Просто жизнь

      - Абонент временно недоступен, - сообщил равнодушный автоматический голос.       Палец с шикарным наманикюренным ногтем ткнул в кнопку отбоя. Телефон полетел на диван. Кимико заметалась по комнате. В очередной раз подскочила к окну. У ворот прогуливались два вооруженных человека. Еще один дежурил у входа, один – она давно проверила - на заднем крыльце. Уже сутки! Уже целые сутки они сидят под домашним арестом.       Вчера днем она даже не успела понять, что случилось, а дом уже был оцеплен. И вежливый до тошноты шеф службы безопасности Курэто сообщил ей, что «мадам, нам приказано ограничить ваше перемещение. Внутри дома – пожалуйста, наружу – нет. Любые просьбы и пожелания через меня». А через двадцать минут позвонил уехавший два дня в Нагою Сейширо и паническим голосом прокричал, что его заблокировали в гостиничном номере на тех же условиях. Она успела только велеть ему взять себя в руки и ничего никому не говорить, как телефон замолчал. И с тех пор связи не было. Что они с ним сделали, мерзавцы? Что?       Кимико кинулась к двери и забарабанила в нее кулаками. В который раз. Она знала, что это напрасно, но кипевшие внутри злость и беспокойство требовали выхода.       Однако сейчас дверь распахнулась. Кимико шарахнулась назад и подобралась. На пороге стоял мрачный Курэто. И молчал. А она молчать уже не могла.       - Что это значит? Объясни мне, черт тебя возь…       В три огромных шага он пересек комнату и остановился перед ней.       - Объясняться сейчас будешь ты. Что ты себе позволяешь, дрянь?! Я давно закрывал глаза на твои делишки. На торговлю поддельным алкоголем, на нелегальную растаможку… Но сейчас ты превзошла себя. Ичиносэ был в одном шаге от понимания, кто за всем этим стоит. Еще немного и нашу семью полоскали бы всех углах. А все из-за тебя, жадная, беспринципная стерва!       Он был зол. По-настоящему зол. И Кимико по-настоящему его испугалась. Курэто сделал еще один шаг вперед, она тут же метнулась в сторону. Теперь между ними был стеклянный журнальный столик. Как будто бы он мог ее спасти… Впрочем, она привыкла спасать себя сама.        - Если бы ты не вмешался, Ичиносэ с его пониманием уже был бы никому не страшен. Трупы не…       - Там были женщины, мальчишки-подростки. Убила бы всех?!       - Бабы и дети должны сидеть дома! И не тебе обвинять меня в жестокости! Не убийце своего отца!       - Заткнись, дура! – взревел он.       О, господи, да что с ним? За тринадцать лет знакомства, она вообще ни разу не слышала, чтобы он повысил голос. У великого Курэто нашлась слабая точка?       - Останься жив Тэнри, вам светила бы военная диктатура! Ходили бы сейчас строем, голодные, да еще и благодарили бы! А тебя, сучку, без разговоров придушили бы в темном переулке, подойди ты к Сейширо ближе, чем на пять метров!       Как он теперь жалел, что сам не велел тогда ее придушить. Но именно в те дни, когда она появилась в их жизни, ему было не до этого. У Аой возникли проблемы с беременностью, и он первый раз в жизни не мог думать ни о чем другом. Ни о бизнесе, ни о политике, ни о престиже, ни о выгоде... А эта мерзавка пела, что тоже беременна от балбеса Сейширо. Врала, как потом выяснилось… Он не стал вникать, приказал наскоро проверить, кто такая, и махнул рукой – женитесь, мол. Только велел не попадаться ему на глаза. Потом приглядывал, конечно, держал под контролем. Но, как оказалось, недостаточно.       Эта последняя затеянная ею афера поразила его наглостью и размахом. Все могло бы закончиться отвратительно, спасло лишь невероятное совпадение. Он едва успел положить трубку, выслушав доклад о стрельбе на вилле ее доверенного лица, как в кабинет влетела рыдающая Сэнго и стала кричать про идиотов-мальчишек, потащившихся за Гленом, который отправился на разборки с недобросовестными застройщиками. Какая удача, что он кое-что знал о последних неприятностях Ичиносэ и сумел связать одно с другим. А самое главное, что сумел успеть вовремя. На редкость вовремя…       Напрасно он про это сейчас вспомнил. Тут же захотелось кого-нибудь убить. И он даже знал кого. Но их здесь не было. Оставалась Кимико. Но все же пришлось взять себя в руки.       - Я не позволю вывалять в грязи фамилию Хиираги, - сквозь зубы процедил он. - Огласки не будет. Ичиносэ передаст твоего посредника мне. Но не просто так. За долю в «Стройвесте», который ты тоже отдашь мне. Полностью. Не бойся, не задаром. Я бизнесмен, а не бандит. Сядь!       Кимико упала в кресло. Они все-таки схватили этого напыщенного, самовлюбленного негодяя, который кричал, что его связи в министерстве и в криминальном мире решат все. Она колебалась, не привыкла верить таким людям. Но время поджимало. А когда поняла, что Ичиносэ сделал единственный правильный для него шаг, послала людей убрать в первую очередь того, кто знал больше всех. И надеялась, до последнего надеялась, что это удалось…       Курэто присел напротив, достал блокнот, быстро написал цифру, вырвал лист и перебросил ей. Кимико не поверила своим глазам. За сутки заточения она уже не раз обдумала возможность продажи холдинга, перебрала потенциальных покупателей, прикинула вилку цен для торга. Но эта сумма была минимум в три раза больше ее ожиданий!       Она подняла глаза. Курэто смотрел на нее внимательно, слегка прищурившись. Если он готов выкинуть такие деньги, то что же потребует взамен?       - Как ты, наверное, уже поняла, у меня будут дополнительные условия. Не позже, чем через двадцать четыре часа после заключения сделки, ты покинешь страну. Навсегда. Одна. Сейширо останется здесь. С детьми разбирайтесь, как хотите. Мне все равно.       Ах, ты, ублюдок! В одну секунду Кимико порвала на мелкие клочки лист и швырнула ему лицо.       - Гнусная тварь, - зашипела она. – Только попробуй разлучить меня с моей семьей… Равнодушный мерзавец, думаешь, и этим можно торговать? Ты всю жизнь считал, что люди вокруг тебя куклы, достаточно лишь дергать за нитки. Использовал в своих целях все – чувство долга, привязанность, любовь, страх… Получи же теперь сполна! Твоя жена давно спит с другим! Твоя дочь целыми днями пропадает у Дзюдзо! Твой сын… Да твой ли он сын?!       Курэто встал так резко, что Кимико поняла – сейчас ударит. Но увернуться не успела. Сильная рука схватила ее за горло. Пальцы сжались. Задыхаясь, она вцепилась в его кисть, хрипя и царапаясь, как кошка.       Он опомнился. Отшвырнул ее от себя. Сунул в карманы сжатые кулаки.       - Ну, что ж. Ты выбрала. Я звоню Ичиносэ и говорю, что наши договоренности разорваны. Пусть сдает этого мудака в полицию. На допрос и получение ордера на твой арест у них уйдет пара дней. Ты успеешь собрать вещи. Придется, конечно, потратиться на журналистов, чтобы откреститься в этом скандале от вашей гнилой семейки.       Он повернулся и пошел к двери. Но Кимико никогда не сдавалась.       - Не надейся, что я буду молчать, Курэто, - прохрипела она ему вслед. – Я вытряхну все скелеты – от Тэнри до пикантных подробностей адюльтера твоей драгоценной Аой! Есть даже видеосъемка. Тебе понравится! А деньги на продажных писак найдутся и у меня! Померяемся, у кого из них языки грязнее?!       Курэто остановился, несколько секунд постоял, раздумывая. Потом обернулся через плечо.       - Хорошо. Последняя возможность разойтись полюбовно. Ты можешь убраться вместе с твоим никчемным муженьком и вашими… отпрысками. И даже за те же деньги. Но… У вас будет другая фамилия, мне плевать какая. Вас больше не будет в этой семье и в моей жизни. Сейширо письменно откажется от каких-либо притязаний на семейную собственность, сейчас и впредь. Я забуду о вас, а вы обо мне. Разве не об этом ты мечтала? Только шла к своей мечте своеобразными путями. Но если ты решишь еще хоть раз сунуться сюда, то… Ты знаешь, кто пострадает первым… Согласна?       Сидящая на полу Кимико держалась рукой за ноющее горло. Он хочет заставить ее играть по своим правилам. А она так не любила. Но если он отпустит их всех… С такими деньгами в Европе они не пропадут. А дальше посмотрим…       - Я согласна, - сглотнув, выдавила она.       