***
Джунмён сидел возле коленей папы и нежно гладя животик, рассказывал малышам сказку. Он проделывал эту процедуру каждый вечер, выдумывая всё новые и новые истории. —Мён, фантазёр ты мой любимый, ну где это такое видано, чтобы принц поменялся местами с нищим, только ты мог до такого додуматься. —Ну, папка, не перебивай, видишь они успокоились и тихонько слушают, им нравятся мои истории. Джун в подтверждение кивает головой на животик родителя и ещё с десяток детей, которые сидят тихо, как мыши, боясь спугнуть волшебного рассказчика. После того, как сказка окончена, уставшие и благодарные омеги разбирают своих сонных чад. Каждый тёпло благодарит младшего Кима за эти несколько часов тишины и покоя, когда маленькие члены клана находятся под присмотром юноши. —Ох, сынок, тебе уже пора обзавестись собственными детьми, ты же любишь малышей, и они просто обожают тебя. Вон, каждый день стайкой за тобой ходят, каждое слово ловят. Минсок нежно гладит любимого сына по волосам и целует поднятое личико. —Люблю, детей люблю, но, папочка, давай не будем поднимать тему моего повторного брака. Я там уже был и мне не понравилось, больше не хочу. Младший омега упрямо смотрит на отца и сердито вспоминает, как недавно в клан с визитом вежливости приезжали соседи. Ифань достойно встретил гостей, и Джунмёну весь вечер пришлось развлекать двоих старших сыновей старика Пака. При этом не один из этих самоуверенных мужчин даже не взглянул в сторону Чанёля, зато ошарашенно смотрели на красивого Бэкхёна, которого Ифань представил как супруга командира Чана. Эта встреча оставила горький осадок в груди Джуна, он долго не мог решить, что же ему не понравилось, а потом понял: Взгляды! Липкие, противные взгляды, которые буквально раздевали омегу. Джунмён видел такие глаза у так называемых друзей своего бывшего мужа. После таких взглядов очень сильно хотелось пойти и помыться, смыть ключевой водой неприятные ощущения. Так и не уснув, юноша решил сходить в библиотеку и выбрать себе книгу. Осторожно выпутавшись из одеял, Мён тихонько накинул длинный халат и, удостоверившись, что не разбудил брата, выскользнул за дверь. Подойдя к двери библиотеки, Джун сквозь щель заметил полоску света. Зайдя в комнату, омега увидел зажженный камин и спящего альфу на софе. Осторожно подойдя к спящему, омега подобрал выпавшую книгу и положил на стол. А потом тихонько нагнулся и стал рассматривать умиротворенное, спокойное лицо Сехуна. Сейчас, когда альфа расслабленно спал, вся жестокость ушла, оставив волевые, красивые черты лица. Джун внимательно посмотрел на кривую полоску шрама, которая тянулась от виска и до щеки. Ему захотелось провести пальцами по тоненькому бугорку, он уже протянул руку, а потом со страхом убрал. Это какое-то наваждение! Вдохнув тёплый запах дождя, омега подумал, что со стороны ведёт себя, как сумасшедший. И что нужно уйти, пока Сехун не поймал его за этим занятием. Но почему-то уходить совершенно не хотелось, а, наоборот, до безумия захотелось погладить и запустить пальцы в светло-русую густую шевелюру мужчины. Едва сдержав порыв, Джунмён тяжело вздохнул и, посмотрев последний раз на спящего Се, развернулся, чтобы уйти. Но чужая рука, стальной хваткой сжавшая руку, не дала ему этого сделать. Не успев и моргнуть, за секунду Мён оказался лежащим на софе и придавленный сильным телом альфы. —Что же ты там так внимательно рассматривал, мой хороший? Сехун смотрит в смущённое лицо и чувствует, как дурманящий запах шиповника усиливается, заставляя все чувства мужчины обостриться, принося лёгкую дрожь по рукам. —Джунмён, разве ты не знаешь, как опасно приближаться к сонным альфам, я мог нечаянно сделать тебе больно. Джун слышит чувственный голос и не понимает, что происходит. Впервые он не чувствует отвращения от тяжести и присутствия на себе чужого человека. Это как будто он сейчас лежит с