Родственная душа

Быть Первым помощником на знаменитом корабле USS Энтерпрайз для Спока было не трудно. Хотя так было не всегда, ведь у него первое время не ладились отношения с ныне действующим капитаном. Однако и сейчас работать под руководством Джеймса Т. Кирка было нелегко. И дело было даже не в его непостоянстве, безрассудстве, зачастую нелогичном поведении, самоотверженности. Всё было слишком просто и одновременно ужасно трудно. Джеймс Т. Кирк – действующий капитан USS Энтерпрайз, являлся родственной душой С`Чн Т`Чай Спока. И подтверждение сему факту была красивая надпись в виде имени вышеупомянутого человека на левом предплечье вулканца. Спок всё это время отрицал существование у него родственной души. Он был вулканцем, а у вулканцев, как доказывает история и наука, не бывает родственных душ. Но мама однажды рассказала маленькому Споку, как однажды повстречав его отца, она испытала ни с чем несравнимую муку и счастье, ведь в тот же день на её руке появилась кровоточащая рана, которая потом сложилась в имя Сарека. И именно Аманда донесла до сына весть, что в отличие от расы её мужа, у людей бывают родственные души. Вулканцы не лгут, Спок был очарован этой историей, однако ещё в детстве рассудил, что это лишь сказка, ведь мама никогда не показывала ему надпись. Спок, как истинный последователь Сурака, отрицал наличие у себя родственной души. Поэтому когда он на срочном заседании, собранном по случаю рассмотрения нарушения прохождения теста Кобаяши Мару одним из студентов, испытал острую боль в левом предплечье, то не подал вида. Он лишь позволил себе удивлённо приподнятую бровь, когда его оппонент, тот самый дерзкий студент, коим являлся Джеймс Т. Кирк, дёрнулся и, скривившись, схватился за собственное левое предплечье. А затем события набрали такой оборот, что уже некогда было отвлекаться на физическую контролируемую боль в руке, ведь он испытал в разы сильнее душевную боль от потери матери и родной планеты. Лишь после событий с капитаном Нероном, когда он вернулся в свою квартиру в Сан-Франциско, отмахнувшись от медиков, Спок обнаружил на своём предплечье рану с запёкшейся кровью, которая складываясь в знакомое имя – Джеймса Тиберия Кирка. Сказать, что вулканец был озадачен подобным открытием и новоприобретением, значит, ничего не сказать. Спок, который отрицал человеческую часть своей души всю сознательную жизнь, получил прямое доказательство тому, что и не до конца являлся вулканцем. Это было сродни подлому удару в спину и от кого? От собственного генетического кода! В признании наличия у себя родственной души не способствовало и то, кем именно являлась на самом деле его половинка. Первое впечатление об этом человеке, как и второе, не отличалось положительными характеристиками. Да, Джеймс Кирк проявил себя отважно, а также доказал наличие незаурядного ума и сильного характера. Однако он по-прежнему казался поверхностным, несобранным, взбалмошным юнцом, который не был готов нести ответственность за несколько сотен жизней. Однако это мнение со временем начало постепенно меняться. Спок сначала с неохотой стал отмечать, что Кирк был весьма доброжелательным и общительным человеком, он обладал загадочным обаянием. Его капитан не прилагая видимых усилий мог расположить к себе многих людей, а также инопланетных существ. Первое, что вулканец впервые с неохотой признал, это наличие у этого человека такого чувства, как сострадание. И долгое время Спок был уверен на 97,56%, что Кирк не мог унывать. Но был вынужден поменять своё мнение спустя год их знакомства, когда в их мир ворвался Хан Нуньен Сингх. Спок каждый раз неосознанно сжимал ладони в кулак, стоило ему лишь вспомнить те дни, наполненные напряжением и болью. И тогда он впервые едва не потерял Джима. Смотря на то, как знакомые всегда сияющие лазурные глаза его капитана тускнеют, он понимал, что за год невольного общения с этим невозможным