Пустой дом

Дом встретил меня пустым молчанием. Кинув полный рюкзак на пол, и разувшись на ходу, я прошла на кухню, попутно отмечая, что придется заняться уборкой. В раковине скопилась посуда, оставленная еще с ужина, и, возможно, не одного. Поставив злополучную бутылку и пакет с хлебом на стол, я взяла в руки одиноко лежавший на столешнице апельсин. Он был надкусан с одной стороны, вместе с цедрой, а вокруг укуса была окантовка из губной помады цвета фуксии. Это заставило меня ухмыльнуться. Мама все еще продолжает делать это после завтрака, такая «натуральная» замена жвачке. Пока я возвращалась из магазина домой, мне позвонила моя школьная подруга Ева. Взбудораженным голосом она сообщила, что сегодня после восьми мы собираемся нашей небольшой компанией у Адама дома. Все складывалось более, чем удачно. Ведь у нас было и место для тусовки и повод. В предвкушении шумной вечеринки я включила телевизор, выбрала музыкальный канал и начала уборку. Но мои мысли занимало не только грядущее веселье с друзьями. Даже можно сказать, что встреча с бывшими одноклассниками и соседями была в моей голове лишь маленьким задним двориком, полностью скрывавшимся за фасадом высокого, каменного дома. Сегодня я должна рассказать родителям одну важную и безумно неприятную новость. Я много думала об этом, и решила, что уже нет смысла тянуть с этим и держать в тайне. Мне нужна помощь. Да, сегодня я им все расскажу. Пусть после этого мне будет сложно, пусть в доме разразится скандал. Последствий уже не избежать, и чем дольше я буду тянуть, тем больше их будет. Вечером я признаюсь. Да, решено. Точка. Внутри все сжималось, и каждый раз при мысли о том, как близко было разоблачение и наказание, внутренности обливало ледяной водой, пальцы холодели, и по всему телу пробегал мелкий озноб от нервного холода. И когда страх, от принятого мной решения, проходил, то где-то глубоко, словно скользкая, гибкая змея, выползало сомнение. Оно тихо и зазывающе шипело о том, что мне все сойдет с рук, что никто и никогда об этом не узнает. Стоит лишь пойти на сделку с совестью и летние каникулы пройдут беспечно и легко. И я снова колебалась с ответом. А потом прогоняла искушение промолчать в ее логово и обещала себе, что покончу с этой историей раз и навсегда. И чем быстрее, тем лучше. Вот только хитрый змей всегда возвращался, преподнося новые доводы. Каждый раз все весомее и заманчивее предыдущих. Два варианта событий, два полюса, трансформировавшихся в мой личный знак бесконечности. Я должна все рассказать. Но я не хочу. Мама вернулась с работы около шести часов вечера. Крепко обняла меня у порога и поцеловала в щеку, после чего вручила два пакета с едой, и отправила на кухню. И зачем я тогда ходила в магазин, если она знала, что после работы тоже пойдет за покупками? Лучше об этом не думать, со странностями родных я уже привыкла мириться и уживаться.  — Он еще не пришел? — голос матери раздается из коридора, где она снимает обувь. Он. Отец. Или еще лучше «Твой отец». Честно, я не помню того времени, когда они называли друг друга по имени. — Еще нет, — спокойно отвечаю я, раскладывая продукты на столешнице. — Чайник горячий? — мама заходит в кухню и следом за ней в комнату вплывает удушливый запах ее духов. Я утвердительно киваю головой, убирая свежие овощи в холодильник. — Налей мне зеленого чая, — женщина с шумом садится на стул и вытягивает ноги, показывая, что она устала. И дальше все направляется по давно знакомому течению: вопросы об учебе, просьба показать «зачетную» книжку, чтобы убедиться в том, что я закрыла сессию. Нет, эта была не просьба, а приказ. Скользкий вопрос о моей личной жизни, о том, когда я уеду. И вот настал тот триумфальный момент, когда она, отпив напиток из кружки, тяжело вздыхает и бросает в мою сторону печальный взгляд.  — Он вообще со мной не разговаривает. Бегает от меня. Я иду в одну комнату, а он — в другую. Сажусь смотреть с ним вечером телевизор, так он вскакивает через пять минут и уходит курить. И с телефоном своим не расстается. У него точно кто-то есть. Как ты думаешь, что мне с этим делать? Может, проследить за ним? Снова этот вопрос. Чертово дежа вю, бессмысленное и беспощадное. Какого совета она от меня ждет? Что я найду верное решение, как настроить семейную жизнь сорокадевятилетней женщины? Даже если бы я была гуру психологии, мне это было бы не под силу. — Я не знаю, что делать. Как мне поступить, — тем временем мама продолжает свою браваду, — я уже не могу мириться с его безразличием. Его поведение унижает меня, понимаешь? — она прерывается и смотрит на меня. — Что молчишь? — А что я должна сказать? — я недоуменно развожу руками, — что мне тебе посоветовать? Я в такой ситуации не оказывалась, и я без понятия, что нужно делать. Я не скажу ей ничего этим вечером. Да. Сейчас неподходящий момент, ведь я чувствую негативный настрой матери. У нее давно не было возможности выплеснуть обиду и злость от поведения отца, и, скорее всего, она намерена не упустить свой шанс и выцепить меня на ссору.  — Ну конечно, — с раздражением проговаривает она и с громким стуком ставит кружку на стол, — ты не знаешь. Да тебе все равно, ты такая же, как и он. Тебе никто, кроме себя самой, не нужен. — Не говори ерунды, — я стараюсь держать себя в руках, хоть это дается с каждой секундой все труднее. — А что, я не вижу? Это же твой любимый папочка, — ядовито говорит она, меняя интонацию голоса на пародическую, — вечно ты его защищаешь. Он ведь у тебя такой хороший. — Так, — я резко встаю из-за стола, — я пошла собираться, мне уже пора. — И куда ты пойдешь? Я тебя никуда не отпускала, — грозным голосом сообщает мать, и в этот момент внутри меня лопается красный шар гнева. — Я и не спрашивала твоего разрешения! — тон моего голоса начинает расти вверх, и его уже невозможно взять под контроль, — или мне весь вечер сидеть дома и слушать твоё нытье? — Нытье? — переспрашивает она, и я понимаю, что сказала лишнего, — вот значит, как ты заговорила. Приехала она, целый год мать не видела, и слова ей не скажи, сразу шипеть начинает! Никуда ты не пойдешь! — она грозно встает из-за стола и в этот момент в дверном проеме появляется отец. Из-за своей ссоры мы и не слышали, как он вошел, и теперь он просто стоял у входа в кухню, скрестив руки перед собой.  — Ее почти год не было, и это все, что ты можешь ей сказать? — мама с опаской оборачивается назад, — да что с тобой не так? Что ты ко всем цепляешься. Она уже взрослая, и сама может решить, как ей проводить время.  — Взрослая? Отлично! — выкрикивает мама, — все могут делать то, что хотят, а я должна оплачивать ваши развлечения из своего кармана. Она никуда не пойдет!  — Пойдет, — отец проходит ко мне и по привычке взъерошивает волосы на макушке и целует в лоб, — все нормально? Я слабо киваю в ответ, видя, как этот жест разозлил мать.  — Мое слово значит, ничего не стоит в этом доме? — взревела она, на что отец спокойно повернулся к ней.  — Пусть идет.  — Нет! — категорично заявила она.  — Я пойду, — твердо заявляю я, и на секунду мне кажется, что мама сейчас сорвется со своего места и ударит меня. От ее перекошенного злостью лица становится не по себе. Уверенна, что так бы она и сделала, если бы не было отца. — Хорошо, — она с яростью отодвигает стул, и он падает на пол. От грохота я непроизвольно вздрагиваю. — Раз мои слова для вас ничего не значат, то можете вообще со мной не разговаривать. И делайте, что хотите! После этих слов она выходит из комнаты, и я чувствую острый укол вины и сожаления за то, что только что произошло. Она обиделась на меня, и я этого не хотела. Что теперь делать? Пойти за ней и попросить прощения? В поисках поддержки, я смотрю на отца, но он уже смотрит не на меня, а в экран телефона, глупо улыбаясь только что пришедшему сообщению. Вот я и дома. Дом, сраный дом.  — Зуб даю, у тебя что-то произошло сегодня, — Ева усаживается рядом со мной на одну из ступенек крыльца и протягивает красный пластмассовый стакан с алкоголем, попутно забирая из моих рук недокуренную сигарету, и делает затяжку. — Хмурая ты какая-то. Я грустно ухмыляюсь, отпивая крепкий алкоголь. В этот вся Ева — стопроцентное попадание с одного раза. Мы слишком давно дружим, и она знает меня, как облупленную, от ее взгляда ничего не утаить. — Опять мать мозги ебет? — спрашивает она с сочувствием в голосе, и я лишь киваю в ответ, принимая из ее рук свою сигарету. В доме Адама орет музыка и из окна видно десятки теней танцующих в угаре людей. Встреча удалась на славу: алкогольные реки текли в «зеленые» берега, электронная музыка была слышна во всем квартале. Окидываю взглядом подругу. Ева смотрит куда-то вдаль, покачиваясь в такт музыке. Она все же сдержала слово и отстригла свои длинные русые волосы под каре, и ей это безумно шло. Словно почувствовав мой взгляд, девушка поворачивает голову в мою сторону и задорно подмигивает. — Не грусти, подруга. Все будет хорошо, мы же вместе. И нет проблем, которых мы не сможем решить, так? — Так, — я непроизвольно улыбаюсь, хотя в душе совсем не радостно. Там темно, сыро и все перепачкано грязью. Может, рассказать все ей? Она поймет. Мы через столько прошли, и я ей доверяю. Я уже открываю рот, чтобы сказать ей то, что гложет меня изнутри больше года, но спустя секунду закрываю его и, опустив голову, рассматриваю свои белые кроссовки на высокой подошве. А если нет? Я потеряю единственную подругу, одну из четырех колонн, удерживающую мое психическое состояние в равновесии. Разве