Око за око

Сирены уже не тревожили покой островитян, златоокая луна призвала их к горизонту, во тьму. Урсула жгла свечи, выполняя поручение эльфа, очнувшегося всего несколько минут назад. Смачивая в воде кусок ярко-голубой ткани, девушка протирала его рану так тщательно, как могла. Засохшая кровь пенилась под ее руками, шипела, кожа кое-как стягивалась на глазах травницы принимая божеский вид. Такого эффекта не давали ее мази, настойки и сказки, даже с самым неподдельным чувством прочтенные у кровати больного. Карантир всегда был способным юношей, и магия давалась ему играючи, легко. Даже сейчас, в одном шаге от бесславной смерти, эльф смог сотворить заклинание, позволившее ему вновь выиграть время, чтобы после того, как глаза воина распахнутся еще раз, можно было провести более действенные манипуляции. Когда юноша снова очнулся, чувствуя, как полегчало в груди, он нашел незнакомку спящей у изножья его кровати. Утомилась, девушка долго не закрывала глаза, и теперь словно желала отоспаться за все то время. Теперь, когда она не смотрит на него диким зверем, когда молчит, не кусает губы в попытке закрыть их от чужих очей, эльф мог рассмотреть девушку со всех сторон. Эльфка, это видно по разрезу ее глаз, по худосочности изящной фигуры под белым платьем, по аккуратным тонким губам, покрытым неаккуратными трещинами. Только лицо ее было слишком круглым, уши – короткими и плоскими, а пальцы – слишком неаккуратными для той, кому есть место при королевском дворе. В роду травницы проглядывался человеческий след, и проглядывался он слишком ярко, чтобы Карантир отважился назвать ее притягательной. Веснушки рассыпались по ее щекам и плечам, а кожа под ними отдавала персиковым цветом. Прямые светлые локоны прикрывали уставшее лицо травницы, но даже за непослушными прядями эльф разглядел: девчонка хороша собой... Для деревенской. Впрочем, то не должно было его заботить. Оглядев стены, пленником которых он оказался, Карантир хмуро улыбнулся самому себе. Быть может, на пляже было бы лучше? Солома грела его на полу, солома торчала из крыши, защищая воина от дождя, соломой и пахло в «доме». Благо, что хоть стены и пол сделаны из дерева. Впрочем, деревом это сложно назвать. Юный маг, воспитанный в иных условиях, мог только удивляться тому, как подобные места могут служить домом хоть кому-то. Особенно девушке, не лишенной определенного шарма. Карантир осторожно приподнялся, решив проверить, насколько сильно ему помогло старое средство. Сил прибавилось, инфекции нет, и лечение можно продолжить в более спокойной обстановке. Мягкий голубой свет снова озарил комнату, эльф вспоминал лечебные чары, которым его учил еще Аваллак’х. Знающий… Карантир с тоской вспомнил, как ненавидел запах его пыльной лаборатории. О, сейчас он готов был променять подобное на что угодно, лишь бы не чувствовать это: спекшуюся кровь, свежую солому и пот. – М-м-м-п-ф-ф, – заворочалась девушка, когда сквозь плотно закрытые веки к ней пробился неестественно-яркий свет. Урсула открыла глаза, изумляясь произошедшему. Эльф проснулся раньше нее, и сейчас, словно ни в чем не бывало, водил сияющими руками по собственной груди. Она никогда прежде не сталкивалась с магией. Лишь в рассказах бабок, что давно умерли или покинули остров, Урсула слышала о чарах и колдовстве. Девушка удивленно наблюдала за тем, как изящные пальцы обрабатывают рану, как красивые руки незнакомца помогают ему перенести боль. Только долго быть незамеченной ей не удалось, светлые глаза Карантира уловили движение. – Молодец, – произнес юноша тихо, вспомнив, что та справилась с его вчерашним наказом. – А теперь