День был тёплым. Но не жарким и душным, когда даже выйти из тени кажется испытанием, а мягким приятным, с лёгким прохладным ветерком. Инайя сидела на пороге маленького дома и чинила тёплую одежду брата. До зимы было ещё далеко, но готовиться к ней стоило начать уже сейчас, когда лето ещё только перевалило за половину. Закончив последний стежок, Инайя отложила в сторону бронзовую иглу, за которую отцу в своё время пришлось отдать десяток превосходных шкур, вывернула куртку брата и встряхнула, чтобы расправить и убедиться, что починку можно закончить. Хорошо бы было, чтобы брат был тут, она бы могла посмотреть, как куртка сидит на нём, возможно, добавить ещё немного меха или пришить капюшон. Но брата не было. Она не видела его с тех пор, как растаял снег, а на деревьях зазеленели первые листья. Тогда брат, зимой старавшийся не бросать её слишком надолго, ушёл, сказал, что будет охотиться, но Инайя знала, что шёл он не только за добычей.
Когда-то их семья состояла не только из них двоих. У них были мать и отец. Но мать погибла, когда Инайе было всего пять, а брату — семь. Она замёрзла в особенно лютую зиму, пытаясь добыть дров для дома, пока отец был далеко, охотился в лесах вместе с другими охотниками. Тогда именно брат взял на себя заботу о них. Готовил, кормил свою маленькую сестрёнку, искал что-то, чем можно было бы протопить их небольшой стоящий на отшибе домик, заботился о скотине. Если бы не брат Инайя не пережила бы ту зиму. Они были неразлучны с тех пор: всегда рядом, всегда вместе. Он никогда не уходил с отцом на зимние охоты, оставаясь с ней, и согласился оставить дом зимой лишь однажды. Два года назад отец решил выдать Инайю замуж и планировал во время зимней охоты набить особенно много пушных зверей и составить для дочери хорошее приданное. Только ради неё брат согласился пойти с отцом, через месяц он вернулся и на санях, вместо туш зверей, лежало страшно изуродованное тело отца. Брат сказал, что его убил огромный лютоволк.
С тех пор брат изменился. Инайя не знала, что произошло тогда в зимнем лесу, но смерть отца что-то сломала в брате. Смелый и почти бесстрашный он стал бояться смерти, стал искать возможности избежать её. Сперва Инайя пыталась поговорить с братом, объяснить, что никто не может избежать смерти, но он будто не слышал её слов, и она сдалась. Она по-прежнему любила его, но уже не была уверена, что он любит её. Вначале он ещё говорил, что найдёт способ отвести смерть от них обоих, но одновременно всё чаще и всё на более долгое время пропадал из дома, бродил где-то. Даже в эту зиму он исчез почти на луну, чего никогда не делал раньше. Постепенно Инайе начинало казаться, что она осталась совсем одна.
Брат не стал выдавать её замуж тогда два года назад, сказал, что Инайя сможет выйти замуж тогда, когда захочет. Сперва она была благодарна. Не то чтобы она была против брака, но порой ей хотелось чего-то красивого, как в тех легендах, что рассказывала им мать, когда они были детьми, хотелось выйти замуж по любви. Вот только проходили года, и Инайе начинало казаться, что любить она не способна. Отец называл её льдинкой, за её спокойствие и отстранённость, говорил, что зима, в середине которой родилась Инайя, впиталась в её душу. Брат был совсем не таким, рождённый летом он всегда был ярким, сияющим настоящим пламенем. Вот только страх заглушил это пламя, Инайя почти утратила его, и ей так отчаянно не хотелось оставаться одной. Она уже решила, что когда брат вернётся, она скажет ему, что хочет выйти замуж. Один из молодых охотников давно обратил на неё внимание и пока ещё не оставлял попыток добиться её внимания. Он был добрым человеком, по крайней мере, Инайе так казалось, и она была уверена, что муж не станет бить её, даже если однажды брат пропадёт навсегда.
— Найя! — Знакомый голос так близко. Она вскинула голову, а затем вскочила и кинулась навстречу брату, которого и не ждала раньше начала осени.
— Рголл, ты вернулся. — Она крепко обняла его, улыбаясь. Сколько бы он не пропадал в лесах, она не стала бы любить его меньше и меньше ждать его возвращения. — Я хотела тебе сказать кое-что…
— Я тоже хотел тебе сказать, сестрёнка. — Его чёрные глаза сверкали, а руки дрожали, будто в предвкушении чего-то, Инайя уже очень давно не видела его таким. — Я нашёл его, сестрёнка, нашёл секрет бессмертия. Мне рассказали. Дети Леса. Они сказали, есть старый бог, который очень устал. Он хочет передать свою силу достойному, они сказали.
— Я рада за тебя. — Инайя была не слишком уверена в своих словах, брат так сильно походил на безумца сейчас, что пугал её. — Но ты уверен, что Детям Леса можно доверять? Мы были врагами всё же.
— Брось, Найя, пакт был заключён ещё до нашего рождения. — Брат, казалось, успокоился на секунду, но лишь на секунду. — Они не врут. Я уверен. Ты пойдёшь со мной? Я хочу, чтобы бог увидел, что я достоин. У меня ведь есть ты.
