Out of the Woods

Ветер в очередной раз изменил направление и швырнул в лицо Софи прядь ее собственных волос. Софи раздраженно откинула их назад, заложила за ухо и снова склонилась над планом. Жан-Жак опять безуспешно попытался влезть между ней и инспектором Марше. Он появился слишком поздно, когда все уже эвакуировались из оцепленного теперь здания, а команда была в курсе дела и, в общем, в нем не нуждалась, но Марше велел ему оставаться и быть на подхвате — никто не знает, в какой момент могут понадобиться лишние люди. Жан-Жак, разумеется, не ушел бы и сам, несмотря на законный выходной, но быть на подхвате он просто не умел — ему требовалось действовать. Марше и Софи с двух сторон прижимали к капоту полицейской машины план, который ветер вырывал из их рук, и вполголоса обсуждали, что делать дальше. Жан-Жак, наконец, отчаявшись втиснуться между, обошел их, остановился у дверцы, положил локоть на крышу автомобиля и постарался сделать вид, будто стоит там уже давно. Марше бросил на него взгляд, вздернув густые седые брови, но ничего не сказал и тут же снова посмотрел вниз. — Подобраться незамеченными нам не удастся, — говорила Софи. — Второго входа в переговорную нет. Марше отпустил план, который Софи поймала на лету, и, сжав руку в кулак, воскликнул: — Черт! Где пропадает Блейз! — Едет, — заверила Софи. — Наберитесь терпения. — Нет. Попробуем еще раз сами. — Марше развернулся к ним спиной и зашагал к своей машине, возле которой сгрудились полицейские. — Кто такой Блейз? — спросил Жан-Жак у Софи. Та смерила его недовольным взглядом, но пояснила: — Переговорщик из центрального управления. Вроде бы специально этому учился. Я, честно говоря, отношусь скептически, но Марше его знает. Жан-Жак, которому имя «Блейз» рисовало образ прожигателя жизни в темных очках и с сигаретой в зубах, пожал плечами и протянул руку. Софи помедлила, но все-таки отдала ему план. Жан-Жак расправил его перед собой — два опен-спейса по сторонам от лифтов, ряды кабинетов вдоль стены здания и несколько переговорных в восточном крыле. В одной из них и находились заложники — с десяток топ-менеджеров компании под названием «Антребуа», удерживаемых ее бывшим сотрудником Шарлем Бедаром. Еще несколько месяцев назад Бедар занимался чем-то неопределенным в отделе продаж. Его результаты всех удовлетворяли — или, скорее, никого не интересовали — до тех пор, пока компания не решила круто изменить стратегию, открыв собственную сеть магазинов. Тут быстро выяснилось, что Бедар не справляется не только с новыми, но и с текущими задачами, в связи с чем его без долгих разговоров заменили на более опытного и расторопного сотрудника. В принципе, вполне заурядная история. Однако ситуация, видимо, осложнилась личными проблемами: было уже известно, что новую работу он не нашел, с квартиры съехал, когда кончились деньги, а вдобавок ко всему после долгой болезни скончалась единственная родственница — престарелая тетка, которая воспитывала его с десяти лет после смерти родителей. В этих бедах надо было кого-то винить, и Бедар выбрал бывшее руководство — или руководство просто шло первым в его списке. Эту информацию Жан-Жак узнал на брифинге примерно двадцать минут назад: Софи оперативно опросила бывших коллег Бедара, которых вывели из здания. Коллеги называли его замкнутым, нелюдимым, одиноким и вспыльчивым. Несколько человек заявили, что почти не удивлены такому поступку, а одна дама рассказала, как на чьем-то дне рождения он специально кинул в ее бокал зубочистку, надеясь, что она не заметит и подавится. Последнее не приняли во внимание — хотя бы потому, что к нынешнему делу это отношения не имело, — но личность террориста решили считать установленной. Жан-Жак, свернув оказавшийся бесполезным план, догнал Софи, которая уже двинулась следом за Марше, и, примеряясь к ее шагам, заметил: — Странно, что они не попытались выбраться сами. — А ты бы попытался? — отозвалась Софи. — Когда сумасшедший тип наставил на тебя пистолет? Никому не хочется рисковать собственной шкурой. — Камеры отрубили? — на всякий случай уточнил Жан-Жак. — Разбиты, — ответила Софи. — Сама система работает. Их там немного — несколько в опен-спейсе и коридоре, две в переговорной. В общей сложности, штук пятнадцать. — Он разбил пятнадцать камер? — усомнился Жан-Жак. — В одиночку? — Мог заставить заложников. — Софи остановилась возле группы полицейских, образовавших круг, в центре которого, прижимая к уху телефон, стоял Марше. Один из констеблей, заметив их, посторонился — Софи тут же юркнула ближе к инспектору, и Жан-Жак последовал ее примеру. Марше, лицо которого не выражало абсолютно ничего, выждал еще несколько минут, а потом опустил телефон со словами: — Не берет. Это могло означать все, что угодно, но выстрелы они должны были услышать. Если только там не пистолет с глушителем — или не только пистолет, а еще какой-нибудь газ. Может, он заставил их всех напиться яда. Жан-Жак почувствовал, как по позвоночнику поднимается предательская дрожь. К такому его жизнь не готовила — точнее, готовила не жизнь, а пара занятий в академии, но тогда он и представить себе не мог, что это случится на самом деле. Они звонили в переговорную дважды, и в первый раз на них обрушился только долгий и бурный поток угроз, зато во второй террорист был намного сдержанней, сообщив, что его зовут Шарль Бедар, и он собирается восстановить справедливость, а именно — прикончить своих обидчиков. И никто, конечно, не спросил, почему он не прикончил их сразу, и не указал на то, что решение о его увольнении принимали не они, а линейный менеджер. Злить людей в таком состоянии опасно. — Пробуем еще, — сказал Марше, разворачивая телефон экраном вверх, но тут за спиной Жан-Жака послышался визг тормозов, который заставил всех обернуться в сторону подъездной дороги. Изрядно потрепанная машина остановилась по диагонали к бордюру, водительская дверца распахнулась, и на асфальт ступил высокий худой человек в застиранных серых джинсах и видавшей виды кожаной куртке. Марше многозначительно произнес «а!» и шагнул вперед, заставляя подчиненных расступиться. — Инспектор. — Блейз — а это был, конечно, Блейз — потряс протянутую ему руку, коротко кивнул и вдруг улыбнулся, что скорее понравилось Жан-Жаку, но явно не понравилось Софи, которая кашлянула, привлекая к себе внимание, и представилась: — Лейтенант Софи Сильвен. Мы очень рады, что вы к нам присоединились — надеюсь, теперь дело пойдет быстрее. — Я бы на это не рассчитывал, — ответил Блейз, сжимая ее пальцы и продолжая улыбаться. — Думаю, что даже наоборот — хорошо бы оно шло помедленней. Иначе мы вряд ли добьемся успеха. Софи заметно напряглась. Должно быть, ей тоже до сих пор не приходилось с таким сталкиваться. Она была старше Жан-Жака лет на десять, но в их отделение перевелась не очень давно — может, два года назад — а до этого работала в какой-то глуши, где большую часть времени все, наверное, ограничивалось спасением забравшихся на дерево кошек. Нет, это он, конечно, преувеличил — даже в глуши люди нарушают закон — но факт оставался фактом: им всем хотелось, чтобы проблема разрешилась скорее. — Софи, — вмешался Марше, — введи нас в курс дела. Только кратко. — Шарль Бедер вошел в здание около часа назад, — послушно начала Софи. — По всей видимости, у него был пропуск — пока не известно откуда, но могли, в принципе, не забрать при увольнении. Он поднялся на третий этаж, в офис компании «Антребуа», там зашел в опен-спейс и стал угрожать сотрудникам, размахивая пистолетом. Началась паника, большинство убежали, пара человек попытались его остановить, но он выстрелил в потолок, и после этого героев не осталось. Видели, как он шел в сторону переговорных. Приехала полиция, всех эвакуировали — людей, слава богу, немного, здание отремонтировано недавно, и часть помещений не занята. Бедар держит в заложниках несколько топ-менеджеров, у которых проходило совещание… — Это он вам сказал, — полувопросительно произнес Блейз. — Да, когда мы звонили, — вмешался Жан-Жак, перетягивая взгляды на себя. — Но мы слышали голоса, там точно есть живые люди. Даже если он кого-то… — Давайте считать, что никого, — перебил Блейз. — Как насчет требований? — Мы не решились спросить, — ответил Марше. — Сам он ничего не требовал, только повторял, что убьет заложников, и повесил трубку, пока я пытался сформулировать вопрос. — А потом вы звонили еще раз? — Нет, — отозвалась Софи. — Это был второй раз. В первый он просто кричал. — Очень хорошо, — неизвестно чему обрадовался Блейз. — Он может видеть нас из окна? Они переглянулись, и Жан-Жак — видимо, по праву человека, до сих пор держащего в руке план — ответил: — Теоретически да. Переговорные с этой стороны. Но мы не заметили, чтобы кто-то выглядывал. — Он перестал брать трубку, — добавил Марше. — Не исключено, что они переместились куда-то еще. — Не исключено, — подтвердил Блейз. — Нам понадобятся номера телефонов в опен-спейсе, но давайте сперва попытаемся еще раз. Лейтенант Сильвен, появились какие-нибудь новые данные по личности Бедара? — Одна свидетельница сообщила, что у него вроде была девушка, — сказала Софи. — То ли Мария, то ли Марианна. Впрочем, она не уверена: возможно, он только хотел предложить ей встречаться. Или… — Софи поморщилась, — или вообще ее придумал. — А