человеком проникся к нему, возможно, даже привязался. И Спок был вынужден признаться тогда самому себе, что считал его другом. Но не больше. И он даже испытал толику сожаления о том, что понял он это только тогда. Однако стоило последнему вздоху сорваться с обветренных губ Джима, Спок испытал ни с чем несравнимую боль, которая быстро сменилась слепящей яростью. Вулканец отказывался объяснять хотя бы себе, отчего так бурно отреагировал на смерть Джима, почему так сильно жаждал не просто отомстить тому, кто отнял этого невозможного человека у него, а стереть этого сверхчеловека в порошок. Если бы его тогда не остановила Нийота своими словами о том, что без крови Хана им не спасти Кирка, Спок бы… Он отказывался воображать, что мог сотворить в том состоянии. К слову сказать, с Нийотой Спок расстался ещё после инцидента с капитаном Нероном. Или точнее будет сказать, лейтенант сама положила конец их отношениям, как только увидела забинтованную руку полувулканца. Острый ум девушки был одним из её привлекательных черт, что импонировали Споку. А потому он не был удивлён, как быстро она поняла то, что он до сих отрицал. Ведь признать наличие у себя родственной души означало признать, что ты наполовину человек. Этого Спок не мог допустить. С Нийотой они расстались достаточно быстро и без лишнего шума, оставшись при этом друг другу дорогими друзьями. Спок посчитал приемлемым оставить подобную форму общения, справедливо рассудив, что столь умный, понимающий человек, как Ухура, благотворно влияет на его коммуникации с другими членами экипажа. Нийота, увы, не знала, кем являлась родственная душа Спока, чем последний был весьма удовлетворён. Быть может, знай она, что её капитан был человеком, предназначенным судьбой Споку, то попыталась бы восстановить справедливость и воссоединить две половинки. Будь это ещё два года назад, она бы подобного никогда не сделала. Но спустя три года настоящего знакомства с Джимом, она была уже иного мнения о нём. Джеймс Тиберий Кирк был самым молодым капитаном в Звёздном Флоте. Он уже был знаменит тем, что спас Федерацию дважды за время своей трёхлетней службы сначала от сумасшедшего ромуланца из будущего, а потом и от сверхчеловека. Также его все знали задолго до всех этих событий из-за великой трагедии, связанной с Кельвином, в которой храброй смертью погиб его отец. Люди знали Джима как самоуверенного, легкомысленного, вездесущего паренька из Айовы. Многие знали, что он не мог пропустить ни одной юбки. Но никто не мог спорить с его умом и талантами. Однако злопыхатели утверждали, что все его достижения связаны лишь с тем, что он был сыном героя Федерации. Увы, люди видели в нём лишь звёздного ребёнка. И лишь немногие знали, что за напыщенной бравадой и легкомыслием скрывается весьма чуткий, добрый, внимательный человек с кучей комплексов. Джим не был идеалом для подражания, а также не являлся образцовым офицером, ведь мог пренебречь правилами, если считал это нужным. Однако он был весьма старательным, не желая подвести людей, которые доверились ему. Он знал каждого на корабле в лицо и по имени, мог общаться со всеми на равных, ни в коем случае не возвышаясь над остальными. Он предпочитал шумные посиделки в столовой со своим экипажем, тихой трапезе в офицерской столовой. Джим познавал свой экипаж изнутри, втирался в доверие не подачками, а своей искренней улыбкой и заботой о каждом. Это не всегда можно было рассмотреть за доброй шуткой, но это чувствовал каждый, а потому в ответ любил своего капитана и готов был идти за ним до конца. Это Спок тоже не сразу увидел в Кирке, сначала отрицая, а потом открывая его для себя заново. После того, как он едва не потерял Джима, он не отходил целый год от того, стараясь постоянно быть где-то рядом с ним, испытывая в этом потребность, пока они были на Земле в то время, когда Энтерпрайз восстанавливали для пятилетней миссии. Весь год Спок