Они говорят «да», чтоб от них отстали. Дают неопределенное согласие, у которого нет никакого будущего, кроме взаимного раздражения.
© Лариса Владимировна Бочарова
***
— Кладбище как кладбище, далеко идти не надо будет, — вздыхает Ева, когда Дэрил обвинил почему-то Шейна в том, что возле ЦКЗ лежат горы ещё живых мертвецов. Ева морщится от ужасной тавтологии, но поделать ничего не может. Потому что холмы из тел ходячих слишком уж подозрительно дёргаются. И, кажется, из вон того третьего слева кто-то выползает. В сумраке точно не разглядишь, но чья-то обглоданная рука прорывает себе путь к свежатинке, добровольно пришедшей на званый ужин. Вот только реализма и некого пофигизма Евы мало кто разделял. Да почти никто, но её это, в целом, не смущало. Еле стоящему на ногах Джиму, казалось, было вообще по барабану на эту восстающую толпу. Ну, Ева его понимала. Он буквально одной ногой в могиле, не сегодня, так завтра присоединится к этим весьма милым ребятам. Андреа отошла за спины других, удерживая на себе Эми, у которой резко начала кружиться голова и тошнота подкатила к горлу. Находясь в неком отдалении от основной группы, Ева чувствовала себя вполне себе комфортно и не чувствовала никаких угрызений совести по этому поводу — очевидно сказывалось принятие лекарств. Медленно, шаг за шагом, до Евы начинало доходить вся сложившая ситуация, но расслабленное лошадиной дозой ламотриджина тело абсолютно не хотело ей подчиняться. Ну а если и хотело, то только со скоростью черепахи и очень не охотно. Ева чувствовала себя бревном, которое насильно хотят сделать самым гибким и эластичный предметом на всём белом свете. Но раз за разом получалось так, что этот «кто-то» принимал поражение за поражением. Но имея ту незамутненную действием успокоительных частичку мозга, Ева из соображений безопасности, подошла поближе к Шейну и активно начала пытаться привести себя в порядок. Получалось плохо, конечно, но хоть какие-то результаты же это должно дать! Результаты получились хреновые, поэтому Ева просто плюнула на это и начала наблюдать за всем происходящим со стороны с пофигистичной миной, как будто это не их сейчас будет жрать эта до ужаса радостная стая мертвецов. — На их месте, я бы тоже радовалась, — рассеяно подмечает она, переводя взгляд с одного ходячего на другого. К слову, маленькие горки трупов пришли в более активное движение и то тут, то там, можно было заметить уже по нескольку торчащих рук, а порой даже и ног. — Безмозглая еда сама пришла к ним на ужин. Даже особо напрягаться не надо. Стоило первому мертвецу ближе, чем на пару метров, его голова тут же оказалась снесена с плеч заботливым Моралесом. Некоторые женщины громко заохали от данного зрелища, и пытались закрыть глаза детям, отчего Еве пришлось едва сдерживать себя от раздражённого фырка. Какой смысл прятать от них все это сегодня, если завтра нихрена не изменится? Как и послезавтра, как и через месяц, и даже через год. Мертвецы, смерть и жестокость теперь будут вечным спутником их жизни, так не будет ли логичнее приучать детей к этому уже сейчас? Нет, конечно Ева не имела ввиду послать их мочить зомби направо и налево прямо сейчас, выдав им по мачете и по «счастливом» пинку под зад, нет. Так же и не мыслила о том, что детей нужно учить жестоко обходиться со своими врагами, иначе либо ты, либо тебя. Каждый должен хотя-бы попытаться сохранять в себе остатки человечности, потому что иначе этот мир будет окончательно обречён на гибель. Просто, им нужно смириться, привыкнуть и жить с этим дальше. Потому что в один важный момент, можно просто застыть от шока и стать либо закуской для мертвеца, либо живой игрушкой для живого. Да, она не отказывалась от того, что всякие сволочи узрели в апокалипсисе свою возможность явить оставшемуся человечеству свои истинные облики. Пусть это и была некоторая жестокость с её стороны, все же, лучше быть готовым ко всему. Размышления Евы прервал яркий белый свет и звук открывающихся стальных дверей, заглушающий собой свист пуль и рычание бумажноголовых.***