расскажи мне, что это за мазь, – спросил он, кивнув в сторону ярко-зеленой баночки, от содержимого которой осталось лишь измазанное донышко. – Анисовое семя и береста, – сонно пробормотала девушка. – У меня только одна была… И то потратила ее на подозрительного незнакомца. Карантир вздохнул, не убирая рук от ранения. Сильное антисептическое средство, но даже им та не смогла бы его спасти. Впрочем, эльфу повезло, что девчонка хоть попыталась, выиграв ему время и силы. Урсула поднялась с места, торопливо одергивая юбку, чтобы предстать перед раненным в лучшем виде. – Я рад, что ты оказалась радушной хозяйкой, – произнес эльф так громко, как только мог, не прерывая своей работы. – Но я бы хотел поесть. Этим можно заняться? – Да, да, конечно, – спохватилась девчонка, опуская взгляд. – Прости, я совсем не подумала об этом. Эльф понимал, что Урсуле не за что было извиняться, но в ответ на ее тихую речь лишь кивнул. Для почтенного члена общества Ольх он вел себя весьма скромно, не требуя обслуживания, но лишь вопрошая о нем. Хозяйка дома вынырнула во двор, оставив юношу наедине с собственными мыслями. Если он сейчас здесь, если его никто не ищет, значит ли это, что Король Ольх свою битву проиграл так же, как Карантир – свою? Или же дело в том, что Охота заживо похоронила неудачливого навигатора, решив, что тот сгинул в пучине? Если так… Если так, то как ему возвращаться в свой мир? С позором проигравшего или в триумфе выжившего? Карантир не мог сам решить, об этом ему скажет только чванливое общество эльфов. Слыша, как девчонка отворяет двери за стеной, как она пугает кур, только-только покидающих насесты, эльф размышлял и о ее судьбе. Если Охота пала, и Зираэль удалось уйти, то меньше всего Карантиру следовало быть замеченным. Когда местные узнают, что один из эльфов-захватчиков – не мертв, мужичье возьмет в руки вилы и мотыги, чтобы довершить начатое прославленным ведьмаком. А кто может им об этом сказать? Лишь девчонка, что перед ним боится связать и два слова. Впрочем, она может быть не опасной, она должна таковой быть. Навигатор закрыл глаза, пытаясь сопоставить все факты. Хорошенькая одинокая полуэльфка, нашедшая его на берегу, притащившая домой, чтобы вылечить, отмыть и накормить… Может, она одна из тех белок? Эредин что-то говорил о том, что в этом мире эльфы столь обнищали, что давно уступили первенство людям, и теперь самые отчаянные вынуждены скрываться в лесах, лелея надежду на возрождение славного рода. Ну, славного настолько, насколько возможно существам, опустившимся так низко. Пока юноша размышлял над дальнейшей судьбой чужого народа, над происхождением Урсы, над тем, как самому дальше жить, травница пыталась найти в курятнике яйца. К сожалению, перед смертью мать не успела обучить дочь столь тонкому ремеслу. Несушки прятали их, понимая, что с утра хозяйка вновь заберет насиженное, потому Урсе приходилось лазать по темным углам, стараясь добыть положенное. Два нашла, остальные – не стала, ведь эльф ждет там один. Урса решила, что гостя нужно кормить тем, что любит она сама. Погладив старого пса, выпустив из сарая корову, травница повернула домой. Она достанет из погреба банку брусничного варенья, испечет гостю хлеб, угостит сушеными кореньями, вареными яйцами и копченым салом. Полуэльфке хотелось показать незнакомцу, что и в ее скромном доме может быть хорошо. Урсула собиралась поразить юношу, но в итоге, вернувшись домой, поразилась сама. Карантир поднялся с кровати, и предстал перед ней так, как когда-то впервые увидел мир. Голым, неприкрытым, не стесняющимся собственного тела, от которого покрасневшая девушка отвела