открывал Джима с новой, ранее не известной ему стороны. Кирк как-то сам увеличил их времяпрепровождение вместе, а вулканец и не был против. Человек также стал первым, кто предложил ему начать играть в шахматы. Сначала были просто молчаливые посиделки за игрой, потом неуёмный характер Джима перевёл простую игру в беседу. За одной беседой последовало ещё две, а потом ещё и ещё, пока совместные вечера за игрой и приятной беседой не стали повседневным ритуалом. Они вместе ходили проверять, как продвигаются ремонтные работы их корабля, вместе приходили и уходили из Академии Звёздного Флота, где просвещали юные умы о том, что им действительно пригодится в путешествии по Галактике. А вечер коротали в чьей-нибудь квартире за очередной партией шахмат. Спок не сразу это заметил, а когда заметил, то не был против. Джим был для него весьма интересным человеком, а ещё тот обладал выдающимся умом. Его логика часто была непонятна вулканцу, но оттого его интерес лишь возрастал к этому необычному человеку. А потом началась пятилетняя миссия. Она отличалась от предыдущих путешествий Энтерпрайз по просторам Космоса тем, что они были постоянно предоставлены сами себе, получая лишь указания от Звёздного Флота. Но в этих миссиях они могли полагаться лишь на себя и друг друга, а потому они были вынуждены менять форму своего поведения и общения. Спок по-прежнему был серьёзен и собран. А вот вечно неунывающий Джим, который был вынужден быть опорой для своего экипажа, изводил себя на благо другим. Спок, наверно, долго бы не замечал, что их общение с капитаном сократилось, если бы не боль в руке. Она появилась внезапно, рана не давала о себе знать с первой встречи с Джимом, но вот теперь она вновь стала болеть. А спустя две недели к ноющей боли присоединились кратковременные кровотечения. Они не причиняли боль или дискомфорт вулканцу, который мог контролировать боль, а потери крови были восполнимы. И он по-прежнему продолжал упрямо отрицать наличие родственной души, довольствуясь тем, что Джим был его другом (или скорее братом, но никак не «второй половинкой»), и игнорировал рану на руке. Однако Споку сложно было не обращать внимания на то, как плохо стал выглядеть его капитан в последнее время. Уже прошёл год с начала пятилетней миссии, экипаж показывал отличные результаты, и лишь сам Кирк был с каждым днём всё более мрачен, рассеян и бледен. Это не давало покоя вулканцу. Он находил логическое объяснение странному беспокойству за капитана, объясняя его тем, что волновался за друга. Но не решался напрямую спросить его о том, что у него было не так. Время шло. С каждым днём Джим бледнел всё больше и, кажется, становился всё тоньше. Он стал реже появляться в общей столовой, но больше в тренажёрном зале, словно загонял себя. Несколько раз его прямиком оттуда доставляли в медицинский отсек под крыло доктора МакКоя, который с каждым днём становился всё мрачнее. Спок несколько раз совершал попытки узнать у начмеда, что с их капитаном, но тот его вежливо посылал к фольклорному существу. Спустя какое-то время, Джим выходил из-под крыла доброго доктора и возвращался к привычной жизни, сияя улыбкой и жизнелюбием, как и в последний раз. А потом он однажды позвал Спока на игру в шахматы, в которую они не играли с тех пор, как началась пятилетняя миссия. Игры вновь стали их ежедневным времяпрепровождением. Боль в ране на руке прошла, но странное напряжение внутри вулканца – нет. Он продолжал наблюдать за своим капитаном, чьё состояние не улучшалось. Нет, тот по-прежнему улыбался и шутил, однако нездоровый цвет кожи и тёмные синяки под глазами говорили о том, что всё далеко не так радужно, как пытался всем показать Джим. И вот сегодня во время очередной альфа-смены, когда вулканец сидел за своей научной консолью, изучая показатели приборов, тишину мостика разрезал женский крик ужаса. Резко развернувшись и поднявшись на ноги, Спок увидел, как