Око за око

Холодный ветер, не правивший этим днем, словно услышал незримую команду. Только эльф отворил двери, тот налетел на братьев, едва не сбивая их с ног. Воцарилось молчание, молчание, приправленное холодом непогоды и неприязнью, которые юноши питали друг к другу. Братья неловко переглядывались, явно стыдясь того, что живого человека записали в покойники, только извиниться они никак не решались. Урса же настороженно поглядывала в сторону порога. Она не слышала его шагов, не слышала скрипа покидаемого стула, шороха сухой одежды, плотно прилегавшей к раненному телу. Только дверь выдала эльфа, решившего вмешаться в чужой разговор. Для любого другого то показалось бы мелочью, травница же нашла в этом настораживающий знак. Она долго жила здесь в одиночестве, коротала деньки в кромешной тишине, выживала средь сирен, и каждый шорох сулил ей опасность. В таких условиях учишься распознавать шаги полевой мыши, крик ночной птицы и вопль жертвы, а уж приближение высокого тяжелого эльфа Урсула должна была заметить за милю, за две, когда ветра нет. Взглянув на пса, снова забившегося под дом, Урсула поняла, что и тот не заметил приближения эльфа. Животные чувствуют лучше, и те питали к незнакомцу страх. «Пустяки. Воображение разыгралось после сказок», – заверила себя девушка. Она вновь заставила себя улыбнуться, забыть о глупых подозрениях и взглянуть на братьев. Их появление раненого не напугало, лишь привело к стыду за высказанное ранее. – Ну, ты уж звиняй нас, – произнес старший брат, не поднимая взгляда. – Просто у тебя такой вид был, что уже вот-вот… – Да, мы ж не виноваты в том, что ты так на покойника был похож. И в том, что такта в незваных гостях меньше, чем в шелудивом псе, ворвавшемся на хозяйский прием. Понимая, что конфликт исчерпан, эльф осторожно кивнул двум незнакомцам. Дерево за его спиной протяжно заскрипело, ветер рвался в бой. Молчание, казавшееся жителям островов неловким, для Карантира было чем-то обычным, вроде времени, что учитель дает ученику на передышку. Можно рассмотреть, с кем имеешь дело, и понять, что говорить впредь. – Они не очень вежливы, но не злы, – произнесла травница полушепотом, чтобы услышал ее только Карантир. Оба напялили на себя легкий доспех, хотя всего-то собирались доставить девчонке провиант с ближайшего острова. У этого явления нашлось бы лишь два возможных объяснения, оба из которых не делали положение навигатора лучше. Первое заключалось в том, что местность эта настолько опасна, что дом нужно покидать в полном обмундировании, вторая – в том, что юнцы рисовались перед хорошенькой полуэльфкой. Второе не шло на руку Карантиру лишь потому, что мнимая конкуренция сделает двух крепких ребят агрессивными. Агрессивными к нему, что еще не успел набрать сил после пережитого ранения. – Я не в обиде, – отозвался эльф тише, чем хотел. – Быстро ты все ж оклемался, – заметил один из братьев. – Правду, знать, говорят, что на вас заживает, как на собаках? – Нет, – едва не оскалился юноша, оскорбившийся от дерзкого сравнения. – Просто мне повезло, неплохая травница попалась. Урсула зарделась, но в глубине души знала, что ее заслуга тут минимальна. Эльфу помогла только его собственная магия, травница лишь позволила ему прийти в себя после перенесенных травм. Ялмар и Одмар, впрочем, далекие от врачевания, но близкие к деревенским россказням о том, что воина так легко не сломить, не ждали никаких иных доказательств. – Ты, разве, не пригласишь их к завтраку? – спросил Карантир, указывая на гостей. – Кажется, они проделали долгий путь. – Долгий! Вон, даже пришлый понимает, как мы умотались. Голос эльфа звучал твердо, и сказать ему «нет» Урсула бы не смогла. Девушка потупила взгляд, чувствуя, что слишком легко идет на поводу, и все же виновато кивнула гостям с островов. Когда оба юнца проходили мимо эльфа, тот с радостью отметил: достают ему лишь до плеча, в бою у него преимущество. Травница, хозяйка дома, под недовольным взглядом эльфа и сама