Касаясь нежно клавиш чувств

Четыре года спустя после событий манги       Звук шагов высокого человека в строгом костюме было невозможно различить. И дело было вовсе не в мягкой тёмно-красной ковровой дорожке, устилавшей пол в коридоре. Нет, этот молодой мужчина привык передвигаться бесшумно в любой ситуации. Ведь на миссиях это не раз спасало ему жизнь.       В карих глазах Хранителя Дождя Вонголы была видна усталость — Скуало, будучи до ужаса неугомонным и требовательным наставником, казалось, выпил из него все силы. Но Ямамото, конечно, был ему благодарен — эта совместная миссия помогла ему усовершенствовать владение мечом, как в каждый раз, когда капитан Варии брался за его обучение.       Но, несмотря на чувствующуюся измождённость, Ямамото всё-таки сразу отчитался о возвращении перед занятым Тсуной. Чтобы потом, не думая об обязанностях, поспешить к другому человеку.       Дверь, перед которой он остановился, была совсем обычной, даже без особой таблички. За ней мог быть только один человек, ведь помещение, в котором он тренировался, было создано именно для него.       Ямамото повернул ручку, заходя внутрь. Перед его глазами предстало большое пуленепробиваемое стекло, разделявшее небольшой зал на две части. Сбоку виднелась небольшая дверь. Он подошёл к стеклу, впиваясь взглядом в фигуру за ним.       Хаято стоял боком к нему, повернувшись к мишеням. Он был в специальных наушниках, защищавших его от звуков выстрелов. Ямамото перевёл взгляд на пострадавшие мишени — ну конечно, десять из десяти.       Во время постоянно совершенствующихся коробочек и колец такое хобби Гокудеры многим казалось странным. Но он всё равно улучшал свои навыки стрельбы из пистолета, словно желая сохранить образ «классического мафиози» без всех этих крутых наворотов. И у него это получалось. Каждый раз, когда Ямамото видел его с пистолетом в вытянутой руке, с блеском в прищуренных серо-зелёных глазах, у него перехватывало дыхание. Словно герой фильма сошёл с экрана, захватил его жизнь — и он добровольно согласился на это, никогда не жалея о своём решении.       Хаято, сделав последний выстрел, левой рукой стянул наушники и помотал головой, вконец устроив себе на ней бардак. Поэтому, когда Ямамото, подойдя к нему, зарылся в его волосы пальцами, ситуацию с «бардаком» это не ухудшило.       — Я соскучился, — тихо проговорил Ямамото, утыкаясь носом в шею Хаято, практически касаясь губами кожи. — Так соскучился.       — Поедем сейчас? — с улыбкой проговорил Гокудера, разворачиваясь к нему.       — Да. Думаю, Тсуна не будет против. Только что мне сказал: «Отдохните хорошо».       — У нас с тобой умный босс, — Гокудера скользнул губами по чужой щеке. — И да, я тоже соскучился.       В зелёных глазах, казалось, веселились крошечные бесенята. Он и правда очень соскучился, с предвкушением ожидая возвращения Ямамото. И пусть он так и не научился за эти четыре года говорить об этом, ограничиваясь обычным «Я тоже соскучился», его глаза всё равно выдавали его. Ведь бесенята были не только весёлые и счастливые, но и влюблённые. Поэтому у его глаз был особый блеск. Как и у карих, напоминавших по цвету растопленный шоколад. ***       Каждому касанию присуща своя музыка. Она может быть и яростной, и лениво-медленной, и ласково-трепетной, каждой раз полной новых оттенков. Ведь тело любимого человека — как музыкальный инструмент, в котором знаешь звучание каждой струны.       Пальцы Гокудеры осторожно скользнули по шее Ямамото, забираясь за ворот тёмно-синего махрового халата и стирая подушечками стекавшие с мокрых после душа волос капли воды. И вот он, первый аккорд их мелодии — тихий расслабленный выдох и нежная улыбка.       Сейчас их мелодия отличается от той, что была три года назад, во время их первого раза. Тогда всё отдавалось громом в ушах с нотками страха и сковывающего смущения. А теперь... теперь во взаимных ласках скользит доверие, внимание и открытость. Пламя страсти, которое раньше было неспокойным костром, опасным и непостоянным, теперь стало ровным, не теряя своей обжигающей притягательности.       