Живая вода (Перекресток - 3)

      У самого пола фургона вдоль одной стены тянулся толстый стальной прут, на который были нанизаны цепи. Утром и вечером с рабов снимали ошейники и выводили на недолгую прогулку. На Джарета хозяин надел ошейник в вечеру второго дня, когда опухоль на шее окончательно спала. Триус при этом стоял рядом, держа наготове хлыст. И презрительно хмыкнул, не получив повода пустить его в ход.       Большую часть времени Джарет размышлял и отсыпался. Ему никто не мешал. Остальные рабы по-прежнему держались от них в стороне. За порядком в фургоне следил Стрелок, как Ганконер назвал охранника, подстрелившего Джарета. Он носил ошейник, но на остановках выходил из фургона и ел вместе со свободными людьми. На Джарета Стрелок демонстративно не обращал внимания, но когда думал, что тот спит, поглядывал со всё возрастающим ужасом.       — Должно быть, ты первый в его практике, кто не умер от этого яда, — заметил Ганконер.       — Интересно, какая у них религия? — Джарет взял у Ганконера фляжку и жадно глотнул.       — В боги метишь? — хмыкнул Ганконер и забрал фляжку. — Не замечал, чтобы местные молились. Даже пленники.       — По-моему, они воспринимают свое положение как неприятное, но совершенно естественное. Не удивлюсь, если их продали свои же.       — Не знаю, не видел. Когда я сюда провалился…       — Кстати, как это произошло?       — Просто вышел на крыльцо Дома-на-Перекрестке и вдруг обнаружил, что лечу. Вернее, падаю. С перепугу потратил весь запас силы. В результате угодил прямиком в бархан на краю пустыни. И это было вовсе не мягкое приземление. Очнулся в фургоне. Вон те трое и Стрелок здесь уже были. Триус меня даже не пытался расспрашивать. Задал пару вопросов, убедился, что я не местный, и всё. Ирас первым проявил дотошность в определении нашего происхождения.       — Не из пустого любопытства, полагаю.       Что хозяина зовут Ирас, они разобрались не сразу. С ним никто не заговаривал первым, хотя Ирас не отличался высокомерием, иногда было слышно, как он смеется вместе с Триусом. А однажды они даже устроили что-то вроде соревнований по стрельбе.       Ираса неотлучно сопровождали двое рабов, которые смотрели на него с безграничным обожанием. Сначала Ганконер принял их за наложников, но быстро понял, что отношения здесь другие. Ирас обращался с ними, скорее, как с детьми. Мог снисходительно-небрежно потрепать по голове, а мог и отвесить подзатыльник, но не более того. Даже когда один из юношей, испугавшись ядовитой ящерицы, опрокинул котел с общим ужином, Ирас только наорал на него. Если бы не ошейники и совершенно иной фенотип, Ганконер принял бы их за сыновей или племянников хозяина.       К рабам, прикованным в фургоне, отношение было иным. Занимались ими Триус и Триурус — с полнейшим равнодушием, но без жестокости. Ирас только изредка заглядывал в фургон — поинтересоваться состоянием Джарета. Заговаривать с ним Ирас не пытался. А после того, как надел ошейник, перестал притрагиваться.       — Тебя побаиваются.       — Правильно делают, — буркнул Джарет. Он мучился от голода. Ганконер принес ему кусок лепешки, но любая попытка проглотить что-то кроме воды, вызывала рвотные позывы.       — Из тебя еще не весь яд вышел, — Ганконер со вздохом отдал Джарету фляжку с водой. — Ладно уж, пей всю. Если я правильно понял, завтра мы куда-то приедем. Запасы продуктов закончились, но это никого не беспокоит. Наоборот, за ужином всё подъели подчистую и в фургоне убрались. Нет, даже не заикайся о побеге этой ночью, Джарет.       — Хочешь дождаться, пока нас продадут порознь?       — На невольничьем рынке легче сбежать, чем в степи.       — Ты это по собственному опыту знаешь?       — Было дело, — Ганконер задумчиво отщипывал от лепешки кусочки. — Плохо, что мы совершенно не понимаем их язык, а Ирас не пытается меня учить, значит не планирует оставлять у себя.       — При таком бизнесе ты ему ни к чему, — Джарет с сожалением завинтил фляжку. Воды осталось на пару глотков. — Чем больше я думаю о том, что произошло, тем меньше мне это нравится. Очень уж похоже на тщательно просчитанную ловушку, в которую не только тебя, но и меня заманили. Не находишь?       Ганконер молча смотрел в одну точку на противоположной стене.       — Конни?       — Не называй меня так, — машинально отреагировал Ганконер. — Я понимаю, что ты имеешь в виду, но тогда получается, что у нас нет шансов вернуться.       — Не обязательно. Однако я не о том. Твоя Алисса…       — Не надо, Джарет. Я не дурак.       Они замолчали. В эту ночь Джарету не пришлось делиться одеялом. Ганконер так и просидел до утра, прислонившись к стене и обняв колени.       Утро началось с суматохи. Голоса за стеной фургона звучали возбужденно, с радостным нетерпением. Даже рабы оживились и зашептались между собой. Джарет поднялся, размял руки и ноги. Слабость осталась, но в общем и целом он чувствовал себя сносно. Стрелок опасливо покосился на него и передвинулся ближе к двери.       — Сейчас бы ванну, — мечтательно протянул Джарет.       — В некоторых мирах рабов перед продажей водят в баню, — вяло отозвался Ганконер. — Но здесь я бы на такую роскошь не рассчитывал. И до моря еще далеко.       — Воздух изменился. Какая-то большая вода близко. Может, река?       Ганконер припомнил карту.       — Да, пожалуй.       К реке они добрались, когда солнце перевалило за полдень.       — Переправа, — определил Джарет, напряженно прислушиваясь к внешним звукам. — Много народа собралось. И все знакомы друг с другом. Может, у них ярмарка?       — Хорошо бы. Чем больше народу, тем легче затеряться, — Ганконер тоже прислушался. — Хм… а языков-то здесь больше двух.       — Какая разница, если мы ни один не понимаем.       Дверь фургона открыли, и было видно, как выпрягают лошадей.       — На водопой повели. А сами — купаться, — завистливо вздохнул Джарет. К жаре он притерпелся, но близость такой желанной и недосягаемой воды сводила с ума.       В фургон вошли Триус с сыном. Оба несли по полному ведру. Поставили у стены и тут же вышли, торопясь присоединиться к купающимся. Стрелок остался.       На десятерых воды было слишком мало — хватило только умыться и намочить волосы. Но Джарету сразу стало лучше. Перед переправой фургон снова заперли, так что рассмотреть реку они не успели.       — Не слишком широкая и брод совсем мелкий, — оценил по звукам Ганконер.       Джарет искоса следил за рабами. Они шептались всё оживленнее и похоже, что прощались друг с другом. Спокойно, без паники и слез.       — Неужели нас сразу отправят на продажу?       — Похоже на то. Как обстоят дела с твоим даром?       Джарет прислушался к себе.       — Полагаю, наша природа здесь не меняется. Ведь регенерация сохранилась.       — Постарайся не выдавать себя. Наши способности и флейта — вот и всё, что может помочь нам выбраться.       Джарет кивнул.       — У тебя еды нет?       Ганконер достал из кармана кусочек лепешки — маленький, на один зуб, только еще больше есть захотелось. Шум снаружи отвлек Джарета от бурчания в животе. Они явно въехали в город. Копыта зацокали по камням. То ли булыжники, то ли плиты. Со всех сторон слышались голоса. Ганконер принялся приводить себя в порядок. Со стоном натянул туфли. Джарет с досадой посмотрел на свои сапоги. Ходить в них по жаре будет пыткой, но не босиком же идти.       