ему это свойственно? — ухватился за ее слова Блейз. — Придумывать такие вещи? — Коллеги говорят, что с ним было сложно общаться. Он изъяснялся путано, суть становилась ясна далеко не сразу, у многих просто не хватало терпения. — Ясно. — Блейз забрался рукой во внутренний карман куртки, извлек оттуда небольшой планшет, который своей видимой новизной резко контрастировал с его поношенной одеждой, и разблокировал экран, открывая заметку, где, очевидно, содержалась вся собранная по Бедару информация. — Неплохо бы выяснить насчет девушки поточнее, на эту тему иногда можно надавить, но не хотелось бы ошибиться. И мне нужен список заложников, хотя бы ориентировочный. — Ес-с… — Софи запнулась, наверное, не будучи уверенной, имеет ли Блейз право ей приказывать. — Да, хорошо. — Не волнуйтесь, — неожиданно мягко произнес Блейз. — Чем дольше заложники остаются живы, тем меньше вероятность того, что они погибнут. — Это не может всегда работать, — вмешался Марше. — Особенно если мы продолжим болтать. Софи, пока никого не отпускай. Сделай список заложников, и побыстрее. Джей-Джей, попробуй узнать что-нибудь еще про девушку. И вообще — что-нибудь еще. Поговори с людьми, у тебя это обычно неплохо получается. Новые подробности — сразу к нам. Блейз внес в заметку Марию-Марианну, и Марше передал ему телефон, жестом подзывая поближе двух констеблей — кто-то должен был дежурить рядом на случай неотложных поручений. Жан-Жак хотел бы остаться и сам, чтобы посмотреть, как работает переговорщик, но Софи легонько ткнула его кулаком в плечо и двинулась в сторону небольшого сквера, где — на разумном расстоянии от опасности — все еще находились свидетели. — Господин Бедар, — произнес за его спиной Блейз вдруг сильно изменившимся, ставшим каким-то глухим и усталым голосом. — Я очень рад, что мне удалось… — Мы никак не можем выяснить, куда переехал этот Бедар. — Сбоку подскочил Поль, висевший на связи со штабом. — Хозяин старой квартиры говорит, что он не оставил никакого адреса. Жан-Жак поморщился и прислушался, но они все равно уже отошли слишком далеко, чтобы разобрать слова Блейза. — А тетка? — спросила Софи. — Ну, которая померла. Может, она оставила ему квартиру? — Она жила в доме престарелых, — отозвался Поль. — Вроде как совсем впала в маразм. Ее квартиру Бедар продал два года назад. — Вот как? — встрепенулся Жан-Жак. — А почему он не стал там жить? — Увы, никто не поинтересовался. Собственно, о продаже тоже никто не знал — это Шарлотта, — Поль взмахнул телефоном, — нашла в каких-то базах. — Черт, мне его даже немного жалко, — сказала Софи. — А где, в таком случае, деньги? — не отступился Жан-Жак. Поль пожал плечами. — Шарлотта может выяснить? Какие-нибудь вклады в банках, крупные покупки? — Шарлотта может все. Но, наверное, понадобится время. — Ты уверен, что это в приоритете? — вмешалась Софи. — Не очень, — честно признался Жан-Жак. — Просто это кажется странным. Если у него были деньги, почему увольнение его так подкосило, а если не было, то куда они делись? — Ну, квартира дешево стоила? — предположил Поль. — И он спустил все на девочек и выпивку. — Если так, для Блейза это может оказаться полезной информацией, — заметил Жан-Жак. — Нас учили, что с террористами следует разговаривать в их системе координат. Девочки и выпивка тоже могут быть ключом к налаживанию контакта. — Хорошо, — кивнул Поль. — Вы далеко? — Пообщаемся еще со свидетелями, — ответил Жан-Жак. — На связи. Когда они добрались до рощи, Софи вдруг сказала: — Мы могли бы войти в здание. — Ты имеешь в виду, штурмовать? — Не знаю. Но мне не нравится, что мы так далеко. — Тебе не нравится, что ты не видишь происходящего, — согласился Жан-Жак. — Я понимаю. Нет контроля над ситуацией. Но Блейз потому и спрашивал, видно ли нас в окно. Если мы войдем, Бедар может заметить. — Есть запасной вход. Даже два, — негромко заметила Софи и вздохнула. — Ладно, мы теряем время. Попробуй поговорить с женщиной, которая рассказала мне про Марию — вон она, блондинка в сером костюме, Эвелин. Эвелин сидела на скамейке в компании совсем молодого констебля и воинственно вскинула подбородок при виде еще одного человека в форме — похоже, ее как ценного и знающего больше других свидетеля уже успели допросить все, кому не лень.Тем не менее, Жан-Жак сдержанно улыбнулся и, согнав констебля взглядом, сел на освободившееся место. — Сержант Леруа, добрый день. Как вы? — участливо осведомился он. — Черт, не догадался принести вам кофе, но мы можем попросить… — Какой кофе? — перебила его Эвелин. — Когда речь идет о жизни людей! — Именно! — подхватил Жан-Жак, мысленно обругав себя. — Очень хорошо, что вы это понимаете. Но не поддавайтесь панике. Каждый из нас делает то, что может. — Я могу еще раз рассказать вам про Шарля. — Эвелин вздохнула и откинулась на спинку скамейки. — Не знаю, правда, зачем. — Попробуйте рассказать мне что-то, чего не рассказывали другим, — предложил Жан-Жак. — Мы с ним сидели в самом углу опен-спейса, — сказала Эвелин, немного помявшись. — Как раз там, где эти… переговорные, за шкафами. Я лицом к окну, а он по диагонали от меня — спиной. — И вы общались, — подхватил Жан-Жак. — Очень редко, — ответила Эвелин. — Мы здоровались, я всегда спрашивала, как у него дела, но… Впрочем, иногда его словно прорывало, он начинал говорить — знаете, наверное, он был не совсем здоров. — Физически? — Скорее психически. То есть теперь это кажется очевидным. — Эвелин бросила взгляд на окна третьего этажа, которые едва просматривались сквозь ветви деревьев. — А Мария? — не выдержал Жан-Жак. — О ней вы что-нибудь вспомнили? — Да забудьте вы про эту Марию, — недовольно пробормотала Эвелин. — Зря я ее упомянула. На самом деле, очень сомневаюсь, что он с кем-то имел отношения. Просто тогда обратила на это внимание, потому что от него редко можно услышать женское имя. Думаю, он говорил про какого-нибудь персонажа. — Ясно. — Жан-Жак кивнул, решив, что настаивать на этом вопросе — только впустую тратить драгоценное время: им требовалась конкретная информация. — Да и случилось это давно, — добавила Эвелин. — Пару лет назад. Потому и подробностей уже не помню. — Пару лет назад? — переспросил Жан-Жак, доставая телефон, чтобы проверить в информационной рассылке, не звали ли Марией тетку Бедара. — Может, полтора года, — засомневалась Эвелин. — Но не меньше. — А что-нибудь еще необычное произошло два года назад? — поинтересовался Жан-Жак, погасив экран. Тетку Марией не звали. Эвелин наморщила лоб и обвела задумчивым взглядом серое небо, качающиеся на ветру кроны деревьев, снующих вокруг полицейских, и Жан-Жак невольно затаил дыхание, чувствуя, что перед самым носом прыгает, дразнясь, какая-то ниточка, но его ждало разочарование — Эвелин не могла ничего припомнить. Он посидел с ней еще несколько минут, задавая наводящие вопросы, но это тоже ни к чему не привело. Софи, от которой явно было больше пользы, нашла его со списком вероятных заложников, и они вместе вернулись к Блейзу и Марше. Жан-Жак с удивлением заметил, что телефона в руке Блейза уже не было. Софи передала ему список и спросила: — Мы попросим отпустить несколько человек? — По ситуации, — лаконично отозвался Блейз. — Можно упирать на то, что большинство из них вообще не имеет никакого отношения к увольнениям сотрудников, — предложила Софи. — Я здесь отметила… — Боюсь, что у Бедара иная логика, — перебил ее Блейз. — Он считает их всех виновными. Богатые люди, которые получают деньги ни за что. Идут по головам, сами того не замечая. — Вряд ли они такие уж богатые, — усомнился Жан-Жак. — Компания не очень крупная. — Но она быстро растет. И можно задушить ее в зародыше. Что с девушкой? — Ничего, — ответил Жан-Жак. — Ложный след. Что случилось? Он чего-то потребовал? — Нет, — коротко отозвался Блейз и протянул руку к Марше. — Инспектор, давайте телефон. И отойдем, здесь слишком шумно. — Джей-Джей, — сказал Марше. — Будь здесь, должны приехать люди из центрального управления. Софи, с нами. Софи тут же бросилась за уходящим Блейзом, и Марше, хлопнув Жан-Жака по плечу, направился следом, сопровождаемый молчаливыми констеблями. Они отошли к последнему ряду машин — не очень далеко: Жан-Жак четко видел, как Блейз набирает номер, как Марше хмурит брови, как Софи в ожидании приоткрывает рот — но потом один из констеблей почти полностью загородил их своей широкой спиной, и он со вздохом отвернулся к зданию. Оцепление начиналось примерно в двадцати метрах от него и выглядело излишне внушительно — когда его выставляли, было еще толком неясно, что именно произошло. Но как удивительно — всего один человек с одним единственным пистолетом держит в напряжении столько народа. — Эй, — Поль незаметно подошел сзади, и Жан-Жак едва не подпрыгнул, — что, Софи взяли в переговорную группу? Как у них успехи? — Похоже, что не очень, — ответил Жан-Жак, переведя дыхание. — Кто-то едет к нам из центрального управления. — Логично. — Поль кивнул. — Мы здесь уже больше часа. Если Блейз ничего не сможет разрулить в ближайшее время, речь, видимо, пойдет о штурме. — Они на третьем этаже, — напомнил ему Жан-Жак. — Бедар успеет прикончить нескольких заложников, если заподозрит неладное. — Он до сих пор никого не прикончил. Значит, что-то его все-таки сдерживает. — Ты узнал про деньги? — вспомнил