ли не догадывается, просто сейчас это неважно), поэтому продолжает рассказывать о своей мечте, не обращая внимания то, что Карла печально качает головой и полностью погружается в себя, не особо слушая его. Если бы Эрен мог читать её мысли, он бы узнал, что единственное, чего она сейчас хочет — просто накуриться и запить все мысли алкоголем. Эрен знает. Эрен говорит очень быстро, перескакивает с темы на тему, пока режет картошку; он то откладывает нож, то берет его снова в руки и, вместо того, чтобы вырезать гниль из корнеплода, нервно крутит нож в руках и словно забыв о словах про школу, предлагает матери разбить огород на заднем дворе. Эрен, не задумываясь, проводит острием по деревянному, видавшему много дерьма столу — на нём виднелись и сигаретные ожоги и глубокие борозды от порезов — обещая, что даже самостоятельно купит семена. Карла молчит. «А, может, заведём собаку?» — спрашивает Эрен, когда не дожидается ответа на свой предыдущий вопрос. Карла отрицательно качает головой и Эрен соглашается с ней, говоря «да, лучше всё-таки кошку, проблем с ней будет меньше». Карла и на это ничего не отвечает. Но Эрену и не нужен её ответ. Он уже всё решил. Идея с желанием завести домашнее животное навязчиво сидит в его голове несколько последующих дней. Эрен даже спать нормально не может, не думая об этом. В конце концов, «взвесив» все плюсы и минусы, Эрен не выдержал и где-то часов в шесть утра вышел из дома. Эрен в течение нескольких часов ходил по дворам, ища живую кошку, но большинство, что он находил, либо уже были мёртвыми с выпотрошенными внутренностями, либо на грани смерти. С переломанным позвоночником или резанными ранами — над животными в Шиганшине частенько издевались. Люди, недовольные своей жизнью, вымещают свою агрессию на них. Это практически норма в этом месте. Эрен не раз видел мёртвых животных, но всё равно плачет, не сдерживаясь, когда вновь видит такую жестокую картину. Он задыхается от слёз, когда берёт на руки чёрную, мокрую от прошедшего дождя, кошку. Она практически не двигается, тяжело, поверхностно дышит и жалобно, тихо мяукает. Эрен несёт кошку домой, роняя горькие слезы на её шерсть и нежно гладит её за ушком, шепча ей, что всё будет хорошо. Еле дышащая кошка, получив долгожданную ласку, даже без сил, всё равно начинает мурчать. Эрен рыдает ещё сильнее. Где-то внутри ненависть к людям прожигает живот. Эрен нежно прижимает кошку к груди, надеясь поделиться с ней своим теплом. Неся животное домой, Эрен проникается твёрдой уверенностью, что сможет его выходить. Но у Эрена не получилось. Что было ожидаемо — кошка умерла. После этого случая, таких кошек было как минимум пять за последние несколько недель. Некоторых Эрен, как и первую, нашёл брошенными на улице, а оставшихся забрал у соседей, убежденный, что животным там плохо. В общем-то, это была правда. Но все животные неизменно умирали — у Эрена с Карлой себя то прокормить не хватало ресурсов, а больных кошек тем более, но дело было даже не в еде, а в отсутствии необходимых лекарств. Эрен начал спать ещё меньше, нервно думая о том, где бы их достать. Сколько они стоят? Где можно купить? Навязчивые мысли крутились в воспалённой мозгу, словно черви пожирая разумную часть сознания. Но у кошек не было столько времени. Эрену было больно, до разрывающейся в клочья души, но после первого умершего на его руках животного, у Эрена почему-то больше не текли слёзы. Он бережно хоронил тушки на заднем дворе, отдавая мёртвым животным последнюю дань уважения, но, как быстро появилась идея завести питомца, так же быстро она и исчезла. Эрену, в конце