Фургон остановился, через несколько минут дверь открылась, и вошел Ирас, а с ним невысокий толстяк в ярко-желтой рубашке, таких же брюках и кожаных сандалиях на босу ногу. Черные, коротко подстриженные волосы его были мокрые.       — У них и шелк есть, — прошептал Джарет. — Или что-то очень похожее.       Рабов начали выводить из фургона. Толстяк придирчиво осматривал каждого и демонстративно морщился. Ирас только усмехался, что-то отмечая карандашом в большом блокноте. Потом указал на Ганконера и Джарета. Толстяк повернулся и удивленно поднял брови. Лицо у него было круглое, лоснящееся от пота. Не такое смуглое, как у Ираса. Он что-то сказал — с явным сомнением. Ирас кивнул Ганконеру, узнаваемо насвистев начало одной из его мелодий.       Ганконер достал флейту и заиграл. Выражение лица толстяка сменилось на заинтересованное. Не дожидаясь окончания музыки, он повернулся к Ирасу и заговорил. Джарет напряженно вслушивался в трескучую речь. Ясно, что начался торг. Ирас невозмутимо повторял одну и ту же фразу, видимо, содержащую цену. Толстяк топал ногами, махал унизанными кольцами пальцами перед носом Ираса, кричал, срываясь на визг, но не добился уступок. Душераздирающе вздохнув, он снял с руки тяжелый перстень с непрозрачным красным камнем и отдал Ирасу. Тот с довольным видом сделал пометку в блокноте, отомкнул ошейник на Ганконере и указал ему на дверь. Ганконер растерянно посмотрел на Джарета и не сдвинулся с места. Толстяк нахмурился и подошел ближе. Ирас хотел взять Ганконера за плечо, но Джарет перехватил его руку. В лучше солнца из двери блеснули когти. Толстяк ахнул.       Ирас выронил блокнот и потянулся к кобуре, но Джарет успел раньше. Ирас замер, когда дуло похожего на револьвер оружия ткнулось ему в подбородок. У толстяка отвисла челюсть. Джарет посмотрел ему в глаза, выразительно приподняв бровь. Потом отбросил револьвер в угол и с силой оттолкнул от себя Ираса. Тот пролетел до двери, упал, тут же вскочил и кинулся к револьверу, но толстяк решительно перегородил дорогу. Снова поднялся крик.       — Зря ты так, — прошептал Ганконер. — Теперь Ирас тебя не продаст.       — Продаст, — уверенно ответил Джарет. — Этот клещ от него не отцепится.       Он сцепил руки за спиной, чтобы работорговцы не видели, как дрожат у него пальцы. Он бы не смог выстрелить, даже если бы захотел. И револьвер не удержал бы ни секундой дольше. Огнестрельное оружие вызывало у всех фэйри отвращение до обморочной слабости.       Через пять минут Ирас раздраженно плюнул, принял три перстня с черными камнями, подобрал блокнот, чиркнул в нем так, что сломал кончик карандаша, и сунул толстяку ключ. Отступил в сторону и сделал насмешливый приглашающий жест в сторону Джарета. Толстяк ухмыльнулся, отошел к двери и громко крикнул. Тут же внутрь впрыгнули трое здоровяков с хлыстами. Одному из них он протянул ключ. Джарет спокойно позволил снять с себя ошейник. К наручникам добавилась еще одна цепь — сковавшая их с Ганконером. Что ж, по крайней мере, это гарантирует, что какое-то время их не разлучат. В последний момент Ганконер спохватился и поднял с соломы свой фрак и куртку Джарета. За цепь тут же дернули, поторапливая.       Снаружи в глазах зарябило от ярких красок. И вправду, ярмарка. Торговые ряды с пестрыми палатками начинались от стоянки фургонов и расползались по огромной площади. За ними виднелись двухэтажные дома. Толстяк направился по узкому проходу между фургонами в сторону палаток. Джарета и Ганконера повели следом.       — Город небольшой, затеряться нам едва ли получится, — Джарет вертел головой по сторонам. — А ты прав, человеческих рас здесь не две, а три или даже четыре.       — А нечеловеческих не наблюдается совсем, — Ганконер нахмурился. — Бежать придется этой ночью, Джарет. Едва ли нас купят вместе. Этот делец заплатил Ирасу немалую цену, так что стоить мы будем дорого. А кроме того, очень уже разные у нас… сферы применения.       — Тебя — в бордель, меня — на ринг?       Ганконер споткнулся и с упреком посмотрел на него. Джарет широко улыбнулся. Несмотря на цепи, настроение у него стремительно улучшалось. Атмосфера ярмарок Джарету всегда нравилась. А товары и манера местных жителей торговаться живо напомнили базар где-нибудь в Бухаре или Стамбуле. Сходство закончилось, когда они прошли через ряды с тканями и вышли на невольничий рынок. Ганконер тихо присвистнул.       — Да, это не древний Восток, — кивнул Джарет. — И не рабовладельческий Юг Америки. Это что-то совсем иное.       В больших шатрах на лавках и ковриках спокойно сидели рабы — в одинаковых ошейниках и наручниках, некоторые скованные по парам. Все мужчины. Покупателей было немного и среди них тоже не наблюдалось женщин.       — Все молодые и одной расы, — задумчиво пробормотал Ганконер.       — Не все, — возразил Джарет. — Похоже, наш толстяк — продавец штучного товара.       Их подвели к шелковой зеленой палатке, выцветшей, но всё еще нарядной. Рабы в ней сидели на красивых зелено-желтых ковриках. Всего их было пятеро, и один выделялся, как лебедь среди гусей. Обнаженный до пояса, он сидел, низко опустив голову, так что лица не было видно за длинными черно-белыми волосами. Но фигура, нежная кожа и длинные пальцы тонких рук, безвольно лежащих на коленях, выдавали знатное происхождение.       Навстречу толстяку выскочил шустрый человечек с узким, похожим на лисье лицом. Быстро заговорил, льстиво улыбаясь. Толстяк фыркнул, обернулся к Джарету с Ганконером и указал в глубину палатки на свободные коврики — рядом с необычным рабом. Сам еще пару минут поговорил с продавцом и ушел, оставив двух охранников. Те встали по обе стороны от входа. Продавец с интересом осмотрел новый товар, почесал нос, что-то прикидывая, и неожиданно свистнул. Откуда-то из-за палатки выбежал босоногий мальчишка. Продавец что-то ему сказал и кинул мелкую монетку. Мальчишка убежал.       — Похоже, он придумал, кому нас сбыть, — Ганконер поудобнее уселся на коврик.       — Хоть бы воды дал, — Джарет облизнул губы и покосился на их соседа. — Хм, а ведь это у него природная окраска. Впервые такое вижу.       — Почему ты так решил?       — Волосы отросли неровно, значит он уже давно в плену. Но у корней волос цвет не изменился. А он совсем еще мальчишка. И знаешь, что интересно? Его чем-то опоили.       К ним подошел продавец. Ласково улыбаясь, протянул по небольшой чашке с водой. Джарет принюхался.       — Нам тоже добавили наркотик.       Он спокойно взял свою чашку. Ганконер последовал его примеру. Воды было немного, можно запросто удержать во рту.       Как только удовлетворенный продавец отошел, Ганконер закрыл лицо руками и незаметно выплюнул воду в рукав рубашки. Джарет задумчиво покатал воду во рту и проглотил.       — С ума сошел? Опять тебя откачивать придется!       — Тебя бы пришлось, — Джарет самодовольно улыбнулся.       — Значит правда, что ты приучил себя ко всем известным ядам? — завистливо вздохнул Ганконер.       — Обо мне и такие слухи ходят? Кстати, не забудь минуты через две принять какой же сонный вид, как он.       — Сам не забудь. Ого, смотри, что-то случилось, — Ганконер подтолкнул Джарета.       