переступила порог, стараясь идти как можно быстрее, словно и она была на этой кухне гостем. Стульев хватило, мебель в доме осталась еще с тех пор, как мать и отец были живы. Сладкий запах выпечки захватил все вокруг, и даже корова любопытно поглядывала в окно. Надеясь, что ей бросят подгоревшую корку. Братья охотно сели за стол, не дожидаясь, пока хозяйка дома укажет им на места. Голод командовал быстрее. Карантир проследовал за вошедшими и сел на собственное место, взяв в руки недоеденный ранее кусок хлеба. Урсула подавала гостям еду, любопытно поглядывая в сторону эльфа. За то недолгое время, что она успела провести с ним наедине, девушка поняла: раненый не сильно-то жалует общество. Сейчас Карантир скрывал собственный дискомфорт за маской благодарности. Маской, которую никак не могли разглядеть братья, не привыкшие думать о подобном. Только… Только зачем ему это? У Урсы еще не было ответа ни на один вопрос, что застряли в ее голове. – Ну, так что, расскажешь нам, где тебя так ранило-то? – аккуратно начал один из братьев, с жадностью откусывая кусок сыра. – Чтобы так мощно пробить грудину – нужна сила, как у берсерка, не меньше. – В одной битве, – уклончиво ответил эльф. – Урса рассказала мне, что вы и сами – доблестные воины. Это верно? Девушка слышала разговор, и могла бы нарушить его, озвучив, что не упоминала братьев вообще. Только что-то глубоко внутри подсказало ей: сейчас лучше промолчать и сделать вид, что все так и было. Если эльф солгал, значит, ему очень нужно, верно? А глядя в эти холодные глаза, понимаешь: нужное он берет. Урсула поставила уже остывший противень с хлебом на стол и села вместе со всеми, чтобы молча следить за ходом чужого разговора. – Верно! – с гордостью в голосе заявил Одмар-младший. – Все на островах воины, если подумать. Все, окромя больных, правда, – добавил тот, имея в виду и друидов, и исследователей, и стариков. – Ты бы видел, какую резню недавно устроили Димуны в наших краях! – Да, гнали их до самого Фаро, – подхватил младший из близнецов, глядя на Урсу. – Уж больно они распоясались, того и гляди начнут вглубь острова шастать за девками. Пора Керис их припугнуть. – Ай, выдумал, – махнул Одмар. – Ей лишь бы лясы точить, эта за топор не возьмется, пока в двери не постучат. Эльф ел молча, смотря за тем, как братья входят в разговор. Не нужно было иметь за плечами груз из десятков лет вовлечения в дворцовые интриги, чтобы понять, что у гостей на уме. Драки, пьянки и деревенские девки. Карантир осторожно улыбнулся, понимая, сколь прозаичны мысли у людей, окруживших его за столом. Неудивительно, что миловидная травница живет изгоем. – Ну, она же организовала ту славную битву за Ласточку, правда? – спросил эльф, словно мечтательно отводя взгляд к окну. – Разве это не показатель мужества? – А-а-а-а, – вздохнул Одмар. – Славный, говорят, был бой. Да тут у нее, правда, выбора просто не было. Или демоны нас или мы их. Тут еще и Крах со своей Цирей, вроде как, носится… – И Хьялмар. Да, за ней же, кажется, гнался ирод какой, – вставил младший брат. – Ну, теперь-то не погонится. – Дикая Охота побеждена? – Разгромлена, – довольно отозвался один из братьев. – Говорят, что голова короля демонов прокатилась по всему борту и рухнула прямо в воду. Ведьмак его прикончил после того, как демон Краха убил. Король мертв… Охота окончена. Братья довольно переглянулись, а эльф не решился расспрашивать дальше. Впрочем, на что он надеялся? На победу Эредина в той глупой погоне за Львенком, на торжество высшей расы в мире, заточенном под человека? Если бы это произошло, людей на острове уже бы и не осталось. Карантир поднял взгляд, и заметил, что Урса только что от него отвернулась. Если бы Нагльфар забрал то, что ему причитается, эти хорошенькие глазки опускались бы к полу каждый раз, как Карантир появлялся в ее поле зрения. Из учтивости, даже не от страха. Эльф отчего-то задумался о том, каким бы он был ей господином. Добрым и великодушным? Возможно, что