Самый странный фрей фея

      Тяжелая металлическая дверь на доводчике закрывалась слишком медленно, поэтому Вадим, сунув руки в карманы и не оборачиваясь, шумно ударил ногой в черное полотно, оставляя на его матовой поверхности фигурный след от фирменной кроссовки. Желтый диск солнца почти прикоснулся своим нечетким краем к крыше самой дальней высотки, угрожая раскалить докрасна ближайшую ржавую антенну. Вадим мечтательно улыбнулся, с прищуром глядя на слепящую неразменную монету, словно пророчащую ему все золото мира, шморгнул носом, набрал побольше воздуха в прокуренные легкие и смачно сплюнул через весь тротуар в сторону бордюра, украсив чистую дорожку своей непотребщиной.       Вадим Щеглых по прозвищу «Щегол» выглядел совершенно непрезентабельно: выцветшая серая футболка с присохшими на ней соплями, которые Вадим время от времени за неимением платка вытирал о себя, казалась нестиранной несколько месяцев точно; замок на ветровке разошелся у самого края бортов, неопрятно торчавших в разные стороны; джинсы, явно не подходившие тощему парню по своему размеру, были криво закатаны на разную высоту, непроизвольно обнажая волосатые щиколотки; а вот кроссовки были, кажется, новые, только очень грязные, но зато с ценником на левой подошве.       — Ёпта! — самодовольно ухмыльнулся Вадим, при этом и без того узкие глаза на широком скуластом лице, делающие молодого человека похожим на татарина, сузились еще больше. — Точняк на три метра!       Товарищ Вадима, плечистый и крепкий, высокий юноша с коротким ежиком золотисто-русых волос разительно выделялся на фоне неряшливого, суетливого друга. Имя он носил Илья, но отзывался на прозвище «Ёрш», данное ему пару лет назад в местах не столь отдаленных за колючий и непокладистый характер.       Темно-синий спортивный костюм сидел на нем как раз впору, из левого кармана провокационно выглядывал дорогой телефон.       Поставив на ступеньку спортивную сумку со сменкой, Илья с видимым удовольствием потянулся, до хруста в суставах разводя руки в стороны, — теплый весенний ветер приятно обдувал влажные после душа волосы, лёгкий и вкрадчивый, своими ненавязчивыми потоками он точно давал понять, что вечер еще только начинается.       На узловатом указательном пальце левой руки Ильи красовался широкий вытатуированный перстень с черным квадратом посередине, а крепкое запястье затянулось в прорезиненный браслет с белой надписью «ФК Зенит» на ярком синем фоне. Илья всегда демонстрировал свою любовь к питерской команде, нарочно задирая рукав ветровки чуть ли не до локтя.       — Хорошо-то как! — произнес он, поочередно склоняя голову то к левому, то к правому плечу, — мышцы приятно ныли после тяжелой нагрузки.       — «В цвет» сказанул! — одобрил Вадим, — давай к дому, мне еще в одно место нужно зарулить.       Илья поднял сумку и случайно заметил сломанную молнию на ветровке товарища.       — Во, глянь, кофта твоя издохла походу! — он тихо хохотнул, ткнув пальцем в бесполезную «собачку».       — Жути не гони, — Вадим ухватился обеими руками за борта ветровки, тем самым распахивая их еще больше. — Эвона что! — он с недовольством присвистнул, глядя на испорченную одежду.       — Жути гонят только черти, — Илья за словом в карман не полез и, внимательно посмотрев по сторонам, словно собираясь переходить проезжую часть, легкими пружинящими шагами, почти вприпрыжку, спустился с крыльца.       Негромко выругавшись, Вадим стянул через голову постылую шмотку и, без малейшего сожаления затолкав ее в ближайшую урну, поспешил за своим товарищем.       Илье было семнадцать лет, хотя выглядел он, благодаря своему росту, внушительной фигуре и серьезному, абсолютно по-взрослому серьезному выражению лица значительно старше. Спокойные серые глаза смотрели жестко. Этот взгляд бил точно в цель, внушая собеседнику инстинктивный страх перед их обладателем. Косой белесый шрам рваной полосой пересекал левый висок и тянулся до самого уха — пребывание в колонии оставило свои отметки не только в виде наколок. Сколько шрамов рассекало его юную душу, не ведал никто: Илья от природы был очень скрытным человеком.       Еще три года назад его жизнь ничем не отличалась от жизни обычного подростка: регулярные походы в школу, спортивная секция по боксу, сезонные поездки на дачу. Одна из таких поездок оказалась роковой, поставив под удар все его будущее.       