их бравый капитан, слабо дёрнувшись, обмяк в собственном кресле, а его глаза закатались, прежде чем закрыться. Мостик мгновенно погрузился в пугающую тишину. В одну секунду вулканец оказался перед креслом Джима, подхватывая того на руки, и только тогда осознал, что привело в такой ужас молодую энсин, которая принесла капитану на подписание падд с отчётом из научного отдела. На полу у кресла разрослась лужа крови, источником которой являлась рана на руке Кирка, ранее не замеченная вулканцем. Не мешкая тогда ни секунды, Спок отправился в медотсек, рассудив, что он доберётся туда быстрее, чем медики явятся на мостик. Передав управление кораблём оцепеневшему Сулу, вулканец быстро покинул мостик и также быстро добрался до медотсека. И конечно же, он не удержался на пути в лифте осмотреть рану капитана… Сдав бессознательное тело капитана доктору МакКою, Спок покинул медотсек. Ему нужно было проанализировать то, что случилось и то, что он увидел. На бледном предплечье Джима была кровоточащая рана в виде имени Спока. Одно дело игнорировать собственную рану нелепой формы, а другое дело, видеть подтверждение тому, что у него была родственная душа. И эта самая родственная душа сейчас страдала, по всей видимости, от большой потери крови. Вернувшись на мостик, Спок отсидел там положенное время альфа-смены, а потом, сдав пост, направился в свою каюту. Его душа не знала покоя. В его мыслях был полный диссонанс, как тогда, когда он потерял свою мать и планету, только в этот раз всё было иначе. Игнорировать факты было нелогично, но и соглашаться с иронией судьбы он не собирался, однако и мучить Джима он не хотел. Ему следовало принять верное решение, а для этого ему была необходима трезвая голова. Привести мысли в порядок он надеялся с помощью медитации. Покой и умиротворение, которого Спок едва смог достичь с помощью медитации был прерван вызовом интеркома, сообщая о полуночном госте. О том, что гость был поздний, указывали часы: 01.12. Вулканец плавно поднялся со специального коврика для медитаций, ткань вулканского одеяния тихо зашуршала. Он прошествовал к двери и впустил ночного визитёра. И даже не удивился, когда в его каюту проскользнул Кирк. Джим, оказавшись в комнате, замер прямо напротив Спока, но не смотрел на него. Его взгляд был опущён в пол. Вулканец отметил по-прежнему бледность капитана, однако странный лихорадочный румянец не вписывался в общую картину. Как и закушенная губа, а также дрожащие руки, которыми он теребил край своей формёнки. - Капитан? – решил нарушить тишину каюты Спок, поняв, что человек не собирается начинать первым разговор. - Джим, - тихо ответил Кирк, медленно поднимая лицо к вулканцу. – Я же просил вне мостика обращаться ко мне по имени. - Джим, - послушно исправился Спок. На пухлых искусанных губах появилась бледная тень улыбки. – Могу я узнать цель твоего визита? Я полагал, что ты должен находиться в медотсеке под присмотром доктора МакКоя. Ещё десять часов назад твоё состояние было далеко от удовлетворительного. - Я пришёл, чтобы поговорить, - было странно видеть всегда решительного и целеустремлённого Джима таким ранимым и боязливым. Он словно тщательно подбирал слова, страшась чего-то. - В столь поздний час? – посчитал нужным уточнить Спок. Его голос, как и всегда, не отличался эмоциональностью. Но то ли его интонация, то ли смысл его слов заставил Джима в один миг собраться. - Это больше не может так продолжаться! – решительно проговорил он, прямо встречая взгляд вулканца. – Я устал страдать! Устал маяться от всей этой чепухи! Я долгое время вообще не знал, что такое возможно! - Джим, уточни… - попытался вклиниться в бурный поток слов капитана вулканец, но был безжалостно перебит. - Слушай меня внимательно! – приказал Джим. Что-то дрогнуло внутри Спока, появилась какая-то мысль, которую он не мог поймать за хвост. Это редко с ним случалось. – Ещё тогда, во время