Курэто вышел и захлопнул за собой дверь. Получилось местами утомительно, но оно того стоило. Если эта гадюка не продала дурака-Сейширо за огромные деньги, то можно быть уверенным, что она и за границей не вышвырнет его при первой же возможности. А строительный холдинг при стремительно растущем рынке недвижимости совсем неплохое приобретение. Пусть и на паях с Ичиносэ…                     Шеф службы безопасности отзвонился ровно в девять.       - Они улетели, - доложил он. – Рейс номер 387-б, Токио-Женева. Нацуми Сейширо 41 год, Нацуми Кимико 33 года, Нацуми… 12 лет, Нацуми…. Борт уже в воздухе.       - Понял, - отозвался Курэто. – Благодарю.       Постоял еще пару минут, сунув руки в карманы, глядя через огромное панорамное окно на утренний город. Что ж, с этой проблемой - все, можно вычеркнуть. И перейти к следующим.       Он шагнул к столу и ткнул в кнопку селектора.       - Вызовите сюда юристов с документами по вчерашней сделке. Скоро приедет Ичиносэ Глен, пусть сразу…       - Курэто-сама, - перебил его секретарь. – Простите, но представитель Environmental Corporation уже здесь. Вице-президент Ичиносэ Саюри.       Хорошо, что в кабинете никого не было, потому что с лицом он не справился. Курэто предпочел бы сто раз провести переговоры с Гленом, чем один – с этой… штучкой, которая просчитывает каждую комбинацию на десять шагов вперед. Но делать было нечего.       - Курэто-сама?       - Да, я ее жду.       Он поправил галстук, изобразил официальную улыбку и шагнул навстречу новоиспеченному вице-президенту… черт бы ее побрал!                     Макото оперся локтями на перила балкона и посмотрел вниз. На город спускался вечер, и то тут, то там уже начинали вспыхивать разноцветные вывески. Поток бегущих машин тоже засверкал желто-красными огоньками. Где-то на другом конце города Аки, наверное, сбежала по ступенькам госпиталя, села в свой оранжевый фиат и сейчас выруливает на центральную улицу. А ремень генератора свистит. Он ведь даже купил новый… Позвонить Глену, попросить поменять? Тьфу, идиотская ситуация!       Сзади подошла Аой, обняла его, прижалась щекой к спине. Красивая, любимая, самая желанная женщина на свете. Какого черта в голову лезет этот ремень?       - Как-то все не так….       - Я ждала, что ты это скажешь.       Любовного экстаза хватило на два дня. Проснувшись третьим утром, она вспомнила, что сегодня родительское собрание в музыкальной школе. И должен прийти мастер обновить витраж в холле. А садовник наверняка не полил рододендроны у беседки, всегда забывает. Днем кухарка приготовит жаркое, в которое вечером нужно добавить специи, кто это сделает? На первый раз с такими мыслями удалось справиться. Но только на первый раз. Сэнго нужны босоножки и шорты. Можно поехать и выбрать, но купить уже не получится - кредитка заблокирована, а на дебетовой карте денег хватит, чтобы пару месяцев не умереть с голоду. Мысли о доме, детях, Артуре, и даже о… Курэто не давали покоя. С Сэнго она хотя бы перезванивалась и встречалась почти каждый день. А Широ швырял трубку, проявляя отцовский характер, и это было вдвойне обидно. Собрать вещи и захлопнуть за собой дверь оказалось намного легче, чем она думала. Все остальное давалось тяжелее. Нужно было опять привыкать друг к другу, обрастать общими привычками, искать работу.       Она смогла бы переломить себя и начать новую жизнь с улыбкой, если бы чувствовала, что Макото это необходимо. Но он тоже маялся. Пытался скрыть, и так получалось еще хуже. Два чужих человека. В одной постели, за одним столом… Все разговоры рано или поздно сползали на детей и обрывались. Тащить в эти выстраданные отношения прошлую жизнь казалось немыслимым, а не тащить не получалось.       Макото потянул Аой к себе, приобнял за плечи.       - Нужно снять квартиру, - сказал он. – Нельзя же вечно в отеле…       Если у них появится свой дом, может быть, все и наладится? Здесь, в чужих, казенных, хоть и комфортабельных, стенах, и чувства казались какими-то… казенными. Как по обязанности. Они ведь никогда и не жили вместе. В юности были дни, проводимые в основном на глазах посторонних, и ночи - в любом пригодном уединенном пространстве. В общей комнате казармы: на все про все - часа полтора летом и минут сорок зимой, а то парни, курящие на лестнице, задубеют. В маленькой квартирке Аой – с галдящей за тонкой перегородкой компанией Мицубы, где в душ приходилось идти мимо этой банды, да еще и руки всем пожимать. Самым сладким вариантом была квартира или комната, хозяева которой временно отсутствовали. Но и там не получалось задержаться больше, чем на ночь. Очередь.       