В обычный пятничный вечер отец был как всегда за рулем, мать — на соседнем сиденье, а сам Илья трясся сзади в обнимку с небольшим кованым светильником, который глава семейства собственноручно изготовил у себя на работе. Придерживая одной рукой коробку с рассадой, то и дело обещающей завалиться на бок, второй — Илья трепетно поглаживал холодные завитки черненого металла и думал о том, что через несколько лет он обязательно сумеет сделать что-нибудь подобное, с непременно изогнутыми листочками и бахромистыми цветами — все это казалось ему на тот момент верхом совершенства.       Тонкие ростки помидоров жалостно вздрагивали на каждой колдобине, и Илья решил, что было бы неплохо, если бы несколько хрупких веточек переломилось бы — тогда противной рассады стало бы меньше, а значит и меньше работы на огороде.       Сильный толчок вывел Илью из состояния задумчивости — брезентовый ремень больно впился в грудь, спасая юную жизнь. Материнский крик зазвенел в ушах, заставляя барабанные перепонки трепетать в резонансе ужаса. Машину закрутило. Пальцы крепко вцепились в светильник, веки инстинктивно сжались, холодный пот проступил на висках, тонкими струйками затекая за воротник.       Когда Илья все же решился приоткрыть глаза, то увиденное оставило первый шрам на неопытной душе: в салоне внезапно появилось дерево, прошившее своим стволом металлический корпус. Он помнил только кровь, крик матери со словами «Убили!» — и все… Словно во сне Илья с трудом открыл перекосившуюся от удара дверцу и на подкашивающихся ногах вылез из салона: их машину выбросило на обочину в объятия придорожного клена. Автомобиль словно обхватил растрескавшуюся кору своим разорванным капотом, запуская дерево прямо в обитые бархатом недра.       Виновник аварии стоял в первой полосе и плечом подпирал свой черный внедорожник. Мужчина был откровенно пьян и смотрел на результат непроизвольных усилий широко распахнутыми глазами, периодически икая.       Что было дальше, Илья помнил плохо. В памяти задержалось только то, что светильник, все еще сжимаемый в его руках, оказался совсем легким. Это только с виду он был таким увесистым и серьезным. Стальное основание удобно легло в ладонь, завитушки взвились в воздухе, острые листочки с легкостью рассекли податливую плоть, дикий крик, чужой, незнакомый, вызванный болью и отчаянием, разрезал вечернюю тишину, с каждым новым ударом становясь все громче и громче. Илья не мог остановиться, он попросту не умел этого делать, привыкнув любую работу доводить до конца.       Гул сирены не охладил его пыл. Лишь крепкие руки подоспевших полицейских сумели предотвратить очередной праведный удар.       Отец Ильи скончался на месте. За побои пьяному уроду Илью приговорили к двум годам колонии, которые ему пришлось отсидеть от звонка до звонка. А уж в колонии Илья спуску никому не давал: бил сильно и только за дело, чем и заслужил авторитет в определенных кругах. Бил он настолько сильно и самозабвенно, что порой подросткам, отбывающим с ним наказание, приходилось удерживать обезумевшего от вида крови осужденного, чтобы не допустить никому не нужного убийства.       Про жестокость, ответственность и полное соответствие «людским законам» Илья стал известен даже в казенном доме, раскинувшем свои владения на окраине города, где мотали срок уже совершеннолетние осужденные. И по выходу из колонии он был торжественно назначен «смотрящим» за деятельностью малолеток из АУЕ. Это была целая хорошо разработанная система, обеспечивающая «грев на зону» в виде чая, сигарет и, конечно же, денег.       Деньги вымогались у обычных школьников из обычных семей, как правило, это были финансы на «карманные расходы». Если денег не было, ответственные за сбор лица не брезговали мобильными телефонами, украшениями и даже шмотками, вытряхивая из школьников все, что те могли только отдать. К каждой школе был приставлен человек, воровской ставленник, который, в свою очередь, назначал ответственного «сборщика налогов» в каждом классе.       Считалось, что на сегодняшний день молодежь помогает людям в тюрьме с той задумкой, что в будущем, когда кто-нибудь из ее представителей непременно попадет на зону, им будут помогать точно таким же образом.       Среди подростков города тюремная философия жизни стала очень популярной, поэтому приверженцы ее неумолимо приумножались, их боялись, с ними считались, местные подростковые банды все старались обходить стороной.       Администрация школ была в курсе творящихся беспорядков, но ничего не предпринимала. АУЕ-шники на рожон не лезли, особых беспорядков не чинили, поэтому местная полиция, не особо многочисленная в этом небольшом городе, также бездействовала, опасаясь связываться с малолетками.       За подрастающим молодняком стояли уже состоявшиеся взрослые воры, поддерживаемые некоторыми личностями из городской администрации, и вся эта система процветала, медленно запуская свои корни блатной идеологии все глубже и глубже в умы искушенных подростков.       