Дисперсия

Мне нравятся эскизы мраморных лиц на пожелтевших страницах, синий дым сигарет, отблески винных бокалов, бордовые пятна на шее, резкий запах масляных красок, родинки на твоих руках, опущенные ресницы; твои горячие губы, касанием напоминающие мне, что я все еще жив.

      Все однажды заканчивается: грусть, радость, деньги, успех, слава, дружба, бокал дешевого алкоголя, который уже нехотя и с отвращением пропускаешь через горло. Нил залпом выпил стакан, сидя в самом заурядном баре. Здесь было не слишком уютно, но зато совсем пусто. В презентабельном месте его ждут наблюдатели, а тут никто и не заметит участника известной и популярной группы. Хотя так ли она хороша, как хотелось бы? Мужчина нахмурился, перед его глазами один за другим всплывали воспоминания, образы, лица, даже запахи разных времен. Много ли прошло лет? Нет, совсем мало, учитывая и без того короткую жизнь человека. ― С меня хватит. ― Вот так просто уйдешь, перечеркнув все, что было? ― А что было? Ничего не было!       Вот так сказал некогда друг, покидая группу, которая была идеей, вдохновением, всем смыслом жизни. Просто «ничего». Ничего не стоили эти затеи и даже дружба оказалось пустым звуком. Разочарование, постигшее его тогда, преследовало до сих пор. Отражалось в каждом ударе его партии, повисало в воздухе после концерта, едва уловимо отражалось в зеркале, когда он смотрел в него.       Пустое, едва освещенное пространство не радовало Нила. Он равнодушно кивнул, позволяя бармену подлить безвкусный напиток. К сожалению, даже изысканный кофе или просто сладкая кола утратили для него вкус. Музыкант бросил беглый взгляд на бармена. У него было много татуировок на руках, среди которых размытые знаки Three Days Grace… Узнал ли он одного из своих кумиров или же мечтает исправить тату на нечто более достойное для него в настоящее время? Татуировки заставляли Нила снова вспоминать своего навсегда потерянного друга, и это всегда приносило боль, которую прятать за лучезарной улыбкой становилось все труднее. Говорят, что время заставляет смириться, размывает острые контуры воспоминаний, но почему-то становилось только хуже, особенно в этот злополучный день.       Нил взглянул на полку над баром, подумывая выбрать что-нибудь покрепче, чтобы хоть как-то унять нестерпимую горечь. Но на полке оказались виски, которые любил распивать Мэтт вместе с ним. ― Это когда-нибудь закончится? ― прошептал Нил.       Он запрокинул голову, словно удерживая невидимые слезы. Это невозможно и так сентиментально глупо, скучать по тому, кому все равно. Была дружба и нет ее больше, что такого? Ну, подумаешь, случались между ними пьяные поцелуи, ну и что, с кем не бывает. Каждому казалось это забавным, для них обоих это нечего не значило. Или только для одного из них?       Сандерсон сжал рукой воротник кожаной куртки. Никогда еще мир не казался ему таким опостылевшим. Холодная пустошь. Бездна.       Бар начал наполняться людьми. В основном это были постояльцы: уж больно радовался им бармен и отвечал, называя по имени. Поднимался шум, звенели бокалы, кто-то смеялся, только Нил сидел безучастно к общему веселью. Как хотелось бы тоже посидеть в компании друзей, точнее, одного самого важного друга. Нельзя жить строя теории о прошлом, лелеять воспоминания. Все это ― не болеутоляющие таблетки, а разрушающий до самого основания огонь, заставляющий бесконечно тлеть, задыхаясь в собственном дыме.       Безвкусные серо-зеленые шторы не пропускали свет не только в заведение, но и из него. Здесь создавался своеобразный купол из унылой атмосферы, в которую Нил сам заточил себя. Виски золотистого цвета корицы в стакане не заканчивались. Он попросил их, но пить уже не хотел. Молчаливо смотрел на этот стакан и пыльную барную стойку. Все мысли вдруг исчезли. Полный вакуум. Даже звуки, создаваемые окружающими, утонули в несуществующей тишине. Неприятный желтый, с примесью серого, свет от винтажных ламп начал раздражать глаза. Нил чувствовал себя так, будто внутри него обитало чудовище, мощными когтями раздирающее его внутренности и просящееся наружу.       «Я помню наш концертный драйв, слова песен, которые мы вместе складывали в единую поэзию. Я помню, как весело было отмечать очередной успех. Я не могу забыть твою депрессию, которую все же удалось победить не смотря на все трудности. Твой смех и шутки даже в воспоминаниях заставляют меня смеяться. В мою память врезались звуки ссор, раскатами грома отдающихся в голове. И это, последнее, что я о тебе помню», ― подумал Нил, снова доставляя из закромов сознания образ Мэтта. Хотя, он всегда находится на поверхности…       Телефон Нила слабо пикнул, оповещая о новом сообщении, но ему было все равно. Зачем вообще эти аппараты нужны, если ты не можешь позвонить человеку, которого действительно хочешь услышать? Все это уже стало заходить слишком далеко, становится похожим на помешательство. Как много может дать один человек и еще больше отнять безвозвратно.       Иногда вечерами, Нил Сандерсон открывает youtube и смотрит старые клипы, где они с Мэттом бок о бок, друзья и коллеги, соратники. И каждый раз вздрагивает его сердце от осознания того, что все изменилось.       «Эти красные обложки альбомов… я их не помню. Я больше не различаю цвета. Алый разложился на серый и черный», ― думал Нил.       Музыканту хотелось уйти. Убежать неизвестно куда, но никуда не деться от своих собственных мыслей. Он залпом выпил напиток, едва морщился, бросил на стол нереально щедрые чаевые и встал из-за стойки. Сделал всего шаг, смотря в грязный пол, такой же мерзкий, как и его состояние. Непонятно почему поднял взгляд и…улыбка, которую Нил всегда помнил, встретила его. ― Мэтт? ― резко осипшим голосом переспросил Нил. ― Я знал, что найду тебя здесь, ― знакомый голос звучит непривычно по-новому, но нотки безоговорочной звонкой радости звучат в нем.       Сандерсон ответил искренней улыбкой, которая уже вечность не озаряла его лицо.