глаза. Навигатор, привыкший к тому, что похожие на Урсулу девчонки помогают ему принимать ванну, не понимал, чем вызвано ее смущение. Темные локоны эльфа доходили тому до лопаток, светлые глаза не таили в себе мрака злости, а губы невольно растянулись в улыбке умиления. Урсула осторожно подняла взгляд, заметив, насколько плечи эльфа шире, чем его таз. – Я… Ты, – бубнила она невнятно. – Ты не мог бы прикрыться? – Я тебя смущаю? – со смехом спросил юноша, стараясь вспомнить один из рассказов Имлериха про бесстыдных дев этого мира. – Я очень хотел бы прикрыться, но не знаю, где мои вещи. – Доспехи на берегу, – призналась девушка, но не удивила эльфа. – А остальное я постирала и убрала. – Так достань и принеси мне. Юноша не привык ждать, ведь девушки подобного типа прислуживали ему всю жизнь, некоторым даже не нужно было указывать на столь очевидные вещи. Впрочем… Впрочем, если подумать, те не были в своем сознании. Когда пойманные на Охоте жители этого мира попадают в другой, первым же делом их лишают собственных мыслей. Пленники уже не могут решать, хотят ли они подчиняться, желают поступить так, как велит им высокий эльф-хозяин или не хотят. Эта же, юная травница, спасшая странного незнакомца, могла мыслить без подсказок. Прикрыв глаза ладонью, девушка наклонилась, чтобы выудить из-под кровати небольшой деревянный ящик, разрисованный цветами вишни. В него она и сложила рубаху эльфа, его белье и штаны. Урсула не сказала и слова, просто выдвинула ящик и ушла, желая как можно скорее скрыться на кухне. Карантир снова ухмыльнулся, доставая собственные пожитки и думая о том, чем еще травницу можно смутить. Она никогда не думала, что впервые голого мужчину увидит вот так: случайно ворвавшись в собственную комнату. Спускаясь в холодный погреб, девчонка старалась крепче держаться за ступени лестницы. Она боялась, что дрожащие от волнения руки не смогут удержаться, и та упадет вниз. Схватив банку брусничного варенья, девушка на секунду застыла, думая о том, понравится ли оно эльфу. В конце концов, когда мальчишки прибывали к ней с островов, они требовали не сладостей, а хлеба и сыра. Нужно взять все, что есть. Когда девушка вылезла обратно, эльф уже ждал ее в дверях. Одетый, непонимающе воззрившийся на травницу, тащившую на себе небольшой мешок. Урсула осторожно улыбнулась, закрывая погреб, но улыбка быстро сошла с ее уст. Темно-синяя юбка платья оказалась запачкана сажей, и отстирывать ее Урсуле придется долго. Девушка заметила, что у спасенного ею эльфа вновь назрел вопрос, и послушно остановилась рядом с ним. – Что это? – спросил он, указывая на аккуратный, но кривой шов на собственных штанах. – И на белье такой же. – Я разрезала твои вещи, чтобы снять. Извини. Ты тяжелый и… И было бы неприлично стягивать с тебя штаны. – Я же был без сознания, – задумываясь о приличиях, произнес юноша. – Впрочем, ничего страшного, если дыр не осталось. Лучше скажи, как ты вообще смогла донести меня до кровати. – А это не я тебя несла, – отозвалась девушка. Эльф опустился на стул, услышав ее речи. Так значит, опасения не были беспочвенны, и кто-то посторонний уже знает, что в доме травницы присутствует никому не знакомый эльф. Пока Карантир задумчиво глядел в распахнутое окно, Урсула суетилась у печи. Люди знают, что он здесь, позволяют девчонке лечить врага, не выбивают двери силой. Навигатор на секунду закрыл глаза, думая о том, в какой мир он попал. Если бы в Народе Ольх узнали, что в городе кто-то укрыл ведьмака или пособника сбежавшей Ласточки, через час стража стояла бы у дверей указанного им дома и требовала свое. – Наверное, я доставил тебе