До освобождения Ильи «смотрящим» был Вадим, но местная воровская верхушка была недовольна его методами, поэтому слегка сместила юного беспредельщика, ни дня не видавшего зоны, поставив над ним более опытного в подобных делах человека.       — Лови! — Илья ловко подфутболил пустую банку из-под пива, отправляя ее в красивый полет в сторону Вадима.       — Наскоряк отвечу! — Вадим четко отбил железку, заставляя ее прогромыхать по тротуарной плитке.       — Ты зачем от малолеток «грев» чаем и сигаретами берешь? — Илья с силой наподдал кроссовкой, выбивая банку на проезжую часть.       — Затем, что мы все равно покупаем чай и сигареты, — Вадим пропустил автомобиль и, шустро выскочив на дорогу, шумно выбил импровизированный мяч в сторону товарища.       — Скоро ты начнешь брать кофеем и пантюхами, — Илья снова ударил, забивая банку прямо под колеса автобуса.       — Ты прямо сейчас хочешь этот рамс раскидать? — с легким вызовом отозвался Вадим, обеими ногами запрыгивая на бордюрный камень. Его глаза-щелочки недобро вспыхнули.       — Остынь, я просто говорю как есть, — махнул рукой Илья, кивком головы призывая двигаться дальше.       Вадим его напрягал, действуя на нервы не только всем своим видом, но и слишком грязными приемами в работе, к тому же Илья кожей чувствовал опасность, исходящую от этого человека, изо всех сил корчащего из себя всезнающего блатного.       — Лады, — бесцветные губы Вадима растянулись в лукавой улыбке. — О! Смотри, кто идет!       Фигура, появившаяся на горизонте, шла, немного покачиваясь из стороны в сторону, словно бумажный кораблик, плывущий по озеру: вроде и течения не было, но он двигался, вроде и ветра не наблюдалось, но его слегка штормило. К молодым людям приближался Юрочка-блаженный, пятидесятилетний шизофреник с печатью глубокой задумчивости на слегка опухшем от пьянки лице. Юрочку знали все, его никто не трогал и не обижал. Соседи часто угощали его тем, что совесть не позволяла выбросить, и Юрочка, в свою очередь, брал все, что только мог унести: это было и старинное варенье, и подгнившие яблоки, и чуть-чуть заплесневелый хлеб, еще не мохнатый, но уже с небольшой щетиной. Юрочка еще и трудился: работал он столяром в похоронном бюро, и руки у него были просто золотыми. Его кресты и гробы расходились на «ура» среди отходивших на свет иной местных горожан, тем более, что цены, выставляемые владельцем магазина, были весьма демократичными.       В свободное от работы время Юрочка мастерил из пластилина модели автомобилей, тщательно посыпая их мукой, а затем разукрашивая, таким образом придавая своим поделкам заметную схожесть с оригиналом. Кроме того, Юрочка знал «на отлично» всех президентов Америки, он мог произнести их имена в любой последовательности, при этом ни на секунду не задумавшись.       Когда молодые люди и местный столяр поравнялись, последний остановился и, выпятив нижнюю губу, гнусаво произнес:       — Здравствуйте.       — Вечер в хату, — съюродничал Вадим, с брезгливостью глядя на то, как из приоткрытого рта блаженного длинной ниткой потекла слюна. Вадим не любил блаженных. Дорого бы он дал, подвернись ему сейчас возможность треснуть как следует по этой противной трясущейся физиономии, чтобы массивные очки запросто слетели с рыхлого носа, а слишком длинная челюсть хоть немного съехала на бок, но рядом стоял Илья и было нельзя.       Пару месяцев назад Вадим имел неприятный разговор с Ильей по поводу того, что Юрочка — Богом помазанный, поэтому его нужно оберегать и всячески защищать от различных напастей. Разбитая губа уже успела зажить после того разговора, но горечь беседы осталась, оседая на кончике языка и срываясь каждый раз в виде колких слов при виде местного дурачка.       — Привет, — отозвался Илья, перекидывая поудобней через плечо свою сумку.       Повисла неловкая пауза: Юрочка таращился на сумку, думая, что там есть еда, Вадим пялился на древние шерстяные штаны Юрочки со стрелками, а Илья молча уставился на стаю мошек, темным клубком вьющуюся над головой блаженного.       — А я вот что сделал, — Юрочка первым нарушил молчание и опустил свою темную руку в карман, нащупывая там очередную модель автомобиля.       — Молодец, — похвалил Илья, бросая беглый взгляд на миниатюрный зеленый «Джип».       — Хочешь, подарю? — с робкой надеждой спросил Юрочка, звучно хлюпнув носом, и утер рукавом свисающую соплю.       — Нет, спасибо, — от Юрочки нужно было как-то отделаться, поэтому Илья полез за портмоне, чтобы выкупить свою свободу ценой нескольких мелких купюр.       