Джонином, но с братом больше присутствует мысль о защищённости, а с Сехуном непонятное томление и сладкое напряжение внизу живота. А когда альфа приподнимается на руках, мимоходом вжимаясь телом в лежащего Джунмёна, то омежка непроизвольно вскрикивает от нахлынувших ощущений. —Я не боюсь тебя. Ты не сделаешь мне больно. Сехун всматривается в эти шоколадного цвета глаза, боясь найти в них малейший намёк на отвращение или страх, но то, что он видит, приводит его в восторг. Взгляд Мёна заволакивает поволока неприкрытого возбуждения, грудь тяжело вздымается, а язык нервно облизывает розовые губы. Альфа тяжело сглатывает слюну и сдерживает своё желание припасть к этим идеальным губам, попробовать их на вкус. А когда чувствует, что омега под ним шевелит бёдрами и сильней прижимается к его животу, то не выдерживает и, тихо взрыкивая, наклоняется к маленькому ушку. —Джунмён, прекрати ёрзать телом, ты сейчас играешь с огнём, я не святой! Джун возмущенно сопит где-то в районе шеи Сехуна. —Я не просил меня укладывать. Сам схватил, а теперь ещё и возмущаешься! Альфа тихонько хмыкает с ворчливого тона своей пары, а потом, не выдерживая, легонько проводит носом по скуле омеги, чувствуя, как быстрее бьётся чужое сердце в груди под его рукой. —Ты совершенно меня не боишься, и тебя не пугает мой шрам, ответь мне, мой мальчик, чем я пахну для тебя? Джунмён вспыхивает от заданного вопроса и сердито надувает губы, но моментально давится воздухом, когда чужие губы нежно прихватывают его отопыренную. —Джун, я жду ответа, если ты не ответишь, я тебя поцелую. Ну? — Сехун, ты не имеешь права, кто разрешал меня целовать, я тебе не давал… Мён не договаривает, когда горячий рот обхватывает чувствительную мочку уха и легонько прикусывает, вызывая по телу дрожь и громкий вздох. —Малыш, я не шучу, ответь мне. Юноша смотрит в потемневшие глаза мужчины и с тайным восторгом понимает, что невозмутимый альфа еле сдерживает себя в руках. И Джунмён решается на авантюру. Он делает то, что хотел сделать очень давно, запускает свою маленькую ладошку в светло-русые волосы альфы, а губами находит губы Сехуна и нежно целует. То, что это не сон, а реальность, Се понимает, когда маленький шустрый язычок младшего проникает в его рот и переплетается с его языком. Джунмён целует уверенно и страстно, вкладывая в силу своего поцелуя всё своё умение, а ещё что-то такое, что и сам не понимает. Он чувствует, как тело альфы расслабляется и Сехун полностью отдаётся во власть опьяняющего поцелуя. Забывая о всём на свете, чувствуя лишь только нежные сладкие губы на своих губах и юркие маленькие пальчики в волосах. А потом внезапно оказывается лежащим на полу, а довольный Джунмён стоит возле двери и проказливо улыбается. —Я не люблю, когда мне ставят условия и загоняют в рамки. Если ты хочешь меня поцеловать, просто скажи об этом. Омега открывает дверь и почти выходит, но потом делает шаг назад. —Ты пахнешь моим любимым запахом: летним дождём, который омыл зелёные листья и цветы. Ты пахнешь солнцем и водой, а ещё теплом. Твой запах - это воздух свободы и мечты о счастливом будущем. Твой природный запах настоящий, дурманящий, заставляющий хмелеть без вина. Запах альфы, моего истинного альфы! Джун твёрдо смотрит на сидящего на полу мужчину, а потом, поведя плечом, добавляет: —Я не знаю, почему ты мне не сказал, что ты мой суженный, наверное, у тебя была на это причина. Но теперь я хочу предупредить тебя. Я четыре года прожил в аду, потому что люди из моего клана так решили. Я выжил и стал сильнее, и теперь ни человек, ни природа мне не указ! Я буду с тем альфой, которого полюблю всем сердцем и отдам свою душу и тело. Сказав всё это, Джунмён разворачивается и гордо удаляется из комнаты, оставив альфу на полу с тяжелыми мыслями в голове. Сехун опирается спиной о софу и, сгибая ногу, притягивает её к своей груди. А потом, вспоминая коварный поступок омеги, тихо смеётся. —Значит, придется завоевать твою душу и сердце, Ким Джунмён, потому что моё ты уже заполонил. И я не отдам тебя другому. Не отдам!***