Ева едва не мурчит, выгибается и улыбается, так довольно-довольно. Тяжёлая рука на животе придаёт этому фантастически нереальному чувству приземлённости, даёт понять, что всё реально. Ева натягивает одеяло выше, скрываясь под ним с головой. Они пахнут чистотой и спокойствием. Тем, чего у них нет всего каких-то пару дней, а кажется, будто прошла целая вечность. Она не хочет вставать, в кровати с Шейном чересчур хорошо и уютно. Хочется провести тут всю жизнь, чувствуя его прикосновения и слушая его голос. Целовать его до потери пульса и бесконечно смотреть в тёмные, как бездна, глаза. Ощущать его к а ж д о й клеточкой своего тела. И она уверена, если спросить Шейна, чего хочет он, его ответ был бы идентичен её. Прям под копирку. Ева хихикает, тихо-тихо, стараясь не разбудить Шейна, и прижимается к нему. К его горячей коже, до одури близко. Пальцы путаются в его волосах, проводят подушечками по лицу. Натыкаются на царапины на шее. Она краснеет, но довольно ухмыляется. Её царапины на нём нравятся Еве точно так же, как нравятся Шейну его отметины на её теле. У них взаимное чувство собственничества по отношению к друг другу. Им нравится оставлять друг на друге свои следы, помечая территорию. Она обнимает его, крепко-крепко, прячет лицо у него в груди и улыбается. Пусть сюда прорвутся сотни мертвецов, они её сильно не побеспокоят, а если посмеют это сделать, для них всё закончится очень печально. Кажется, она даже засыпает так — почти полностью вжавшись в него, и нет, Шейн не удивляется подобному. Насколько Ева терпеть не могла чужие прикосновения, порой даже уворачиваясь от рук родного брата, столько она не могла оторваться от него. Она была как недолюбленный котёнок, относилась ко всем настороженно и лишь к одному человеку ластилась-ластилась-ластилась, позволяя ему делать с собой всё. Шейн не удивляется, лишь обнимает её в ответ, гладит по спине и плечам, что-то шепчет в макушку и наслаждается теплом любимой девушки. Их будить никто не спешит, хотя времени уже довольно много. Но и Ева с Шейном вставать особо не торопятся, вместо этого просто лежат в объятиях друг другу и мурчат от сшибающих с ног чувств. Но Ева всё же высвобождается из такого желанного плена и лениво собирает свои вещи, с явной неохотой натягивая на себя. Шейн лежит на кровати и тёмными, горящими глазами смотрит на каждое действие, фиксирует его в памяти. Но его наблюдение прерывает летящая в него рубашка, а после и брюки. Он усмехается и медленно садится, крутя в руках мятую рубашку. Ева стоит около зеркала, стараясь распутать сбившиеся в один большой колтун волосы, и, судя по гримасам на лице, получается это у неё весьма болезненно. Шейн качает головой, одевается и выходит из комнаты, оставляя Еву самой себе. Хоть она и не просила этого, он знает — сейчас ей это нужно. Переварить то, что теперь они в безопасности. Что теперь не нужно бежать сломя голову и сжимать по ночам рукоять ножа. Не нужно, чёрт возьми. Ева подходит к кухне и застаёт громкий смех, на который Гленн реагирует громким и болезненным стоном, хватаясь за многострадальную голову и наверняка проклиная чёртового Диксона за то, что споил его этой ночью. Она садится рядом с Шейном и тут же получает немного яиц в свою тарелку. Ева удивлённо приподнимает брови и в неверии склоняется над тарелкой и вдыхает запах свежих, хоть и не настоящих, но всё же яиц. Когда-то живущая от стипендии до стипендии, Ева считала яйца непозволительной роскошью и всегда шлёпала саму себя по рукам, не позволяя себе съесть так необходимый тогда протеин. А потом можно было немного расслабиться и Ева могла позволить себе питаться одними яйцами несколько дней подряд. Рик заинтересованно поглядывает на яркие царапины от её ногтей на шее Шейна и недоуменно смотрит на неё. Но она лишь невинно улыбается и тщательно пережевывает белок. Брат закатывает глаза, недовольно хмурится, но всё же возвращается к своей тарелке. Но поглядывает на них изредка. Впрочем, ни Ева, ни Шейн не сильно обостряют на этом внимание, полностью отдавшись утолению голода.***
