Novocaine.

      Завидев знакомую высокую фигуру, Зоро ускорил шаг. Он опоздал всего на пять минут, но Ло не терпел любого отставания от графика, будь то даже три секунды. Такая жестокость к себе, а Зоро считал это именно что жестокостью, до добра не доведёт, повторял он Трафальгару, однако тот лишь фыркал и проверял свои карманные часы на цепочке.       Так и есть: стоит поодаль от остальных студентов, столпившихся во дворе медакадемии, и сосредоточенно высматривает, сколько его драгоценного свободного времени запорол Зоро. Ророноа фыркнул и поймал себя на мысли, что делает он это в точности, как его многомудрый друг. «Ничего не скажет», — подумал парень, — «потому что ты, газон ходячий, и так многое потерял».       Трафальгар встретил его молча, только чуть поморщился, стремительно развернулся и пошёл в сторону академской библиотеки, словно и не сомневаясь в том, что Зоро за ним последует. Ророноа вздохнул. Всё как всегда.       «Понимаешь», — однажды сказал ему Ло, — «я — хирург. Любая задержка в моей работе может стоить жизни пациенту. В операционной счёт идёт на секунды».       «Но так ты заездишь себя задолго до своей хирургической карьеры. Расслабься. Всему своё время», — ответил ему Зоро и заработал полный ты-совсем-идиот выражения взгляд нечеловечески блёклых, платиновых глаз.       Тогда Зоро обиделся, но вслух своё возмущение не выразил. «Кто их знает, этих потрошителей», — утешал он себя. — Я всего лишь бедный смертный фармацевт, моё дело — лекарства, а как они попадут к больным, не моя забота. Сиди себе в лаборатории и занимайся рецептами. А Ло будет плотно контактировать с людьми. Я бы сказал — слишком плотно. По локоть в живых потрохах».       Вот и на этот раз он не стал втолковывать Ло, что такой напряжённый образ жизни, состоящий целиком из учёбы, учёбы и учёбы, доведёт лишь до нервного срыва. В конце концов, он Трафальгару не нянька, а друг. Значит, он должен поддерживать его в любом стремлении, если оно для блага. Для блага же?       За размышлениями он и не заметил, как оказался у стойки библиотекаря. Ло деловито вытащил из своего рюкзака книги для сдачи, и Ророноа залюбовался его точными экономными движениями. Казалось, меж тонких сильных пальцев вот-вот блеснёт холодная отрешённая сталь, спасающая жизни. «Мне везёт», — мысленно хмыкнул Зоро. — «Заранее скорешился с талантливым хирургом. Траффи обязательно будет чудо-врачом».       — Эй, маримо-я, чего застыл? — недовольный голос будущего чудо-врача вернул его в реальность. Виновато улыбнувшись, он протянул библиотекарю — молоденькой огненно-рыжей девушке — свой читательский билет и сдал зачитанный до дыр, потерянный и вновь найденный в забитом доверху книжном шкафу учебник за прошлый курс.       — Ну наконец-то, Ророноа! — нехорошо прищурившись, воскликнула библиотекарь. — Сколько я тебе говорила: как только закончил курс — молниеносно чеши сюда со всеми учебниками и пособиями! Со всеми, кустистая твоя башка! Сколько можно? Уже третий год обучения, а методичка за первый ещё не сдана! Может, мне лично наведаться к тебе домой, потрошить холостяцкую берлогу на предмет пожранных хаосом книг?       — Ну На~ми, — пролепетал, отчаянно полыхая знатными лопухами, Зоро. — В следующий раз я всё-всё принесу.       — Видит бог, это продлится навеки, — проворчала рыженькая Нами. — Ладно. В следующий раз. Считай, сделала тебе одолжение. За изумительный контраст алых ушей с зелёной шевелюрой. Иди-иди, заблудшая душа.       На фоне отчётливо хмыкнул Трафальгар. Зоро совсем стушевался и, невнятно бормоча слова благодарности, сплошь состоящие из «спасибо-спасибо-спасибо», отступил назад.       Не успел он пройти задом наперёд больше метра, как в него со скоростью межконтинентальной баллистической ракеты и грацией внезапного динозавра-гиганта влетел чёрно-сине-фиолетовый вихрь. Нечто лопнуло с громким треском, переполошенный Зоро решил, что его торба. «Плакала моя стипендия», — подумал он, рассматривая рассыпавшиеся вокруг книги. — «Стоп. Какая к чёрту «Психиатрия: первый курс»? Не понял».       — Ох, прости-прости-прости, — реактивный вихрь оказался маленькой девчушкой в чёрной болтающейся футболке с волчьей оскаленной мордой, синих рваных джинсах и задрипанных синих же кедах, а также обладательницей сочно-фиолетового цвета волос и сомнительного вида пирсинга колечком в носу. Сомнительного, потому что Зоро посчитал, случайно зацепившись им за что-либо, можно и кусочка себя лишиться. Весьма болезненно.       — Да ничего, — буркнул он, помогая ей собрать учебники. Мельком кинул взгляд на правое плечо: торба была цела. «Позорище. Траффи потом будет нудеть — сколько времени из-за тебя ушло впустую! Целых семь... нет, десять минут!».       — Я нечаянно, — улыбнулась девчушка, продемонстрировав крупные ровные зубы завидной белизны. — Правда.       — Охотно верю, — всё так же кисло отозвался Зоро, протягивая ей последнюю книгу.       — Спасибо, — нет, не совсем ровные: два передних верхних заметно выступали вперёд. Почему-то от этого зрелища Зорин мрачный настрой мигом улетучился. Бог с ними, с десятью минутами, когда на свете есть эти забавные зубки зайчишки.       — Нарчи Кладофория! — грозно подбоченившись, пророкотала Нами. — Опять не следим за пространством?       — Нами-тя~н, — пропела маленькая катастрофа, молитвенно сложив ладошки. — Я задумался совсем.       — Что-то мне подсказывает, что это — твой преемник, Ророноа, — брызнул лучиками солнца смех рыжей. — Рассеянные вы оба как не знаю что! Ладно, Нарчи, держи, специально для тебя отыскала.       — Идём-идём, — потянул Зоро за руку Трафальгар. — Потом на девушек насмотришься. Ну, или на девушек и мальчиков.       — Что-о-о?! Какие ещё мальчики?! — возмутился Зоро и тут же прикусил язык: на него хмуро уставились красноглазые из-за приближающихся экзаменов студенты. Их вид не предвещал ничего хорошего. «Так смотрят смертники», — подумал Ророноа, понимая, что и сам скоро станет как две капли воды с этими обречёнными.       — Если ты не заметил, девчонка говорит о себе в мужском роде, — цыкнул Ло, усаживая его за дальний стол. — И да, маримо-я, пятнадцать минут.       Ророноа еле заметно хмыкнул: что-то в этом изменчивом мире остаётся постоянным.       — Ладно, — от цепкого взора Ло не ускользнула реакция друга. — Потрачу ещё три минуты на объяснения. Не будь моего идеального расписания, ты, Зоро-я, безнадёжно отстал бы от программы. И это притом, что у нас совершенно разные специализации. Что бы ты делал без меня?       — Обрастал бы дома бородой в окружении коробок из-под пиццы, — усмехнулся Ророноа. —Спасибо за заботу, Траффи, но ведь это не единственная причина так пристально следить за временем. Верно, дружище?       — Знаешь, эта Кладофория, — невпопад ответил Ло, смотря куда-то в сторону оцепеневшими глазами. Зоро пробрало холодной мерзкой дрожью — до того такие его глаза были похожи на зенки мороженой трески. Совершенно мёртвые и пустее не бывает. — Она, часом, не твоя родственница? Кла-до-фо-ри-я. А, маримо-я?       — Да иди ты, — беззлобно откликнулся Зоро, раскрывая учебник на закладке и стараясь не пересечься взглядом с Ло.       «Снова ничего не рассказал», — внутренне простонал он. — «Я и правда друг тебе?».       Затем хлопнул себя по лбу: окстись, окаянный, без Траффи ты вообще ничего не сдал бы.       «Действительно — трудно уследить за тем, у кого иной профиль. Ло — герой, всё успевает. Как же я без него?».       — Ах да, маримо-я, бородой ты вряд ли бы оброс. У азиатов может быть только жиденькая козлиная бородёнка.       — На себя посмотри, — отразил выпад Ророноа с улыбкой. Трафальгар посмотрел на него поверх очков своим коронным ты-совсем-идиот взглядом. «Уже другое дело», — обрадовался Зоро. — «Узнаю старину Ло».       — Учи-учи, водоросль. Может, человеком станешь.       «А всё-таки такие забавные эти зубки», — успел подумать Зоро перед тем, как погрузиться в мир химических реакций.       ***       — Ладно, Нарчи, держи, специально для тебя отыскала, — Нами протянула девочке-мальчику объёмную книгу в тёмной суперобложке. Крупными белыми буквами было вытиснено: «Теория и практика шизофрении».       — Интригующее название, — внезапно устало усмехнулась вихрь. — Спасибо большое, ты — прекрасный человек.       — Не надо благодарить. Лучше держись, малыш, — Нами были приятны и благодарность, и похвала, но виду она не показала и быстро заполнила её читательский билет. — Как твоя учёба?       — Ни шатко ни валко, — вздохнула Нарчи и коснулась кольца в носу: привычка.       — А мне профессор Нико сказала, что ты лучший на курсе, не прибедняйся,— тепло улыбнулась Нами и потрепала её по лохматым фиолетовым волосам.       — Знали бы они все, с каким трудом мне удаётся оставаться в лучших, — нахмурилась Кладофория. — С курсачами до сих пор беда: вроде бы нормально мыслю, а сяду работать на ноуте — пшик! Белый лист в редакторе словно стена. Я не понимаю, как это, что это. Все слова улетучиваются без следа. Получается только какой-то выспренний бред про мою якобы гениальность. Узнать бы ещё, где она обретается. Спорю, что в заднице. Гениальность большая и задница тоже, лол. Раздутое самомнение.       — Может, я напишу за тебя тогда? — предложила рыжая, взяв Кладофорию за руку и заглянув той в глаза — участливо и понимающе, как никто.       «Если бы она была моей старшей сестрой», — невесело подумала Нарчи. — «Это ласковое солнце — просто чудо!».       — Не забывай, что профессор Нико вела твой курс, — сказала она вслух. — Робин-сан мигом поймёт, что это ты. Но за предложение и заботу вообще — огромное межпланетарное спасибо!       — Сам ты межпланетарный, — смутилась Нами, затем изменилась в лице, сразу став строгой-библиотекаршей-Нами, и звучно воскликнула: — Винсмок Санджи, третий курс, диетология! Тебя-то мне и нужно!       Обозначенный Санджи — высокий стройный блондин в строгом костюме, по манерам — настоящий джентльмен и дамский угодник — подошёл к стойке и склонился над Наминой ухоженной, белой в россыпи светлых веснушек ручкой в церемонном поцелуе. «А ей это нравится», — с улыбкой раскусила Нарчи истинные чувства подруги, — пусть и делает вид, что сильно недовольна. Одни только чертинки в сияющих глазищах что говорят».       — Вы абсолютно правы, Нами-суан. Тот, кто вам нужен — это я, — приложив руку к сердцу, вдохновенно провещал Санджи. — Позвольте...       — Ох, умолкни, — возвела очи к небу рыжая. «Нравится-нравится», — состроила рожицу Нарчи, и Нами цыкнула на неё, затем обратилась к Винсмоку: — Справочник по аллергическим реакциям. Где он? Прошло три месяца из положенных... одного. Ну?       — Нами-суан такая красивая, когда злится, — заливаясь нежным румянцем, так идущим его белой гладкой коже, пролепетал блондин.       — Эй, ты меня вообще слышишь? — пробурчала, надувшись, Нами. — Никакого уважения к честным библиотекарям. Нарчи, студенты все не знают, что за зверь «срок сдачи книг»?       — Поголовно, — откровенно веселясь, хохотнула Кладофория. — Но вообще — воришки, влюблённые и такие потерянные во времени-пространстве оригиналы, как я... и тот зеленоволосый парень с лопухами вместо нормальных человеческих ушей. Забавный тип. Здоровенный, а тушуется, как первоклассник.       — Воришек я тебе попомню, — пригрозила кулачком Нами, старательно игнорируя второй заход Санджи на тему: «Нами-суан такая красивая, когда всегда». Однажды она рассказала Кладофории, как отчаянно не хотела расставаться с десятком книг абсолютно разного толка, одолженных у однокурсников, начиная от классической литературы и заканчивая увесистыми трудами по психологии, за что её прозвали кошкой-воровкой. Всего однажды, а этот обалдуй с фиолетовым взрывом на голове смеет ей напоминать!       — У тебя нечеловеческая страсть к книгам, — улыбнулась Нарчи. — Санджи-кун, не букеты, а стопка книг, — сдала она с потрохами подругу, в ответ на взгляд умирающей лани показав той язык. — Цена и вид значения не имеют, главное — содержание. Вот так завоёвывают сердца честных библиотекарей.       — Приму к сведению, о, юная леди, — поклонился Кладофории Винсмок, послал воздушный поцелуй Нами и кинулся к выходу со всех своих длинных ног. Словно растворился в пространстве.       — В книжный, — констатировала Нарчи, посмеиваясь. Нами уронила лицо в ладони и оттуда пробормотала что-то невнятное и явно угрожающее. Затем вскинулась, одёрнула блузку, идеально на ней сидевшую, пригладила аккуратную причёску, поправила ничуть не съехавшие очки и ласково-ласково пропела:       — «Забавный тип», говоришь? Ой-ой, Нарчи, это когда ты начал обращать внимание на парней? Только не говори, что поэтому ты с ним столкнулся, прохиндей!       Тут уже смутилась Кладофория, что-то буркнула вроде «у меня курсач не написан», и тоже бросилась вон из библиотеки.       — Мальчишка, — вздохнула Нами, наблюдая, как стремительно исчезает в толпе фиолетовая макушка. Стеклянные двери и окна во всю стену позволяли это сделать. — Бедный-бедный мальчишка. Зоро Ророноа слывёт знатным сердцеедом, несмотря на невинные прозрачные ушки-лопушки.       С Кладофорией она познакомилась, когда заменяла свою подругу Виви, работавшую в администрации медакадемии, на приёме абитуриентов. Та, наивная душа, сбежала с Пеллом, аспирантом-микрохирургом — естественно на свидание. Нами еле успела пожелать ей удачи — счастливая девушка была молниеносна, как долгожданная весна.       Нами откровенно скучала на посту, давая вчерашним школьникам бланки на заполнение и принимая их обратно, как в кабинет вошёл немыслимо яркий парнишка: фиолетовая буря на голове, белая безразмерная майка, доходящая до середины бёдер, из-под них виднелись ослепительно голубые рваные бриджи. «Нет, девушка», — поправила себя Нами, внимательно рассмотрев новоприбывшего абитуриента. Что-то ей подсказывало, что вот сейчас станет интересно.       Нарчи Кладофория, как вещал диплом об отличном окончании школы, сходу заполнила бланк, не путаясь, подобно многим своим сверстникам — так, словно заполняла их всю свою жизнь. Нами хмыкнула, соглашаясь со внутренним чутьём — это было действительно интересно.       Она просмотрела баллы за вступительные испытания и в полной мере ощутила, что значит выражение: «челюсть оказалась на полу».       Сто. Сто. Сто. Сто.       — Это какому дьяволу надо продать душу, чтобы набрать максимальные четыреста баллов? — невольно спросила Нами у пространственно-временного континуума.       Вместо континуума ей ответила Кладофория:       — Я мог бы рассказать за чашечкой кофе, если тебе точно интересно, — и направила на неё взгляд инопланетных, тёмных-претёмных глаз. Радужки сливались со зрачками, и оттого казалось, что это и не глаза вовсе, а чёрные расфокусированные дыры, поглощающие всё вокруг. — Про дьявола, который купил мою душу, хотя я вовсе не планировал выставлять её на рынок, — она вздохнула и добавила: — Прости, что с бухты-барахты, просто мне очень одиноко. Я в этом городе впервые.       — Логтаун — мегаполис, — машинально пробормотала Нами, сбитая с любого толку. — Ты из..?       — Ма-а-аленького городка в префектуре Норт Блю, — ответила Кладофория. — Поэтому слово «мегаполис» у меня не в ходу.       — Ох. Хорошо. Скоро моя смена закончится, ты можешь подождать?       Нами почему-то совершенно точно знала, что поступает правильно, соглашаясь на разговор по душам со странной девочкой, изъяснявшейся, как мальчик.       Нарчи кивнула... кивнул? и уступил своё место следующему абитуриенту.       Так началась дружба между будущим психологом и будущим психиатром-шизофреником.       ***       Санджи влетел в первый попавшийся книжный и неожиданно столкнулся со своим соседом по общежитию Усоппом. Тот бережно нёс в руках целую кипу популярной манги, тут же порхнувшей в неизбежном полёте на пол.       — Усопп! Прости меня, — без приветствия — а какое тут приветствие, если ты каждое утро видишь человека заспанным и отчаянно, но так по-домашнему зевающим? — проговорил заполошно Винсмок и принялся собирать мангу. — О, «Атака Титанов»? Говорят, интересная вещь.       — Ничего, — улыбнулся сосед. Кончик длинного носа забавно дёрнулся, как всегда, когда он говорил. — Вот, помогаю отцу в клинике, заодно он меня натаскивает. Педиатру необходимо знать, чем увлекаются дети, чтобы суметь их развлечь и отвлечь от боли. Да и сам почитываю, ты знаешь.       — Уважаю, — Санджи протянул ему последний томик. — А я... для одной прекрасной леди...       — Дай угадаю, — подавил короткий смешок Усопп, — библиотекарша Нами? Такая... рыжая, словно пламя. Ты там не сгори, несчастный, на кострище безответной любви.       — Сам несчастный, — возмутился блондин. — Ты когда Кайе признаешься, чучело дредастое? То-то же, — добавил он, завидев, как медленно проступает на смуглой коже румянец. Еле заметный, но за три года тесного дружеского общения Санджи научился различать все его степени. Сейчас носатик-кун буквально самовозгорался изнутри.       — К-к-как? — заикаясь, выдавил из себя Усопп, вытаращив и без того круглые свои глаза, обрамлённые густыми короткими ресничками. Хлоп-хлоп.       — Ну вот так ты на неё смотришь, — пожав плечами, ответил Санджи, внутренне загибаясь от хохота. — Слишком палевно, мой застенчивый друг.       — Не всем же так ужом виться, как тебе, — буркнул Усопп, запихивая мангу в рюкзак. — Обиделся я на тебя, Завитушка!       — Ах, вот ты как со мной, Отелло! — драматично приложив ладонь тыльной стороной ко лбу, с придыханием известил его Санджи. — Твоя бедная Дездемона не молилась на ночь! Ужасно! — и закрыл глаза якобы в смертном обмороке.       — Сущий кошмар, — согласился с ним Усопп, кивая. — Слушай, Дездемона, посоветуй мне, как подступиться к Кайе. Тогда, так уж и быть, прощу тебя.       Санджи приоткрыл один глаз и деловито спросил:       — Душить не будешь?       — Подушки нет, — хмыкнул Усопп. — А руками я не хочу и не могу. В качестве компенсации за несоответствие шекспировскому канону могу пристукнуть тебя во-о-он тем фолиантом. Ницше, Ф. В. Суровый был мужик, усатый.       — Бинго! — моментально ожил Санджи, тут же забывший про грозившую ему справедливую кару, и схватил с верхней полки ближнего стеллажа полное собрание сочинений Ницше. — Самое то.       — Уверен? — сомнение в голосе носатика можно было разливать по унциям и продавать в специализированных аптеках с пометкой: рекомендуется при мании величия. — Нами, конечно, умная девушка, несомненно, но...       — Более чем! — а энтузиазм Винсмока выпускать таблетками для излечения тяжёлой депрессии. — Суровый романтизм, трудная судьба, непоколебимый дух. Нами-суан будет покорена!       — Это ты её покоришь или Ницше? — подколол друга Усопп. — Пожалуй, он весьма серьёзный конкурент.       Санджи смерил взглядом немецкого философа, особое внимание уделив его моржовым усам. Фотография на обложке предпочла остаться невозмутимой. Санджи прищурился. Фридрих продолжал одухотворённо смотреть на корешок фолианта. Санджи фыркнул. Ницше невозможно было пронять ничем. Суровый романтизм как он есть.       Усопп, наблюдая за этой бессловесной борьбой достойнейших, еле сдерживал рвущийся наружу стадом слонопотамов хохот. Нет, чисто дикий ржач — на то они и слонопотамы. Полные, плотно сжатые губы — последний оплот приличия — чуть дрогнули.       — Ты же поможешь мне пройти тернистый путь к сердцу Нами-суан? — с комической серьёзностью вопросил Винсмок. Усопп всё-таки не выдержал и поспешно зажал себе рот, подавляя слонопотамское восстание.       Ницше загадочно заблестел в свете флюоресцентных ламп: обложка была словно покрыта лаком.       — Сочту за согласие, — величественно кивнул Санджи и привычно сдул занавесившую обзор отросшую чёлку. Голубые, как океан под солнцем, и такие же прозрачно-глубокие глаза сияли победительно и отуманенно одновременно.       — Идём уже, принц провинциального театра, — добродушно заключил Усопп и повлёк Винсмока к кассе. — Не знаю, как ты, но мне надо спешить в отцовскую клинику. Однако, пока я не прослежу, купишь ты этот злосчастный том или нет, никуда не пойду!       — А как же совет насчёт Кайи от твоего романтичного друга? — рассеянно улыбаясь, напомнил Санджи: открывшиеся перспективы дурманили его — спасибо юной особе с именем на букву... Как там её? А, неважно. Великолепная Нами-суан!       — Вечером в нашей комнате под две банки отличного пива, — добуксировав его на кассу, предложил носатик-кун.       — Пи-и-иво, — скривился внутри Санджи диетолог от бога, а затем воинственно попёр наружу: — Отвратительное вредное пойло! — и всё равно проиграл по уши влюблённому принцу — Винсмок мечтательно вздохнул. Казалось, в лёгких мог поместиться весь мир. Спустившееся с неба солнце... рыжее.. нежное... созвездия веснушек на лице и руках... Книги...       — Не менее вредное и отвратительное, чем твоё курево, — парировал Усопп, смотря на то, как оплачивает Винсмок свою покупку. Отлично, полдела сделано. — Ну, вечером?       — Лучше вино, — не заметил слов про «курево» Санджи, мысленно пребывая рядом с дамой сердца. — Розовое, цветочный букет... урожай середины прошлого века, да. Свечи...       «Всё. Пропал парень», — понимающе хмыкнул Усопп, оглядывая заголовокружённого любовью друга. И грустно вздохнул: — «Мне бы такую храбрость...».       — Вечером, — вернулся с верхних ярусов неба Санджи, очевидно что-то для себя решив. — Сегодня вечером.       «И не факт, что про совет. Ничего, время терпит», — подумал Усопп. — «Кайя — скромная девушка, до завтрашнего дня точно не выскочит замуж за первого встречного», — успокоил он себя. — «Боже, что ты несёшь! Это же Кайя! Кайя...».       Перед глазами взметнулись светлые пшеничные локоны, лёгкие, словно пух, мир зазвенел и заискрился звонким девичьим смехом, а воздух стал сладким, что яблоневый дух. Усопп блаженно зажмурился, представляя, как подойдёт к ней и, совершенно не запинаясь, скажет: «Кайя, я тебя...».       — Люблю.       — Что? — спросил Санджи, тоже выпав откуда-то из подёрнутого мерцающей искристой дымкой зазеркалья. «Два влюблённых идиота — идеальный тандем».       — Ничего, — почему-то прошептал Усопп. — Ничего...       ***       — А теперь мы отправимся в психиатрическое отделение. Мне нужно переговорить с доктором Акагами о поставке медикаментов для его вотчины. Ну как, согласен? — спросил Ясопп своего сына. Тот с готовностью кивнул. Психиатрия — это интересно, хотя немного страшно. Особенно в детской клинике.       — Вот и хорошо. Заодно присмотришься. Толковые педиатры нужны везде, потому что мы работаем с самыми сложными и самыми хрупкими пациентами. Кто знает, какое направление станет твоим пристанищем, — негромко говорил Ясопп, пока они переходили в крайнее крыло из основного здания. Тихая радость, что сын переймёт его дело, разливалась в груди. Но сначала Усопп должен стать достойным, а он станет, уж в этом счастливый отец уверился давно.       — Знаешь, па, — задумчиво пробормотал Усопп, — мне очень нравится твоя аллегория, что детские врачи должны быть точны, как снайперы. Душа ребёнка — таинственные сказочные дебри, на страже которых мы должны стоять и метко подстреливать каждого, будь то болезнь или злой человек, что хочет причинить вред малышам. Я долго думал об этом и о том, что сделал правильный выбор. Спасибо за удивительную возможность, которую ты мне подарил.       Ясопп кивнул. Здесь не нужно отвечать. Достаточно быть рядом.       — Кого я вижу! — навстречу им из-за угла вышел доктор Акагами Шанкс собственной шумной персоной — если не самый, то один из лучших детских психиатров Логтауна по словам отца. Усопп удивлённо вскинул брови — образ доброго дядечки-душеведа, выстроенный им в своей голове, следуя рассказам па, абсолютно не соответствовал реальности. Знаменитый Шанкс оказался рослым широкоплечим мужланом самого что ни на есть бандитского кроя — иначе и не скажешь. Суровое остроскулое лицо с недельной щетиной и тремя глубокими тонкими шрамами наискось левому глазу — даже странно, что остался цел. Усопп часто видел в медакадемии одного крупного зеленоволосого парня с похожим увечьем — его, кстати, тоже левый глаз был закрыт и не подавал признаков жизни. Несмотря на это, а может и благодаря, знакомый незнакомец выглядел вернувшимся в рай из преисподней Люцифером — красивый, зараза!— и по нему успело повздыхать аж восемь поколений влюбчивых девушек и юношей. Поговаривали, что и несколько преподавателей. Самые мужественные шептались про знаки внимания (!) от самого «Непробиваемого» Михоука. На их месте трусишка Усопп поостерёгся бы и думать о ректоре в таком ключе, не к ночи будь тот помянут.       Облик «доброго дядечки-душеведа» довершался неаккуратно рассыпавшимися прядями алых, как венозная кровь, волос, расстёгнутой едва ли не до пупа белой рубахой с закатанными рукавами, широкими шортами на тему абстракционизма — до того сумасшедший был узор на линялой ткани — и сандалиями вместо приличной обуви. Звериный оскал в качестве улыбки при столь впечатляющей внешности мыслился более, чем естественным. Впрочем, Усопп понял, что он рад их встретить, а не готов растерзать на месте, например. «Хотя, с какой стороны посмотреть. Вот растерзать на радостях — это да», — развеселился парень.       — О, Ясопп, это твой малец? Хотя чего я спрашиваю, больно у вас морды сходные! Здорово, парень! Наступаешь на пятки своему старику? Похвально! — не давая и слова вставить, пробасил он хрипловато, пожимая и тряся руку Усоппу с такой силой, что у того перед глазами поплыли звёзды.       — Пусти ты его, — хохотнул Ясопп. — А то покалечишь мне наследника ненароком, и я тебя покалечу, а оно нам надо? Ты что, хочешь, чтобы он вошёл в твой клуб почти ополовиненных холостяков?       И тут Усопп наконец заметил, что Шанкс ещё и однорукий. Левый — «Снова? На будущее: беречь эту сторону себя» — рукав лишь казался закатанным, завязанный в тугой узел. Пространство, которое должна была занимать живая конечность, сиротливо пустело, что ощущалось чертовски неправильным. Парень поёжился.       — Что, страшно? — остро ухмыляясь, спросил Шанкс. Усопп кивнул. — Пациент попался строптивый. Каким-то образом сумел протащить заточку, бывают такие гении скрыта. Полоснул будь здоров, а пока я его сдерживал, спасая медсестёр, пока помощь не пришла, стало слишком поздно. И руки — фьють! — как не было. Малец, не всегда я с детьми работал. Вообще, и сейчас вёл бы взрослых, но инспектора — вот с-сука! — решили, что не совладаю с особо буйными, а это был именно мой профиль. Врач-калека якобы теряет авторитет у больных. Херня неведомая с бюрократией на маковке, короче. Не, ты не думай, что мне скучно работать с малышами, это как раз хорошо! Спасибо твоему папане, выручил.       —Такие специалисты, как ты, не должны валяться на дороге, — хитро и как-то очень довольно прищурившись, сказал Ясопп. — А то, что страшный, это ничего, Шанкс — добрая душа.       «Добрая душа» Шанкс так оглушительно расхохотался, что лампы в коридоре жалобно замигали.       В общем и целом, Усоппу новый знакомый понравился от словосочетания окончательно и бесповоротно.       Как и следующий человек, возникший в его жизни.       Монки Д. Луффи.       Он словно вырос из-под земли, прыгнув на Шанкса со спины и вцепившись в него всеми конечностями. На этом мальчишка-мартышка не остановился и начал сучить ногами-руками так живо, что они казались резиновыми — до того гибкий был ребёнок. Лет двенадцать, не больше. Густые и сияющие чёрные волосы, большие и смешливые чёрные же глаза, открытое подвижное лицо, мило корчащее презабавные рожицы, улыбка «миллионной пробы» и громкий заразительный хохот — словом, чудо-мальчик.       Только очень и очень оторванный от реальности.       Усопп подобрал спланировавшую на пол потрёпанную соломенную шляпу с красной лентой над внутренним контуром полей и протянул её мальчишке. Тот ненадолго отвлёкся от скакания на Шанксе, схватил свою вещь, искреннее некуда прошепелявил — шпашибо! — и продолжил объезжать своего горячего красногривого жеребца.       Присмотревшись, Усопп понял, что мальчиш что-то сосредоточенно жевал.       — Но-но, полегче! — наигранно серьёзно пригрозил ему пальцем Шанкс. — Заездишь ты своего Императора Морей, некому будет пугать обывателей и Морской Дозор! Как же Гранд Лайн без одного из Йонко?       — Прошти, я не фодумал, — состроил виноватую минку ребёнок и спрыгнул с Акагами. Затем с видимым усилием быстро дожевал и выпалил: — Я больше никогда-никогда!       — Не надо было давиться, — ласково потрепал его по голове Шанкс, сев на корточки и став чуть ниже его. — Я тебя и так пойму, Луффи.       Луффи счастливо улыбнулся и нахлобучил на себя шляпу. В ней и пижамке с пляшущими обезьянками и бананами он смотрелся умильно до слёз. Усопп вздохнул. До чего же несправедливо, что этот реактивный клубочек радости вынужден лечиться в психиатрическом диспансере.       — А она правда принадлежала самому Королю Пиратов?       — Да, её мне дал Гол Д. Роджер, — подмигнул «Император Морей». — Теперь она твоя. Так что я жду от тебя великих дел и свершений!       — Я стану новым Королём Пиратов! — комично насупившись, пообещал всему миру Луффи и сам себе несколько раз кивнул. — Но сначала необходимо набрать команду. Мне нужны: навигатор, канонир, доктор, плотник, повар, музыкант... Как же пираты без песен и плясок? О, и старпом, конечно! И корабль! Ну и археолог...       — А археолог зачем? — не изображая интерес, а действительно интересуясь, без снисхождения взрослого к детским играм, спросил будущего Короля Ясопп.       — Как зачем?! А кто будет определять ценность сокровищ, что мы добудем во время нашего плавания?! — возмутился Луффи. — Ясопп, мне очень жаль, что ты уже в команде Шанкса. О тебе такая слава по всем морям идёт! Самый лучший снайпер мира!       «Так вот откуда аллегория про снайперов», — подумал Усопп, улыбаясь.       — Э, шкет, ты у меня кадры не переводи! — горласто возмутился теперь Шанкс, всё так же сидя на корточках. — Сам найди себе того, кто согласится стать твоим канониром! Нелёгкий труд создавать себе друзей, поверь старому стреляному лису, малыш. Да-да, не находить, а создавать. Готовых друзей не бывает. Это тяжёлый труд, — весёлый взгляд его пал на Усоппа. — О, а ведь твой потенциальный канонир сам к тебе притопал! Представляешь, это Ясоппов сын. Может, снайперский талант передаётся по наследству, а? Как думаешь?       — Ну... не знаю... — Луффи с видом знатока придирчиво осмотрел Усоппа. Это было так... так... — он не нашёл подходящего слова — и не удержался, чтобы подыграть.       — Конечно! Отец учит меня всему, что знает сам. Со временем я его даже переплюну! — и стукнул себя кулаком в грудь, встав в пафосную позу. Ясопп и Шанкс дружно захохотали.       — Уии! — со всей своей незаурядной детской энергичностью кинулся ему на шею Луффи, чуть не сбив с ног. Усопп подхватил его, качнулся, но устоял. Совсем лёгонький, маленький, а такое ощущение, что заполонил собой весь мир. «Точно, весь мир. Отныне, глядя на других смеющихся детей, я всегда буду вспоминать Луффи, и оттого те дети покажутся мне ещё прекраснее. Разве это не чудо?».       — Рад знакомству, я — Монки Д. Луффи! — доверчиво уставился на него мерцающими глазёнками мальчик. — Какой смешной у тебя нос! Он настоящий?       — Меня зовут Усопп, и я тоже очень-очень рад. А за нос можешь дёрнуть, если хочешь убедиться в его существовании. Только не сильно, лады? Он у меня очень нежный и ранимый!       