концов, надоело бороться с неизбежностью смерти и закопав последнюю — шестую — кошку, он забыл об этом желании. Карла видела всё это, но особо внимание не зацикливала. Её немного раздражали вонючие, гниющие заживо, умирающие коты в их доме, но несколько глотков алкоголя, а затем парочка сигарет и Карле становилось всё равно на весь белый свет. Хочется Эрену возиться во внутренностях животных — его дело. Главное, что Эрен больше не находится неделями в своей комнате, рыдая, сейчас он нашёл себе цель, поэтому Карла смирилась с его поведением. Кажется, потом Эрен говорил, что передумал быть учителем и захотел быть врачом для животных. Ветеринаром. Что ж, теперь Эрен знает это слово. Но это тоже неважно — Эрен ведь передумал. Карла думает, что лучше так, чем когда Эрен вообще ничего не хочет. Когда к Карле должен был прийти очередной клиент, она не стала говорить Эрену, чтобы он заперся в своей комнате и не высовывался. Эрен уже взрослый мальчик, пусть сам решает, как ему поступать. Карла знает, что больше не может его защитить. Вряд ли вообще когда-то могла. Теперь-то Эрен всё и так знает. И Эрен принял решения — понял, что нет смысла больше прятаться. Его уже не от чего беречь. У Эрена появился план. Когда должен был прийти следующий клиент Карлы — Карла в эти дни выглядела гораздо опрятнее и ухоженнее, чем обычно — Эрен специально вышел на порог дома, ожидая «посетителя». Встреча не заставила себя долго ждать. Они посмотрели друг на друга — прогнившие глаза мужчины и сломленные мальчика. Альфа похабно усмехнулся, обнажая неровные зубы — он знал, что в этом доме была не только Карла, чувствовал это и раньше. Но сейчас ничего говорить не стал и прошёл мимо, туда, где его ждала Карла. Когда мужчина пришёл в следующий раз, Карлы уже дома не было, но зато был Эрен, который снова встретил его на пороге. На этот раз случайно. — Так ты теперь работаешь? — спросил мужчина, намекая, что знал о существовании Эрена и раньше. Эрен на секунду впал в ступор. Вопрос сбил с толку, хоть Эрен его и ожидал. Он хотел отрицательно кивнуть, поддаваясь страху, но в голове всплыли навязчивые слова Аарона: «ты прирождённая шлюха. На тебя многие поведутся. Это твой способ зарабатывать деньги» и собственные мысли, которые твердили, что Эрен сможет это сделать. Он готов. Помолчав несколько секунд, Эрен всё же сказал неуверенное «да». И для того, чтобы скорее убедить самого себя, чем мужчину, положительно кивнул головой. Эрен впервые ответил на провокацию. Альфа поманил Эрена к себе. Тот сделал неловкий шаг вперёд и посмотрел на стоящего перед ним человека. Невысокий, с неровной бородой, на лице виднеются старые, выцветшие синяки. Абсолютно несимпатичный, но зато далеко не такой пугающий — морально — как Аарон. Эрен думает, что при желании, сможет справиться с этим мужчиной. — Что можешь предложить? — нахально спросил безымянный человек и провел грязоватой ладонью по щеке Эрена, — милашка, — с придыханием сказал он, чувствуя, насколько мягкой кажется кожа омеги под грубой подушечкой пальца. Эрен вздрогнул. Отвращение клубком свернулось под рёбрами и растеклось неприятным теплом по всему телу. Хотелось отпрянуть, убежать, закрыться в комнате, прячась от чужих отвратительных желаний, от этого грязного взгляда, но Эрен не мог пойти на попятную. Не мог хотя бы потому, что мысли в собственной голове навязчиво твердили: «сделай это! сделайсделайсделай!» — Мм. Минет?.. — Эрен неуверенно предложил то, что Аарон первым делом просил от него. От нервов Эрен кусал обветрившиеся губы. Слова сами вырвались изо рта. — И сколько берёшь? — удовлетворенно хмыкнул