я могу так рисковать? Нет. Только не сейчас. — Как тебе моя футболка? — девушка разворачивается ко мне всем телом, демонстрируя белую футболку с принтом Кока-Кола, которая явно на несколько размеров больше необходимого. — Круть, правда? Я ее всего за полтора бакса ухватила, — улыбаясь, сообщает она. — Да, круто, — ощущение того, что я нахожусь не там, где должна находиться, накатывается с новой силой. Мне нужно возвращаться домой, мама, скорее всего, волнуется. Я не должна была сюда приходить. — Я, наверное, пойду. — Да брось, — возмущается Ева, ее брови складываются жалостливым домиком. Так всегда происходит, когда она хмурится. — Еще и двенадцати нет. Что тебе дома делать? А? Ляжешь спать? Или пойдешь извиняться к матери? А сама-то знаешь, за что извиняться? Она же манипулирует тобой, это ж очевидно. И сейчас она еще несколько дней будет строить из себя жертву, а ты будешь пресмыкаться перед ней, только ради того, чтобы загладить свою несуществующую вину. — Ты в чем-то права, — соглашаюсь я, и снова закуриваю сигарету, — какая разница во сколько я приду домой. Последствий уже не избежать. — Давай еще часик потусим, и пойдем по домам, окей? — Ева по-дружески обнимает меня и прижимает к себе, — я же так соскучилась.  — Я тоже, — от подруги несет алкоголем, но в искренности ее слов я не сомневаюсь. Почему я не могу быть с ней искренней? — Ева, я должна тебе кое-что сказать… Но договорить я не успеваю. Входная дверь громко хлопает и на крыльцо дома вываливаются пьяные Адам и Сэм. Их истерический смех отдаленно напоминает вой гиен, они почти несколько минут не могут прекратить смеяться, заводясь от какой-то шутки, известной только им двоим.  — Вы чего тут сидите? — Сэм первый приходит в себя и плюхается рядом со мной, ненароком толкая в бок, — грустите? — Аманда с матерью опять поссорилась, — говорит Ева, не выпуская меня из объятий. — О, — протягивает Адам, усаживаясь рядом с Евой, — что она от тебя никак не отстанет? — Я не знаю, — едва слышно отвечаю я. От последней сигареты закружилась голова, и я понимала, что нужно идти домой, ведь я все же перепила на этой вечеринке, хотя давала себе честное слово, что такого больше не повторится. — Я устала. — Тебе надо выпустить пар, — Сэм снова толкает меня локтем в живот, чтобы я посмотрела на него. И когда я поднимаю на него глаза, парень протягивает мне явно самодельную сигарету. — Затянись. — Что это? — я осторожно принимаю странную сигарету из его рук, и некоторое время рассматриваю ее. — Успокоительное, — откуда-то сзади отзывается Адам, — не бойся, ничего не будет. Просто забудешь о своих проблемах. — Травка что ли? — испуганно спрашиваю я, не способная оторвать взгляда от тлеющего конца сигареты, — нет, спасибо, я… — Да не очкуй, — Ева ловко выхватывает самокрутку из моих пальцев, и тут же глубоко затягивается, медленно выпуская из носа струйки дыма, — видишь? — она с интересом смотрит на меня, протягивая мне все ту же сигарету. — Бери, тебе нужно расслабиться. Косяк снова оказывается в моих руках, и мне любопытно и страшно одновременно. Хотя, чего мне бояться? Я только попробую и все, сделаю только один затяг. Мне нужно, просто необходимо, расслабиться. И если это поможет не думать хотя бы несколько минут, то я с радостью это сделаю. Смело затягиваюсь; сладковатый дым необычен и не дерет горло, как табачный. Ничего страшного, это просто марихуана, сотни подростков ее курят. — Вот, — протягивает Адам, одобряюще хлопая меня по плечу, — сейчас накроет. — Да, тебе нужно выпустить пар, подруга, — заявляет Ева, — нужно выплеснуть злость на кого-то. Или на что-то. — Побить посуду? — спрашивает Сэм, и окидывает взглядом нашу компанию, — я, кажется, знаю, где это можно сделать. — И где? — я передаю Адаму сигарету, и, облокотившись на Еву, смотрю на парня. — Как где. В доме этого гребанного педофила Уайта, — просто отвечает Сэм и поднимается с крыльца, — я видел, как он уезжал сегодня вечером. Его нет дома. Ну что? — он окидывает нас вопросительным взглядом, — разнесем его логово к чертям собачьим? — Да, брат! — громко соглашается Адам и протягивает ему прямую ладонь, на что Сэм уверенно «дает пять», — этой чушке давно пора было преподать урок! — А если он вернется и вызовет полицию? — спрашивает Ева, но я вижу по ее лицу, что идея ее заинтересовала. — Да нам медаль за это в полиции дадут, — отвечает Сэм и протягивает мне руку, чтобы я поднялась с крыльца, — ты с нами? В голове нет ни одной путной мысли, и почему-то мне становиться от этого смешно. Впервые за долгое время я не мучаюсь от едких размышлений, и мне действительно хорошо.  — Да, — я хватаюсь за протянутую ладонь друга и поднимаюсь с крыльца, все еще смеясь от чего-то непонятного, — это будет весело.