Жан-Жак. — Частично. Похоже, что вкладов в банках у него нет. Насчет крупных покупок Шарлотта пытается выяснить. Может, он просто потерял их? Погорел на каких-нибудь акциях? — Не знаю, — пробормотал Жан-Жак. — Не нравится мне это. Но в следующие полчаса времени подумать у него не было. Группа из центрального управления привезла аппаратуру, и теперь Софи с Марше стояли в наушниках, напряженно вслушиваясь в диалог, который Блейз вел в одиночку. Спецназовцев не наблюдалось, но Жан-Жак не сомневался, что они где-то неподалеку. Подоспели и журналисты, для которых пришлось выставить отдельный кордон. Жан-Жак затерялся среди машин, опасаясь, что его отрядят с ними общаться, и эту задачу взвалили на некстати подвернувшегося Поля. Наконец, прибыл и заместитель начальника полиции Морель, который отвел в сторону Марше и не менее пяти минут с ним разговаривал, после чего Марше отобрал наушник у Софи и сказал ей что-то, от чего она сразу подобралась, коротко кивнула, завертела головой, осматриваясь, а потом двинулась вдруг в сторону Жан-Жака. — Ну? — окликнул Жан-Жак, не дожидаясь, пока она приблизится. Софи все-таки сделала еще несколько шагов, прежде чем ответить вопросом на вопрос: — Где план? Жан-Жак пару раз моргнул, а потом спохватился и полез в карман брюк, где лежал сложенный во много раз план этажа. Софи развернула его и нахмурилась. — Что? — поторопил ее Жан-Жак. — Штурмовать? — Пока проработать варианты, — отозвалась Софи. — Черт, мне нужны планы всего здания. У кого они были? — Наверное, у Давида, — предположил Жан-Жак. — Расскажи, а? Хотя бы в двух словах. — Это очень странно. — Софи опустила план и посмотрела на него каким-то потерянным взглядом. — Он не выдвигает никаких требований. Просто обещает, что убьет их. Блейз уговаривает его передать трубку кому-нибудь из заложников, но пока безуспешно. — Может… — Жан-Жак сглотнул. — Может, они мертвы? — Нет, мы слышим голоса. Но очень глухо, не разобрать, о чем говорят. А еще он бросает трубку. И после несколько раз не берет. А когда берет, то все по новой. — Софи покачала головой и двинулась было в сторону рощи, но потом обернулась. — Иди послушай. Марше тебя не прогонит. Жан-Жак замешкался, хотя группу из управления он уже встретил, а других указаний ему не давали — и, возможно, как раз дадут, если он попадется на глаза. Однако Марше, когда он все-таки подошел, без лишних слов протянул ему наушник, который он немедленно приложил к уху. В первые три-четыре секунды он не услышал ничего, кроме прерывистого дыхания — звучало так, будто человек на другом конце линии собирается заплакать. Неужели Блейзу таки удалось его сломать? Жан-Жак посмотрел на переговорщика, но тут хриплый голос произнес ему в ухо: — Я держу их на мушке. Каждого. Я готов. У меня хватит патронов. Они за все поплатятся. — Это очень важное решение, — мягко отозвался Блейз. — И я знаю, что вы приняли его не сразу. Вы взвесили все «за» и «против». Но мне хочется понять, что именно склонило чашу весов… — Убью, — повторил Бедар. — Никто… — Его голос вдруг прервался грохочущим кашлем, который длился, кажется, не меньше минуты, прежде чем он, наконец, выдавил: — Никто не выйдет живым. — Вы нездоровы? — мгновенно отреагировал Блейз. — Вам нужна помощь? — Помощь? — переспросил Бедар. — Не притворяйтесь, что хотите мне помочь. — Но я правда хочу вам помочь. Если вам нужен врач… — Полицейские свиньи! — вдруг заорал Бедар. — Мрази! Вы никому не хотите помочь! Вы только разрушаете! — Я не полицейский, — спокойно сообщил Блейз. — Я здесь по просьбе полиции, но… — Все сгорите в аду! — продолжал Бедар. — Все! Я их прикончу! Прямо сейчас начну! Прямо… Связь оборвалась, и в наушнике раздались короткие гудки. Блейз, который сидел на заднем кресле открытой машины боком, ногами наружу, ударил себя кулаком по бедру и смачно выругался. — Кажется, мы сдвинулись с мертвой точки, — заметил Марше, потирая ладони. — Вы думаете, он болен? — Не уверен. Но это многое бы объяснило. — Он не сказал «нет». — Это само по себе ничего не значит. — Блейз вздохнул. — Звоните, звоните, чего вы ждете! — Джей-Джей. — Жан-Жак повернулся к Марше, который снял наушник и теперь теребил его в пальцах. — Выясните, не лечился ли он где-нибудь. — Есть, — отозвался Жан-Жак, разрываясь между сожалением — ему хотелось послушать еще — и облегчением — голос Бедара был чрезвычайно неприятным. Таким голосом говорят, будто вынимают из души что-то легкое и светлое — и становится совсем тяжело и темно. — Побыстрее, — добавил Марше. — Свидетели упоминали, что у него могут быть проблемы с головой, — все же сообщил Жан-Жак. — Конечно, проблемы, — раздраженно произнес Блейз. — Иначе он вряд ли вообще стал бы это делать. Вы там звоните или нет? Жан-Жак оставил наушник кому-то из центра и, отойдя подальше, связался со штабом. Шарлотта заверила его, что Бедар ни от чего не лечился, но она обязательно посмотрит еще раз. Оставив ее заниматься этим, Жан-Жак в нерешительности остановился недалеко от оцепления. Ветер утих, и начало смеркаться — через час уже будет совсем темно. Через час — он вдруг это понял — все изменится. Наверное, не закончится — но какое-то решение должно быть принято. Либо Блейз сдвинется с мертвой точки — почему он до сих пор не может этого сделать? — либо прикажут готовиться к штурму. Тем более, Марше уже отправил Софи смотреть планы… Жан-Жак, в целом, доверял своей интуиции. Проблема была в том, что захват заложников — вовсе не та ситуация, в которой следует полагаться только на нее. И, тем не менее, она изо всех сил кричала ему, что штурмовать нельзя. Но что делать, если с Бедаром не удастся договориться? А как договориться с человеком, который даже ничего не просит? И почему он ничего не просит? Возле одной из машин Жан-Жак заметил белобрысую макушку Софи, склонившейся над планами, — в точности как несколько часов назад, когда он только приехал. Однако теперь Софи не просто смотрела. Проработать варианты. Жан-Жака передернуло — впервые за этот день ему стало по-настоящему страшно. — Было бы хорошо, если бы он пустил нас внутрь, — сказала Софи, когда Жан-Жак подошел ближе. Она выглядела измотанной: рубашка с одной стороны выбилась из брюк, встрепанные ветром волосы требовали расчески, а от помады на губах уже ничего не осталось. — Кажется, он на это не настроен, — ответил Жан-Жак с невеселой усмешкой. — С ним не за что зацепиться. — Софи на мгновение прижала к лицу ладонь и помассировала лоб большим и указательным пальцем. — Он ничего не просит, ничего не рассказывает. Вдруг там и правда уже нет живых? А голоса — это просто какое-то видео на компьютере? — Наверняка мы этого все равно не можем узнать, — заметил Жан-Жак. — А ждать тоже опасно. Что там? — он указал подбородком на план. — Вот два запасных выхода. — Софи ткнула пальцем в две точки на бумаге. — Думаю, имеет смысл использовать дальний, чтобы успеть сориентироваться по обстановке. На третьем этаже придется переходить открытое пространство. Полагаю, там столы, но все равно — группа захвата должна быть небольшой. Переговорки за шкафами, вот здесь. — Она провела пальцем линию. — Но шкафы не сплошные, между ними проходы — это не слишком хорошо. И я очень боюсь, что он перевел заложников куда-то еще. — Он там один, — напомнил ей Жан-Жак. — Для него это слишком большой риск. К тому же, телефон, по которому мы звоним, проводной. Пока он отвечает, можно не беспокоиться. Софи оглянулась, а потом быстро произнесла: — Марше хочет штурмовать. Морель собирается отдать приказ уничтожить Бедара. Блейз бесится, просит еще время. Между прочим, помнишь тот случай с захватом заложников в клубе? Лет пять назад? — Жан-Жак кивнул. История была нашумевшая и — политическая. — Оказывается, Блейз их вытаскивал. Несколько людей все же погибло, но считается, что ему удалось добиться невозможного. Наверное, мы только поэтому до сих пор ждем. Бедар явно неадекватен. — Неадекватен, — согласился Жан-Жак. — И если заметит штурмовую группу, возможно, перестреляет всех заложников… Софи? — М? — Софи, которая снова было уткнулась в план, подняла на него взгляд. — А что если мне, ну, разведать обстановку? — В смысле? — недоуменно спросила Софи. — В прямом. — Жан-Жак подступил к ней еще на полшага и заговорил тише. — Я зайду с запасного хода, как ты говорила. Но один, без группы. Поднимусь на третий этаж и посмотрю… что там происходит. Свидетели сказали, что в переговорных стеклянные стены — если получится подойти, я смогу увидеть хотя бы, жив ли кто-то. А потом вернусь назад. — Ты с ума сошел! — шепотом возмутилась Софи. — А если тебя заметят? — Меня заметят с меньшей вероятностью, чем группу, верно? — Марше никогда на это не согласится, — отрезала Софи. — А ты? — спросил Жан-Жак. — Что я? — Ты старше меня по званию. — Я не могу тебе этого приказать! — И не надо! — Жан-Жак замотал головой. — Просто одобри мой план. Скажи, что он не совсем идиотский. — Джей-Джей, прекрати. — Софи смотрела на него умоляющее. — Если хочешь, давай предложим это Марше. Я тебя поддержу. Жан-Жак поморщился и попытался придумать аргумент, который ее пробьет. Марше, даже если согласится, пошлет кого-нибудь другого. Кого-нибудь из спецназа. А Жан-Жак был уверен, что справится сам. Что в этом сложного? Можно двигаться по стенке, а потом перебегать