мужчина. Его рука медленно спустилась ниже, погладив Эрена по шее. Палец остановился в районе адамова яблока, задел воротник футболки и натянул ткань на себя. — Эм… 10 долларов? — Какой ты однако дерзкий, пацан, — возмутился мужчина, но на лице была усмешка, — 5 долларов и целая пачка сигарет в подарок. — Я не курю! — эмоционально сказал Эрен и отпрянул. Почему-то он почувствовал себя оскорбленным. Он обязан был сказать это, просто потому что. Эрен хоть и пробовал сигареты, но это не значит, что он начал курить — Карла ведь не хотела, чтобы Эрен курил. Он и не будет. — Ещё лучше, — довольно протянул мужчина, — тогда 5 долларов моё окончательное предложение. Эрен не знал много это или мало за то, что он собирается сделать, поэтому решил согласиться, но неприятное чувство на подкорке мозга твердило, что этого недостаточно — кажется, Аарон давал ему больше. Эрен помотал головой, пытаясь отогнать эти мысли. Аарон ему не авторитет. — Ну так что? — ухмылка. — Я согласен, — сказал Эрен и опустил глаза вниз, — только не здесь, — неуверенно. Эрен чувствовал себя некомфортно. — В доме? Эрен отрицательно покачал головой и завёл мужчину в переулок. Между их домом и полуразрушенным соседским. Вряд ли их там кто-то увидит, а даже если увидит — такое в этом месте норма. Ничего нового. Эрен, не дав себе замешкаться, не дав себе шанса засомневаться в собственных решениях, резко опустился на колени, разметав под собой клубы пыли и трясущимися руками, нервно попытался стянуть с мужчины штаны. Мужчина довольно ухмыльнулся от такой прыти. Почему-то в этот раз Эрену было не так страшно. Может быть потому, что его никто не принуждает? Эрен ведь сам решил пойти на это. Это был его выбор. Эрену было противно и тошно, но желание доказать, что его тело чего-то стоит, что он хоть что-то может, что он не сдался, не утихая крутилось в голове. Жаль, что такие действия наоборот показывали, что он сломлен. Эрен отключил голос разума, откинул в сторону все чувства, оставив всё на волю инстинктов. Так действительно будет проще. Мужчина, не сдерживаясь начал сильно толкаться в горло Эрена. Спустя минут десять, он кончил омеге на лицо. Эрен сморщился от отвращения и вытер сперму тыльной стороной ладони. — Фух, а это было довольно неплохо, — альфа убрал опавший член в штаны, а затем достал из кармана смятые купюры и передал их поднявшемуся на ноги Эрену. Его колени были грязными от пыли. — Эм, а сигареты?.. — зачем-то спросил Эрен, сжимая в руках деньги. — Так ты же сказал, что ты не куришь! — возмущённо сказал мужчина. — А я и не для себя! — так же эмоционально ответил Эрен. Он понимал, как глупо это звучало, но только сейчас подумал, что не надо было отказываться от сигарет. Это же как местная валюта. Да и Карла любит курить. — Забавный ты, пацан, — мужчина снисходительно улыбнулся. Он выглядел так, будто разговаривает совсем с маленьким, наивным ребёнком. Альфа протянул руку и Эрен, который не успел увернуться, почувствовав как чужие пальцы довольно аккуратно впиваются в его волосы. Мужчина нежно потрепал Эрена по голове, но перед тем так отпустить, довольно грубо сгрёб волосы, зажимая их в кулаке: — В следующий раз, если ты изначально откажешься от части оплаты, не думай, что сможешь получить её потом, только потому что передумал, и жалобно на меня посмотрел, — несмотря на свои слова, альфа всё же достал из кармана немного помятую пачку сигарет и твёрдо вложил её в руки Эрена, — на, но это потому что я такой щедрый, но знай, что далеко не все такие добрые. Мужчина снисходительно похлопал Эрена по плечу. — Я ещё загляну к тебе, — сказал он