Вадим язвительно хмыкнул, скосив глаза в сторону чужого кошелька, а Юрочка с благодарностью забормотал:       — Бог с тобой, Бог с тобой, — его заскорузлые пальцы быстро ухватили цветные бумажки и ловко спрятали их в бездонном кармане. Подслеповатые глаза довольно блеснули за толстыми стеклами: можно было продолжить вечер за выпивкой с местными мужиками, внеся свой посильный вклад в незамысловатое застолье. — А вы знаете, что скоро конец света? Мы погрязли во грехе, но скоро придет Спаситель…       — Да, да, — нетерпеливо перебил его Вадим, переминаясь с ноги на ногу, — придет Спаситель и всех спасет. Мы это уже сто раз слышали.       — Щегол, погнали, — Илья вытащил телефон и посмотрел на время, — ты еще хотел куда-то зайти.       — Юрочка, не нажирайся, ну пожалуйста! — на прощание Вадим умоляюще сложил руки, — а то Спаситель придет, а ты пьяный под подъездом валяешься, обосцанный, как обычно…        Илья полушутя-полусерьезно ухватил товарища за шиворот и без того растянутой футболки и потащил его в нужном направлении.       Юрочка тихо вздохнул, окидывая парней близоруким взглядом, и торопливо зашаркал в сторону магазина, слегка наклоняя туловище вперед. Там, на крыльце, уже кучковались его друзья по интересу и весьма оживленно беседовали «за жизнь».       На улице было немноголюдно: в половине седьмого вечера большинство горожан уже сидело у своих телевизоров, поглощая питательный ужин, или тусовалось во дворах, протирая штаны на приподъездных скамейках.       Пройдя пару кварталов, Вадим подал знак своему спутнику и быстро свернул к автомойке. Илья понятия не имел, зачем он это делает, но бодро последовал за ним: все равно идти домой им было в одну сторону.       На мойке было чуть оживленней: двое парней, раздетых до пояса, тщательно драили новенький «Ниссан». Его владелица, дама лет тридцати, стояла неподалеку и глаз не сводила с их обнаженных торсов. Тут же, на бордюре, сидел упитанный подросток и толстыми пальцами выжимал грязную тряпку. Вид он имел запыхавшийся, усталый. Очевидно, не одну машину вымыл мальчишка, чтобы вот так просто сидеть у тротуара и поливать асфальт темной водой. Завидев приближающуюся к нему компанию, он вскочил и вытянулся в струнку, боязливо поглядывая в сторону Вадима.       — Ты че тут расселся?! — гаркнул Вадим, почти вплотную приближаясь к раскрасневшемуся от нервозности толстяку. — Бабки гони! Слышь?       Илья остановился в нескольких метрах, на расстоянии улавливая запах пота и неподдельного страха.       — Я, я… еще не заработал, — в ответ раздалось невнятное мычание, — мне через неделю заплатят…       — Через неделю заплатят! — писклявым голосом перекривлял его Вадим, скорчив плаксивую физиономию. — Ты, наверно, хреново моешь…       — Нормально я мою, — начал оправдываться мальчишка.       Парни, увлеченно шлифующие машину, заметили стремную парочку еще издалека. Но они знали этих местных авторитетов и не собирались встревать в их разборки. Дама, предчувствующая нехороший сценарий, заведомо решила не вмешиваться — себе дороже, и тут же скрылась в автомагазине.       — Покажи, как ты моешь, — зашипел Вадим, указывая на свои пыльные кроссовки, — вымой!       — Сейчас, — с готовностью отозвался подросток, расправляя скомканную тряпку.       — Языком вымой, — недобрым тоном продолжил Вадим, демонстративно отставляя тощую ногу в сторону.       Губы мальчишки безвольно дрогнули. Он умоляюще взглянул на Илью, весь вид которого говорил о том, что ему неприятно, но тот промолчал. Деньги в общак были просто необходимы, и каким способом Вадим его пополнял, Илью не особо заботило. Он не любил подобные методы и сам так не работал, но демонстрировать собственную слабость, да еще и на людях, совершенно не собирался. Поэтому он просто требовательно кивнул, как бы одобряя требования Вадима и подталкивая малолетку к действию. Видя, что сопротивление бесполезно, подросток медленно опустился на колени и, сделав глубокий вдох, оперся ладонями в крупитчатый асфальт, склоняя свое пухлое лицо над замызганной обувью.       — Дебил парниковый, быстрее давай, — рявкнул Вадим, нетерпеливо притопнув.       Скупая слеза капнула на кроссовку, чтобы потом быть слизанной дрожащим от нерешительности языком.       Илья устремил свой цепкий взгляд на работающих парней, заранее предугадывая каждое их движение. Он уже понял, что влезать в их дела никто не будет, но, на всякий случай, все же подстраховался.       — Еще, — потребовал Вадим, склоняясь над продолжающим унижаться мальчуганом. — Лучше давай! Тща-тель-нее!       Тот поморщился и снова лизнул. Его лицо брезгливо перекосилось, было видно, что он изо всех сил пытается сдержаться, чтобы то ли не разрыдаться, то ли удержать рвотные позывы.       — Теперь глотай! — приказал Вадим, хватая свою жертву за короткую челку и глядя прямо в наполненные слезами глаза.       Парни, до которых доносилось каждое слово, с еще большим усердием начали шлифовать стекла, всем своим видом демонстрируя полное безразличие к происходящему.       Подросток сделал над собой неимоверное усилие и все же сглотнул песчаную массу, осевшую на языке. На зубах противно хрустнуло, зато Вадим отпустил его челку и даже сделал шаг назад.       — Чтобы через неделю сдал вдвойне! — последние слова Вадим произнес с таким видом, словно прочел подростку обвинительный приговор. Не дожидаясь ответа, он сдернул ветровку, неосмотрительно перекинутую через низкую ветку березы, — твоя?       Незадачливый подросток молча кивнул. Вадим мигом натянул очевидно новую одежду на себя, оказавшуюся ему как раз впору.       — Четкий подгон! — он искренне обрадовался, застегивая молнию до подбородка. — Ну, в самый раз.       А вообще Вадиму не было особо весело. Нормально ему было — обычно-стандартное состояние.       — Всё? — осведомился Илья, сплевывая через щель между передними зубами. Щель была небольшой, но Илья немного стеснялся ее и поэтому практически никогда не улыбался.       — Ага, — Вадим пинком поднял мальчугана с асфальта, — иди, работай! — с этими словами он опустил руки в карманы чужой ветровки и, нащупав в них пачку сигарет, укоризненно погрозил пальцем, — курить — здоровью вредить!       — Пошли уже, — позвал Илья, устремляясь на нужный маршрут. Нельзя было сказать, что он торопился домой, где ждала его мать-алкоголичка, а может уже и не одна, а в компании какого-нибудь джентльмена, но явное издевательство над малолеткой не доставляло ему ни малейшего удовольствия. Мать действительно спилась, пока дожидалась сына из колонии, поэтому дома у Ильи теперь всегда царил бардак, пьяный угар и тараканы.       — Да иду я, иду, — чиркнув зажигалкой и глубоко затянувшись так удачно позаимствованными сигаретами, Вадим начал поспешно догонять товарища.       — Скоро сходка, — задумчиво произнес Илья, слегка ссутулившись и глядя себе под ноги. — Нужно поднять базар о смотрящем в третьей школе. Толку нет — одни понты.       — Ну, ты же у нас знатный положенец, тебя будут слушать, — с сарказмом отозвался Вадим, выпуская струйку сизеватого дыма в безоблачное небо.       К вечеру начинало холодать. Апрель апрелем, но все же не май месяц. Мимо продефилировала стайка девушек, тихо переговариваясь и стреляя густо подведенными глазами в сторону парней.       — Барышни! Заберите меня с собой! — Вадим театрально вытянул к ним руки и обернулся, продолжая шагать рядом с Ильей, но уже задом наперед.       Девушки захихикали, не останавливаясь, но постоянно оборачиваясь и перешептываясь между собой.       — Он меня угнетает! — его последние слова все же вынудили Илью отвесить ему звонкого леща и привести товарища в более умиротворенное состояние. Но Вадим все же не унимался — сегодня его настойчиво тянуло на приключения. И он то и дело оглядывался по сторонам, не зная, к кому из прохожих пристать хотя бы просто так.       Проходя мимо заброшенной пятиэтажки, Вадим остановился, бросив бычок на землю и мазком ноги растерев его по асфальту.       — Во! Глянь! Готы тусуются! — пальцем он указал на окно, в котором мелькнуло выбеленное лицо с черными глазными провалами. — Вот же уроды! Мама-мама, да что ж такое!       — Ты про мать не упоминай, — нахмурился Илья, — нехорошо это.       — Ладно-ладно, — поспешил согласиться Вадим, — слушай, пошли, погоняем этих чертей, что дома-то делать?       Илья задумался: дома действительно особо нечего было делать. Школу он не посещал, потому что учиться считалось «западло». В его понятии, всему, что могло бы в жизни пригодиться, научить могла только тюрьма. Матушка наверняка опять пьяная встельку, кушать нечего да и не хотелось, поэтому самым логичным на самом деле было попросту послоняться по улицам ну и грешным делом действительно погонять готов, с которыми Илья еще ни разу не сталкивался.       Поэтому, привычно перекинув поудобнее свою сумку со сменкой, он одобрительно хмыкнул и быстрым шагом пошел за энергичным спутником.       Вадим безошибочно вычислил нужный подъезд, в котором и пребывали интересующие его объекты и, стараясь действовать бесшумно, приоткрыл входную дверь — она даже не скрипнула, словно зазывая опасных гостей зайти вовнутрь. Вадим хитро улыбнулся, подмигнул Илье и скрылся в недрах подъезда. Илья смачно сплюнул через щель и тоже ступил через высокий порог. Они шли тихо, словно хищники, точно знающие, где отдыхает их жертва, в любой момент готовые к ответственному прыжку.       