слушания по делу о Кобаяши Мару я понял, что ты моя вторая половинка. Однако ты не подтвердил, что я являюсь твоей судьбой, а потому я решил, что я и здесь отличился. Потом я изучал все доступные мне трактаты о вулканцах, в которых выяснил, что вулканца не сталкивались никогда ни с чем подобным – надпись на руке в виде имени твоего суженного. Такой привилегией обладали лишь люди. Джим в пылу своей эмоциональной речи, заметался по комнате, активно жестикулируя. Спок всё это время стоял всё также у интеркома, заложив руки за спину, и наблюдал за действиями человека. Ему было некомфортно от того, как болезненно выглядел Джим, однако часть его была приятно взволнована его присутствием прямо здесь и сейчас. Вулканец старался анализировать, откуда взялись столь странные эмоции, однако находил, что каждый раз, стоило в его поле зрения появиться капитану, то он испытывал всегда странное волнение. Ухватившись за эту мысль, он стал дальше анализировать своё поведение за последние три года с момента слушания о деле Кобаяши Мару. Медитация помогла систематизировать мысли, а потому он мог с точностью сказать, что Джим всегда неизменно вызывал в нём в основном лишь позитивные реакции: интерес, заботу, трепет, приятное волнение, нежность. Вспомнив тот день, когда он едва не лишился Кирка, он осознал, что тогда испытал леденящий душу холод от его потери, словно жизнь закончилась, а тело его двигалось лишь за счёт жгучей всепоглощающей ярости и желания отомстить. Но стоило ему лишь услышать, что Джима можно спасти, в его тело словно вновь вдохнули жизнь… - ...Я пытался влюбить тебя в себя, но несколько дней назад понял, что и в этом провалился, - ворвался в мир Спока надломленный голос Джима. Он внутренне вздрогнул от того, как убито звучал голос человека. Он не должен был так звучать! Кирк замер посередине комнаты, но не обернулся к вулканцу, который с напряжением наблюдал за ним. – А сегодня я узнал, что на твоей руке моё имя. Джим по-прежнему не смотрел на него, его руки были сцеплены в замок, словно он старался удержать себя от необдуманных действий. Его плечи были опущены. Вся его фигура источала обречённость. Спок сделал невольный шаг в его сторону, испытывая сильную потребность коснуться этого невозможного человека, поддержать его, стереть гримасу боли с его прекрасного лица… - Я понимаю, я не идеал. Мою жизнь вряд ли можно назвать праведной. Хотя и слухи обо мне весьма преувеличены, но я и не пай-мальчик. Я в курсе, что и характером не вышел. Мы вечно с тобой спорим, потому что у нас с тобой совершенно разные взгляды на многие вещи. Я каждый раз удивляюсь, когда у нас мнения совпадают, однако мы часто приходим к приемлемому итогу, зачастую благодаря именно тебе. Я взбалмошный, надоедливый, несерьёзный, ненадёжный человек. И я понимаю, почему ты до сих пор не признал меня своей парой… Спок уже физически вздрогнул от боли, что так откровенно звучала в словах человека. И он сам испытал эту боль, но только от того, что именно он стал причиной муки для того, кто был так дорог ему. Да, именно дорог! Сейчас уже невозможно было лгать самому себе, да Спок уже и не собирался, не тогда, когда Кирк выглядел таким несчастным и разбитым. - Но я не понимаю, почему ты решил мучить нас обоих, - выдохнул Джим, взглянув на него. Уж лучше бы он кричал, бросался проклятьями и обвинениями, а не звучал так надломлено. Спок хотел вмешаться в происходящее, исправить то, что уже сделал или точнее то, что не сделал. - Я не располагал информацией, что причиняю тебе боль, - проговорил вулканец с целью успокоить капитана. Но его слова произвели ровно противоположный эффект. Глаза Джима зажглись нехорошим пламенем, лицо постепенно приобрело более здоровый цвет за счёт прилившей крови, но Спок не смог не отметить эстетическую красоту капитана в данную минуту. - А то, что я мучился всё это время, истекал кровью, всю шею исколол обезболивающим