— Это далеко? — Инайя одновременно и боялась спорить с братом, когда он был в таком состоянии, и хотела помочь ему. — Мне надо договориться, чтоб за скотиной присмотрели, пока меня не будет, и собрать вещи.
— Нет, нет. — Брат уже уверенно схватил её за руку и потащил за собой, не желая слушать слова. — Только до ближайшего древа с ликом. Я позову там и всё… Всё.
— Хорошо, хорошо. — Чтобы поспевать за братом Инайе пришлось подобрать юбку и почти бежать. — Но не стоило оставлять дом незапертым, может собака или ещё какая-нибудь живность забраться. Ты-то станешь богом, а мне там ещё жить.
— Поверь, сестрёнка, тебе больше не будет нужен этот старый дом. — Его речь оставалась столь же сбивчивой, он, казалось, не замечал её попыток пошутить.
— Ты подаришь мне дворец? — Она вновь попыталась перевести всё в шутку и даже тихо засмеялась. — Я согласна только на ледяной. И чтоб меня звали ледяной королевой обязательно. Великая королева Инайя — звучит, согласись?
Он ничего не ответил, только посмотрел безумными глазами, мучительно попытался изобразить улыбку и ускорил шаг. Попытки завести разговор Инайе пришлось прекратить и полностью сосредоточится на том, чтобы не запнуться о какую-нибудь корягу или не наколоться на сучок.
— Вот и оно. — По-прежнему задыхаясь, произнёс брат, когда деревья неожиданно раздвинулись, открыв поляну с одним единственным белым как снег древом. — Теперь осталось только позвать старого бога. — Он потянул Инайю за собой, приложил ладонь к древу и забормотал какую-то нелепицу, возможно, на языке Детей Леса, а, возможно, окончательно сошёл с ума. Пару мгновений ничего не происходило, и Инайя уже успела задуматься о том, как она будет выбираться из леса и выводить безумного брата, как алые глаза древа медленно раскрылись.
— Не может быть, оно живое. — Невольно она прижалась ближе к Рголлу, стараясь перебороть страх перед странным деревом.
— О да, сестрёнка. Старый Бог пришёл, он слышит нас. — Голос брата вдруг стал почти нормальным. — Спасибо тебе, Найя. Я люблю тебя.
— И я тебя, братик. — Она улыбнулась, обнимая его, и сперва даже не поняла, почему вдруг вспыхнула боль в груди. Рголл отстранился, и она успела ещё увидеть окровавленный нож в его руке и кровь на своей рубашке, а потом мир перед её глазами померк.
***
Тело сестры медленно опустилось на землю у корней белого дерева. Рголл ещё успел увидеть вопрос и недоумение в её широко распахнутых голубых глазах так похожих на мамины, и так не похожих на его собственные. Инайя, она всегда была так похожа на мать, такая хрупкая, нежная, казалось, тронь и сломается, разобьётся. Он столько лет следил, чтобы никто не сделал этого, а теперь вот сам… Сам оборвал жизнь своей маленькой сестрёнки, которая до последнего верила ему. Он долго думал, он решался и всё же смог. Смог отдать свою кровь и чужую жизнь старому богу. Он сразу подумал об Инайе, когда ему рассказали, что старому богу нужны кровь и жизнь. Инайя — его кровь и почти его жизнь, он столько всего в неё вложил. Она умерла бы без него. Он имел право обменять эту жизнь на свою собственную. Старый бог должен был принять жертву.
— Я принёс тебе дар, Бог. — Голос оказался неожиданно хриплым. — Теперь дай мне силу.
— Я вижу твой дар, жестокий дар. — Голос, прозвучавший, будто из пустоты, заставил вздрогнуть и завертеть головой, в тщетных попытках отыскать говорившего. — Жертвующий другими недостоин силы и жизни, но ты всё же выполнил мои условия, пусть и извратил их. Я не могу отказать тебе, забери же то, что хотел.
Будто кипящая волна накрыла Рголла, такого жара он не чувствовал никогда, казалась огонь тысячи тысяч костров был в той силе, что выплеснулась на него, что охватила его опаляя страшным жаром от которого, казалось, горело не только тело, жаром, что грозил сжечь дотла, а затем вдруг сила впиталась в кожу, стала частью его.
— Я чувствую её, чувствую силу. — Она бурлила внутри него, такая послушная, больше не причиняющая вреда, не способная навредить своему владыке. Желая испытать её, он взмахнул рукой, ещё не до конца веря, и одно из лесных деревьев вспыхнуло ярким пламенем. — Теперь я действительно бог. Я буду жить вечно. Весь мир покорится мне. — Он рассмеялся, наслаждаясь сладостью этих слов. — Они будут знать меня как владыку огня, нет, лучше Владыку Света. Великого Рголла. Хотя нет, это не звучит. Стоит изменить пару букв. Великий Р‘Глор — Владыка света, вот так хорошо, таким будет имя нового владыки.