Услышав голоса и какой-то странный звук, очень похожий на музыку, Вадим довольно осклабился и, на секунду обернувшись к Илье, тихо шепнул:       — Сюда!       Аккуратно перешагивая через горки битого кирпича и штукатурки, товарищи осторожно проникли в некогда жилую квартиру, от которой теперь остались лишь голые стены да остатки цветных проводов, торчавших из обгрызенных невидимым зверем по прозвищу «Время» прорех.       Илья никогда не сталкивался с готами вот так, нос к носу, поэтому зрелище, представленное его вниманию в одной из комнат, заставило неопытную душу все же впечатлиться. Наметанным глазом он сразу насчитал пять человек в черном.       В самом углу, возле противоположной стены, на каком-то жестяном перевернутом ведре сидела миниатюрная девушка в длинном пышном платье с кокетливыми рюшечками и оборками, с черным бантом в выкрашенных черных волосах, истинный белесый цвет которых выдавался светлым неопрятным пробором. В маленьких изящных руках с тщательно прорисованным контуром синих вен были зажаты дощечка и восковой мелок, которым девушка что-то рисовала, точнее, она явно изображала портрет того, кто сидел на оконной раме в весьма небрежной позе, но Илье сразу не удалось рассмотреть этого человека.       Посредине комнаты тусовалось еще трое. Они вообще ничего не делали, просто сидели на разложенных по полу досках и, очевидно, медитировали: двое парней в длинных пиджаках с закатанными рукавами, закатанными, очевидно, для того, чтобы всему миру продемонстрировать свои затейливые татуировки и многочисленные браслеты, которыми были украшены их запястья. Странный макияж заставил Илью удивленно вскинуть брови и брезгливо сплюнуть прямо под ноги.       Рядом с тощими парнями важно восседала пышнотелая девица в коротких кожаных шортах, вызывающих колготках в сетку и маленькой куртке-косухе, явно не подходившей ее крупной хозяйке по размеру.       Илья сразу уставился на незнакомые татуировки — его всегда интересовала эта тема, но так и не понял их значение.       Вся атмосфера этого помещения была очень странной, какой-то незнакомой Илье, чужой, но все же не отталкивающей. Однако самое главное заключалось в том, что особую специфичность всему этому мирку, царившему в четырех пустынных стенах, придавала удивительная музыка, чем-то отдаленно похожая на электронную, чарующая, шаманская. Волшебные вибрации различных тональностей заставили Илью пристальней вглядеться в человека, удобно расположившегося на окошке. Одной ногой тот упирался в оконную раму, другую просто поставил на подоконник. Илья сразу обратил внимание на странные берцы с блестящими металлическими пряжками. Около рта левой рукой таинственный музыкант держал какую-то маленькую металлическую загогулину. Тремя пальцами правой руки он изящно подпирал подбородок, периодически ударяя по металлической петле этого инструмента, издававшего те самые волшебные звуки. Илья когда-то знал, как называется этот инструмент, да позабыл.       Когда нежданная гоп-компания нарисовалась в дверном проеме, двое парней и пухлая девушка мигом подскочили с насиженных мест, испуганно переглядываясь между собой. Художница у окна положила на колени свою работу, зажав мелок в маленьком кулачке, и тоже воззрилась на незнакомцев. Лишь только таинственный музыкант и ухом не повел, продолжая свое колдовское занятие. Точнее говоря, краем глаза он, конечно, оценил обстановку, но виду не подал.       — Что это здесь у нас?! — с деланной радостью воскликнул Вадим, озорно хлопнув в ладоши. — Хай-гуй Махачкала! — уперев руки в бока, он важно прошелся мимо остолбеневших готов, уделив особое внимание девушке в кожаных шортах, — ну никаких комплексов! — заметил он, в задумчивости поглаживая подбородок, — так, кто тут главный? — он окинул взглядом всех присутствующих.       — У нас нет главных, — отозвалась девушка возле окна, гордо тряхнув богатой копной крашеных волос.       Вадим изо всех сил постарался округлить в удивлении свои темные глаза-щелочки.       — Как? Совсем нет? Ну, тогда, кто у вас, я не знаю, как это выразиться… главный из равных? — он снова просканировал каждого, с интересом наблюдая за реакцией готов.       — А, ну тогда Леонид, — подал голос один из парней, кивнув в сторону оконного проема.       Илья с интересом принялся разглядывать того самого Леонида, но лучи заходящего солнца, бьющие прямо в окно, не позволяли этого сделать, заставляя довольствоваться лишь очертаниями его тонкого профиля.       — Эй! Фрей фея! — грубо рявкнул Вадим, останавливаясь по самому центру комнаты. — На чем ты там тренькаешь?       