The Best Damn Thing

“But boys are meant to flee And run away one day When golden age is over When the golden age is over But the golden age is over The golden age is over...” (c) Woodkid - “The Golden Age”

Сделав себе коктейль, Магнус неспешной походкой подошёл к окну и рассеянно замер возле него. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, напоследок окрасив небо во все оттенки алого цвета. Дивное зрелище, которым можно было бы любоваться и любоваться, вот только в душе у Бейна на эту красоту ничто не откликалось. Почти ко всему он ощущал безразличие, внимание его не могло удержать ничто. Впервые за очень долгое время Магнус чувствовал себя по-настоящему разбитым. Причина? Причина его душевного состояния имела ангельский лик и благородную сущность, а имя носила Александр. Сильный, меткий, серьёзный, преступно красивый – Александр Лайтвуд завораживал. И это – если не смотреть внимательно. А уж если внимательно... Чёрные, постоянно взлохмаченные волосы. Чудесные глаза. Ресницы, от одного взмаха которых у Бейна перехватывало дыхание. Скулы, зачастую раскрашиваемые столь соблазнительным румянцем, что от них невозможно было отвести взгляд. Чувственные, нереально чувственные губы... Всё это в комплекте с адски горячим телом и неприступным поведением не оставило Магнусу ни единого шанса не увлечься. Хотя многие годы назад он обещал себе не увлекаться больше, не влюбляться. Но Алек с каждым днём казался Бейну всё восхитительнее. И с каждым днём Магнус всё сильнее хотел заполучить его – всего Алека, со всем его смущением, со всей невысокой самооценкой, вызванной безответными чувствами к своему парабатаю, со всеми его разочарованиями, со всем этим багажом, со всем, навсегда. Александр Лайтвуд стал навязчивым желанием Магнуса, от которого тот со странным мазохизмом отказывался избавиться даже тогда, когда видел в глазах нефилима твёрдое “нет”. И продолжал отказываться избавиться всякий раз, когда для этого подворачивался вполне, казалось бы, удобный случай. В каждый такой раз Бейн находил этому какое-нибудь разумное объяснение – очень убедительное и одновременно абсолютно пустое. Потому что не нужно было никаких объяснений. Они никому не требовались. Разве что – самому Магнусу. Но он не нуждался в логических обоснованиях. Впрочем, какая разница теперь? Любовь, начавшаяся с влечения, пришла быстро. И столь же быстро разбила Магнусу сердце. Единственный, кого он готов был впустить в свою жизнь... этот человек вскоре женится и будет навсегда для Бейна потерян. Прошёл всего один день, как Алек сообщил ему об этом своём решении, а перед мысленным взором Магнуса уже во всех красках предстала картина того, как невообразимо трудно ему будет видеть нефилима впредь. Видеть того, к кому он испытывал самые сильные чувства, и одновременно с этим понимать, что чувства эти так при нём и останутся, потому что со вчерашнего дня Бейн окончательно лишился возможности окружить ими Алека. До вчерашнего дня тоже было непросто – нефилим упрямо игнорировал весь его флирт, все его откровенно раздевающие взгляды, намёки провести время вместе, даже заботу о его ранениях, – но Магнус всё же старался быть оптимистом и не сдавался. Каждая встреча с Алеком была волнительна, наполняла мага радостью и – к чему скрывать? – возбуждением. Постепенно он всё более и более открыто проявлял свой интерес, не в силах совладать со своими эмоциями. Да он и не видел смысла себя сдерживать. Ему всегда нравился процесс соблазнения, а, главное, Бейн чувствовал себя почти счастливым, даже когда просто находился с Алеком в одном помещении. Потому, наверное, любовь и не терзала его слишком сильно – Магнусу нужно было столь мало... Вероятно, он ещё достаточно долгое время довольствовался бы только этим. Находил бы своё счастье в мимолётных встречах, коротких разговорах, лёгких, едва заметных улыбках и очаровательно смущённых взглядах. Но ему не досталось даже этого. Все его надежды – прекрасные, как сверкающие хрустальные шары, – оказались эфемерными и лопнули, как мыльные пузыри. Александр Лайтвуд, разгневанный, разочарованный своими родителями, в итоге – по иронии и по личному мнению Бейна – собрался сделать то, что вполне соответствовало истинному духу Лайтвудов. Брак... Брак с целью защитить честь семьи среди нефилимов? Или с целью облагородить имя семьи? Магнус был практически уверен, что Алек и сам запутался бы в формулировках на эту тему. Он был слишком возмущён, слишком торопился, чтобы задумываться о том, что именно так стремится отстоять. И имеет ли смысл вообще это отстаивать. По глубокому убеждению Магнуса, заботиться о репутации – самое последнее дело. И неблагодарное, к тому же. Но нефилимы со своим Клэйвом из века в век были подвержены пагубному влиянию всевозможных предрассудков и заботились о вещах, ценность которых для многих других существ была