В жизни всё возвращается на круги своя: одним возвращается та боль, которую они когда-то причинили другим; другим, наоборот, жизнь возвращает уверенность в близком человеке, уверенность в себе. Жизнь влечёт нас по кругу, чтобы дать нам шанс измениться, сделать выводы. Главное, чтобы мы сами были готовы к переменам.
***
— Значит, мы не едем на очередной бесполезный приём к не менее бесполезной клуше? — в голосе Евы сквозит ехидство и сарказм. Рик закатывает глаза, тяжело вздыхает и искренне пытается игнорировать полный насмешки и веселья взгляд лучшего друга. Как же его всё бесит. Вечно чем-то недовольная Лори, большая нагрузка от шерифа, насмешки Шейна и постоянные капризы младшей сестры. Хотя, будь на её месте он сам, он тоже бы не пылал желанием идти в кабинет психолога, который за год так ничего и не сделал. Который просто задаёт одни и те вопросы изо дня в день, кажется, даже не стараясь толком разобраться в ситуации, лишь черпая из него деньги за каждый приём. Мисс Симонс, Глория Симонс, была лучшим специалистом в клинике. В единственной клинике в округе. И лучшей она была с её же, Глории, слов. С каждой неделей Рик всё больше убеждался в том, что его просто-напросто где-то***
Если спросить у Евы, когда у них с Шейном закрутилась интрижка, позже переросшая в нечто большее, она не даст ответа. Это произошло так незаметно и естественно?, что никто из них и не понял, когда граница была пересечена. Прикосновения стали с каждым разом всё приятнее и эмоциональнее, взгляды горячее и откровеннее. Они, подобно диким зверям, обходили друг друга вокруг, принюхиваясь. Старались определить, перед ними друг или враг? Может ли этот зверь навредить? В конечном итоге, сошлись на варианте «нет». И, кажется, для Евы это был самый верный вариант. Никогда таких правильных решений, за двадцать четыре года, она не принимала. Ну, может, когда Рик привел домой Шейна и Лори, и она, семилетняя Ева, «случайно» пролила на Лори стакан жутко сладкого апельсинового сока и сообщила, что на неё у матери не найдётся футболка, чтобы переодеть. Лори, закипая от злости, была отправлена на такси домой, а Шейн, усиленно старавшийся не засмеяться, взорвался, когда в гостиную вернулся рассеянный Рик и его до чёртиков довольная сестра. Она дьявол, думал тогда Уолш, посматривая в честные-честные глаза. Этот маленький дьяволёнок так просто прокрутил эту аферу, что и доказать нечего будет. И через много лет, будучи уже опытным полицейским, он так и не смог подловить её. Хотя представлялась ещё одна возможность. В тот раз, конечно, Шейн сам просил Еву помочь ему, но всё получилось так натурально, что той блондиночке было нечего предъявить бедной девочке, которая сбежала из дома из-за ссоры с братом. Будучи тогда девятнадцатилетней, она так умело отыгрывала роль, что казалось, будто она не один год провела на съёмочных павильонах и не раз стояла перед камерами. Отношения самого Шейна с Лори, кстати, тоже не шибко складывались. Она воротила от него нос так же явно, как злобно зыркала на младшую Граймс. А Шейну не нравилось, когда на него смотрели свысока. Потом, конечно, они нашли общий язык. Лори повзрослела, приняла свои ошибки и изменилась. Вот только Ева своего отношения к жене брата не изменила. Перестала с ней грызться, но только в присутствии Карла. Когда же мальчика не было в её поле зрения, хорошенько отыгрывалась на женщине. Была замечательной свекровью, которая искренне беспокоится о судьбе своего сына и внука. Вот только Ева для Лори была лишь золовкой. Но роль свекрови ей подходила больше. Наверное, на почве одинакового отношения к пассии Рика они и сошлись. Так и нашли общий язык? Скорее всего. Шейна никогда не привлекала возможность общаться с детьми. Он бежал от них, как от огня. Но Ева казалась ему интересной. Она много знала, была шалунишкой, которая заранее поддерживала все идеи. Она была интересным ребёнком, и Шейну, что удивительно, было не в падлу проводить с ней время. Миссис