от одного шкафа к другому — встать за последним и выглянуть. Ему всего-то и надо — увидеть, что там нет горы трупов, и ориентировочно узнать, где именно находится и чем занят Бедар. — Я обещаю не рисковать, — сказал он Софи. — Только взгляну — и сразу назад. Он меня не заметит. — А если заметит? — А если он их убьет? — подхватил Жан-Жак, воодушевленный тем, что Софи до сих пор не сказала «нет». — Не волнуйся, у меня скрытность прокачана до максимального уровня. — По-моему, сейчас не время для шуток. — Просто я могу это сделать сразу, — добавил Жан-Жак. — Без лишних согласований, которые отнимают время. И мне ничего не нужно — кроме, может быть, небольшой помощи от тебя. — Тебе нужен бронежилет, — пробормотала Софи. — Но если мы за ним пойдем, на это обратят внимание. Софи, — Жан-Жак положил руки ей на плечи, — я обернусь за пять минут. Подумай, это очень сильно нам поможет. Одно дело смотреть на планы и совсем другое — увидеть своими глазами. Ты ведь сама хотела… — Хорошо, — вдруг перебила его Софи. — Раз я хотела, то и пойду я. — Нет, — тут же выпалил Жан-Жак. — Ни в коем случае. Я это придумал — я и пойду. Ты нужна здесь. — А что будет, когда ты вернешься? Думаешь, победителей не судят? Марше тебя с потрохами съест. — Во-первых, не съест. — Жан-Жак улыбнулся. — Может, наверное, объявить выговор. Но если там все, как мы и ожидали — если Бедар сидит в переговорной и держит заложников на мушке — не обязательно даже ему говорить. Руководить штурмом наверняка будешь ты. — Он только просил меня проработать варианты. — Потому и просил. Софи, мы теряем время. Ты должна провести меня внутрь. — Но как? — Софи нахмурилась и посмотрела по сторонам. Жан-Жак, решив не добиваться от нее четкого согласия и довольствоваться тем, что есть, быстро проговорил: — Мы идем к запасному входу. Там дежурят двое — ты скажешь, что им надо встать в оцепление впереди, а мы сменим их, потому что… ну, не знаю почему, просто надо, приказы не обсуждаются. Когда они уходят, ты остаешься внизу, а я быстро поднимаюсь наверх, смотрю и сразу же возвращаюсь назад. Потом будем решать по ситуации. Софи задумчиво поджала губы, и Жан-Жак затаил дыхание. Если она таки откажется, он как-нибудь сделает все один — лишь бы она не побежала к Марше. Но Софи вздохнула, на пару секунд прикрыла глаза, а потом распахнула их снова и вдруг ткнула его кулаком в плечо. — Господи, ты безумец. Мне кажется, ты меня заражаешь этим безумием. Несмотря на ситуацию, Жан-Жак позволил себе улыбнуться, и Софи тоже ответила ему мимолетной улыбкой, но тут же вновь посерьезнела. — Но больше пяти минут я тебе не дам. Пойдем, нужно торопиться. — Они двинулись быстрым шагом вправо, мимо стоящих на некотором расстоянии друг от друга полицейских, и Жан-Жак возразил: — Десять. — Семь. — Софи резко завернула за угол. — И тебе одному нет смысла идти к дальнему входу — к тому же, я хорошо знаю ребят, которые стоят у ближнего. Они… в общем, лучше вешать лапшу на уши им, поверь мне. Жан-Жак чувствовал, как бешено колотится его сердце. Кажется, Софи тоже нервничала — она на ходу поправила рубашку, дернула кобуру у себя на поясе, а потом несколько раз сжала и разжала пальцы. Они приблизились к констеблям, стоящим почти навытяжку по сторонам от неприметной серой двери, и Жан-Жак махнул рукой одному из них, которого немного знал. Имени, правда, не помнил — но тут его выручила Софи. — Клод, Дидье! — бросила она. — Нужно усилить оцепление у центрального входа. Есть основания опасаться, что преступник попытается прорваться с боем. Мы с сержантом Леруа останемся здесь и сменим вас. Выполняйте! — Лихо, — прошептал Жан-Жак, когда констебли, которые поначалу явно собирались задавать вопросы, захлопнули рты и, пробормотав «есть, мэм», заторопились прочь. — Правда они сейчас наведут панику. — Надеюсь, не успеют. — Софи шагнула к стене и, развернувшись, скрестила руки на животе. Жан-Жак встал с другой стороны от двери и обхватил ладонью ручку. Софи загораживала его от пары полицейских, дежуривших правее, а слева от них никого не было, и он мог проскользнуть внутрь незамеченным. — Я пошел, — шепнул он. — Джей-Джей, только, пожалуйста, не рискуй, — поспешно проговорила Софи. — Если не сможешь подойти близко, просто вернись. — Ладно, — отозвался Жан-Жак и чуть-чуть приоткрыл дверь. — Обещай! — потребовала Софи. Жан-Жак, взглянув на нее последний раз, подмигнул и ответил: — Обещаю. Но когда он закрыл дверь и оказался в темноте, веселый азарт сменился адреналиновым возбуждением, в котором было мало приятного, но которое при этом задвинуло подальше страх и порождаемую этим страхом нерешительность. Жан-Жак дал себе десять секунд, чтобы дважды глубоко вдохнуть и выдохнуть, а потом начал подниматься по ступенькам, шагая как можно мягче и в то же время как можно быстрее. Глаза привыкли довольно скоро — на самом деле, на лестнице было отнюдь не темно, свет проникал сквозь небольшие квадратные окна на каждом пролете. Преодолев путь от нулевого до первого этажа, он остановился и прислушался, но услышал только негромкий мерный гул кондиционеров и двинулся дальше. Зачем-то отсчитал ступеньки: восемь, девять, десять — вспотевшая рука соскользнула с перил, и от неожиданности он споткнулся, чуть не полетев носом вперед, однако в последний момент удержал равновесие. Сердце заколотилось еще сильнее, хотя это казалось невозможным. Нет, так не пойдет. Жан-Жак замер на площадке второго этажа, пытаясь успокоиться. Потрогал кобуру, сделал еще один глубокий вдох, помассировал виски. Время уходило неумолимо: вряд ли Софи действительно будет отмерять ровно семь минут — скорее всего, даст ему какой-то резерв, — но затягивать тоже нельзя. Он собрался и представил себе, как, действительно словно в видеоигре, выбирает и включает режим скрытности. Как ни странно, стало немного легче. Никаких посторонних звуков до него по-прежнему не доносилось, и он пошел дальше, с трудом переставляя ноги. Площадка, еще один пролет — и вот перед ним дверь, ведущая на третий этаж, с надписью, запрещающей входить, и длинной ручкой во всю ширину, которую он обхватил и тут же выпустил, чтобы все-таки вытереть ладонь о брюки. Об этом он не подумал: бесшумно открыть такую дверь не получится — непременно что-нибудь щелкнет. Софи просила его не рисковать, и он обещал. Неужели придется возвращаться назад? Жан-Жак закусил губу, снова сжал ручку и решительно надавил. Прости, Софи. Ручка поддалась бесшумно, однако дверь и впрямь щелкнула — как ему показалось, оглушительно, однако отступать было поздно, и он, стиснув зубы, распахнул ее, стараясь действовать не слишком поспешно, шагнул вперед и осмотрелся. Справа от него находился турникет, который отключили во время эвакуации, а за турникетом открывался вид на столы, заставленные офисной техникой, заваленные бумагами, ручками, разнообразной канцелярской ерундой. Фотографиями. Жан-Жак сглотнул. Конечно, люди, которые сидели на этих рабочих местах, были уже внизу, в безопасности, но контраст между их мирными семейными фото и притаившейся где-то в глубине помещения угрозой заставил его в очередной раз содрогнуться. Он закрыл глаза, представил себе план, который изучал достаточно долго, и мысленно прочертил линии, которые ему показывала Софи, а потом шагнул через турникет и сразу же прижался спиной к холодной штукатурке. Переговорные располагались вдоль длинной стены здания, и, в принципе, увидеть крайнюю можно было и отсюда: Жан-Жак облизнул пересохшие губы, расстегнул кобуру и вытащил пистолет, но с предохранителя снимать не стал, ограничившись тем, что поднял оружие на уровень плеча. Сосчитал до трех, выглянул из-за угла, стараясь сразу зацепить взглядом как можно больше, и действительно увидел край переговорной: примерно метр стекла — прозрачного сверху, пересеченного матовыми полосами начиная с высоты человеческого роста и полностью матового снизу. За ним угадывались какие-то формы, но разобрать их природу не представлялось возможным — хотя, скорее, это были все же стулья, а не люди. Жан-Жаку казалось, что он слышит голоса, однако полной уверенности у него не было. Слишком тихо — Бедар, наверное, говорил бы громче, учитывая, как он орал про полицейских свиней. Придется подойти ближе — и желательно не медлить, потому что время, время… На этот раз не позволив себе затягивать, он метнулся в сторону переговорки, обогнул чей-то стол, едва не сбив с него лежащую на самом краю папку, и остановился у шкафа, держа пистолет наготове. Ручка одного из ящиков больно вдавилась ему в спину, но он не решался двинуться, напряженно вслушиваясь. Нет, ничего. На столе в полуметре от него среди бумаг, возле телефона сидел плюшевый розовый заяц в соломенной шляпе, украшенной аляповатыми цветами, и он вспомнил, что компания производит игрушки, что Бедар продавал вот таких вот пусть нелепых, но вполне милых зайцев, а потом решил прикончить несколько человек. Жан-Жака внезапно охватила злость. Как Блейз может даже пытаться разговаривать с Бедаром в его системе координат? Это же просто дико. Более того, в этом нет никакого смысла: нельзя договориться с безумием. Злость обожгла мозг и накалила позвоночник, а потом так же мгновенно залила все тело холодом. Жан-Жак стиснул зубы, напряг мышцы и все-таки щелкнул предохранителем. Шкафов, как и