Знакомый мальчишка со всех ног мчался назад. Подлетев к продавцу, что-то взволнованно зашептал. Тот изменился в лице, бросил мальчишке серебристую монетку и метнулся в глубину палатки, где стоял большой сундук. Открыл крышку, схватил сонного раба в охапку и как куклу забросил внутрь. Захлопнул крышку, но запирать не стал, оставив навесной замок свободно болтаться. И тут же вернулся на свое место у входа, нацепив прежнюю доброжелательную улыбку.       — А вот и наш долгожданный шанс, — прошептал Джарет.       — Враг моего врага — мой друг?       — Вот именно. Ты только прислушайся.       По рынку катилась волна тишины и отчетливо ощущаемого Джаретом страха. Он приподнял голову. Можно было не притворяться — продавец и охранники напряженно смотрели в другую сторону. По проходу между палатками медленно шли трое мужчин. Высокие, изящно сложенные, в белоснежных рубашках и переливчатых шелковых жилетах. Из-под плетеных шляп были видны уложенные локонами волосы с чередующимися черно-белыми прядями.       — Пестроволосые, — шепнул Ганконер. — Надо же, еще одна раса. А их здесь не любят.       Лица мужчин застыли надменными масками. И только светло-серые глаза смотрели по сторонам очень внимательно. Все трое были разного возраста, но похожи друг на друга, как братья. А следом за ними шел человек, напомнивший Джарету их прежнего хозяина. В такой же широкополой шляпе, расшитой серебром жилетке и широком поясе с бляшками. Руки он держал на кобурах и смотрел хмуро, то и дело кривя полные губы. Поверх жилета лежала широкая серебристая цепь. Местный шериф или мэр?       Джарет поймал взгляд одного из трех щеголей и быстро подмигнул. Тот задержал шаг и прищурился. Джарет кивнул в сторону сундука. Троица свернула к палатке. Продавец тут же заискивающе затараторил. Охранники напряглись. «Шериф» что-то резко спросил. Тон продавца сменился с подобострастного на негодующий. Старший из трех мужчин поморщился и вошел в палатку. Охранники тревожно посмотрели на продавца, тот замолк и покачал головой. Губы его плотно сжались.       Джарет встал, потянув за собой Ганконера. Мужчина остановился перед ними, и Джарет заговорил, не дожидаясь вопроса:       — Если вы ищите своего человека, то он спрятан там, — и указал на сундук.       Продавец возмущенно вскрикнул, охранники рванулись в палатку, но Ганконер, который стоял ближе всех к сундуку, уже подскочил к нему, дернув за собой Джарета, и откинул крышку.       «Шериф» зашипел сквозь зубы. Охранники растерянно остановились. Продавец вскрикнул, как подстреленный заяц, и упал на колени. Все заговорили разом, перекрикивая друг друга.       Юношу достали из сундука, бережно закутали в извлеченное оттуда же легкое шелковое покрывало. Старший из мужчин что-то резко и быстро говорил угрюмо кивающему «шерифу». Продавец продолжал вопить - возмущенно и жалобно. "Шериф" что-то буркнул, снял шляпу, вытер платком лоб, надел шляпу и с размаху пнул продавца в живот. Тот захлебнулся и скорчился на земле. «Шериф» наклонился, сорвал с его пояса связку ключей и бросил охранникам. Те послушно сняли наручники с Джарета и Ганконера. А вместо них неожиданно достали из сундука два новеньких ошейника.       — Это еще зачем? — Джарет возмущенно обернулся к старшему из пестроволосых. Тот ответил недоуменным взглядом.       — Молчи, — прошипел Ганконер. — Хочешь, чтобы тебя пристрелили в отместку?       Джарет и сам сообразил, что им пока не следует требовать свободы. Но легче от этого не стало. Сильнее всего он мучился от резкого контраста их потрепанной одежды с нарядами новых хозяев. От страданий Джарета отвлек только вид экипажа, к которому их привели.        — Автомобиль?!       — Нефть в этом мире есть, — Ганконер дернул носом. — Но судя по тому, что это единственный самодвижущийся экипаж среди фургонов и прочих телег, такое средство передвижения здесь в новинку.       — Здесь, возможно. Но это далеко не первая модель.       Автомобиль был большой, выкрашенный в светло-серый цвет. Металлические части сияли на солнце. Впереди, рядом с местом шофера, находилось еще одно кресло. Задние сидения были устроены на манер каретных — два обитых кожей дивана друг напротив друга. Самый младший из мужчин сел за руль. Юношу, по-прежнему находящегося в полубессознательном состоянии, уложили на одно из задних сидений. С ним сел старший мужчина, уложив голову юноши себе на колени. На место напротив указали Джарету с Ганконером.        В автомобиле было душно и жарко, но как только он тронулся с места, приоткрыли все окна и стало можно дышать.       — Лан Крастас, — сидевший напротив Джарета мужчина улыбнулся, чуть склонив голову. В спокойном состоянии голос у него был приятный. Он добавил еще одну фразу, нежно посмотрев при этом на юношу.       — Лан — это, должно быть, титул, — прошептал Ганконер. — К нему так обращались на базаре. А мальчик — его сын, скорее всего.       Джарет назвал себя и Ганконера. Их имена вызвали удивление. Крастас задал вопрос на том же певучем языке.       — Увы, — Джарет развел руками. — Я не понимаю.       Вопрос повторили на другом языке, потом на третьем, четвертом. Лан говорил уверенно, словно все языки были для него родными. Джарет и Ганконер молча качали головами. Крастас задумался. Второй мужчина, до того не принимавший участия в разговоре, повернулся с переднего сидения и что-то сказал. Лан скептически приподнял красиво очерченную бровь и неуверенно выговорил фразу, от которой Ганконер встрепенулся.       — Древний язык сидов?!       — Похоже, но произношение совершенно дикое, — Джарет медленно повторил слова, пытаясь понять их смысл. — Что-то вроде: «вы с невозможного острова»?       — С исчезнувшего острова, — поправил его Ганконер. — Или с невидимого.       — Нет, — Джарет перешел на древний язык сидов, который знал недостаточно хорошо. До сих пор у него не было повода жалеть об этом пробеле в своем образовании. — Мы… нездешние.       Его собеседник недоверчиво улыбнулся. Внимательно осмотрел Ганконера, перевел изучающий взгляд на лицо Джарета, потом — на его руки. Снова посмотрел на Ганконера.       — Феи? Чистая кровь?       — Фэйри, — поправил Ганконер и заулыбался. — Великий Хаос, неужели здесь живы потомки сидов? — и добавил на древнем языке: — На Невидимом острове живут такие, как мы?       Лан покачал головой, явно исчерпав словарный запас. Но взгляд его изменился, и Джарету это изменение решительно не понравилось. Так коллекционеры смотрят на редкостный экземпляр для своего собрания, неожиданно обнаруженный в лавке скупщика старья. Так он сам смотрит на особо одаренных людей, когда прикидывает, на что их лучше всего применить в Лабиринте.       Автомобиль выехал в степь. Поднявшаяся клубами пыль вынудила закрыть окна. Снова стало жарко и душно. По рукам пошли фляжки с водой. Джарету с Ганконером вручили одну на двоих. Вода была приятная, с лимонным привкусом. Спящему юноше то и дело протирали лицо. Разговоры прекратились, люди обмахивались шляпами. Водителя обмахивали особо старательно.       — Должно быть, они живут в более прохладных местах, — негромко сказал Ганконер. — Ираса и его людей жара не донимала. Мне кажется, что мы едем к морю.       — Искренне на это надеюсь, — Джарет смотрел в окно, но почти ничего не видел за пеленой пыли. Он напряг память и громко произнес слово «море» на древнем языке.       