Уолш, однажды заметившая прогуливающихся по парку Еву и Шейна и, что примечательно, абсолютно спокойно разговаривающих, несколько дней находилась в прострации. Да и мистер Уолш подозрительно косился на сына. Спустя годы, когда у его девочки выявили ПРЛ*, вскоре после смерти миссис и мистера Граймсов, было тяжело. Ева переехала в дом Рика и Лори, и стало ещё хуже. Лори старалась быть хорошей матерью, женой и снохой. Помимо забот о маленьком Карле и постоянно устающим на работе Рике, на свои плечи она взвалила и заботу о семнадцатилетнем бунтующем подростке, в котором, ко всему прочему, слились обострённые эмоции переходного возраста и высокая импульсивность. В итоге, всё это вылилось в постоянные громкие скандалы и даже битьё посуды. Рик, не так часто попадающий на подобного рода концерты, как мог успокаивал ударившуюся в плачь Лори и впавшую в ярость сестру. Решение для Евы пришло само собой, когда через полгода ей исполнилось восемнадцать, и она, продав дом родителей, купила свою квартиру в центре округа и сократила общение до минимума, пропадая то в университете, то на работе. И, сказать по правде, всех это устраивало. Лори больше не видела девочку и могла спокойно заниматься сыном, не рыдая в захлёб. Ева всё меньше стала впадать с агрессивное состояние и подтянула себя по социологии, что, с её ПРЛ, было хорошим достижением. Диплом об окончании университета и получении педагогического образования Ева получила всего за пять лет. Родители хотели, чтобы она стала учителем, и, как казалось Еве, почему бы не получить два образования? Одно для родителей, второе для души. Уволившись из кафе, где она прежде работала официанткой, Ева устроилась работать в центральную библиотеку. Хоть разницы в получении заработной платы особой и не было, учиться, работая в тихой и весьма обильной библиотеке, было гораздо легче, нежели в душном и громком кафе. Увы, но в университете магистра архитектуры «Технологического института Джорджии» Еве было суждено проучиться всего год.***
Пальцы путаются в длинных тёмных волосах, некоторые пряди которых заплетены в тонкие косички. Губы оставляют еле заметные следы на женской шее. Тонкие пальцы с короткими ногтями, уже привыкшие к тяжести ружья, оставляют еле заметные царапины на его плечах. Ева тихо постанывает, когда Шейн касается губами энергично бьющейся венки на шее и, кажется, просто сходит с ума. Знает же гад, как при пограничном расстройстве личности обостряются все чувства и эмоции… Гад. Любимый гад. Месяц, прошедший после распространения эпидемии, прошел в стрессе. Еды постоянно не хватало, люди были напуганы, оружие было на минимуме, ровно как и умеющих с этим оружием обращаться. Их было всего девять человек. Да, в целом, это было не так уж и мало. Но на защиту оставшихся беззащитных двадцати пяти человек, четверо из которых дети, восемь — женщины, и оставшиеся — старики и не умеющий стрелять Джим, было как-то маловато. Благо, в группе был Дэрил Диксон, который исправно ходил на охоту и притаскивал с дюжину белок или ещё мелких грызунов. Иногда фартило на кабана или оленя. Крупные животные попадались реже, но даже белки и сурки были уже не плохим уловом. Сейчас люди, кажется, начали привыкать к концу света. К отсутствию человеческих благ. Это было хорошо. Ведь уже ничего не будет как раньше. Ева отрывается от Шейна и тяжело дышит. Голова кружится, хотя на крыше трейлера полно воздуха. Шея в буквальном смысле горит, от поцелуев. Шейн дышит так же тяжело и смотрит. Смотрит на приоткрытые губы, на тонкие приподнятые брови. В светлые глаза в обрамлении пушистых ресниц. На растрёпанные волосы. На неё всю, такую взъерошенную, такую дикую, такую пылающую. Такую его. Да, перестать скрывать свои чувства друг от друга и принять их было определённо лучшим решением. Шейн пересаживает Еву к себе на колени, крепко-крепко сжимает в объятиях и вдыхает запах её волос. Яблоко. Как и всегда. Он усмехается, и ему так спокойно-спокойно, как давно уже не бывало.