указала Софи, было три — они отгораживали переговорные от общего пространства, создавая своеобразный коридор, но между ними оставались проходы, через которые вполне можно было выглянуть. Жан-Жак сделал пару шагов вбок — проход оказался даже шире, чем он думал, однако, стоя с левой стороны, он видел только маленькую переговорную, где никого, кажется, не было. И тут раздался голос, который моментально пригвоздил его к месту. Голос был достаточно высоким и вряд ли мог принадлежать Бедару — наверное, заговорил кто-то из заложников. Слов ему разобрать не удалось, но это определенно были слова, а не шум кондиционера. Выходит, они живы — конечно, не факт, что все. И нельзя уходить, не увидев хоть что-нибудь. Жан-Жак, выдохнув, одним резким и, как ни странно, почти бесшумным прыжком преодолел расстояние, отделяющее его от следующего шкафа, а там занял то же положение, что и до этого — только словно в зеркальном отражении, — и теперь его взору открылась переговорная, в который Бедар держал своих заложников. На самом деле, он смотрел всего несколько секунд, но заметить успел многое: и громоздкие тени, которые уже явно не были стульями, за матовой частью стекла внизу, и лежащие россыпью на полу коридора бумаги — вероятно, кто-то их выронил, убегая, — и затылок, маячащий за прозрачной полосой. Жан-Жак подавился воздухом и едва не закашлялся, хотя сам не знал, что его так поразило — он должен был ожидать увидеть Бедара. Затылок шевельнулся сперва как-то неопределенно, а потом Бедар резко повернулся в профиль, и Жан-Жак разглядел невысокий прямой лоб, густую бровь, крупный нос, складку века над прищуренным глазом и сам глаз, цвет которого он с такого расстояния различить не мог, но который все же показался ему болотисто-мутным. Рот — непропорционально мелкий, судя по фотографиям — и подбородок закрывала матовая полоса. Жан-Жак опомнился только секунду спустя, отшатнувшись обратно за шкаф, но никаких криков не последовало, так что, видимо, Бедар его все же не заметил. Он подумал, что выяснил все возможное — заложники на полу вдоль стеклянной стены и живы, потому что тени едва уловимо, но шевелились, Бедар недалеко от двери, скорее всего, сидит на стуле и держит их под прицелом, однако если действовать аккуратно, то можно покончить с этим прямо сейчас… Жан-Жак поставил пистолет на предохранитель, а затем опять снял. Марше не дурак и, наверное, не станет тратить слишком много времени на то, чтобы его отругать, но ведь дорога каждая минута. В академии он считался одним из лучших стрелков. И кто знает, что случится, если мешкать? Он снова поднял пистолет, призвал на помощь все высшие силы, которые только смог вспомнить, и вышел в проход. Бедар опять повернулся к стеклу затылком. Жан-Жак прицелился в его полуприкрытое волосами ухо, помедлил, а потом дал себе мысленную пощечину и нажал на курок. В руку больно ударило отдачей, под оглушительный грохот и звон стекло разлетелось на тысячу мелких осколков, и Жан-Жак запоздало подумал о том, что заложники могут от этого пострадать — но было уже поздно. Тени зашевелились активнее, раздалось несколько вскриков и возгласов, однако никто не встал и не рванул к двери. Вероятно, слишком напуганы. Жан-Жак стоял, не меняя позы и по-прежнему целя туда, где сквозь разбитое стекло теперь было видно край стола, пару стульев на его противоположной стороне и большой экран на стене справа. Снизу уцелел внушительный матовый кусок, который загораживал от него тело — если Бедар действительно стал просто телом. Он был готов к тому, что пуля прошла мимо — хотя тогда она угодила бы в окно. Тем не менее, он выждал около двадцати секунд, прежде чем немного расслабиться и двинуться вперед, держа пистолет у плеча. Один шаг, два — Бедар лежал на полу лицом вниз. Жан-Жак нашел взглядом аккуратное пулевое отверстие, отбросил ногой в сторону бумаги и, на всякий случай держа труп на мушке, перешагнул остатки стеклянной стены. Заложников было восемь, и никто из них до сих пор не поднялся. Жан-Жак, осторожно ступая по осколкам, подошел и поставил пистолет на предохранитель так, чтобы они это видели. Кажется, от стекла никто не пострадал — по крайней мере, сильно. Сидящий ближе всех к двери лысый мужчина в изрядно помятой белой рубашке взглянул на него, и он, дружелюбно улыбаясь, сказал: — Полиция. — Что, наверное, и без того было очевидно по его форме. — Сержант Леруа. Давайте я помогу вам встать. Он убрал пистолет в кобуру, нагнулся и подхватил мужчину под локоть, потянул, заставляя подняться, отпустил — но тот сразу же стал заваливаться обратно, и пришлось поддержать его снова. Только сейчас Жан-Жак заметил, что и у него, и, кажется, у остальных заложников связаны руки и ноги. Мужчина до сих пор не заговорил и лишь продолжал смотреть глазами, округлившимися не хуже сидящих у него на носу очков, но этого, наверное, следовало ожидать — вряд ли он когда-либо в своей жизни испытывал подобный шок. — Вот. — Жан-Жак потянулся назад и, не глядя, нащупал спинку стула — подвинул его к себе и развернул, после чего осторожно усадил мужчину на сиденье, жалея, что не удосужился внимательно прочесть список заложников — сейчас смог бы хоть предположить, кто перед ним. — Подождите, я вас развяжу. Вы в порядке? Не волнуйтесь, у нас есть врачи, группа уже на подходе. Про группу он, конечно, соврал, хотя, с другой стороны, услышав выстрел, Марше должен что-нибудь предпринять. Но теперь, когда Бедар мертв, — Жан-Жак невольно оглянулся, чтобы лишний раз в этом удостовериться — торопиться уже не имело смысла. Он подергал узел, который оказался крепким, но не сложным — видимо, Бедар заставлял заложников связывать друг друга. Все еще безымянный мужчина издал какой-то неопределенный звук, и Жан-Жак, пытаясь вытолкнуть веревку из петли, успокаивающе произнес: — Сейчас, сейчас, потерпите. — Где ваша группа? — Сказавший это голос был явно женским и раздался откуда-то из-за его спины. Жан-Жак обернулся. Поначалу он принял ее за молодого парня — наверное, просто потому, что не заметил женского имени в списке, ибо на мужчину она все-таки не походила, несмотря на короткие волосы и бесформенный костюм. Вообще, костюм казался странным — не то чтобы Жан-Жак был подвержен стереотипам, но в его представлении высшие руководители одевались иначе. И желтая жилетка не слишком гармонировала с остальным… Он задумчиво уставился на буквы над карманом. Курьер? Похоже на то — наверное, принесла кому-то документы, а потом просто не знала, куда бежать, и попала в переплет. Удивительно, что именно ей, в итоге, удалось сохранить хладнокровие. — Они скоро будут. — Жан-Жак подошел к ней, оставив мужчину, который наверняка поймет, если он сначала поможет девушке. Девушка вздернула подбородок и посмотрела на него неожиданно блестящими глазами. У нее было худое и резко очерченное лицо, крылья тонкого носа едва заметно трепетали от дыхания, пересохшие губы сжались в тонкую линию. Только теперь Жан-Жак заметил, что ее руки не связаны — неужели Бедар решил, что женщина ему противостоять не сможет? Или это просто своеобразная галантность с его стороны? — Когда? — строго спросила девушка. — Я вас чем-то не устраиваю? — поинтересовался Жан-Жак. Он хотел немного разрядить обстановку, но тон вышел слишком игривым, и девушка поморщилась. Остальные заложники по-прежнему молчали, и это уже становилось странным — только мужчина справа от нее трясся и неразборчиво бормотал. Тем не менее, Жан-Жаку ничего не оставалось, кроме как продолжать, пока действительно не подтянутся остальные, и он, склонившись, попытался взять девушку за руку, но та вдруг сверкнула в него яростным взглядом, а через мгновение он уже смотрел в дуло пистолета. — Назад, — сказала девушка. Рука Жан-Жака дернулась к кобуре, и она молниеносно перевела прицел на мужчину справа от себя, который задрожал с удвоенной силой. Жан-Жак выставил руки перед собой ладонями вперед и отступил на шаг, упершись бедром в край стола. — Не делайте глупостей, — сказал он, не понимая, что происходит. У Бедара была сообщница? Свидетели утверждали, что он явился один, однако если она пришла под видом курьера, на нее могли не обратить внимания. Но почему тогда она сидела на полу среди заложников? И почему никто из них не воспользовался его неожиданным вмешательством, чтобы ее вырубить? Да, она вооружена, но их, в конце концов, семеро — неужели не нашлось ни одного смелого? — Советую вам то же самое. — Девушка поднялась на ноги, продолжая держать на мушке своего соседа. Она оказалась невысокой и худой, курьерская форма была ей велика и висела мешком. Жан-Жак поднял руки повыше и сказал: — Спецназ сейчас будет здесь. Если вы отдадите мне оружие, я обещаю, что с вами обойдутся мягко. Вряд ли он мог позволить себе что-либо обещать после своей эскапады, но действительно собирался приложить все возможные усилия. Губы девушки вдруг сложились в подобие оскала. Она подступила почти вплотную к Жан-Жаку и злобно выплюнула: — Надеюсь, что ваш спецназ не заставит себя ждать. Ее пальцы открыли кобуру и вытащили оттуда пистолет. Если бы она при этом перевела на него собственную пушку, он сумел бы ее перехитрить и отобрать оружие. Он практически не сомневался в этом. Однако девушка продолжала держать под прицелом бывшего соседа, и нельзя было рисковать. Зачем