Лан кивнул и махнул рукой, показывая вперед.       Ганконер облегченно вздохнул. Его стремительно улучшившееся настроение всё сильнее раздражало Джарета.       — Можешь не надеяться на свободу, Конни. Эти люди нас не отпустят.       — Думаешь? — Ганконер потеребил ошейник. — Но они знают о фэйри.       — И не боятся, заметь. Особого восхищения тоже никто не выказал. Мы для них — диковина, редкость, но не более того, — Джарет откинулся на спинку сидения и закрыл глаза. Непосредственной опасности нет, а жара всё равно прекратила все разговоры.       Ганконер заставил себя отвлечься от тревожных мыслей и тоже задремал. Проснулся он оттого, что автомобиль остановился.       — Постоялый двор, — Джарет выглянул в окно. — О боги, может у них баня есть? Или хотя бы колодец с большим запасом воды? — он брезгливо отбросил назад слипшиеся от пота волосы. — Я согласен даже на холодное обливание.       Оказалось, что есть всё. И колодец, и баня, и магазин, и даже врач, на попечение которого тут же передали сына лана. Постоялым двором назвать увиденное не поворачивался язык. Скорее, гостиничным комплексом. Хозяин был смуглый, темноволосый и черноглазый, но ни малейшей неприязни к приехавшим не выказал. На площадке у входа стояло еще два автомобиля.       Лан ушел вслед за доктором, а его спутники повели Джарета и Ганконера в магазин.        — Интересное у них отношение к рабам, — Ганконер всё шире открывал глаза, наблюдая, как растет груда шелковой одежды на прилавке. Примерка не предусматривалась, но на вид всё было подходящего размера.       Джарет лишь мельком глянул на одежду и направился к стойке с обувью.       — Я больше не могу ходить в сапогах.       Ганконер тоже был не прочь заменить свою износившуюся пару бальных туфель. Но сначала посмотрел на хозяев. Инициатива Джарета их неприятно удивила, старший даже нахмурился, но возражать не стал. Джарет выбрал легкие туфли из мягкой кожи с прорезным узором, почти сандалии. Ганконер взял похожую пару. В оплату был выдан чек, так что оценить, насколько дорого стоит здесь шелк, не получилось. Все покупки продавец сложил в большую холщовую сумку, которую вручили Ганконеру.       «Просто поразительно, почему Джарету никто не поручает никакой работы с тех пор, как ему исполнилось двадцать?» — мрачно подумал он.       Настроение было пакостное. После долгих часов в душной машине, пропахшей бензином, болела голова. Только баня — роскошная, на манер римской, вернула Ганконеру ясность мыслей. Мылись они отдельно от хозяев, и это его весьма обрадовало.       — Джарет, я умоляю тебя, не пытайся сбежать. Пусть нас хотя бы до моря довезут. И язык нужно выучить.       — Согласен, — Джарет блаженствовал в теплой воде с ароматной пеной. — А еще нам понадобятся ключи от ошейников.       Ошейники с них не сняли. Должно быть их запирающий механизм не портился от воды.       В дверь купальни требовательно постучали. Джарет зарычал.       — Не наглей, нам и так дали целый час, — Ганконер вылез из воды и начал одеваться. — Интересно, здесь шелк дешевый, или наши хозяева очень богатые?       — Скорее второе, — Джарет придирчиво осмотрел свой костюм из бирюзового шелка. Свободный покрой, добротный пошив, но совершенно не соответствует его излюбленному стилю. К одежде прилагались перчатки. Стало быть, хозяева не желают привлекать к нему лишнее внимание. — Смотри, рубашки сшиты так, чтобы ворот не закрывал ошейник.       — Хочешь сказать, что для рабов здесь шьют особую одежду? Из шелка?       — А почему нет? Ладно, пошли. Я умираю от голода.