ты в расчёт не берёшь? – воскликнул жарко Джим, подлетев к замершему вулканцу. Кирк яростно жестикулировал, отражая своё смятение и негодование. – Ты располагал информацией, но отрицал наличие у тебя родственной души?! А, я понимаю почему. Ведь это было прямое доказательство того, что ты всё же наполовину, но являешься человеком! Ты же всегда стыдился этой своей части! Джим даже не подозревал о том, как точно угадал причину всего этого балагана. А может быть, он прекрасно догадывался об этом, а потому так безжалостно бил по болевым точкам души полувулканца. Однако своего он добился, хотя пока даже этого не замечал. На всегда спокойном невозмутимом лице Спока отразились эмоции. Его глаза угрожающе потемнели и прищурились, а вся его фигура источала опасность. - Из-за своего эгоцентризма ты причинил нам обоим боль, дурак ты остроухий. Я уверен, не сболтни мне сегодня пьяный в стельку Боунс, что на твоей руке запечатлено моё имя, я бы не узнал об этом никогда, ведь ты бы не признался в столь постыдной правде! А я дурак мучился, изводил себя, придумывал, как влюбить тебя в меня. Ведь я люблю тебя! А когда понял, что всё это бесполезно… Поток эмоциональной речи прервался, когда Спок одним слитным движением впечатал Джима в стену и накинулся на его губы яростным поцелуем. Человек, поначалу растерявшись, стал с жаром отвечать на столь желанный и долгожданный поцелуй. Его руки пустились изучать столь желанное тело, ощущая, как вечная его спутница – боль в руке отступает, а всё его тело наполняется какой-то светлой чистой энергией, словно исцеляя его тело и душу за все годы страданий. Поцелуй был жадный, полный желания и страсти. Они вкладывали в него все чувства, что испытывали, стараясь через него донести до другого всё то, что раньше не могли сказать. Спок целовал этого невозможного человека уверенно властно, ощущая себя удивительно полноценным. А Джим плавился под напором чужих губ, опираясь на него, так как его собственные колени подогнулись от странной приятной слабости. Поцелуй длился долго, но был вынужден прерваться, когда у них обоих закончился кислород. Они оторвались друг от друга, не расцепляя объятий. Джим тяжело дышал, стараясь восстановить дыхание, и не сводил глаз с растрёпанного, но столь открытого сейчас вулканца. - Надеюсь, ты больше не будешь говорить глупостей, - проговорил Спок, который старался выглядеть как всегда невозмутимым, однако едва участившееся дыхание, а также то, как низко звучал его голос, говорило об обратном. Джим, увидев то, что раньше не замечал, почувствовав уверенность в себе, нахально улыбнулся. - И что же вы сделаете, коммандер, если я продолжу говорить глупости? – игриво проговорил Джим, приподняв бровь в слишком знакомом жесте. Вулканец прищурил глаза, нависнув ещё больше над своим капитаном, ещё сильнее вжимая его в стену. - Вы точно хотите это узнать, капитан? – в тон ему спросил Спок, но его голос звучал ещё ниже, пуская по коже человека стадо мурашек. Но вдруг он отстранился, оправляя на себе форму, и проигнорировал разочарованный стон Кирка. – Однако прежде чем мы приступим к следующему этапу развитий наших отношений, я полагаю, что обязан подтвердить, что ты и есть моя вторая половинка, Джим. И я официально приношу извинения за принесённые тебе страдания. Ты оказался прав, мне сложно было смириться с тем, что я не на все сто процентов являюсь вулканцем. Однако сейчас я поменял своё мнение. - Почему? – Джим явно был недоволен тем, что они не продолжили то, что начали, однако любопытство победило в нём. Его пальцы в это время, не встречая преград, медленно перебирали жёсткие, но приятные на ощупь волосы вулканца. Человек знал, что несмотря на то, что Спок не подтвердил своих чувств к нему, он не оттолкнёт его. И от этого осознания было приятно на душе. - Преимущества от того, что у меня есть вторая половинка, превышают негативные аспекты этого