и вышел из переулка. Эрен со странной тоской посмотрел ему вслед, а потом на деньги и сигареты в своих руках. Вот чего он стоит. И это ещё по «щедрости» клиента. Эрен горько вздохнул, но если честно, то где-то внутри он давно уже смирился. Аарон заставил его смириться. После этого случая, Эрен стал чуть проще относиться к собственному телу. Потому что это было его решение. Его тело точно не храм, оно уже давно осквернено, терять нечего, и кроме него у Эрена больше нет никаких вариантов заработка. Несколько раз в неделю, Эрен выбирал более-менее приятных на общение и вид людей — таких, чтобы особо не пугали, не давили своей аурой и Эрен был уверен, что, если что вдруг, то он сможет от них отбиться — и предлагал им свои услуги. Никто не отказывался. Карла ничего не говорила на то, что в их доме стало больше продуктов или про то, что у неё постоянно лежали на прикроватной тумбочке сигареты. Сигареты, которые она не покупала. Карла знала, что однажды это случится. Что Эрен придёт к такой жизни. Она ведь сама готовила его к этой участи. И самым действенным решением Карлы было закрыть на происходящее глаза, а затем утопить оставшуюся горечь в алкоголе. Ведь всё равно это было неизбежно, но, вопреки этому, Карла иррационально чувствовала всё больше растущее отвращение к Эрену. Наверное потому, что несмотря на то, что она знала, что Эрен не станет исключением, что его тоже поглотит грязь, которая поглотила её, она хотела для Эрена другой жизни — хорошей, светлой, счастливой. Хотела, но ничего для этого не сделала. Поэтому лучшее, что она могла сделать сейчас — игнорировать ситуацию, чтобы облегчить ношу Эрена и, чёрт возьми, свою. Особенно свою. Так было легче. Не обращать внимание на происходящее. Пустить всё на самотёк. Карла успешно с этим справлялась, как и раньше, предоставив Эрену «возможность» самому справляться с его проблемами. Карла ничего не говорила и на то, что Эрен практически вообще перестал спать по ночам. Не то, чтобы она могла ему указывать, что делать, но это явно было ненормально. Карла предпочитала просто закинуться таблетками от своего расстройства, выкурить парочку сигарет и запить это водкой, слушая как в соседней комнате через картонные стены Эрен нарезает круги по комнате и считает вслух до трёх тысяч. Карла лежала с закрытыми глазами, ожидая, когда усталость наконец возьмёт верх. У Эрена же усталости не было от слова совсем. Он как будто вообще забыл, что это такое. Энергия переполняла Эрена — сон ему попросту не требовался. Но эти силы некуда было девать. Счёт вслух надоел быстро, хоть и как-то убил время. По ощущениям было где-то три часа ночи. За всё это время Эрен успел несколько раз помыть полы в своей комнате и на кухне, пытаясь отдраить даже те пятна, которые кажется появились здесь ещё до его рождения; протёр пыль на полках — она даже ещё не успела там скопиться, а кухонный стол от сигаретого пепла; окна помыл от разводов; собрал мусор по всему дому; сходил на могилки похороненных кошек. Эрен даже где-то нашёл свои старые серые карандаши и попытался нарисовать портрет Карлы. Вышло не очень, но Эрен уже давно этим не занимался, поэтому результат показался ему не таким уж и плохим. Помыв полы в четвёртый раз, Эрен решил, что дома ему больше нечего делать. Скучно. Он решил выйти на улицу с первыми лучами солнца. Посмотрев на бледно-голубое небо, восхитившись красивым цветом, Эрен бесцельно брёл по землистой, неровной дорожке до тех пор, пока не дошёл до небольшого магазинчика, стоявшего в глубинке. Коричневые блеклые доски, совсем маленькое, ничем не примечательное здание — раньше Эрен