Луффи огласил коридор настолько безудержным смехом, что его длинные пушистые ресницы слиплись стрелочками от выступивших слёз.       — А ты классный, — чуть успокоившись, заключил ребёнок, и не думая слезать. — Давай будем создавать друг из друга настоящих накама?       — Само собой, капитан, — так же широко улыбнувшись, как Луффи, ответил Усопп.       Вдруг раздался нежный мелодичный звон, о чём-то оповещающий.       — Ура, кушать пора! Мяско! — неугомонный капитанчик в соломенной шляпе спустился со своего уже до последней клеточки тела канонира и скрылся за поворотом, успев прокричать: — Усопп, увидимся!       — Не ребёнок, а стихийное бедствие, — умиротворённо сказал парень мужчинам, глядящих на него с неким затаённым ожиданием. — Только в отличие от цунами Луффи хочешь видеть куда чаще и охотно ждёшь.       Ясопп хлопнул его по плечу, затем обратился к Шанксу, вернувшему себе вертикальное положение:       — Ну как, обсудим поставку лекарств?       — Разумеется. Так вот...       — А... вы можете мне рассказать, как Луффи здесь оказался, если у вас есть время? — попросил их Усопп, неуверенно переступив с ноги на ногу.       — Да, конечно! — откликнулся Шанкс. — Всё-таки он мой пациент, а ты его новый друг, так что я должен позаботиться об этом. Слушай, малец. Его перевели сюда из префектуры Ист Блю. Насколько мне известно, дед Луффи — важная военная шишка государственного уровня, времени на внука у него не хватало, и он отправил его в деревню к тётушке Даддан. Про родителей ничего не известно. Впрочем, дедушка Гарп наведывался так часто, как мог, бессердечным его назвать не получится при всём желании. Ну, в деревне Луффи и подружился с двумя ребятами чуть старше — Эйсом и Сабо. Эти моря, корабли, пираты — их детские фантазии. Любой ребёнок придумывает себе свой собственный мир, а они сообразили его на троих — настолько сплочёнными были. Да, были... Однажды случилось несчастье — и Сабо, и Эйс пропали без следа. Последним их видел Луффи. Что именно произошло, он так и не смог рассказать никому. Но с тех пор мальчик намертво вцепился в этот выдуманный мир. Уже который год не получается вытащить его в реальность.       Усопп растерянно смотрел на Акагами, выглядящего поистине грустным, что было несколько неожиданно при его грубом лице, словно бы не умевшем выражать печаль — или так лишь казалось? — и одновременно злым, как чёрт. Ну а как же? Раз даже такой опытный специалист, как Шанкс, не способен вернуть Луффи в настоящий мир, если даже ему остаётся подыгрывать несбыточному, то настолько безнадёжный это случай? Что же произошло с маленьким мальчиком такое, что он замкнулся в фантазии? И что отчаянно не хочет видеть Луффи в окружающей его действительности?       «Чем больше узнаёшь про жизнь, тем невозможнее кажутся детство и маленькие и большие радости, с ним связанные».       — В который раз убеждаюсь, что сделал правильный выбор, — совсем тихо сказал Усопп, переведя взор с Шанкса на отца. Тот ободряюще улыбнулся, но выглядел не менее печальным, чем Акагами. Мужчины ненавидят чувствовать себя беспомощными в чём-либо, особенно когда страдают близкие, а Луффи, милое дитя, был именно что близким. Усопп знал это по себе.       Молчание на троих, несмотря на безнадёжность, распылённую вокруг в концентрации семьдесят процентов на тридцать, было уютным. Пока жив Луффи и живы они, жива и надежда на его исцеление.       Но его внезапно нарушил звонкий хрипловатый голос явно бежавшего в спешке и оттого запыхавшегося человека:       — Доктор Акагами Шанкс, здравствуйте! Если у вас есть время, не могли бы вы уделить мне совсем немного? Это вопрос если не жизни и смерти, то приемлемого существования. Понимаете, мне больше не к кому обратиться.       Они синхронно обернулись. Перед ними стояла смуглая низкорослая девушка чуть младше Усоппа. Буйная фиолетовая шевелюра в свете люминесцентных ламп пульсировала ядовитым неоном. Усопп где-то точно видел её. Наверное, тоже из медакадемии.       — Отчего бы нет? Я вам нужен прямо сейчас, или можно с вашей проблемой подождать, например, полчаса? — сказал Шанкс, скинув с себя болезненное оцепенение и вновь став тем весёлым улыбчивым балагуром, которым вышел им навстречу. — Я должен решить один важный вопрос.       — Моя проблема со мной уже тринадцать лет, так что ещё полчаса она потерпит, не сомневайтесь, — выдохнула девушка и обессиленно прислонилась к стене. Усопп забеспокоился. Тут что-то было не так, и дело вовсе не в том, что она устала от бега. Заметили ли па и Шанкс? Парень вопросительно взглянул на них. Акагами понял его совершенно верно и утвердительно кивнул. Ясопп же хмурился. Похоже, разговор о лекарствах откладывался на неопределённое время. Впрочем, он сможет выяснить, что необходимо закупить, и у медсестры Макино. Здесь же явная проблема, и проблема психическая, раз обратились к Шанксу. Фебрильный приступ?       — Могу ли я чем-то помочь? — обратился Усопп к девушке.       — Всё в порядке, — слабо махнула она рукой, сползая вниз по стене. — Просто... Ничего, — и рассеянно улыбнулась мимо Усоппа, глядя куда-то в пустое пространство справа от него.       — Но что-то ведь точно случилось, — осторожно начал парень, подойдя к ней и сев прямо на пол рядом. — Если тебе не трудно, расскажи.       — Мне совсем не трудно, — девушка вновь улыбнулась и на этот раз уставилась жуткими, стремительно теряющими любое чувство тёмными глазами прямо на него, будто наконец-то нашарив его по голосу, и Усоппу стало совсем неуютно, а ещё холодно, хотя с пылу и жару начиналось лето. — Вопрос в том, захочешь ли ты в этом всём... я и так окунул свою подругу... а теперь ещё и помощи прошу у абсолютно незнакомого...       Она не договорила и, тихо застонав, завалилась набок. Усопп успел поддержать её за плечи и прислонить к себе. Первым делом он проверил её температуру, приложив ладонь ко лбу, и чуть не обжёгся. Парень нервно оглянулся на отца и Шанкса. Те не заставили себя ждать.       Это был определённо богатый на впечатления день.       ***       Шанкс сидел у себя на кухне и пил коньяк. Два кубика льда с лёгким перестуком скользили в наполовину заполненном ожившим янтарём стакане. Часы отбили три часа ночи, Акагами должен был заснуть ещё в одиннадцать, потому что рано вставать на работу, а сон всё не шёл.       Нарчи Кладофория, первый курс медакадемии, кафедра психиатрии. Сапожник без сапог, значит?       История имеет обыкновение повторяться. И сейчас Шанкс вспоминал. Кого же так напомнила ему эта девушка? Почему из всех врачей-психиатров, специализирующихся на тяжёлых случаях, Кладофория выбрала именно его? Что в нём особенного, привлекательного для таких, как она и...       «Помоги мне. Прошу, Шанкс, не оставляй меня одного с этим чудовищем без облика и очертаний, но со страшным именем на двадцать шестую букву. Пожалуйста, Шанкс. Ты же мой друг, верно? Я не ошибся? Скажи мне, я ошибся или нет?..».       Акагами никогда его не забудет.       Однокурсник, единомышленник и лучший друг, окончательно слетевший с катушек в том же юном возрасте, что и эта несчастная, отчаявшаяся студентка; человек, убивший своего младшего брата, лишивший Шанкса руки и сумевший поставить точку на своём существовании в пустой запертой палате с обитыми войлоком стенами и полом; абсолютный гений, которому не было суждено раскрыться.       Донкихот Дофламинго.       Всегда странно и даже нелепо одетый, очень высокий, выше всех, кого Шанкс когда-либо встречал, парень, а затем и мужчина с коротко стрижеными светлыми волосами и равнодушным потусторонним взглядом холодных серо-голубых глаз, скрытых за яркими солнечными очками. Эти же глаза умели обжигать, разъедать душу, подобно ртути, капнувшей на кожу. Таким он ему запомнился: отстранённым и в то же время близким, как собственное сердце. Парадокс, но Шанкса, всегда предпочитавшего в общении простых и понятных, как он сам, людей (видимо, чтобы не сильно уставать в силу своей профессии), Дофламинго привлекал именно своей сложностью и необычностью. Так получилось, что Акагами, прирождённый лидер, шёл за ним, а не наоборот. Амбициознее, смелее и харизматичнее Дофламинго просто не было. Шанкс искренне восхищался им, пророча ему нобелевскую премию в любой области, какую тот выберет. Увы, Донкихот вот уже двенадцать лет лежит в могиле, и все его гениальные идеи — там же, вместе с ним, под тяжёлой плитой, которую справил ему лично Шанкс, потому как помимо застреленного им же брата у того не было родственников.       Время от времени Акагами мысленно и отчаянно мрачно шутил, что Доффи умер, словно Иисус, в тридцать три. Что-то в этом всё-таки было, только он никак не мог уловить связь. И правда, что общего между праведником, пожертвовавшим собой ради искупления грехов человеческих, и психом-убийцей брата и себя? Будто решил уравнять белое и чёрное и тем упразднить их. Но неоконченная мысль продолжала зудеть: в этом есть нечто единственно верное.       Теперь у Шанкса появилась возможность понять в давно почившем Донкихоте то, чего он не успел разгадать.       И ему в этом поможет Нарчи Кладофория, а он поможет ей. Искупит вину перед тем, кого не смог спасти тогда, двенадцать лет назад.       Дофламинго мог так же беспрепятственно проникать в помещения, в которые не пускали без специального пропуска или близкого знакомства. Это была целиком его черта: уметь очаровать и заболтать любого, кто попался ему на пути, и сделать его своим горячим поклонником или верным соратником — смотря по ситуации. Либо, если всё-таки не удалось получить желаемое, превращаться в невидимку, что казалось невозможным при такой-то яркой внешности, и достигнуть цели. Не мытьём, так катаньем; не полюбовно, так силой; нахрапом или продуманным планом. Именно поэтому Шанкс не сразу кинулся к девушке, нуждавшейся в его профессиональной помощи, а немного выждал. Усопп сработал грамотно, далеко пацан пойдёт.       И пока малец говорил с девушкой, явно имевшей проблемы со психикой, Шанкс смотрел в её тускнеющий, утрачивающий всякую осмысленность взгляд, и видел не чёрные, а серо-голубые глаза.       «Ты же мой друг, верно? Я не ошибся? Скажи мне, я ошибся или нет?..».       История имеет обыкновение повторяться и заставлять учить свои уроки даже альтернативно одарённых и особенно — их, однажды сказал Дофламинго с горькой усмешкой и, подняв руку, задвигал тонкими изящными пальцами, словно перебирая ими запредельно крепкие, никогда не рвущиеся нити прошлого, будущего и настоящего.       Что ж, он был прав, чёртов гений-шизофреник.