Аой поерзала у него под рукой. Говорить про это не хотелось, но две последние недели ясно привели ее к мысли, что…       - Тебе нужно вернуться.       - А ты?       Даже не возразил…       - Постой. Как это - вернуться?       О, очухался. Она повернулась к Макото лицом, погладила по плечу, провела рукой по груди вниз.       - Минут пятнадцать назад ты назвал меня Аки…       Он удивленно вскинул глаза и тут же поморщился.       - Брось, это привычка.       - Еще скажи, что у нас имена похожи – легко перепутать. Но полтора десятка лет так просто не выкинешь. Наверное, зря я все это затеяла. Прости меня…       …Первые годы она еще держалась. Маленькие дети, большие хлопоты… Встреча на ночном пляже здорово вышибла из колеи, но Аой кое-как сумела справиться, повторяя, словно мантру, древнюю мудрость: «Не страдай о том, что ты не можешь изменить». И даже почти поверила, что это действительно так.       Второй раз ее тряхнуло сильнее. Она забирала детей из школы, когда ее чуть не сбила с ног пробегающая Саюри, взволнованно кричавшая в телефон:       - Глен, приезжай в госпиталь, срочно! Аки звонила, с Макото плохо все… Возьми с собой мужиков, кого можешь – кровь нужна, плазма… Да не знаю я подробностей…       Подробности Аой выяснила сама. Позвонила Мицубе, которая работала в пресс-центре Министерства обороны. Там все уже, конечно, знали. Оставив детей на горничную, помчалась в госпиталь, готовая отдать всю кровь, какая у нее есть. А кровь была самая лучшая – первой группы, с остатками Кидзу… Но ее развернули почти от порога.       - Ну, ты-то куда, такая маленькая? – изумленно спросила медсестра. – Без тебя обойдемся. Вон сколько набежало, смотри.       В конце коридора стояла группа мужчин. Аой увидела Глена, Гоши, Кимизуки, нескольких людей в военной форме. И подходили еще. Она потихоньку ушла, пока ее не заметили.       А в последующие дни, мысленно извинившись перед Мицубой, звонила от ее имени в госпиталь, узнавала о состоянии. Первые три дня было «тяжелое, без изменений», и она плохо помнила, как прожила эти три дня. Потом – «средней тяжести», потом – «удовлетворительное». Потом Макото перевели из реанимации в общую палату и перестали отвечать на звонки.       Одним вечером она решилась. Убрала волосы под шарф, надела большие дымчатые очки. Сестричка на вахте за хорошую купюру проглотила историю о двоюродной сестре, сумевшей вырваться в Токио на несколько часов, с самолета на самолет, и даже проводила ее до нужной двери.       Аой вошла и остановилась на пороге. Макото спал. Со своего места она видела в профиль его осунувшееся лицо, небритый подбородок, выгнутую под неестественным углом, загипсованную руку. Подойти и разбудить почему-то не смогла. Посмотрела, и то хорошо.       А наутро пожалела об этой упущенной возможности. И решила позвонить. Хотя бы услышать, хотя бы по телефону сказать, как она переживает, как она его… Если уж вчера не отважилась.       В трубке ответил усталый женский голос. Аой тут же отключилась. Через пару часов попробовала еще раз. Опять жена. Тогда удалила номер и решила, что так тому и быть… Снова запретила себе думать о нем. На каком-то почти мистическом уровне убеждая себя, что с ним не случится больше ничего плохого именно поэтому.       А потом… А потом на всех официальных и полуофициальных приемах, которые посещал Глен, за его спиной стал появляться загорелый мужчина с военной выправкой, цепким внимательным взглядом, с наушником микрофона в ухе, почти скрытым длинной каштановой прядью, в белоснежной рубахе с закатанными до локтей рукавами.       Эти рукава ее и добили. Стиснув тонкую ножку бокала, она передвигалась по залу, с кем-то разговаривала, кому-то улыбалась. А видела только его руки – небрежно смятую ткань, смуглую кожу предплечья, длинные сильные пальцы, сжимающие рацию. И ноги у нее подламывались.       