бы прошёл мимо, даже не взглянув на него. Но сейчас его мозг работал на максимуме своих возможностей, внимание было сосредоточено на мельчайших деталях. Эрен прищурился от солнца и пригляделся. Сделал шаг ближе — всё как он и думал. Замок на относительно крепкой на вид двери, был наполовину сломан. Эрен остановился как вкопанный, решая, что делать дальше — раньше Эрен вряд ли бы так поступил, но сейчас… Сейчас в голове выигрывали мысли, которые требовали: «зайди внутрь! Укради что-нибудь! Ты можешь себе это позволить! Тебе это нужно!» Эрен огляделся по сторонам, к его счастью — а с другой стороны, было около пяти или шести часов утра — на улице не было ни одной живой души. Эрен, недолго думая, подошёл к двери и взялся за сломанный замок, с силой дёргая на себя. Один. Два. Три. На четвёртый раз замок слетел. Эрен знал, чем такое дерзкое поведение может грозить — особенно в том месте, где он живёт; где у людей в доме скорее найдутся наточенные ножи, чем средства связи; где у людей в голове, кроме жестокости и выживания, больше нет никаких мыслей — но в данный момент Эрену казалось, что ему абсолютно всё сойдёт с рук. Он был в этом уверен. Недолго думая, Эрен шагнул внутрь помещения и осмотрительно прикрыл за собой дверь. Внимательно посмотрев на прилавки, где было не так уж и много продуктов, больше всего взгляд Эрена привлекла коробка с конфетами. Во рту непроизвольно собрались вязкие, густые слюни, а под ложечкой засосало. Эрен жадно облизал сухие губы, как будто надеялся, что почувствует на них вкус конфет. Эрен всего несколько раз в своей жизни ел сладкое и эти моменты, по праву, он считает лучшими. То ощущение, когда шоколадная конфета тает на языке, а сладкий привкус растекается по полости рта, нельзя сравнить ни с чем. Может быть, если только с ощущением счастья. Эрен подорвался с места, приближаясь к прилавку и жадно загреб руками разноцветные блестящие упаковки. Он спешно засунул конфеты в карманы штанов, пытаясь уместить внутрь как можно больше. Неважно, что мягкие конфеты мялись, теряли привлекательный вид и пачкали штаны изнутри — Эрену не было до этого дела. Одна мысль, что у него есть сладости, приводила его в дикий восторг. Но рациональная часть мозга Эрена всё ещё работала, поэтому он не забыл взять несколько буханок хлеба, пачку молока, крупы и он взял даже масло и сахар. Эрен прихватил с собой ещё газировку странного коричневого цвета, которую до этого никогда не пробовал и Карле несколько бутылок пива. Насколько Эрен знает, Карла пьёт абсолютно всё, поэтому схватил первый попавшийся алкоголь. В руки все не помещалось, поэтому Эрен снял с себя растянутую кофту, оставшись в одной футболке и соорудив некое подобие сумки, сложил туда продукты. Решив, что он и так слишком задержался, Эрен выскочил из магазинчика, но не забыл прикрыть за собой дверь, создав видимость того, что всё в порядке и сразу свернул с общей дороги, рванув ближе к полям, где можно скрыться в высокой, но пожухлой пшенице. Эрен бежал быстро, бежал до тех пор, пока в лёгких не закончился весь воздух, пока руки не устали от приятной тяжести своей ноши, а ноги не стали запутываться в траве. Сердце бешено колотилось в груди, как будто сейчас пробьёт рёбра насквозь. Руки Эрена дрожали, но не от страха, а от зашкаливающего адреналина, что струился по венам. Он остановился отдышаться, и когда кислорода наконец-то стало хватать, Эрен засмеялся в голос: от радости, от переполнявшего восторга, от того, что всё получилось. До этого момента совесть хоть как-то останавливала Эрена от воровства, но он оправдывал себя тем, что им нужны эти