сомнительной. И, конечно, мораль – одно из главных оружий, которым в борьбе за существование пользовался Клэйв, вступая в отношения с новым поколением нефилимов. Клэйв вознаграждал те поступки и одобрял те качества, которые были необходимы для выживания этой организации. С помощью морали Клэйв убеждал нефилимов, что всё полезное для Клэйва полезно и для них. Проблема в том, что Магнус уже успел поверить, что Александр – не из тех Сумеречных охотников, которые стремятся следовать всем принятым в обществе нормам, дабы соответствовать тому идеальному образу, какой это общество для них нарисовало. Но, похоже, он ошибся. И, в таком случае, ему следует загнать свои чувства к Алеку очень глубоко. Постараться даже не думать о нём. Не думать о нём чересчур часто, по крайней мере. Иначе одиночество, которое Магнус отчаянно ненавидел, но которое столь же отчаянно любило его, станет совсем невыносимым. А ведь много лет, очень много, он шёл и шёл со своим одиночеством, твёрдо, уверенно, всё было ясно и просто. И вдруг – после того, как он сказал вчера “Прощай, Александр”, – стало зыбко, расплывчато. Эта растерянность не улетучивалась даже сейчас, когда Бейн стоял посреди своего лофта в полном уединении. Будущее виделось ему таким же, как его настоящее – доставляющим боль. Прошлое зияло за ним чёрной пустотой, в которую он с некоторых пор опасался заглядывать. Со многими событиями его жизни ему ещё, возможно, только предстояло разобраться. Хотя, чем больше проходило времени, тем более переливчатым туманом заволакивалось прошлое, смягчая резкость воспоминаний. В Магнусе даже начала вдруг шевелиться странная мысль, которая и раньше, уже много лет не давала ему покоя – куда же делись все эти годы, такие живые, плотно наполненные его ощущениями, словами, его радостями и печалью. Неужели всё это исчезло без следа и живёт лишь жалкой призрачной жизнью в глубинах его памяти? Ведь это была не только жизнь Бейна, она тесно переплеталась тогда с десятками других жизней – Магнус зависел от них, а они от него, но потом всё испарилось, как будто никогда не существовало. На секунду магу показалось до жути странным – много существ: маги, нефилимы, вампиры, оборотни, фэйри, люди – всё это жило, шумело, суетилось, а теперь Магнус стоял и ощущал, что ничего этого вокруг него больше нет. Вернее, больше нет именно тех магов, нефилимов, вампиров, оборотней, фэйри, людей. Так прочно все они канули в небытие, в тёмную воду забвения, что даже кругов на поверхности не осталось. Большинства его друзей и знакомых уже не найти в этом мире. А тех, кто ещё жив, он видел нечасто. Оглядываясь назад, Магнус мог назвать лишь одного своего старого друга, с которым хотел бы сейчас поговорить. И друг этот – Рагнор. Конечно, есть ещё Катарина, есть Рафаэль, отношения с которым довольно взрывоопасные, но... Но, во-первых, Рагнор являл собой самого труднодоступного в плане местонахождения друга (а Бейн всегда любил вызовы). Во-вторых, в данный момент Магнусу хотелось послушать именно саркастическое скрежетание Фелла, которое всегда позволяло взглянуть на свою жизнь со стороны. Бейн чувствовал себя с ним наиболее спокойно и непринуждённо, чем с кем-либо ещё, да и понимал тот его порой с полуслова. Притом, что общих интересов у них было не так уж много и зачастую они спорили друг с другом до хрипоты. Кивнув самому себе, Магнус одним глотком допил свой коктейль и приступил к составлению плана по выуживанию Рагнора из той норы, в которую тот закопался. Самый действенный способ – это самый простой способ. Бейн всегда это знал, поэтому выбрал письмо. Магическое письмо с определением местоположения получателя, которое заманит Фелла в лофт Магнуса. Но каким же должно оказаться содержание письма, чтобы суметь его заманить и чтобы тот точно был уверен, что письмо это от его старого друга? Осознание пришло резко. Поняв, что слишком трезв для составления даже первых строчек, Бейн решил превысить свою обычную норму потребления алкоголя. А поскольку его личность состояла из довольно своеобразных, часто противоречащих друг другу деталей, взялся он за оба дела со всей серьёзностью. Самих деталей личности было много, но основных – всего три. Во-первых, возрастная деталь – с годами Магнус старался быть более ответственным и благоразумным. Во-вторых, научно-исследовательская деталь – Бейн не зря звался Верховным Магом Бруклина, его талант к нахождению решений самых трудновыполнимых магических задач практически не знал границ. В-третьих, эгоцентричная деталь – периоды меланхолии у Магнуса могли смениться на злую обиду очень быстро, словно по щелчку пальцев. Все три детали личности были развиты одинаково и потому по очереди одерживали друг над другом верх. Сейчас, например, вторая и третья, создав коалицию против первой, праздновали победу. Так что, в течение нескольких часов Магнус пил, яростно