— Вот только не смотри на меня так и не говори, что ты говорила. Тебя это тоже касается, Шейн. — Дэрил усмехается, очищая болты от крови и украдкой поглядывает на довольную Еву. — Дэрил, ты тоже молчи. — редник вздёргивает бровь, закатывает глаза и возвращается к своему занятию. — Я говорила тебе убить Рэнделла, а ты притащил его на ферму. Не мог убить ребёнка, мать Тереза ты. Тебе напомнить, что случилось по итогу твоего благородного поступка? — Ева усмехается, так жестоко, что Рик с трудом узнаёт свою сестру. Качает головой и садится рядом с Дэрилом, крутя на пальце ключи. — Вижу, не надо. Я, как и Шейн, предлагала тебе по-тихому вогнать каждому мачете в башку и не переживать. — Ева сидит, поджав губы, и тут же её лёд и строгость трескаются. Пальцы Шейна, так издевательски медленно, поднимаются по её позвоночнику вверх, едва касаясь спины. Хочешь поиграть? — Во-первых, нам бы не пришлось делиться половиной содержимого столовой, и мы бы спокойно продолжили зачищать крыло. Во-вторых, теперь нам придётся опять спать так, как прежде, с одним открытым глазом. — Аксель и Оскар не станут приносить проблем группе. Не станут нарушать уговор. — возражает Рик и поднимает глаза на Еву. Взгляд перемещается на Шейна за её спиной, такого довольного-довольного, как кота, и так тепло-тепло смотрящего на Еву. Рику до сих пор не верится, что они вместе. Его сестра и его лучший друг, мозг упорно не хочет воспринимать эту информацию как реальность. Точнее, уже начал сдавать понемногу позиции, но старается сопротивляться. — Я не про них говорю, умник. — усмехается Ева и тут же глубоко вздыхает, когда рука Шейна пробралась под кофту и коснулась разгорячённой кожи, заставляя ту буквально пылать. Ева прикрывает глаза, всего на мгновение, чтобы насладиться неспешными прикосновениями мозолистых пальцев. Если он продолжит так делать, то тюрьме этой ночью будет не до сна. — Я про Эндрю. Это тот, что выбежал к ходячим. — Думаешь, он выжил? — Рик спрашивает с сомнением, хмуря брови. — Он впервые в жизни увидел ходячего и убил. Сомневаюсь, что он смог не то что перебить их там всех, а просто сбежать без укусов. — Жить захочется, и не такое сделаешь, тебе ли не знать этого. — Последние слова Ева с трудом выговаривает нормальным голосом, стараясь не сорваться на хрип. Пальцы до побеления сжимают бедро под столом, чтобы никто не заметил её состояния. Его прикосновения слишком чувственно воспринимаются её телом. Слишком остро она на него реагирует. Ева устало вздыхает и отклоняется назад, прижимаясь спиной к Шейну, тут же попадая в капкан крепких рук. Не смотря на внешнее спокойствие и даже удовлетворённость, внутри у него бушует тайфун. Он рад, что Рик убил этого Томаса. Шейна бесили похотливые взгляды этого заключённого на его Еву. После взбесила попытка, а точнее, две попытки — убить Рика и натравленный на Еву мертвец. Если бы Рик не вогнал мачете в голову этого смертника, его бы ждала куда более жестокая участь. — Если он и вправду выжил, это может принести группе большие проблемы. — Если он выжил, и если он хоть как-то навредит группе, я скормлю его ходячим. Он будет жалеть, что не дал себя убить там, в прачечной. — Голос у Рика как стекло, а взгляд тяжёлый-тяжёлый. Ева приподнимает брови в удивлении и приоткрывает глаза. — Фу, какой ты жестокий. — бурчит Ева и отворачивается, пряча холодный нос в шею Уолша. Дэрил на пару с Шейном усмехаются. Рик качает головой и тоже не может сдержать улыбки. Ева порой бывает таким невыносимым ребёнком… Рик поднимает глаза и встречается взглядами с Лори. С её тёплыми карими глазами. Рик смотрит на её лёгкую улыбку, на ласково поглаживающую круглый живот руку. Сколько он держит между ними дистанцию? Месяц, второй? Его жена изо всех сил старается его выдернуть из пучины волнений и переживаний, а он лишь отталкивает её. Рик улыбается Лори в ответ, еле заметно приподнимая уголки губ, но знал бы он, насколько это сделало её счастливой. Может, стоит уделить внимание своей супруге и расставить все точки над и?