Аой вытерпела ровно пять таких раутов. На шестом в какой-то момент просто повернулась спиной к праздно болтающим людям и направилась к выходу, возле которого Наруми давал негромкие указания двум охранникам. Она остановилась прямо напротив и спокойным голосом сказала, что хотела бы выйти на свежий воздух, вы позволите? В глазах Макото плеснулось изумление, но Аой не дала ему ответить, просто протиснулась мимо, ненароком задев за локоть именно там – на стыке тела и ткани - ледяными пальцами.       И после этого сорвалась окончательно. Украдкой, как воровка, пробиралась к Курэто в кабинет и листала ежедневник – когда следующая выставка, презентация, благотворительный вечер, на котором может появиться Ичиносэ. Потом готовилась. Тщательно подбирала все элементы образа – от нижнего белья до часов, хотя точно знала, что они ей не понадобятся. И каждый раз находила причину, чтобы оказать рядом с ним. Как можно ближе. Сказать пару слов. Или просто пройти мимо, коснувшись рукой, бедром, коленом, обдав запахом, нет не духов, запахом самой себя…       Макото тоже не выдержал долго. Аой, качнувшаяся к нему в очередном приступе безумной жажды прикосновения, почувствовала, как его пальцы скользнули по ее голой руке, от локтя к кисти… И ей-богу, это было самым острым сексуальным ощущением за последние несколько лет! Она вышла в огромный холл и направилась в дальний угол, в тень от двух высоких колонн. Она знала, что он идет за ней. Дошла почти до стены, помедлила несколько мгновений, повернулась. И тут же вцепилась в мягкий хлопок рубашки, оседая в горячих, сильных руках.       С этого момента все пошло иначе. Тяга друг к другу, так долго сдерживаемая и так неожиданно взорвавшаяся. Бегство из обыденной жизни в мир, где каждый новый день казался чудом. Необходимость быть осторожными, мимолетный страх разоблачения. Все смещалось в потрясающий коктейль, пьянящий и дурманящий.       Они не назначали встреч специально. Им пока хватало минут, украденных на очередном фуршете, почти на виду у всех. Ох, как это щекотало нервы, как усиливало восторг от каждого объятия, каждого поцелуя. Было даже странно, что их пока никто не заметил. Лишь однажды, когда Аой смотрелась в зеркало в дамском туалете итальянского посольства, не узнавая себя в этой улыбающейся, с блестящими глазами, женщине…       - Ты слишком много себе позволяешь.       Говорившая стояла так, что не отражалась в зеркале, и Аой пришлось обернуться.       Кимико. Младшая невестка. Умная, хитрая, целеустремленная, безжалостная. Достойный член семейства Хиираги. Курэто называл ее «наша гадючка» и старался не связываться по пустякам. Аой же просто игнорировала.       - Пошла вон, - равнодушно сказала она, отворачиваясь. – Это. Не твое. Дело.       - Он муж моей сестры. Убирайся из его жизни, если не хочешь огласки.       Аой пожала плечами. Она почти никогда не задумывалась о жене Макото. Просто из инстинкта самосохранения. Надо же, как все завязано.       - Твоему трахателю ничего не будет, сестра влюблена в него, как кошка, - не успокаивалась Кимико. – А вот как к блядкам жены отнесется лорд Курэто – это еще вопрос. Советую подумать и…       Думать Аой не стала. Так разозлили гадкие слова, вылетающие из красивого ротика. В свое время ей было достаточно доли секунды, чтобы обнажить оружие и устранить любую угрозу своему господину. Реакция никуда не делась. Одним стремительным движением она схватила Кимико за кисть и заломила ей руку. Та ойкнула и инстинктивно согнулась в пояснице. Аой сунула ее головой в раковину и открыла кран.       - Остынь. Прикуси свой раздвоенный язык и убирайся в вашу нору. А если задумаешь раскрыть рот… Прежде, чем скажешь последне слово, Курэто уже будет знать, при каких обстоятельствах умерла первая жена его братца. В этой семье многое себе позволяют, но не переходят определенных границ. Тебя вышвырнут, как кошку, нагадившую в коридо…       Но противника она явно недооценила. Кимико ловко вывернулась и сильно оттолкнула ее. Тонкая шпилька подвернулась на скользком кафеле, Аой упала, больно ударившись бедром.       -У тебя нееет доказательств… - и в самом деле по-змеиному зашипела Кимико, отбрасывая с лица мокрые волосы.       Подняться удалось почти элегантно.       - Зато у меня есть глаза и уши. И кому Курэто поверит быстрее – своей жене или тебе, обманом влезшей в эту семью?       Кимико отжала в кулаке пряди, посмотрела на падающие вниз капли. Аой стояла напротив. Красивая ухоженная сучка. Всю жизнь получавшая то, что хочет…       - Для тебя он игрушка. Все равно ведь выбросишь… А для Аки…       И зачем сказала? Разве до таких доходят слова? Нет, их можно только загнать в угол и заставить сдаться.       Аой взглянула в зеркало, поправила съехавшее на бок колье. Не он здесь игрушка, девочка. Совсем не он… Шагнула вперед, посмотрела в красивые злые глаза.       - Останемся при своих, Кимико. Никуда он от твоей Аки не денется…       …Тогда им действительно так казалось. Что они взрослые люди, и могут позволить себе быть чуть-чуть счастливыми, не меняя сложившийся порядок вещей. Что заплатили за эту возможность сполна. Что нужно только сохранять видимость приличий.       Но все это совершенно вылетело у Аой из головы, когда она, замерев у приоткрытой двери кабинета, слушала отчаянные выкрики Сэнго. И когда мчалась вслед за Курэто, не сообразив даже выбрать в гараже машину поскромнее, чем серебристый «Ягуар». Удивительно, что секьюрити не обратили на нее внимания, занятые, видимо, более важными задачами.       Ей хватило ума и остатков выдержки, чтобы отпустить кавалькаду подальше на открытом шоссе. Аой вытерпела несколько минут, а потом двинулась следом, рыдая от ужаса, уже представляя себе горящие машины, лужи крови на асфальте, застывшие в неестественных позах тела…       Наверное, именно из-за этих придуманных и пережитых страхов вид Макото, живого и почти невредимого, окончательно сорвал надежную оболочку благоразумности. И все вышло так, как вышло.       Но оказалось, что быть вместе намного труднее, чем быть порознь…              Макото не хотел верить в то, что она права. Сопротивлялся изо всех сил. Но прекрасно осознавал, что любая мелочь, на которую пятнадцать лет назад они не обратили бы внимания, теперь нестерпимо раздражала, оставляла неприятный, как скрип песка на зубах, осадок.       Как-то ночью ему свело судорогой ногу. Дело было обычное, старая спортивная травма. Аки справлялась с этим буквально за секунды – нажимала на какие-то точки, массировала икру – и дикая боль отпускала. Аой же растерялась, засуетилась, разахалась, не зная, чем помочь. А он не мог даже ничего сказать, сил еле хватало, чтобы не заорать. Кое-как дотянулся, размял мышцу сам. Потом Аой всхлипывала на балконе, а Макото лежал и не мог заставить себя пойти к ней. Он чувствовал жалость и… отвращение. И боялся, что все это будет написано у него на лице. А еще ему невыносимо хотелось перестать мучиться и вернуться в старую, налаженную жизнь…        В другой раз во время какого-то спора – он даже не помнил теперь о чем – Аой, еще секунду назад азартно отстаивавшая свою точку зрения, вдруг замолчала, посмотрела на него честным, но совершенно пустым взглядом, и сказала:       - Ты, пожалуй, прав. Так действительно лучше.       В первое мгновение он обрадовался, что переубедил ее. А потом понял. Это была модель поведения. Выработанная годами. Годами жизни с человеком, которому нельзя возражать. И ужаснулся. Схватил Аой за плечи, встряхнул.       - Не смей соглашаться со мной! – заорал он. – Мне не нужна кивающая кукла! Мне нужен человек, который не боится говорить, что думает. Иначе…       Она молча вырвалась и вышла из комнаты. Макото опомнился, бросился за ней. Пытался извиняться, обсудить что-то… Но Аой просто уходила от разговора, не желала ни слушать, ни объяснять.       Он вспомнил этот момент и решил, что не поддастся соблазну все бросить и возвратиться обратно. Не позволит ей остаться такой отчаявшейся и со всем согласной. За нее нужно бороться. Он же помнит, что она может другой. И заставит ее тоже вспомнить об этом.       - Нет, - твердо сказал Макото. – Не зря. Давай попробуем еще раз. Неужели у нас не получится?