Еле переставляя ноги, Джунмён устало шёл в спальню. Сегодня был очень тяжёлый день, они с Исином и Луханом целый день были в седле, объезжая все деревни и дальние посты. Нужно было проверить поселения и поговорить со старостами, выслушать жалобы и просьбы. Раньше это делал Минсок, а после Исин, который теперь с радостью перекинул эту обязанность на Джунмёна. И теперь расплатой за беспокойный труд и долгое, непривычное катание на Шторме были ноющие мышцы спины и ног. — Господин, ну вы же засыпаете на ходу, поторопитесь, воду я уже приготовил, помочь вам помыться? Вышедший из спальни Бэкхён, увидев своего уставшего господина, всплеснул руками и попытался помочь дойти. —Всё хорошо, Бэкки, я сам могу. И, пожалуйста, перестань мне говорить господин, я твой друг и люблю тебя, можешь называть меня хёном. Услышу ещё раз *господин*, обижусь. Хорошо? Бэкхён застенчиво посмотрел на кряхтящего омегу и тихо повторил. —Хорошо, хён! Джунмён удовлетворенно прицокнул языком и ласково посмотрел на добавляющего горячую воду омегу. —Бэк, а ты уже сказал Чану о малыше? —Ещё нет! —А почему, ты что, боишься? Бэкхён, тяжело вздыхая, машет головой, а потом быстро и эмоционально начинает объяснять. —Нет, не боюсь, меня пугает другое. Он же с меня пылинки сдувает, носиться со мной, как с фарфоровой вазой. Лишний раз обнять боится, думает, что поломаюсь. Омега сердито фыркает и раздраженно смотрит на хихикающего друга. —Это не смешно… хён, я боюсь, когда он узнает, что я в положении, он меня закроет в комнате, предварительно уложив в кровать и обложив горой подушек. А так, пока мой запах не изменился, я могу хоть немного помочь клану. Старший не выдерживает, смотрит на обиженное личико омежки и громко смеётся, представив себе эту картину. — Не смешно, —Бэк обиженно надувает губки, но, представив себя беременного в постели с горой подушек под боком, и сам начинает громко хохотать. Отсмеявшись, Бэк желает спокойной ночи омеге и уходит, прикрыв дверь. А Джунмён, раздевшись, опускается в большую, широкую бадью с горячей водой и блаженно расслабляется, чувствуя лёгкое покалывание в уставших мышцах. Он откидывает голову на деревянный край и, закрывая глаза, представляет лицо Сехуна. После того случая в библиотеке Джунмён старается не попадаться на глаза своему альфе, потому что воспоминания о поцелуе до сих пор вгоняют в краску, заставляя всё больше и больше думать о избранном и глубоко в душе ощущать непонятное раздражение и чувство неудовлетворённости. Желая чего-то большего, чем простой поцелуй. Так, предаваясь мечтам, омега не замечает, как засыпает. А когда просыпается, чувствует, как его несут на руках и укладывают в постель, плотно замотав в одеяло. Нос знакомо улавливает любимый запах, и Джун счастливо прижимается к тёплому телу. —Джонин, ты вернулся! Джонин удобней укладывает омежку и ласково целует его в висок, а потом вспоминает, где нашёл брата, и сердито шипит в чужое ухо. —Ты решил утопиться или подхватить воспаление лёгких? Так себя измотал, что даже не заметил, как уснул в остывшей воде. Ты о себе совсем не думаешь, так подумай хотя бы о нас с папой. Мён открывает глаза и виновато смотрит на сердитого старшего брата, а потом тянется и легонько целует краешек губ. —Прости, я не подумал, что могу заснуть. Кай смотрит на испуганное личико, резко валит брата на подушку и начинает легко щекотать, заставляя младшего смеяться и уворачиваться от проворных пальцев. —Вот, получай, будешь знать, как заставлять меня волноваться! —Ха-ха, Нини, хватит, я больше не буду, пощади меня! Джун весело смеётся и просто падает в раскрытые руки альфы. Удобно расположившись в объятьях, натягивает на них одеяло, попутно