Бокалы, в которых недавно плескалось их любимое красное вино, теперь покинуто стояли на столике, поблёскивая в приглушённом свете. Это стало для них традицией — приезжать после долгих миссий в любимый отель, где не задают ненужных вопросов, и проводить ночь в номере, который всегда был только для них.       Ямамото провёл ладонями по плечам Гокудеры, с которых он уже успел стянуть халат, чувствуя, как длинные чужие пальцы ловко расправляются с его махровым поясом. И он даже не успел предвкушающее улыбнуться — Хаято уже жадно целовал его губы, успевая подталкивать его к кровати.       — Вижу, ты по мне очень-очень скучал, — довольно произнёс Ямамото, когда Гокудера практически уронил его на кровать, и сразу же ойкнул, когда тот прикусил ему кожу на шее.       — Вот всегда тебя тянет поболтать, — пробурчал Хаято, легонько прижимая брюнета за плечи к одеялу и наклоняясь над ним.       — Прости-прости, больше не буду, — Ямамото ласково провёл рукой по его щеке.       — Да у тебя и возможности не будет, — по губам Хаято скользнула хитрая улыбка, и он, наклонившись к обнажённой груди Такеши, легонько прикусил левый сосок.       Ямамото вцепился пальцами в одеяло. Гокудера был прав — единственные слова, которые он сможет произносить через минуту — это только его имя и горячее «Люблю».       Но, когда губы Хаято коснулись головки его члена, он не смог произнести даже этого — только что-то бессвязное, больше похожее на стон. Тоже часть их мелодии, которая укутывала их тела казавшимся раскалённым воздухом.       Хаято медленно, сладкой пыткой вбирал его член, поддаваясь ладони, направляющей, задающей темп, чувствуя, как пальцы Ямамото зарываются в его волосы. Но он не собирался поддаваться ей целиком. Не давая Ямамото желанной разрядки, он немного отстранился, подув на истекающую смазкой головку. И в следующую секунду Такеши, сжимая пальцами его подбородок, притянул его к себе, вовлекая в поцелуй, чувствуя свой вкус на покрасневших влажных губах.       Гокудера сильно сжал пальцы на плече Ямамото, оставляя на нём красные следы, когда тот подмял его под себя, оставляя засосы на его ключицах. Ещё несколько царапин прибавилось на спине брюнета, когда его влажные от смазки пальцы коснулись ануса Гокудеры, по коже которого пробежались мурашки от ощущения прохлады. Он немного дёрнулся, когда один палец проник внутрь — мышцы немного отвыкли, пока Ямамото был на миссии — но прикрыл глаза, пытаясь расслабиться. Такеши, целуя его в шею, осторожно ввёл ещё один палец, растягивая, пытаясь нащупать простату. И улыбнулся какой-то сумасшедшей улыбкой, когда Гокудера с тихим стоном прогнулся в спине, одной рукой притягивая его за шею к себе.       Мелодия этой ночи достигла своего главного, переломного момента — громкого прерывающегося дыхания, стона-вскрика и рваных толчков, обретших вскоре особый ритм. И тогда весь мир стал состоять только из вспышек и звуков — шума в висках, бешеного пульса и громкого стука сердца, мечущегося в грудной клетке. А под пальцами ощущалось обжигающее тепло любимого тела.       И самые последние аккорды — яркие пятна перед глазами и жар внутри вместе со сносящим окончательно крышу ощущением обнимающих рук, которые, кажется, никогда не отпустят, и расслабленными мягкими поцелуями сухих горячих губ. И Гокудере хочется, чтобы это действительно никогда не кончалось. ***       Почувствовав аромат свежесваренного кофе, доставленного в номер, Хаято всё-таки высунулся из-под одеяла, отказавшись от идеи поваляться в кровати ещё пару часиков. Потянувшись, он немного поморщился, почувствовав последствия бурной ночи, и, что-то недовольно пробурчав, взял из рук Ямамото кружку.       — В следующий раз у тебя будет зад болеть, — прищурившись, он посмотрел на брюнета.       Ямамото улыбнулся. Каждое утро Хаято говорил ему это, но каждую ночь сам сдавался первым.       — И тебе доброе утро, — присев на край кровати, он коснулся губами покрасневшей щеки, на которой отпечатался край подушки.       И счастливая улыбка не сходила с его лица, даже когда Хаято, запустив в него подушкой, поплёлся в душ, ругаясь сквозь зубы. Ведь в эту ночь, как и во все остальные, Гокудера, засыпая с ним рядом, прошептал:       «Люблю»