выводил на пергаменте строчку за строчкой и рвал написанное в клочья. Он выпил: бутылку вина, затем парочку ядовитого цвета коктейлей, затем ещё полбутылки вина. Что до его письма Рагнору, то Бейн написал нечто вроде балансового отчёта о своих отношениях (Магнус принципиально не хотел использовать какое-либо другое слово, более правдиво отражающее действительность) с Алеком. Отчёт, разумеется, был слегка эгоистичен, составлен был в спешке, а главное – в наиболее вдохновенных фрагментах абсолютно неверен. Но в намерения Магнуса входило не столько покопаться в памяти и восстановить минувшие события, сколько осудить их. Причём осудить предвзято; особенно досталось воспоминанию, в котором Алек сообщил ему о том, что женится, и которое и спровоцировало этот нервный срыв мага. Ведь именно оно заставило его эксгумировать из могилы памяти то, что уже не имело никакого смысла. К тому же, теперь, напившись так, как давно уже не напивался, Магнус не только не одобрял брак Алека, он... он был просто в ярости от самой идеи этого брака. Просто в ярости. Кроме того, маг сочинил что-то вроде приглашения, в котором – тоном обвинительным – предлагал Рагнору восстановить вместе события одного вечера в каком-то клубе, в ту пору, когда Магнус находился в отношениях (нет, он думал, что находился в отношениях) с чересчур любвеобильным парнем: “...Точно не помню, сколько времени их тогда не было – его и той девчонки с серыми волосами, – но, по-моему, отсутствовали они слишком долго, если учесть, что уходили вроде как только для того, чтобы принести всей нашей компании ещё по напитку... Рагнор, ты мог предостеречь меня от разного рода влюблённостей уже тогда...”. Отрывок этот заканчивался почти полицейской анкетой-опросником, пункты которой были пронумерованы с первого по двадцать седьмой, – естественно, вопросы также были составлены в обвиняющем ключе. Таким же путаным был ещё один отрывок письма, в котором Магнус признавался Рагнору в том, что чувствует к Алеку Лайтвуду, и возлагал всю вину на него: поведение Алека, писал он, показало, что тот патологически не способен пойти против системы, отринуть застарелые устои сообщества нефилимов. Затем Магнус стал уничтожать всё, что написал: мял листы пергамента, швырял их на пол; часть была порвана на мелкие кусочки и выброшена с балкона – эти листочки маг проводил в последний путь горькой улыбкой. Каким-то листочкам повезло больше: их он торжественно сжёг в огне. Вот за последним-то делом Магнус и застал сам себя, случайно взглянув в зеркало. Он выглядел растрёпанным, его лицо до неприличия раскраснелось и, к тому же, было изрядно перепачкано чернилами. Судя по всему, эта вакханалия продолжалась не один час. Неудачи с текстом только раззадоривали Бейна, заставляя его браться за письмо вновь и вновь, невзирая на перепады настроения. Ему хотелось то испугать Рагнора, обратить его в бегство, то извиниться перед ним. Для Алека тоже хотелось написать письмо, где можно было бы проститься с ним ещё раз, а потом исчезнуть раз и навсегда – и пусть эти жалкие строчки станут для его возлюбленного нефилима последним напоминанием о нём. Магнусу хотелось освободиться, очиститься и одновременно – уничтожить, уничтожить что-то, что-нибудь. Демоническая сущность давала о себе знать, не иначе... Он уже собрался было выгравировать письмо для Алека на своём теле – его кожа неожиданно показалась ему отличным пергаментом, способным надёжно, на века сохранить запечатлённое на нём послание. Однако от этой затеи его отвлёк звонок в дверь. Звонок в дверь... Маг вдруг вспомнил, что за последние минуты уже неоднократно слышал этот трезвон, но не счёл необходимым отреагировать на него. На этот раз он решительно распахнул дверь. На пороге стояли Джейс и Клэри. Магнус выжидающе на них уставился. - Магнус, мы пришли за... - Клэри с трудом перевела дыхание – они с Джейсом добирались до лофта Магнуса бегом. - Мелиорн исчез, а... Без него нам не... Джейс же, осмотрев Бейна с головы до ног и поняв, что лучше сразу приступить к сути разговора, а не дожидаться приглашения войти, перебил Клэри на полуслове и устроил что-то вроде словесной атаки. Магнус не слушал. Клэри, заметив это, ткнула Вэйланда под рёбра острым локотком и заговорила более медленно, со множеством намёков, подсказок и прочих вежливых увёрток, которые вот-вот должны были смениться корректно сформулированной, но настойчивой просьбой, если бы не Магнус: не дожидаясь конкретизации темы, он просто захлопнул дверь перед лицами несносных охотников. Постоял неподвижно, после чего дошёл до своей постели и рухнул на неё обессиленно. Тем не менее, приход этой парочки, как ни странно, пошёл ему на пользу – у него немного прояснилось в голове, с глаз спала мутная пелена, затуманивавшая взгляд. Мяо запрыгнул ему на спину и принялся кружиться на месте, чтобы улечься поудобнее.