много хлопот, – уклончиво говорил эльф, лишь бы прогнать тягучее молчание. – Прости, я не хотел. – Не хотел быть раненным? – спросила девушка, пытаясь разрядить обстановку. – Ты мне даже не представился. – А ты, смотрю, стала смелее. Это от того, что ты уже видела меня голым? Услышав заданный ей вопрос, Урсула вновь смутилась, не найдя слов для ответа. Эльф тихо засмеялся, а девчонка принялась замешивать тесто энергичнее, надеясь, что угощение придется гостю по вкусу. Сейчас Карантир готов был есть что угодно, но, заметив на столе солонину, медвежье сало, домашний сыр и неясного происхождения джем, тот не испытал особенного восторга. – Ну, я эльф, так же как и один из твоих родителей, очевидно, – начал он, пытаясь понять, о чем следует рассказать. – Был тяжело ранен в большой битве, а после – спасен тобой. – А как тебя зовут? – по-детски наивно спросила девушка. – Карантир. Он не хотел представляться, но что-то в ее нежном девичьем голосе заставило эльфа не лгать в этот раз. В конце концов, что ей даст имя? Одно только имя врага, принесшего этому миру столько несчастий. Для девушки оно не значило ничего, та не слышала о нем ни слова. Урсула никогда не старалась лепить булки так ровно. Пальцы ее крутили на тесте узоры, а гость терпеливо ждал. Жаль, что полуголодная корова давала молоко через день, через два или три, и сегодня девушка не могла удивить навигатора свежим угощением. Сама она молоко не пила, только делала из него масло, постный творог и сыр, который сейчас ждал на столе. – Ты живешь здесь одна? – спросил юноша, в ответ получив запоздалый кивок, словно девчонка не пыталась ответить. – И давно? – Достаточно, чтобы… Чтобы немного устать от этого. Только раньше Урсула этого не испытывала. Она быстрее утомлялась в обществе гостей с островов, чем в тихой компании зачитанных до дыр книжек. Но сейчас, несколькими днями ранее, найдя на берегу эльфа, полуэльфка вдруг ощутила острую нужду в обществе. Травница, не умеющая общаться, не рискнула сказать об этом раненому гостю. Она смолчала, в очередной раз отводя глаза. А Карантир все яснее понимал, что завуалированными вопросами он не добьется от нее ничего существенного, только глупые ужимки девушки, не знающей, как себя вести. Хозяйка дома, суетившаяся у печи, достала противень, сладкий запах свежего хлеба заполнил хату. Эльф, любивший более изысканные угощения, сам не заметил, как приобрел аппетит. Хлеб, смазанный маслом, пришелся ему по вкусу. Карантир не показывал этого, не желая перехваливать хозяйку зря. Пока Урсула ела, прикрывая рот ладонью, эльф вновь принялся рассматривать ее, оценивая со всех сторон. Что-то в ее голосе, в манере держать себя, в забавном смущении после каждой фразы выдавало в девчонке затворницу. В уме юноши невольно пробежала мысль о том, что спутница его, наверняка, никогда не сидела к мужчине ближе. – Значит, ты тут совершенно одна? А мне показалось, что я слышал голоса, – отозвался он, взглянув в окно. – Вот сейчас. И верно, гостю не показалось. Урсула знала, что сирены и эхидны, их ближайшие родственники, неплохо подражают человеческой речи, и даже пользуются ею в своих пакостных стараниях, только сейчас эльф слышал не их. Выглянув в окно, девчонка увидела, что у причала уже стоит знакомый ей небольшой драккар. «Буйный» – корабль двух надоедливых братьев, что вновь привезли ей что-нибудь с островов. – Посиди здесь немного, хорошо? – с едва различимой мольбой в голосе произнесла девушка. – Я встречу их и сразу вернусь. – Их? – спросил эльф, и не думая подниматься. – Я твой должник… Урса, – вспоминал он имя. – И если тебе кто-то докучает, скажи мне, и