вопроса, - лаконично ответил Спок. - Ах ты невозможный вулканец! – рассмеявшись, Джим уже сам потянулся к Споку за поцелуем. Вулканец с удовольствием ответил на поцелуй, удивляясь совершенно новым ощущениям. Он быстро перехватил инициативу. Джим не возражал, с жаром отвечая на поцелуй. Руки с новой силой принялись изучать чужое тело, даря ни с чем несравнимое наслаждение. Поцелуев становилось всё больше и больше, а одежды на них меньше и меньше. Не смотря на скорость развития событий, никто из них не возражал, испытывая нелогичное желание сблизиться ещё больше, вплавиться в друг друга, чтобы больше никогда не расставаться, чтобы больше никогда не испытать ту ужасную боль… Вскоре они оказались на кровати. Оба совершенно голые. Сейчас не было места стеснению. Были лишь они одни и их взаимные чувства. Спок не сказал главных слов, но и Джим его не торопил, принимая всё, что тот мог ему только дать. Ведь ещё десять часов назад человек не мог и мечтать ни о чём подобном. А Спок отдавал ему всего себя без остатка, впервые испытывая подобное желание. Каждое прикосновение к этому невозможному человеку приносило ему удовольствие, а обладать его телом было для него высшим даром судьбы. Он никогда не мог полагать, что делить с кем-то близость может принести столько удовольствия и умиротворения его душе, словно всё находилось там, где и должно. Подготовка чужого тела к предстоящему проникновению было удивительно приятным действием, Спок жадно впитывал каждую эмоцию, шедшую со стороны Джима, ловил любое изменение в его лице. Он словно заново открывал этого человека, что так чутко и страстно отвечал на любое его действие. Входить в хорошо подготовленное тело оказалось ещё приятнее, чем мог предположить вулканец. Да и какое это было чужое тело? Перед ним был его друг, почти что брат, возлюбленный? Спок замер на секунду, перестав двигаться в столь желанном теле, жадно всматриваясь в его прекрасное лицо. Джим жалобно застонал и двинулся ему на встречу, притягивая его за плечи ближе к себе, чтобы инициировать новый поцелуй. Спок с жадностью голодающего ответил на столь желанный поцелуй, осознавая, что да, перед ним его возлюбленный. Такой открытый, желанный и любящий. Самый лучший и светлый из всех встреченных людей и существ. Самый смелый и хрупкий, самый надёжный и доверчивый. Его Джим. Друг. Брат. Возлюбленный. - T'hy'la? – их стоны слились воедино, когда они вместе достигли вершины наслаждения. Спок опустился на несопротивляющегося Джима, заключая его в объятия. Он был оглушён собственным открытием. Столь долгое время отрицать наличие родственной души и также быстро признать наличие единственного спутника по жизни. - T'hy'la? – вырвал его из задумчивости тихий голос Джима. Вулканец перевёл свой взгляд на человека перед ним. Кирк смотрел на него с нежностью во взгляде и неприкрытой любовью. Спок знал, что тому известно истинное значение этого слова. Несмотря на обманчиво легкомысленный вид капитана, тот был весьма умён. А потому ему не составило труда выучить в своё время язык его родственной души. - T'hy'la, - подтвердил Спок и тут же был ослеплён улыбкой самого замечательного человека во всей Вселенной. - T'hy'la, - согласился Джим и втянул своего невозможного вулканца в поцелуй. Кирк был рад, что именно сегодня, когда он почти опустил руки, его лучший друг, выпив предварительно для «храбрости», по секрету поделился тем, что на левой руке некоего зеленокровного хобгоблина нацарапано имя одного очень любопытного и непоседливого капитана знаменитого звездолёта. И Джим, окрылённый подобным признанием, направился к своему Первому помощнику, чтобы расставить сегодня все точки над «i». И как же он благодарил судьбу, что эта тяжёлая беседа закончилась столь приятно для них обоих. А подтверждением этому было приятное тепло, что распространялось по всему телу от незатейливой надписи на его левом предплечье:

С`Чн Т`Чай Спок