В сполохе огня молодой бог с алыми, как огонь, глазами исчез с лесной поляны оставив на ней только белое дерево с плачущими кровью глазами, и окровавленное тело молодой девушки, что когда-то была его сестрой.
***
Вокруг плясали клочья тумана, и не было видно даже вытянутой вперёд руки. Хотя Инайя и сомневалась, что у неё есть руки, разве могут они быть у мертвой. Это было так странно, что почти смешно. Ещё несколько часов или дней, а может лун, назад она думала о том, как выйдет замуж, об оставленном без присмотра доме, о скотине, а теперь всё, мертва. Её братец как же он мог, она ведь верила ему, так верила, так любила, а он. Неужто жажда силы настолько помутила его разум? Или же это сделали те, Дети Леса? Да, не стоило сомневаться, это были они, хитрые маленькие твари, они нашептали брату…
— Приветствую тебя. — Голос зазвучал где-то совсем рядом, но из-за тумана его обладателя не было видно. — Я сочувствую тебе, Инайя.
— Кто ты? — Она огляделась, хотя надежды увидеть хоть что-то не было. — Откуда ты знаешь моё имя?
— Я один из тех, кого зовут Старыми Богами. Ко мне твой брат решил обратиться за столь желанной ему силой. — Брат. Слова бога резанули по сердцу огнём. Предатель, убийца, послушался тех, кого слушать было нельзя. — Это было испытание. Желавший получить мою силу должен был отдать свои кровь и жизнь. Поющим мои силы были не нужны, а среди людей мало тех, кто решился бы отдать свою жизнь ради призрачного шанса получить странную силу. Но твой брат обманул меня. Он отдал твою кровь, кровь его сестры и твою жизнь, жизнь, которая оборвалась бы без него. Он посчитал, что сможет обойти условия, и он смог. Почти смог. Я отдал ему огонь, но отдать всю силу безумцу, способному приносить в жертву других, я не мог. Лёд я отдам тебе. Твой брат перехитрил сам себя. Твоя кровь пролилась, твоя жизнь была отдана и ты тоже выполнила условия, пусть и, не зная этого. Это дало мне поделить силу пополам. Ты будешь сдерживать его силу, следить, чтобы он никогда не перешёл грань.
— Я мертва, Бог. — Рассмеяться теперь хотелось ещё сильнее. Все друг друга обхитрили и обманули, вот только ей о своих играх рассказать позабыли. — Я не могу никого сдерживать.
— Лёд вернёт тебя. Ты станешь его воплощением. Духом самой зимы. — Забавно, кажется, не зря отец называл её льдинкой. Она верила и играла в королеву зимы, вот, кажется, и доигралась. — Смерть покорится тебе. Ты станешь вечным бессмертным божеством, люди пойдут за тобой. А он, оставшись живым, уже подписал себе приговор. Тело его не выдержит силы огня, останется лишь дух, могущественный, но бестелесный.
— И меня совсем нельзя будет убить? — Инайя уже знала, на что она употребит силу. Она уничтожит тех, кто нашёптал брату слова о силе и бессмертии, а потом уничтожит того, кто когда-то был её братом.
— Только сила Р‘Глора — того, кто когда-то был твоим братом, сможет убить тебя и только твоя сила сможет навредить духу огня, которым он станет вскоре. — Р‘Глор — вот значит, как теперь его зовут. Что ж, хорошо. Рголл, её милый братик останется только в её памяти, а она покончит с огненным богом, который ей вовсе не родня, а самый страшный и заклятый враг. Она станет самой смертью, проведёт зиму по всем известным и пока сокрытым от неё землям, но найдёт предателя. — Но помни, Инайя, ты должна поддерживать баланс. Если один из вас погибнет, но другой останется жить, то мир сгорит в огне или застынет вечным льдом. Не допусти этого.
Мир? Какое ей дело до мира? У неё теперь была лишь одна цель, но Старому Богу она говорить об этом не собиралась. — Я не Инайя больше, так звали человека, живую девушку. — Хотя, когда бога огня не станет, смысл жизни пропадёт и для неё, и она сможет умереть и дать миру шанс сохранить жизнь. — Я больше не жива и я не человек, я теперь другая, иная… Да, так и будет, я теперь Иная, может даже Великая Иная, почему бы и нет. Пусть Р‘Глор вспоминает мои шутки и то, как он предал меня, каждый раз, когда будет слышать моё имя. Я готова, Бог. Готова принять твою силу.
— Надеюсь на это. — Ветер холодный и колючий подхватил Инайю, заколол лицо мириадами ледяных иголочек, закрутил завыл тысячами голосов вьюги и обернулся плащом и доспехами стал частью души, неотъемлемой и вечной.
Неподвижно лежавшая на поляне девушка неожиданно вздрогнула и распахнула глаза цвета зимнего льда, двумя звёздами сиявшие на снежно белой коже. Медленно она села, коснулась собственной груди, где раньше была смертельная рана, а теперь осталась лишь тонкая ледяная полосочка, и улыбнулась. От неё во все стороны по поляне стремительно расползался лёд, а над её головой уже собирались тучи, из которых сыпался первый и пока ещё робкий снег.
