Касаясь нежно клавиш чувств

Арка Шимон       Белые стены палаты, множество странных мигающих и пищащих приборов — всё стало цветным пятном перед глазами, и только понимание того, что все эти короткие звуки и яркие огоньки показывают, что Ямамото сейчас жив, что он, хоть и слабо, но всё-таки дышит в эту секунду — именно это заставило Гокудеру сделать шаг к больничной койке, заставило выбраться из карикатурного цветного мира, созданного словно в сломанном калейдоскопе.       Лицо Ямамото, полускрытое кислородной маской, было бледным, как и тогда, когда его, всего окровавленного, привезли в эту больницу. Пальцы Гокудеры судорожно сжались в кулаки — кровь, тёмная кровь была повсюду. Он никогда не забудет этого ужаса. Пусть он не помнит, каким образом он добрался до больницы. Наверное, он бежал, не обращая внимания на сигналы машин, когда он перелетал через проезжую часть на красный свет светофора. И всё было, как в тумане, только в мозгу звенел испуганный голос Рёхея, а перед глазами стоял образ человека на носилках. Самого дорогого ему человека.       Шаг, ещё шаг — осторожный, как по лезвию ножа. Гокудера бесшумно опустился на стул возле койки. Как он заставил врачей пропустить себя к Ямамото после операции — он до сих пор не знал. Или не помнил. Это помнил Тсуна, который, наблюдая за своим притихшим Хранителем, был поражён, когда увидел, как у того мелкой дрожью трясутся руки, как он молчаливо глотает слёзы, даже не пытаясь их спрятать. При нём Гокудера никогда не плакал, всегда стараясь поддержать образ самого стойкого, готового к бою Хранителя. И вот тогда Десятый наклонился тихонько к Реборну, что-то прошептав ему. И уже в который раз поступил, как истинный босс Вонголы, который ни за что не позволит его людям страдать.       До лежавшей на простыни руки — всего пара сантиметров, но Гокудера всё равно медлил, словно боялся прикоснуться к ней, боялся ощутить холод под пальцами. Но всё-таки он не выдержал. И облегчённо улыбнулся, почувствовав пульс, теплом бьющийся под кожей.       — Как же тебя угораздило, идиот? — в ворчливом голосе прозвучала особая ласка, а пальцы всё так же осторожно гладили чужое запястье.       Он непременно найдёт того, кто это сделал. Заставит его испытать наихудшую боль. И обязательно дождётся возвращения этого дурака, без улыбки которого на душе стало как-то пусто.       Завтра будет тяжело — Гокудера это чувствовал. Всю церемонию наследования ему придётся ходить с фальшивой улыбкой на лице, словно ничего не произошло, и чувствовать холод находящейся рядом иллюзии. Но он же сможет, правда? У него нет иного выбора.       Длинные пальцы Хаято, скользнув последний раз по запястью Такеши, ласково коснулись его бледной щеки.       — Возвращайся скорее, — тихо проговорил Хаято, поднимаясь со стула. И, только повернувшись к двери, он ещё тише добавил. — Ко мне.       Он бы мог сказать ещё так много. И он скажет — когда Ямамото откроет глаза, придёт в себя и снова будет рядом. Конечно, он скажет это не сразу — Гокудера никогда не считал себя подвластным чувствам, и поэтому говорить о них для него всегда было сложно. Но он попытается. Ведь это того стоит, правда? ***       Когда случается что-то невероятное, сразу и сложно поверить, что это не искусная иллюзия, игрушка нашего воображения. Самое желанное ведь очень редко сбывается. Но всё же такое иногда происходит — и тогда остаётся лишь сдерживать себя, чтобы не разреветься от счастья.       Гокудера застыл, молча взирая на свой желанный мираж, в чёрных взъерошенных волосах которого, казались, поблёскивали капли дождя. Миг — и вот в руках Такеши уже холодной вспышкой сверкнула его катана, сдержавшая удар мистической косы Деймона Спейда. И улыбка — сначала извиняющаяся, когда он посмотрел на Тсуну, словно прося прощение за своё «опоздание», а потом — открытая, донельзя знакомая, сияющая извечным дружелюбием. Даже врагу, Мизуно Каору, напавшему на него тогда, но признавшему свои ошибки, он улыбнулся так же, пообещав выручить его из беды. И только к Гокудере была обращена совсем другая улыбка, самая тёплая. И она говорила собой самые нужные слова.       Я вернулся       Он вернулся яростным ливнем, стремительной атакой, заставившей Спейда отступить. Он, несомненно, стал сильнее, пусть даже он после этого боя не смог удержаться на ногах, покорно позволяя Гокудере поддержать себя. Но он всё так же беззаботно улыбался, словно пару минут назад его аура и не была наполнена жаждой убийства.       — Бейсбольный придурок, — сердито пробурчал Гокудера ему в шею, воспользовавшись случаем, — Едва на ногах стоишь, а всё туда же.       Ямамото, немного повернувшись к нему, легко рассмеялся:       — Так и знал, что ты мне что-нибудь такое скажешь.       — Ещё и стукну тебя, чтоб думал в следующий раз.       Конечно, это не то, что они хотели сказать друг другу. Но спустившаяся на остров ночь дала им ещё один шанс.       Гокудера тихонько прокрался за небольшие скалы, окружавшие полянку ставшую им местом ночлега. Совсем тихо трещал костёр, и свет его пламени словно играл с изломанными тенями. Тсуна, закутавшись в мастерку, крепко спал, словно был дома на любимой кровати. Хибари устроился со всей своей живностью под деревом неподалёку, накинув на плечи пиджак. Гокудера развернулся к практически бесшумно подошедшему к нему сзади Ямамото.       — Как чувствуешь себя? — это прозвучало неловко, и они оба это почувствовали.       — Полным сил и готовым биться, — Ямамото помедлил и, сделав ещё один шаг к Гокудере, тихо произнёс. — Прости.       Хаято решил, что орать ночью на этого идиота всё-таки не стоит, поэтому ответил ему так же тихо, но его глаза всё равно сердито поблёскивали в свете костра, пробивавшемся из-за небольшой скалы.       — Совсем дурак? За что извиняешься?       — За то, что ты беспокоился.       — Ну совсем идиот, — со вздохом прошептал Гокудера, у которого даже желание злиться исчезло. — Я не мог не волноваться.       — Почему? — шёпот Ямамото прозвучал совсем рядом с его ухом, и Гокудера порадовался, что ночная темнота не даёт тому увидеть его вмиг покрывшиеся румянцем щёки.       — Так я тебе и сказал, — огрызнулся он и собирался добавить что-то ещё, но чужие мягкие губы, завладевшие его ртом, не дали ему этого сделать.       Раньше они всегда целовались жадно, словно то была борьба, стремление что-то доказать. Но теперь в их поцелуе скользило другое — нежность, забота, даже какая-то робость. И что-то ещё, о чём они пока не знали, как друг другу сказать. Хотя им и не были особо нужны слова. Когда пальцы с осторожной лаской вплетаются в чужие волосы, а губы невесомо скользят по щеке — это говорит о любви гораздо больше, чем три слова из десяти букв и двух пробелов.       Где-то впереди ждало ещё множество боёв и загадок без ответов о прошлом и будущем. Но то будет утром. А сейчас была ночь, в которую можно было уловить возможность стоять друг с другом рядом, наслаждаясь теплом и ощущением обнимающих рук.