Пустой дом

От узнаваемого, воющего звука сирен перехватывает дыхание. Ступор, охвативший мое тело, сковывает все мышцы, руки наливаются цементом, а ноги врастают в пол. Я не могу ни вздохнуть, ни двинуться с места, словно меня заколдовали, даже не моргаю. В ушах громко ухает от участившегося сердцебиения. Нет, нет, нет! Этого не может быть! Кто мог вызвать полицию? Я сейчас проснусь. Точно проснусь, нужно только подождать и кошмар оборвется. Но я не сплю. И за долго время оказалась в такой заднице, что страшно думать о последствиях. Их не будет, если меня не поймают. Если я сейчас сбегу, то как они докажут, что я была здесь? Так? Надо найти ребят, пора выбираться. Придерживаясь одной рукой о шершавую стену, а другой обхватив ноющий живот, я бреду по коридору. В темноте помещения вспыхивают красно-синие отблески, патрульные уже близко, возможно, что машины полицейских уже припаркованы около ворот Уайтов.  — Ребята, у нас пробле… — я замираю в проеме двери, ведущую в спальню, не способная вытащить из горла ни звука. От страха и паники внутри все сворачивается в тугой болт. В комнате нет никого. Пусто. С трудом волоча ноги, я подхожу к окну, где еще пару минут назад стоял Адам, и осторожно отодвинув занавеску, выглядываю во двор. Первое, что я замечаю — это свет фар стоящей напротив ворот машины. Яркие, почти белые электрические лучи выхватывают из ночного воздуха микрочастицы, какую-то взвесь. Скорее всего, начался мелкий дождь. Двое мужчин в форме уверенно пересекают двор, направляясь к дому, светя фонарями под ноги. Черт! Я резко отпускаю штору, боясь, что они увидят мое лицо в окне. Сама не замечаю того, как начинаю грызть ноготь указательного пальца. Мать долго и безуспешно боролась с этой привычкой, но я не могла ничего с собой поделать. Как только случалось что-то, что выбивало меня из накатанной колеи, палец сам оказывался у меня во рту. Невидящим взглядом обвожу интерьер опустевшей комнаты. Они ушли без меня? Но как? Как они могли так поступить? Не верю, что они способны бросить меня. Глухой хлопок, раздавшийся с первого этажа, сообщает мне о том, что полицейские уже зашли в дом. Нужно убираться, да поживее. Не успеваю я сделать первый шаг, как нога задевает что-то валявшееся на полу и раздается четкий, звонкий стук. Я замираю на месте, как статуя, прислушиваясь к возне на первом этаже. Опускаю взгляд вниз и вижу что-то бесформенное, брошенное на полу. Медленно опускаюсь, стараясь рассмотреть препятствие, оказавшееся на моем пути. Сначала я подумала, что это какой-то предмет одежды или интерьера. Но когда рука нащупывает что-то твердое и холодное за ворохом ткани, я понимаю, что это кукла. Аккуратно, словно боясь, что я сделаю ей больно, переворачиваю забытую игрушку лицом к себе. В тусклом сером свете рдеющего рассвета фарфор кажется неестественно белым, будто бы подсвеченным изнутри невидимой лампочкой. Роскошное платье керамической модницы смялось и съехало в сторону, рюши задрались наверх, делая вид одеяния неопрятным. Идеальные, словно прорисованные рукой талантливого художника, локоны взъерошены, часть выбившихся волос закрывает искусственное лицо девочки, и я кончиками пальцев осторожно убираю их в сторону. На меня уставляется мертвый глаз, обрамленный густыми ресницами и зияющая пустота, занимающая большую часть правой стороны лица. Она поглотила и глаз, и часть носа и щеки — их больше не было. Острый обломок разбитой куклы лежал всего в шаге от меня, словно опавший лепесток увядающего цветка. Ребята, ну что же вы натворили? Зачем? В сердце защемило от вида изуродованной красавицы, познавшей человеческую жестокость. Шаги поднимающегося по лестнице человека, моментально выводят