ей спецназ? Жан-Жак смотрел вниз, в карие глаза с неестественно расширенными зрачками. Наркотики? Нельзя молчать, надо разговаривать — он даже открыл рот, но в голову ничего подходящего не лезло. Девушка тем временем перестала сверлить его взглядом и отступила вбок, указывая подбородком на освобожденное ей место у стены. Жан-Жак беспрекословно сделал шаг и сел на пол, втискиваясь между все еще бормочущим мужчиной и сухопарым стариком в сером пиджаке. — Вы один? — негромко спросил старик, но в тишине переговорной его голос был хорошо слышен, и девушка уставилась на них пристальным взглядом. — Группа на подходе, — повторил Жан-Жак, и ее глаза сузились. Она отступила к мужчине, которого он успел посадить на стул, схватила его за воротник рубашки и с неожиданной силой дернула вверх. Мужчина вынужденно поднялся на ноги, и она тут же пихнула его к стене — он споткнулся, но устоял и опустился на пол медленно и осторожно. Пистолет заплясал в руке, указывая поочередно то на одного, то на другого заложника. Жан-Жак, улучив секунду, в которую она на него не смотрела, покачал головой, глядя прямо перед собой, но надеясь, что старик слева увидит это и поймет: рассчитывать на помощь в ближайшее время не стоит. Девушка остановилась у тела Бедара, и Жан-Жак затаил дыхание: возможно, это шанс — если Бедар ей хоть сколько-нибудь не безразличен, она отвлечется и тогда… Она быстро нагнулась, чтобы поднять еще один пистолет — тот, который держал Бедар и о котором Жан-Жак совершенно забыл. Конечно, он не знал о сообщнице, и все же — как непростительно глупо. Девушка убрала подобранное оружие в правый карман — левый уже оттопыривал его собственный табельный — вдруг легко пнула безжизненную руку и произнесла: — Вот и все, Шарль. — Марина, — вдруг звонко дребезжащим голосом заговорил старик слева. — Прекратите. Вы сами видите, к чему это приводит. Только что на ваших глазах… Марина отпрыгнула от тела и взяла на прицел старика. Жан-Жак почти невольно оценил ее позу, положение рук, которые нисколько не дрожали, выражение будто отлитого из стали лица. Не было ни малейшего сомнения в том, что она способна выстрелить. Девушку, о которой, по словам свидетельницы, упоминал Бедар, звали Марией — или Марианной. Или Мариной. — Вы зря думаете, что можно еще что-то изменить, — спокойно произнесла она. — Мне жаль только, что Шарль не станет частью моей мести. — Мести? — переспросил Жан-Жак. Он, наконец, справился с осознанием произошедшего и начал думать о том, как обойтись с этой новой угрозой. Теперь ему стало понятно, почему заложники не попытались вырваться раньше — двое вооруженных террористов кажутся гораздо опаснее, чем один. Но теперь шансы повысились, и если кто-то догадается отвлечь на себя внимание, ему, наверное, хватит сноровки вырубить ее и без оружия. Может быть, как раз этот старик — хотя лучше бы кто-нибудь, сидящий подальше… — Вы. — Марина остановилась перед ним, но на некотором расстоянии, так что он не смог бы выбросить вперед ногу достаточно быстро для того, чтобы свалить ее на пол. — Где ваш спецназ? — Чего вы хотите? — вопросом на вопрос ответил Жан-Жак. Наверное, это было совершенно не по правилам, которыми руководствовался Блейз, пытаясь договориться с Бедаром, но Бедар был мертв, а сам Жан-Жак смертельно устал. Марина ухмыльнулась, и тут внезапно запищал телефон. Нет, конечно, это не должно было казаться внезапным. Пожалуй, даже странно, что никто так долго не звонил — хотя, на самом деле, прошло около десяти минут. Телефон стоял на узком и невысоком шкафчике у стены под экраном — маленький и компактный аппарат, на который Жан-Жак при входе не обратил внимания — и пиликал обезличенной трелью многих современных телефонов. Один раз, другой, третий. Вероятно, Софи уже успела рассказать обо всем Марше. Четвертый, пятый. Кажется, Марина не собиралась брать трубку. Жан-Жак сглотнул, продолжая смотреть в ее влажно блестящие глаза. На седьмой трели звонок захлебнулся. Марина отошла чуть дальше, к столу, и, опершись на него, почти миролюбиво спросила: — Вы должны были ответить? Почему-то именно этот ее тон вдруг заставил Жан-Жака четко осознать, что она не в себе. Необычный блеск в глазах, равнодушие к судьбе Бедара, способность мгновенно переходить из напряженного в расслабленное состояние — все намекало на то, что сложившаяся ситуация порождена безумием. И сам Бедар, который ничего не требовал и с которым поэтому не мог договориться Блейз, видимо, тоже был не вполне нормален. Марина явно ждала какого-нибудь ответа, и он через силу улыбнулся и сказал: — Я могу с ними поговорить. Мы обсудим условия. Я на вашей стороне. При этих словах ее лицо исказилось практически до неузнаваемости, навевая мысли об оборотнях, превращающихся в монстров под светом луны. Жан-Жак перестал улыбаться и невольно вжался в стеклянную стену, стараясь не отводить взгляда, но Марина очень быстро совладала с собой и вновь оскалила зубы. — Они ведь не появятся, — сказала она. — Ты один. Ты вообще из полиции? — Из полиции, — подтвердил Жан-Жак. От него не укрылся тот факт, что они перешли на «ты». — Даже жаль, — отозвалась Марина и внезапно захохотала. — Они появятся, — произнес Жан-Жак сквозь ее хохот. Это была, в общем-то, не ложь — группу наверняка собирают, и в самое ближайшее время… Но сколько точно у него времени, он не знал. — Знаешь, — протянула Марина, наконец, отсмеявшись, — возможно, тебе и стоит поговорить с ними. Мне кажется, их следует поторопить. Слишком много непонятного. Чего она хочет — засесть у двери и расстреливать всех подряд? Бронежилеты сильно расстроят ее планы, и вряд ли она об этом не знает. Но что тогда? Жан-Жак понятия не имел, как действовать дальше, но наугад предложил: — Я потороплю их, если вы отпустите одного заложника. И снова неприятная, звериная гримаса. — Я не торгуюсь со свиньями, — отрезала Марина. Это слово дернуло какой-то звоночек в голове Жан-Жака, но додумать мысль он не успел, потому что телефон зазвонил опять. Марина, выражение лица которой вновь стало безмятежным, промедлила всего секунду, прежде чем выпрямиться и наставить пистолет на кого-то, сидящего ближе к двери. — Ты, — бросила она. — Встань. Неловко поднявшийся на ноги мужчина был молодым и долговязым. Его губы заметно дрожали, пальцы связанных рук нервно шевелились. Жан-Жак напряг все мышцы, пытаясь улучить удобный момент, чтобы наброситься на Марину, но та непрерывно двигалась, успевая поймать взглядом все происходящее, а потом достала из кармана еще один пистолет — тот, который подобрала возле тела Бедара — и, щелкнув предохранителем, навела его на Жан-Жака. — Сними трубку и принеси ее сюда, — бросила она долговязому. — Живее! Тот заторопился к телефону, который продолжал издавать свои немелодичные трели. Не было никакой необходимости связывать заложникам ноги — бегать со связанными руками было явно достаточно неудобно. Тем не менее, на пятом или шестом гудке долговязый успел схватить трубку, зажав ее между ладоней, и развернулся к Марине, которая мотнула головой в сторону Жан-Жака. — Дай ему поболтать. Пусть велит своим друзьям поторапливаться. Жан-Жак ощутил, как к мозгу подкрадывается головная боль. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: говорить то, чего хочет Марина, ни в коем случае нельзя. Зачем бы ей ни требовалась группа захвата, сдаваться она явно не собирается. Долговязый приблизился, и стал слышен голос, раздающийся из трубки, хотя понять, что именно он говорит, не удавалось — к тому же, его заглушали всхлипывания и бормотания заложников, на которые Жан-Жак не обращал внимания, пока ему не понадобилось разобрать слова. Марина немного отстранилась, пропуская долговязого, и негромко сказала: — Не давай ему трубку. Просто прижми к уху. Долговязый склонился, и Жан-Жак поднял на него взгляд. Над его верхней губой поблескивал пот, кадык почти каждую секунду судорожно дергался вверх, веки часто моргали. Марина сдвинувшись и встав позади и немного сбоку от него, приставила дуло к его шее. Жан-Жак едва не заскрипел зубами — с ее стороны было очень разумно не поворачиваться ни к кому спиной и держаться на расстоянии. Трубка коснулась его уха, и голос Блейза вкрадчиво произнес: — Шарль, я понимаю, что вы хотите со мной поговорить. Что-то вам мешает — я просто пытаюсь понять что именно. Вы ведь меня слышите? Шарль? — Скажи им, что все в порядке, — тихо проинструктировала Марина. — Пусть они поднимаются сюда. Жан-Жак предпочел бы, чтобы на том конце находились Софи или хотя бы Марше — в них он был более уверен. Но придется довольствоваться тем, что есть — впрочем, Марше должен быть где-то рядом. Он прочистил горло, и Блейз тут же отозвался: — Шарль? — А Марина ласково добавила: — Если скажешь что-то не то, я прострелю ему башку. Долговязый проглотил рыдание. Неужели Блейз и остальные этого не слышат? Жан-Жак собрался с духом и медленно, раздельно произнес: — Это я, Леруа. Бедар мертв. Вы можете подняться… — Нет! — вдруг выкрикнул примолкший было старик слева. — Нет, не надо! Здесь… Наверное, его спасло то, что, стараясь быть услышанным, он резко дернулся вперед и вправо, и пуля, выпущенная Мариной, попала ему в плечо. Оглушительно грохнуло, старик как-то невнятно крякнул и начал заваливаться в другую сторону. Трубка, которую, видимо, от