замечая, что брат надел на него длинную рубаху. —Как твоя поездка, вы нашли их, словили? Джонин осторожно притягивает младшего к себе и утыкается ему в макушку, вдыхая приятный запах. —Нет, не нашли, эти сучьи дети снова успели уйти раньше, чем мы их достали. Правда они побросали половину украденных вещей, завтра Фань отвезёт их в деревню, на которую было совершено нападение. —Ясно, ты наверное очень устал? —Угу, а ещё переволновался за одного маленького *ундина*, который устроил себе банный день. Джунмён двигает не больно локтём, чувствуя, как попадает по альфе, и слыша внезапный *ох*. —Ей, я не ундина, я сирен! Омега гордо задирает нос, а потом не сильно вскрикивает, когда получает щелбан по носику. —Спи уже, сирен, люблю тебя! Джонин целует лохматую макушку и сильней втягивает воздух. —Мён-а, а когда у тебя должна быть течка? Джунмён, смутившись, закусывает губу и тихо отвечает. —Её нет уже как два года, у меня нет течки! Я долго пил лекарство, подавляющее желание и противозачаточное. И, скорее всего, просто убил в себе природные способности омеги. Джонин переворачивает брата лицом к себе и тревожно всматривается в спокойное лицо. —А что ещё ты употреблял? Джун безразлично двигает плечами и равнодушно отвечает на вопрос: —Кёнсу приносил мне мазь и специальное лекарство, чтобы я не чувствовал боли, его для меня делал учитель, а потом я и сам научился его изготавливать. Старший сильнее прижимает к себе брата, жалея, что не может убить ещё раз мерзавца Ли. —Джун, а этот Кёнсу, про которого ты постоянно говоришь, он очень много для тебя значит, он дорог тебе? —Да, Джонин-а, он и Бэк единственные люди, которые приняли и поддерживали меня в те злосчастные годы. Кёнсу был моей опорой, другом, родной душой. Он удивительный человек, омега с характером альфы, который ничего не боялся. Мой муж часто злился на омегу, его били и издевались над ним, но он всё равно всегда гордо держал голову, постоянно дерзил и защищал меня. А потом его у меня забрали и я даже боюсь подумать, что за преданность мне сделали с моим милым Кенни. Омега, не выдерживая нахлынувших воспоминаний, тихо всхлипывает. Джонин успокаивает и вытирает слёзы, а потом, как в детстве, обнимает вздрагивающего брата и тихонько напевает ему детскую колыбельную, ту, которую им пел Минсок. Только когда чувствует, как дыхание омеги выравнивается, альфа перестаёт петь и с любовью смотрит на любимого человека. —Я верну тебе твоего друга, верну тебе твою родственную душу, мой хороший. Я тебе это обещаю. Он ещё долго лежит и смотрит на спящего Мёна, думая, что ему нужно сделать. А рано утром он нежно целует брата и идёт к Фаню. Провожать его выходит Минсок и Чондэ. —Мальчик мой, почему ты едешь один, возьми с собой своих друзей, я буду меньше волноваться. Минсок встревоженно смотрит на старшего сына и сильней прижимается к мужу. —Не бойся, папа Мин, я знаю, что делаю, почему-то я уверен, что моя миссия будет удачной, попрощайся за меня с мелким, только не говори, куда я поехал. Хорошо? Мин кивает и нежно прижимает к груди альфу. —Хорошо, сынок, береги себя и возвращайся поскорей. Я люблю тебя. Джонин целует плачущего папку в щечку и просит ЧонДэ позаботиться о его любимых омегах. Он легко вскакивает на своего Метиса и выезжает из замка. —ЧонДэ, с ним же будет всё в порядке, мой мальчик вернётся ко мне? Голос старшего испуган и дрожит. ЧонДэ нежно обнимает любимого супруга, целуя заплаканные раскосые глазки. —Всё будет хорошо, дорогой. Ты же знаешь, что ради своего Сухо наш Кай и чёрта лысого из под земли достанет. Не волнуйся, родной, тебе нельзя волноваться и плакать, а то Джун будет опять сердиться. А мне и того раза хватило, как вспомню его ледяной тон, аж мороз по коже. ЧонДэ успокаивает мужа и осторожно ведёт своего кругляша обратно в замок, думая, что придумать, чтобы младший омега ничего не заподозрил.