меня из странного транса, заставляя мысли и тело встрепенуться, как от холодного душа. В панике осматриваю комнату, но глаза не могут ни за что зацепиться. Спрятаться негде и не за чем. Под кровать? Слишком большое расстояние от пола до перекладин, меня точно заметят. Шкаф? Долго, очень долго. А вдруг он закрыт на ключ? Теперь я понимаю, что чувствуют затравленные животные, какое невыносимое отчаянье и страх они проживают. Окно! Я могу выпрыгнуть в окно. Если свеситься на вытянутых руках, то расстояние до земли сократиться, и я могу избежать неудачного приземления. Времени обдумать дальнейшие действия нет, и я бросаюсь к спасительному выходу, одним движением распахивая тяжелые, бархатные шторы, слыша, как скользят по металлическому карнизу железные петли. Окно оказывается отнюдь не пластиковым, а деревянным. И вместо привычной белой ручки, я вижу крошечный шпингалет. В панике дергаю за язычок, но он проворачивается во влажных пальцах и не сдвигается ни на миллиметр. Давай, давай, давай! Эмоции поглощают меня, и я с силой продолжаю налегать на блестящий механизм и вскоре, видно пожалев меня, щеколда сдается, и створка окна открывается. Настежь распахиваю окно, впуская в комнату густой воздух, и шумно выдыхаю, готовясь к прыжку. Сердце испуганно замирает и внутри все перехватывает.  — Стоять! Руки за голову так, чтобы я их видел! — произносит зычный, мужской голос за спиной, и я послушно завожу руки за голову, укладывая ладони на затылок. Я все еще смотрю во двор, изучая взглядом причудливые очертания корявого дерева, не способная обернуться и встретиться взглядом с блюстителем закона, когда холодный металл наручников опоясывает мои запястья. Это просто пустой дом, ничего не будет. Слова Евы проносятся в голове, как кадры после фильма, вызывая на лице кривую усмешку. Несмотря на жаркое время года, в кабинете шерифа было холодно и стыло. Я не переставала поправлять то и дело сползавшую с плеч джинсовую куртку какого-то молодого офицера, тщетно пытаясь найти хоть немного тепла. Подушки пальцев ног и рук заледенели и я их не чувствовала. Прямо передо мной, на столе стоял одноразовый стаканчик с кофе, тонкий пар поднимался с поверхности черного напитка и исчезал в воздухе. Пить хотелось до безумия, в горле все высохло до трещин. Но я не могла пошевелиться. Боялась, что одно движение завершит хрупкое равновесие и грянет буря. Настенные часы монотонно отмеряли последние секунды спокойствия, но я даже не могла поднять взгляд, чтобы посмотреть какое сейчас время. За моей спиной хлопнула входная дверь, впустив в кабинет шум из коридора. От резкого звука я вздрогнула и поспешила натянуть джинсовку выше, до самого подбородка.  — Так, так, так, — шериф уселся на свое кресло, больше напоминающее кожаный трон, и с усмешкой в карих глазах, лукаво посмотрел на меня. — Аманда, верно? Я качнула головой, подтверждая его вопрос. Жгучий стыд бензиновым пятном покрыл все мое тело, лицо горело, словно в него брызнули из перцового баллончика.  — Твоя мать не говорила, что ты вернулась, — мужчина привычным для него движением указательного и большого пальца погладил седеющие усы. — И что ты забыла в этом доме? Ты хоть понимаешь, что по факту проникновения на чужую территорию мы должны завести на тебя дело? Тем более, что ты пьяна в стельку. Еще и травку курила. — Я ничего не курила, — едва слышно бубню я, не отрывая взгляда от своих коленей. Внутренний жар опалил лицо и шею, я чувствовала, как краснею. — Ох, ты не представляешь, как я часто это слышу, — устало вздыхает шериф и откидывается на спинку кресла, — ты же поступила в Прингстон, да? Я кожей ощущаю на себе его изучающий взгляд, который скользит по моему лицу и