испуга выпустил долговязый, упала, отскочила от затылка Жан-Жака, машинально согнувшегося и закрывшего голову руками. Кто-то вскрикнул, кто-то протяжно завыл, раздался громкий стук, треск — Жан-Жак выпрямился, чтобы увидеть, как пластмассовая трубка разлетается на части, врезавшись в металлическую ножку стола. Марина практически швырнула все еще держащегося на ногах долговязого обратно на пол. Ее лицо пылало, грудь вздымалась от тяжелого дыхания, но пистолеты сидели в ладонях твердо. — Мразь, — выплюнула она в сторону старика. — Но теперь уже не важно. Они все равно будут здесь. И тогда… Старик ничего не ответил, а Жан-Жак боялся посмотреть и увидеть, что для него все конечно. Он не просто чувствовал себя беспомощным — он чувствовал себя идиотом и мудаком. Если этот человек умер, то он умер исключительно по его вине. С группой террористка не смогла бы совладать, зато в одиночестве он оказался ей на один зубок. И вот к чему это привело. — У нее… бомба, — вдруг прохрипел старик. Жан-Жак все-таки повернулся — тот тяжело дышал, привалившись к соседу, но крови видно не было. — Там… в чемодане. В чемодане? Жан-Жак невольно посмотрел на Марину. Та уже успела справиться со злостью, вновь отошла подальше и теперь ответила на его взгляд плотоядной улыбкой, развеивая предположение о том, что старик бредит. — Она… — продолжил старик. — Все она… Полиция… Он замолчал. Жан-Жак не понимал, что происходит. Чемодан? Он попытался украдкой осмотреться, но на столе лежало слишком много вещей — какие-то бумаги, папки, пара ноутбуков. Несколько пиджаков висели на стульях, под столом валялся одинокий черный рюкзак, но чемоданов не наблюдалось. — Хочешь посмотреть? — спросила Марина. Жан-Жак, чуть помешкав, кивнул, как будто они вели светскую беседу, и она, блеснув зубами, отошла к телу Бедара. По переговорной разлился запах пороха, кто-то продолжал стонать, мужчина справа трясся так мощно, что его локоть с силой колотился о стекло. По лбу и вискам Жан-Жака стекал пот, но он не решался поднять руку, чтобы его стереть. Марина достала чемодан откуда-то из-за шкафчика под экраном — обычный старенький дипломат с кодовым замком, каких сейчас, кажется, уже не производят, и аккуратно положила его на стол. Жан-Жак надеялся, что она отведет взгляд, чтобы посмотреть на то, что делают ее руки, или хотя бы отложит пистолет, и тогда он — тогда он что? Снимет ботинок и кинет в нее? Пока он будет развязывать шнурки, она сто раз успеет выстрелить в него или кого-нибудь другого. Но это было неважно, потому что Марина как-то одновременно любовно смотрела на свой чемодан и держала под прицелом девятерых человек — ощущение было сюрреалистичным, ему казалось, что она находится в нескольких мирах сразу. Должно быть, так и выглядит со стороны сумасшествие. Орудуя одной рукой, она поочередно щелкнула замками, взялась за ручку и подняла крышку. Жан-Жак увидел проводки, плату, светло-коричневые свертки. Бомба могла оказаться муляжом — видит бог, она выглядела, как муляж, слишком стереотипно, но риск был чересчур велик. — Зачем? — невольно вырвалось у него. Марина посмотрела с такой злобой, что он невольно вздрогнул, и ответила несколько невпопад: — Затем, что вы думаете, будто весь мир лежит у ваших ног. Что вы можете творить любую хрень и оставаться безнаказанными. Затем, что пора положить этому конец. Последние слова Марина произнесла с таким вкусом, что Жан-Жак окончательно понял — живыми их отсюда выпускать не собираются. Она осторожно провела пальцем по одному из проводков, а потом опустила крышку обратно. Интересно, где у нее детонатор? Или она намеревается просто выстрелить в этот чемодан? — Мы, — повторил за ней Жан-Жак. — Эти люди вам ничего не сделали. Они даже вашему сообщнику ничего не сделали — сомневаюсь, что кто-то из них его вообще помнит. Вы вымещаете свою злость не на тех. Наверное, так нельзя было разговаривать с террористами, но он слишком устал, чтобы думать. Марина, оставив чемодан на столе, подошла ближе. На ее лице играла улыбка, которую в других обстоятельствах Жан-Жак назвал бы озорной и живой и которая сейчас казалась ему зловещей. — Мне нет дела до этих людей, — сказала она. — Я и Шарль, мы заключили союз. Он хотел помочь мне, но я придумала способ отомстить и его обидчикам. Его душа увидит, как я восстановлю справедливость. Я даже отчасти рада, что ты убил его раньше времени. Теперь он, наконец, поймет, что за монстры скрываются под этой униформой. — Монстры? — переспросил Жан-Жак, но Марина не удостоила его ответом. Никаких сомнений, однако, не оставалось в том, что бомба предназначена для полицейских, которые скоро будут здесь. Наверняка Софи, может быть, Марше… еще с десяток незнакомых ему спецназовцев… и все они погибнут. — Но что они, в смысле, мы вам сделали? Марина, послушайте… — Заткнись! — неожиданно резко рявкнула Марина. Мужчина справа особенно громко всхлипнул, и дуло пистолета уперлось ему в лоб. — Марина, — снова начал Жан-Жак, но та вдруг рухнула на колени совсем рядом и двинула локтем ему в челюсть. Зубы лязгнули друг о друга, отзываясь болью во всем черепе и в шее, Жан-Жак едва не прикусил язык, а Марина прошипела: — Одно слово, и он труп. И тут Жан-Жак понял, что они уже здесь. Софи, Марше, остальные — Марина увидела кого-то из них через стекло, и теперь у него остались считанные секунды. Но что делать? Попытаться схватить ее? Она успеет выстрелить. Завопить, что здесь бомба? Опять же успеет выстрелить — и взорвать тоже успеет. Разговором ее сейчас вряд ли отвлечешь. Впрочем, если действовать достаточно быстро, пользуясь тем, что она так и не связала ему руки… Он рисковал, придя сюда, рисковал, стреляя в Бедара, — и, что самое ужасное, рисковал не только своей жизнью, но и жизнями других, так почему бы не рискнуть еще раз? Следующие события произошли почти одновременно — после он с трудом мог восстановить их последовательность. Он сделал движение вперед, намереваясь, наверное, схватить Марину, которая наконец-то оказалась на расстоянии вытянутой руки, поперек туловища, но тут с другой стороны вдруг вылез долговязый — хотя слово «вылез» не совсем подходило, настолько молниеносно он действовал — и с диким криком сжал и рванул вверх ее предплечье. Раздался выстрел, и Жан-Жак тогда не понял, куда ушла пуля — стекло за их спинами осталось целым, — но отреагировал мгновенно, подаваясь вперед и наваливаясь всем телом, при этом задирая руку вверх, чтобы ударить кулаком по ее запястью и заставить выпустить оружие. Он не думал о том, что может задеть детонатор, не думал, что она еще раз нажмет на курок — он вообще ни о чем не думал, полностью отдавшись инстинктам. Пистолет вылетел из пальцев Марины, ударился о ножку стола, детонатор, где бы он ни был, не сработал, кто-то заорал: «Ни с места!», а Жан-Жак, изо всех сил надавливая на тело под собой, крикнул: — У нее бомба! В чемодане на столе бомба! Саперы… — Джей-Джей! — воскликнул звонкий голос Софи. — Джей-Джей, господи, ты жив! Но Жан-Жак ничего ей не ответил, потому что Марина сдаваться не собиралась, пытаясь освободить руку и лягая его пяткой в голень. Он надеялся лишь, что кто-нибудь в скором времени подоспеет ему на помощь, поскольку его собственные силы были на исходе.

***

— Джей-Джей, заходи, — сказал Марше. Вышедший из его кабинета Поль оставил дверь открытой, и Жан-Жак не мог притвориться, будто не расслышал. Он медленно встал с неудобного стула, отряхнул и разгладил брюки, поправил манжеты и сделал глубокий вдох. Всю неделю он старался не загадывать и жить буквально одной секундой, но за последние полчаса его выдержка начала давать слабину. — Инспектор, — поприветствовал он Марше, которого обычно всегда называл просто по фамилии, а тот, не поправив его, лишь кивнул на кресло, стоящее по другую сторону стола, и произнес: — Садись. И Жан-Жак снова сел, придержав шутки про неминуемый геморрой — сейчас было не время. Марше открыл какую-то папку, которая — Жан-Жак готов был поклясться — совершенно не относилась к делу, полистал ее, захлопнул и посмотрел, наконец, ему в глаза. — Экспертиза будет только на следующей неделе, — сообщил он, — но нет никаких сомнений в том, что нашу террористку признают невменяемой. Она почти половину жизни провела в… лечебных учреждениях. Об этом Жан-Жак уже знал — коллеги рассказывали ему, как продвигается дело. Судьба Марины Мазур была отнюдь не радужной — ее родители занимались изготовлением наркотиков, и полиция арестовала их в ходе очередного рейда — точнее, арестовала мать, потому что отец скончался от огнестрельного ранения по дороге в больницу. Впрочем, осужденная мать тоже не прожила долго и умерла в тюрьме от воспаления легких через несколько месяцев после того, как туда попала. Десятилетняя Марина отправилась в детский дом, и никому не было дела до ее неврозов. Только один человек не забыл ее — соседский мальчишка по имени Шарль Бедар. Он писал ей письма, рисовал ее в своих дневниках и мечтал о ее возвращении, которого ему, конечно, пришлось очень долго ждать. В литературе это могло стать романтической историей беззаветной любви — в жизни это было лишь нездоровой обсессией. Но Бедар дождался: Марина достигла совершеннолетия и стала самостоятельной. Бедар проживал все там же, вместе с теткой, а Марина унаследовала квартиру своих