Готы замерли, как статуи, повернув головы в сторону своего как бы неочевидного лидера, с явным напряжением ожидая его реакцию.       Илья подумал, что наверняка этот Леонид очень надменный и высокомерный человек, раз он так непосредственно ведет себя с незнакомцами, к тому же абсолютно их не боится. Илья привык, что его знали многие, узнавали в лицо и опускали глаза, не выдерживая его пронзительного и открытого взгляда. Он уже мысленно представил себе, как этот таинственный Леонид медленно повернется в их с Вадимом сторону, вальяжно спустит сначала одну, потом другую длинную ногу с подоконника и неторопливой, чванливой походкой начнет приближаться, окидывая незваных гостей холодным взглядом непременно голубых, ледяных глаз.       Музыка стихла. И среди воцарившейся тишины раздался резкий насмешливый голос, сильно разнящийся с только что замолкнувшими протяжными звуками:       — Это инструмент называется варган, — в одну секунду красивые берцы уже стояли на полу, и их обладатель в несколько быстрых шагов оказался напротив Вадима.       Илья инстинктивно подался в сторону эпицентра событий, предупредительно хмыкнув в кулак, словно напоминая о себе. Леонид быстро повернулся к нему, наконец-то позволяя рассмотреть себя в полный рост.       Это был высокий, худощавый юноша, разительно отличавшийся от своего окружения. Он был одет проще всех, безо всяких излишеств с точки зрения простого обывателя. Его гардероб заключался в узких черных брюках с ремнем, усыпанным серебристыми заклепками, черной футболке и кожаных перчатках-гловелеттах, очевидно дорогих, плотно облегающих кисти с длинными тонкими пальцами. Завершал гардероб кожаный жилет, подбитый мехом. Очевидно, Леонид собирался просидеть здесь до глубокой ночи: жилет был очень теплым и пока что небрежно расстегнутым, позволяя постороннему взгляду рассмотреть единственное украшение молодого человека — серебряный готический крест, украшенный какими-то особыми финтифлюшками. Рассматривая этот крест, Илья поймал себя на мысли, что такие острые края очевидно очень колются, и спать в подобном украшении ему представилось абсолютно невозможным.       Теперь, на расстоянии вытянутой руки Илья смог во всех подробностях рассмотреть его лицо: губы были пухлыми, розовыми, приоткрывшимися в какой-то странной, загадочной улыбке, обнажая ряд ровных, блестящих зубов, нос был длинным и тонким, ничуть не портившим симпатичное своеобразное лицо, обрамленное прямыми иссиня-черными волосами, свободно спадавшими почти до самых плеч.       Но наибольшего внимания заслуживали глаза, большие, почти черные, маслянисто-блестящие, похожие на чернослив, горящие цыганские глаза. Ух, какой это был взгляд из-под густых черных бровей! Он прожигал насквозь, за доли секунды раскрывая душу, разглядывая ее богатое содержимое и захлопывая ее обратно. Смуглая кожа придавала Леониду еще больше схожести со свободолюбивой национальностью, придавая его облику особенный шарм. Ни грамма краски — он не был похож на своих друзей.       Горящий взгляд Леонида вперился в пронзительные серые глаза Ильи, скользнул по его губам, метнулся в сторону, снова скользнул по губам, заставляя Илью нервно облизнуться, потом опять же стрельнул по глазам и, наконец-то, надолго переместился на Вадима, перекатывающегося с носка на пятку, при этом активно жестикулирующего.       — А вот эту можешь забацать, эта, как его там…вот:       «Котелок, котелок.       Чё ты варишь? Чифирок.       Чифирок, чифирок.       Больше выпил, меньше срок»?       — Нет, не могу, — с нотками вызова ответил Леонид, быстро убирая музыкальный инструмент во внутренний карман своего теплого жилета, — любезные, варган отпугивает злых духов, неужели на этот раз он не справился с задачей?       — А мы добрые! — тонкие губы Вадима растянулись в довольной ухмылке, — что это мы там рисуем? — он уже хотел было сделать шаг в сторону маленькой художницы, но Леонид просчитал его намерение и преградил собой дорогу. Его горящие глаза встретились с колючим взглядом черных щелочек, словно сражаясь в жестокой дуэли.       Леонид смотрел на Вадима сверху вниз, явно пользуясь своим преимуществом в виде высокого роста, и Вадим, чья макушка едва доходила тому до плеча, раздосадованно кашлянул и, быстро опустив руку в карман спортивных штанов, молниеносно извлек оттуда нож, одним нажатием кнопки заставляя угрожающе обнажиться острое лезвие.       Илья сделал предупреждающее движение рукой: он не собирался допускать подобного беспредела. Художница, словно на пружине, подскочила со своего ведра, в ужасе распахнув огромные глаза. Остальные готы тоже приблизились, окружив Леонида и гопников плотным кольцом. Ситуация изрядно накалилась. Любое неверное движение могло спровоцировать лютую поножовщину — Вадим был нервным человеком, он еще никого не убил в этой жизни, но в воображении столько раз рисовал себе эту картинку, что уже вполне был готов воплотить ее в жизнь.       — Ну, давай, — с придыханием произнес Леонид, отводя в сторону черные волосы, при этом обнажая татуировку на красивой длинной шее, — смелее.       С того места, где стоял Илья, ему было плохо видно эту татуировку. Внезапно он загорелся нестерпимым желанием рассмотреть картинку получше, но сам смутился своих мыслей и даже слегка покраснел.       Вадим злобно выругался, продолжая сжимать рукоятку ножа во вспотевшей ладони.       — Что? Не достанешь? — насмешливо продолжал Леонид, слегка тряхнув головой, при этом закрывая татуировку каскадом черных прядей. — Ты в прыжке попробуй, а впрочем, — он обернулся в сторону окна, — Танюша, подай этому случайному пассажиру свое ведро, возможно, с ним он будет чувствовать себя увереннее.       Леонид откровенно издевался. В его бесстрашном взгляде, в уверенных движениях, не дрогнувшем ни на секунду голосе не читалось ни доли сомнения или боязни. Илье еще не приходилось встречать подобных людей, словно живущих единым днем. «Он или полный идиот или, — мысль оборвалась на половине, теряя свой логический смысл, — или…»       Тем временем Танюша мигом принялась исполнять распоряжение негласного лидера компании. Перевернув жестяное ведро, она подцепила его одним пальцем и, сделав несколько шагов навстречу Вадиму, грациозно вытянула правую руку. Ведро медленно покачнулось на тонком пальце из стороны в сторону, словно маятник, а потом резко рухнуло на пол, с гулким шумом откатившись к самой стене.       — Ой! — с фальшивым сожалением воскликнула Танюша, — простите за неловкость.       Это был самый настоящий вызов, заставивший ноздри Вадима гневно раздуваться, а руку с зажатым ножом приподняться в полной боевой готовности.       Илья уже весь подобрался, чтобы удержать эту руку от рокового удара, и в эту секунду по комнате разлетелся заливистый смех — этот звук издавал Леонид, сгибаясь от хохота в три погибели, при этом хватая себя за коленки. Этот смех оказался чрезвычайно заразным, и через несколько секунд уже вся компания готов дружно хохотала над смущенным таким безудержным весельем Вадимом. Тот обиженно поджал губы и, видя, что здесь его вообще никто не воспринимает всерьез, со вздохом сложил нож и спрятал его в карман, смерив Леонида и Танюшу взглядом, полным безграничной ненависти.       Глядя на всю эту сцену, Илья сам улыбнулся, забывая о своей щербинке. Он не любил Вадима, и каждое его унижение воспринимал очень даже положительно, причем с явным удовольствием.       — Вы мне уже крышу сдвинули одними своими рожами, — процедил Вадим сквозь зубы, — Ерш, погнали отсюда, — он резко развернулся и блатной походкой, вразвалку, не спеша направился к выходу.       — Можно взглянуть? — аккуратно поинтересовался Илья, указывая на дощечку с портретом, оставшуюся лежать на полу.       — Да, пожалуйста, — Танюша подняла свою работу и протянула ему.       Илья перевел взгляд сначала на изображение, потом на Леонида, потом снова на изображение и ничего не понял: с портрета на него смотрел ворон с большими человеческими глазами.       — Очень похоже, — задумчиво проговорил он, возвращая картинку почему-то не Танюше, а Леониду, — просто одно лицо.       — Я вообще-то птицу на дереве рисовала, — робко вставила художница, выдергивая картинку из длинных пальцев своего друга.       — Да? — искренне удивился Илья, — я думал, что у вас, это, мировоззрение такое.       — Странный у вас товарищ, — подал голос Леонид, склоняя голову на бок, — в гости с ножом приходит.       — У него бывает, случается, — Илья сам не заметил, как начал оправдываться под действиями гипнотического цыганского взгляда. Им словно наваждение какое-то овладело и, стараясь стряхнуть с себя это дурманящее действие, он резко развернулся и поспешил за своим спутником, уже успевшим покинуть дом и поджидавшим его на улице.       — Что они там тебе еще говорили? — Вадим со злобой харкнул на землю, кроссовкой растирая плевок в виде кривой запятой.       — Ничего. Странный какой-то этот Леонид. Странный фрей фея.       — Он меня выбесил, и баба эта маленькая тоже, — Вадим сжал кулаки со злобой, — я их урою, я ему руки переломаю, чтобы тренькать больше не мог, и с ней тоже разберусь…       — Пошли! — Илья дружественно хлопнул его по плечу, пытаясь отвлечь от недобрых мыслей.       Вадим согласился. Он очень хотел пива, и нужно было успеть отовариться в ближайшем магазине, пока тот еще не закрылся.