продукты, чтобы выжить, но в данной ситуации Эрен взял даже то, что не было необходимо. Эрену попросту захотелось это украсть. Идя между жалкими колосьями пшеницы к своему дому, Эрен ел конфеты и чувствовал себя таким счастливым, как никогда раньше. Его рот и руки были испачканы в шоколаде, но ему это нравилось. Эрен с удовольствием облизал свои пальцы, причмокивая от удовольствия. Эрен испытывал непередаваемый восторг. Ему впервые понравилось воровать. Воровать, что хочешь, а не то, что нужно. Какие это прекрасные ощущения, а как же прекрасен результат — полный желудок, удовлетворённое тело, радостный разум. Воровство с того момента вошло в постоянную привычку. Не как раньше — от необходимости, а как сейчас — от желания. Навязчивые мысли, которые вечно крутились в голове Эрена, казались ему абсолютно нормальными, и они настойчиво твердили: «своруй ещё! Ещё! Больше! Нужно больше!». И Эрен брал больше — это приносило ему ни с чем несравнимое удовольствие. Ему нравилась безнаказанность. То, что ему везёт. Эрену всё сходит с рук, хотя других уже давно могли убить за такую вопиющую наглость — воришек никто не любит и в шиганшине таких жестоко наказывают. Если их поймают. А Эрена не поймали. Эрен чувствовал себя всемогущим. Кажется, Карла даже гордилась им. Она конечно этого не говорила, но она удовлетворенно улыбалась, когда видела в холодильнике новые продукты и алкоголь, который Эрен воровал специально для неё. Они наконец-то приблизились к ощущению «нормальной» жизни. И всё благодаря Эрену. Воровство, на самом деле, нравилось ему гораздо больше, чем редкие сексуальные услуги, которые он иногда оказывал клиентам Карлы, когда они приходили, а её не было дома. Она снова стала часто пропадать. Эрен даже не сомневается, что она с Аароном, потому что когда она возвращалась, от неё стойко несло его запахом. Эрен неприкрыто морщился, всем своим видом показывая отвращение, но Карле было всё равно. Тем более, она же не знала, что это именно Аарон был тем, кто изнасиловал Эрена. Она думала, что Эрен спит с ним добровольно. Возможно, Карла вообще забыла, что Эрен подвергся насилию. С тем количеством наркотиков и алкоголя, что она употребляет каждый день, это было бы неудивительно. Когда Карла вновь пропала, а Эрен остался один в доме, ему опять стало чертовски скучно. Уборка уже никак не помогала убить время, Эрен и так уже выдраил всё, что только было можно — на самом деле их дом никогда не был насколько чистым, как в последние пару месяцев. Старый телевизор еле функционировал — его лишний раз лучше было не трогать. Да и всё равно посмотреть было нечего. Эрен уставился в потолок, размышляя, чем бы ему заняться. Мысли в голову не шли, но скука сжирала заживо. Эрен уже решил было выйти из дома и найти занятие на улице, но услышал странный шум в коридоре. Эрен резко подорвался со старого, скрипучего дивана, который был испачкан засохшей кровью Карлы — результат её провальных попыток убить себя — и побежал к двери. Их дом как проходной двор. Вероятно, пришёл очередной клиент Карлы. Просто зашёл внутрь, не стучась и не спрашивая разрешения. Это нормально. Эрен привык. Эрен опрометчиво подумал, что хоть это и не было лучшим спасением от скуки, но на самом деле, он не особо возражал. Эрену нужно чем-то себя занять. Лучше это, чем отсутствие каких либо дел. Энергию надо куда-то девать. В коридоре Эрена встретил высокий угрожающий силуэт. Эрен застыл на месте, поднимая голову вверх. Знакомый запах забрался в ноздри и пробудил самые болезненные воспоминания. Они накрыли Эрена оглушающей волной, чуть ли не сбивая с ног. Это Аарон.