рукам. Понимаю, к чему он клонит. — Да, — коротко отвечаю я, все еще не решаясь посмотреть в глаза мужчине и увидеть там осуждение и непонимание. — Понимаешь, да? Если я сейчас открою на тебя дело, то не только испорчу каникулы. Тысячу часов исправительных работ ты точно себе намотала. И это в лучшем случае. Мистер Уайт может выставить твоим родителям приличный счет. Не один десяток тысяч. У тебя есть лишние деньги? Отрицательно качаю головой. В носу неприятно засвербело, и уголки губ поползли вниз. Ну что же я за дура такая! Как я могла в такое вляпаться!  — Я почему-то так и думал. Мне кажется, что с таким личным делом тебя точно лишат стипендии. А может и возможности обучения. Ты этого хочешь? — Н-нет, — уже задыхаясь от подступивших слез, отвечаю я. Плечи начинают ходить ходуном. — Слезами тут уже не помочь. Аманда, слушай, я попробую поговорить с мистером Уайтом, замолвить за тебя словечко. Честно, этот тип давно в черном списке, и я одним взглядом присматриваю за его персоной с момента исчезновения Мелиссы. Но ты должна мне кое-что пообещать, хорошо? Собрав остатки воли в кулак, я судорожно сглатываю слюну и поднимаю взгляд на развалившегося в удобном кресле мужчину. Его взгляд беззлобный, располагающий к себе. Между чужеродным, непонятным Уайтом и дочкой его бывшей одноклассницы есть большая разница. Я ему более приятна. Чаша весов правосудия склонилась в мою сторону. — Больше никаких приводов, окей? Ниже травы, тише воды — это твой девиз на это лето. Я понятно объясняю? — Да, сэр, — я смешно мямлю дрожащими губами, от чего шериф Джонсон широко улыбается, обнажая два ряда белых зубов. — Вот и хорошо, деточка, — он поддается вперед и опирается локтями о стол. — Родителям мы уже позвонили. Можешь себе представить, как они отреагировали. Так что, дома тебя ждет заслуженное наказание, — он снова улыбается, глядя на мой испуганный вид. Дверь снова открывается, и в кабинет просовывается голова того самого молодого помощника шерифа, который из жалости одолжил мне куртку.  — Шериф Джонсон? — оттопыренные уши паренька раскраснелись, видно, что он очень взволнован. — Мистер Уайт приехал. Мне ничего не хотелось в жизни больше, чем провалиться сквозь землю в этот момент. Как было бы прекрасно, если бы пол просто рухнул подо мной, и я полетела вниз, сидя на этом стуле из светлого дерева. Господи, какой позор! Как я посмотрю в его глаза? Что мне ему сказать? Пальцы с силой сжимают сиденье стула, словно это мой последний оплот безопасности.  — Хорошо, сынок, — спокойно отвечает мужчина, — сейчас я к нему подойду. Лопоухий парень исчезает как по взмаху волшебной палочки, оставляя за собой лишь шлейф дешевого парфюма, по своему запаху больше напоминающий освежитель для воздуха. — Пострадавший, — мужчина тональностью в голосе приписывает слову огромные кавычки, — на месте. Мне пора идти. И еще, Аманда. Ты была там не одна, верно? Простой вопрос, заданный мне в дружелюбной подаче, неожиданно бьет меня по голове кирпичом. Я не знаю, что ответить, не успела подготовить ответ. Что сказать? Пока мысли в истерике бегают в полой голове, я стараюсь держать себя в руках, ничем не выдавая болезненные раздумья над этим вопросом. Назвать ему имена? Могу ли я поступить так со своими друзьями? Да, они сбежали без меня и теперь мне нужно в одиночку принять весь груз ответственности за то, что мы сделали вместе. Но, сдать их полиции — это вершина свинства. Они же перестанут общаться со мной. За мной закрепиться не только слово «трусиха», но и «предательница». Да, сдать их шерифу — это предательство.  — Нет, я была в этом доме одна, — мне хотелось, чтобы голос звучал уверенно и ровно, но, конечно же, дрожь была бы слышна даже глухому. — Ну да, ну да, — мужчина устало причмокивает губами и, окинув мою сжавшуюся фигуру быстрым взглядом, покидает кабинет, напоследок громко хлопнув дверью. От хлопка дверью я непроизвольно вздрагиваю, и медленно оборачиваюсь назад, вслед ушедшему шерифу. Через застекленную дверь я вижу, как проходит мистер Джонсон, уж его фирменную походку вразвалочку невозможно ни с чем перепутать. И идущий за ним высокий, черный силуэт, следующий за мужчиной мрачной тенью. Это точно он. Это Брайан Уайт. Человек, от решения которого зависит моя дальнейшая судьба. Минуты тянулись мучительно долго. Я маялась в томительном ожидании приговора, настороженно прислушиваясь к любым шорохам и разговорам в коридоре. Мысленно готовилась к тому, что с момента на момент в кабинет ворвется взбешенный Брайан и кинется на меня с кулаками. Вдруг я услышала приближающийся к двери чей-то властный говор и вторящие ему женские голоса. Происходил какой-то конфликт, кого-то пытались остановить. Я замерла, ожидая худшего. — Вам туда нельзя! — писклявый голос тщетно пытался образумить обладателя баса.  — Да насрать, тут моя дочь! — пробасил мужчина и входная дверь распахнулась. Я со всех ног бросилась к отцу и обняла его так крепко, как только могла. Его разгоряченное тело тут же обдало меня жаром, грудная клетка грозно вздымалась при каждом вздохе. Мужчина, не задумываясь, обнял меня в ответ и, склонившись, поцеловал в макушку.  — Тебя тут не обижали?  — Нет, все хорошо, — проговорила я в его рубашку, пахнущую свежестью раннего утра. В коридоре раздался цокот каблуков, и на пороге появилась разгневанная женщина, с укором смотревшая на отца.  — Это же ни в какие рамки не лезет! — гневно взвизгнула она, буравя меня и папу едким взглядом.  — Моника, угомонись, — во время подоспевший шериф жестом указал девушке на то, что ей пора заняться своей работой, и она, лихо развернувшись, отправилась вглубь коридора, нервно сопровождая каждый шаг резким движением рук. — Мужика ей хорошего надо, — философски подмечает мужчина, провожая взглядом миниатюрную фигуру, а после смотрит на нас с отцом. И я понимаю, что нас ждет долгая и неприятная беседа.  — Итак, Аманда. Звезды, удача или что там еще бывает, сегодня на твоей стороне, — на выдохе произносит шериф, и я чувствую, как ладонь отца сжимает мою руку. — Мистер Уайт достаточно легко пошел на условия сделки, которые я ему предложил. Заявление он не оформил, так что официально ты ничего не сделала. Груз всего мира падает с моих плеч, я практически на физическом уровне ощущаю, как исчезают железные ремни, сковавшие мою грудь. С улыбкой смотрю на отца, внутри все ликует. Такое облегчение я испытывала только раз: когда увидела свою фамилию в списках на зачисление в колледж. Отец одобрительно кивает головой, улыбаясь в ответ.  — Рано радуетесь, ребята, — мужчина прерывает нашу идиллию единственной заметкой. — Учитывая материальный урон, который ты нанесла ему этой ночью, Мистер Уайт настоял на том, чтобы Ваша семья выплатила ему пять тысяч долларов.  — Хорошо, сделаем, — все еще улыбаясь, отвечает отец, и я мысленно благодарю его за то, что он сидит рядом со мной, поддерживает в сложный момент. — И отработала пятьсот трудочасов в его доме, — завершает мужчина и внимательно смотрит на меня, — это пятьдесят шесть дней, по девять часов занятости. Все твои каникулы. Его слова прокручиваются в голове на убивающем повторе. Пятьсот часов, пятьсот часов, все каникулы, пятьсот часов, пятьдесят шесть дней, два месяца, все каникулы. Улыбка медленно сползает с моего лица. Два месяца с Брайаном Уайтом под боком. Оглушенная информацией, я плавно киваю головой, до конца не представляя себе масштабы катастрофы.