я буду рад разделаться с платой. Око за око, как говорят в этих местах, – добавил юноша тихо. – Плата? – спросила та, не понимая. – Нет, мне никто не докучает, это хорошие люди. Просто я сейчас не хочу их принимать, нужно проводить побыстрее, без лишних слов. «Без лишних слов» в его понимании – с болью и боем. Впрочем, об этом Карантир не сказал, он все еще оставался здесь гостем. Хозяйка дома вновь поправила юбку, стряхнула несколько крошек со старого шерстяного шарфа и укуталась в него поплотнее, чтобы выйти на улицу, к братьям. Ветер сегодня не избивал стены хаты, не гнал волны к берегу и не тревожил местных излишним шумом. Погода как раз для недолгой прогулки по спокойной воде. Корова лениво подняла голову, заметив, что к дому вновь идут путники. Колокольчик зазвенел на ее шее, пес выглянул из-под дома, чтобы убедиться в том, что в его владениях царит покой и гармония, свойственные этому одинокому дому. Темноволосые, широкоплечие, мокрые от пота братья шли навстречу хозяйке, неся в руках ящики с вяленым мясом, новенькими свечами, веревками, специями и прочей ерундой, нужной в хозяйстве. Урса не ждала братьев так рано и подозревала, что ускорению их возвращения служило то, что дома с ней теперь томился раненный в «большой битве» эльф. – Ух, хлебом пахнет даже здесь! – выкрикнул старший из близнецов, едва заметив девушку. – Ты будто ждала нас, а, Урсула? Мы, правда, ненадолго, нам нужно вернуться к батьке на подмогу, но… – Но уж булок-то мы бы с дороги поели! – перебил его второй. Старый пес залаял, едва увидев знакомых «друзей», и Ялмар поспешил отшагнуть от его будки. Старая липа, растущая неподалеку, бросала на дом тень, но разглядеть оскалившуюся морду животного можно было даже в столь блеклом свете. Травнице прежде не приходилось им врать, чтобы быстрее спровадить домой, и сейчас, подбирая слова, она выглядела слишком сконфуженной. Помахав гостям издалека, та указала, куда поставить тяжелые ящики, и после выдавила из себя улыбку. – Сейчас я вынесу вам сухую траву и немного рыбы, – отозвалась девушка, когда груз упал на землю. – Бычки тощие, но вкусные. – Нашему батьке очень уж нравится, как ты их солишь и вялишь, – довольно признался один из гостей. – Но ты не гони лошадей, дай нам войти, отогреть руки. – Нет! – поспешно, слишком поспешно отозвалась девушка. – Вы простите, у меня теперь много дел, мне некогда принимать гостей. – Это из-за твоего мертвяка дел прибавилось? – спросил Одмар-младший, перекинувшись с братом недовольными взглядами. – Он еще не помер? – Выглядел так, будто уже вот-вот. Мы, вообще, поэтому и приехали так быстро. Думали, что хоронить пора. Полуэльфка закусила губу, чувствуя, что сказано что-то плохое. В тоне вопроса она слышала странную обиду, словно только что отняла у мальчишек что-то важное. Ялмар потупил взгляд, Одмар терпеливо ждал ответа, смотря травнице в глаза, словно желая пристыдить ее за не гостеприимство, а Урсула не знала, как той следует ответить. Время показалось ей слишком длинным, минуты тянулись, словно целые дни. Пес, почуяв неладное, снова издал тихий противный лай, и покусанный ранее гость сделал еще один шаг назад. Ощущать клыки зверя на собственной плоти вновь ему не хотелось. Дверь заскрипела за спиной хозяйки дома, и оба брата осторожно воззрились на вышедшего «мертвяка». Бледный, с длинными черными волосами, Карантир напоминал им вампира, призрака, любую другую нечисть, способную утащить за собой на тот свет даже самого добродушного праведника. – Не помер, – отозвался эльф, выходя во двор, к людям. – Я даже дальше от смерти, чем ты, если не начнешь следить за словами.