родителей, куда и въехала — только чтобы спустя полгода загреметь в больницу. Соседи жаловались на нее, а Бедар заступался и кормил ее фобии, создавая монстра, с которым и встретился Жан-Жак. В конце концов, ее ненависть сосредоточилась на полицейских, которые забрали ее родителей — и неоднократно забирали ее саму во время приступов. Часть денег, которые Бедар выручил от продажи квартиры, ставшей его собственностью после того, как выжившая из ума тетка отправилась в дом престарелых, он потратил на то, чтобы вытащить Марину из очередной психушки. А часть — на оружие и изготовление взрывного устройства. Изначальный план Бедара заключался лишь в том, чтобы как следует попугать обидчиков — и его не слишком беспокоило то, что это тоже является преступлением. Однако влияние Марины на него оказалось слишком велико. Почему она не придумала какой-нибудь способ отомстить и остаться при этом в живых, было загадкой, которую им вряд ли удастся теперь разгадать — возможно, просто хотела красивой истории. В любом случае, каким-то образом у нее получилось убедить Бедара, и вместе они воплотили свою ужасающую задумку с не менее ужасающей легкостью. Пропуск в здание действительно остался у Бедара после увольнения. Марина под чужим именем устроилась курьером в небольшую контору, которая сотрудничала с одной из находящихся в том же бизнес-центре компаний и не слишком тщательно проверила ее поддельные документы. Дальнейшее было, в принципе очевидно — Бедар явился в бывшее место работы открыто и начал угрожать, Марина пришла в качестве курьера, спряталась, когда всех стали эвакуировать, и присоединилась к нему немного позже. А затем они попытались спровоцировать полицию на штурм, но к тому времени Бедар, очевидно, в полной мере осознал, наконец, что скоро ему придется погибнуть и что он от этого не совсем в восторге — отсюда, наверное, и его странное поведение по телефону, приступы ярости, перемежающиеся попытками разговаривать нормально. Но он так и не предал Марину. Вряд ли, думал Жан-Жак, можно предположить, что он любил ее. Однако он был словно одержим ею — не отличаясь ни красотой, ни умом, ни обаятельностью, уцепился за первую девчонку, которая согласилась с ним общаться. Хотя кто он такой, чтобы осуждать человека, которого собственноручно пристрелил? На душе у Жан-Жака всю эту неделю было на редкость муторно, но, как ни пытался, он не мог найти другого выхода. Если бы он не выстрелил в Бедара, а просто ушел, унося с собой информацию, всю группу захвата разнесло бы в клочья. Если бы он не выстрелил и решил штурмовать переговорную в одиночку, они вдвоем скрутили бы его, и потом он бы не сумел удержать Марину. Детонатор находился в одном из ее многочисленных карманов — несколько лишних секунд, и она успела бы нажать на кнопку. А если бы он вообще никуда не пошел… Какая разница, — сказал Поль, с которым Жан-Жак таки решился вчера об этом поговорить. Ты ведь пошел. Наверное, это было неправильно, но ты нас, по сути, спас. Наверное, теперь меня за это уволят, полушутливо ответил Жан-Жак, и Поль отмахнулся, однако особой уверенности в этом жесте не было. — Инспектор, — прервал Жан-Жак Марше, который пустился в рассуждения о деталях, уже и без того ему знакомых, — у меня только одна просьба. Точнее, не просьба, а заявление. Софи со мной не было. Она ни о чем не знала. Понимаете? — Джей-Джей. — Марше вздохнул, поставил локти на стол и переплел пальцы под подбородком. — Послушай… — Нет, — снова перебил его Жан-Жак. — Сначала вы послушайте. То есть, послушайте, пожалуйста, — поправился он. — Софи даже близко не подходила к той двери. Я сделал все сам. Я отослал офицеров, которые там дежурили — они не стали задавать мне вопросов, потому что я старше по званию… — В самом деле? — влез в его монолог Марше. — То есть вы были знакомы? Как же их звали? Жан-Жак запнулся, сглотнул и закусил губу, но Марше ждал, и ему пришлось попробовать: — Э-э… Ксавье? — Джей-Джей, не надо. — Марше покачал головой. — Я назначил Софи руководить штурмом, и никто не знает, когда именно это произошло. Как руководитель операции она имела полное право давать тебе указания. — В смысле… — К счастью, приказа сохранить Бедару жизнь не было, — добавил Марше. — Иначе ты бы тут сейчас не сидел. — Я знаю, что поступил неправильно, — быстро проговорил Жан-Жак. — И с точки зрения субординации, и вообще. Просто я в тот момент жутко его возненавидел. Хотя это, конечно, не оправдание. — Не оправдание, — согласился Марше. — Но кто-нибудь тебе наверняка уже сказал, что своим самоуправством ты всех нас спас, так что я не буду повторяться. Жан-Жак поморщился и пожал печами. Ему хотелось, чтобы Марше перешел ближе к сути. Его понизят, на какое-то время отстранят — если бы собирались уволить, пожалуй, уже бы уволили — и он ни с чем не станет спорить, потому что действительно виноват. — Значит, так, — произнес Марше после небольшой паузы, и Жан-Жак немедленно обратил на него взгляд. — Вы с Софи договорились, что ты поднимешься наверх и разведаешь обстановку, так? — Да, — тут же согласился Жан-Жак. — Все верно. — Что ты и сделал. — Что я и собирался сделать. — Что ты и сделал, — повторил Марше с нажимом. — А затем ты увидел возможность ликвидировать террориста. Вот как следует говорить, подумал Жан-Жак. Ликвидировать террориста. Видимо, совесть сразу перестает донимать. А совесть после того, как он узнал больше о Шарле и Марине, действительно расправила крылья. — Итак, — снова заговорил Марше, — ты воспользовался этой возможностью. О чем тебя никто не просил. Это было очень опасно и рискованно. — Я знаю. — С другой стороны, он угрожал заложникам оружием, правильно? — Я не видел через стекло, — честно признался Жан-Жак. — Я в этом почти уверен, — отрезал Марше. — Ты нарушил инструкцию, взял на себя слишком большую ответственность и пошел на неоправданный риск. — Что со мной будет? — не выдержал Жан-Жак. — Если я должен сдать свой значок, скажите мне об этом сразу, потому что… — Подожди. — Марше поднял руку, призывая его замолчать, немного помедлил и продолжил. — Софи было сложно уговорить — она, конечно, желает понести заслуженную кару наравне с тобой. Убедило ее только то, что излишняя правдивость навредит тебе еще сильнее. Поэтому будем считать, что, одобрив твой план, она действовала как руководитель операции. И план был отнюдь не плох. Но с ним следовало прийти ко мне. Жан-Жак покаянно кивнул, однако все же возразил: — Времени было слишком мало. — Дальше, — произнес Марше, не реагируя на его реплику. — Ты нарушил ее приказ. Это на твоей совести. В результате один человек погиб и один получил тяжелое ранение. Марше говорил про Луи Ферро — старика, которому Марина прострелила плечо. Рана, к сожалению, оказалась гораздо опаснее, чем поначалу решил Жан-Жак, да и возраст, наверное, сыграл свою роль — Ферро до сих пор находился в больнице, отчаянно цепляясь за жизнь. — В чем-то Бедар был прав, — неожиданно заявил Марше. — Половина этих директоров наверняка довольно беспринципны. Стоит им немного отойти, и можно ожидать претензий о моральном ущербе. — Моральном ущербе? — переспросил Жан-Жак, не веря своим ушам. — Но это был террористический захват! — Да, но с Мазур не выйдет получить денег, — сказал Марше. — А с нас вполне можно. Полагаю, всем было очевидно, что операция плохо спланирована или не спланирована вовсе. — Что со мной будет? — повторил Жан-Жак. — Мы тебя сошлем, — сообщил Марше. — В один городок в сотне километров отсюда, называется Сен-Катери, там есть вакантное место. Поработаешь полгода — максимум год, пока все не уляжется, а потом вернешься. — И все? — Все? — Марше невесело усмехнулся. — Ты совсем не будешь по нам скучать? — Я не об этом. То есть, я пошел, по сути, против центрального управления. Я убил человека, хотя такого приказа не было. Я… — Джей-Джей. — Марше сжал ладонями край стола. — Я не хочу говорить тебе, что победителей не судят — ты вроде как не совсем победитель, да и выражение глупое. Но мне бы очень не хотелось быть сейчас фаршем на стенах той переговорной. — Сейчас бы уже убрали, — зачем-то пошутил Жан-Жак. Марше лишь недоверчиво вздернул брови. — Все будет хорошо, — пообещал он напоследок. — Город тихий, может быть скучно, зато ничего не натворишь. Начальником управления работает моя знакомая Рене Фрадетт. Думаю, ты ей понравишься. Поблагодарив его, Жан-Жак уходил с каким-то камнем на душе. С небольшим таким камешком — вроде кругляшка, который можно пустить по воде и который, тем не менее, непрестанно давил ему на сердце, где смешались самые разные чувства: стыда, обиды, мрачного удовлетворения. Надо поговорить с Софи — он избегал этого, пока все не разрешилось, но неправильно будет уехать, не попрощавшись. А уехать придется уже в эти выходные. О городке Сен-Катери, который назвал ему Марше, он слышал, но ни разу там не бывал, знал только, что это захолустье — на редкость тихое и спокойное местечко. Натворить в нем что-либо действительно будет проблематично. Водрузив на свой рабочий стол картонную коробку, Жан-Жак позволил себе ухмыльнуться. Проблематично — но способ всегда найдется. Надо расшевелить этот чахнущий городишко. Не то чтобы ему становилось намного легче, когда он строил такие планы, но, по крайней мере, это были мысли о будущем, а не о прошлом.