иногда… Ветер крепчал: он гнул ветви деревьев за окном, и старший брат, видя, что стихия набирает силу, нервно поглядывал по сторонам. Свой драккар незваные гости оставили у самого берега непривязанным, и только сейчас младший из юношей вспомнил, что это может плохо кончиться, заперев тех на острове на несколько долгих дней. – Нам, наверное, уже пора, – произнес один из братьев, кивнув Урсуле. – Спасибо хозяйке за угощение, и не забудь продукты в погреб убрать. – Да, хорошо, – только и ответила травница, что никогда не нуждалась в подобных напоминаниях. – Передайте травы бабушке. Когда юноши встали из-за стола, Урса принесла убывающим сверток, пахнувший одуванчиками, ласточкиной травой, и, самую малость, той самой крушиной. Дверь снова скрипнула, когда девушка вышла провожать братьев, и Карантир поспешил помочь полуэльфке выпроводить гостей прочь. Младший брат и Урса ушли вперед, в то время как раненый эльф и Одмар остались позади. Островитянин сбавил шаг, заставляя эльфа из учтивости сделать то же самое. – Знаешь, а ведь мы с тобой даже не представились друг другу, – начал юноша, но не смог закончить. – Это необязательно. – Да, – заметил тот. – Да, верно, необязательно, мы ведь все равно не подружимся. Я вот что хочу тебе сказать, долгоухий… Если с Урсулой что-нибудь случится, понимаешь… – Я не собираюсь отвечать на ее помощь каким-либо вредом, – отозвался эльф, едва сдерживая копившуюся в нем злобу. – Для твоей же безопасности – мудрое решение, – ответил юноша, ускоряя шаг. О, зря тот это сделал. За последние дни Карантир скопил внутри слишком много гнева, и каждая капля приближала его к всплеску. Сперва его одолела тощая полукровка, после – ее человекообразный опекун с глазами кота, затем прославленного навигатора Дикой Охоты бросили умирать в чужом краю, не вернулись и за бездыханным трупом, и в конце его, словно жалкую уличную собачонку, на берегу холодного океана подобрала деревенская травница без рода и племени. А что происходит теперь? Невысокий, пусть и крепкий человечишка смеет угрожать ему, смеет запугивать, искренне считая, что может позволить себе роскошь громких слов, не подкрепленных делом? Словно чувствуя неладное, пес полуэльфки не желал вылезать из-под дома и провожать гостей злобным лаем, как то случалось в обычные дни. Корова тихо мычала в сарае, так и не дождавшись хлебных корочек, а куры разбежались по делам, желая очутиться как можно дальше от происходящего. Звери прятались от него, пытались укрыться, и травнице тоже захотелось сбежать. Урсула и сама чувствовала, что в воздухе зреет угроза, но говорить об этом сейчас не желала никому. – У твоей бабки очень болят ноги, – тихо произнес Ялмар, пока ветер перебирал в своих холодных пальцах светлые волосы травницы. – Она очень хотела приехать, чтобы посмотреть на тебя, но не может. – Хотела, но не может… Какая прекрасная отговорка. И зачем бы ей на меня смотреть сейчас? – спросила девушка с нескрываемой обидой в голосе. – Она… Она никогда этого не хотела, понимаешь? – Урса, – продолжил юноша тихо. – Она старая, больная женщина, у которой не осталось никого. Оба ее старших сына погибли, младший – твой отец – тоже, муж умер всего несколько лет назад. – О, и теперь ей нужна сиделка, а ее рядом нет? Как печально слышать, – с иронией ответила девушка. – Может быть, если бы она не затравила мою мать и позволила нам остаться в клане, сейчас ей было бы не так одиноко. – Но, Урса… – Хватит, Ялмар, достаточно. Мне плевать, что с ней будет. Так же, как ей было плевать на мою семью. – Не мне решать, общаться вам или нет, – отозвался юнец угрюмо. – Но ты можешь совершить большую ошибку. – Если попытаюсь найти в ней семью, да. Разговор этот должен был остаться приватным, но Карантир услышал обрывки, не предназначенные для его ушей. Одмар не обратил внимания, сотрясания воздуха в разговорах мало заботили его порывистую душу, но эльф, прибывший из миров, где важные решения всегда принимались вербально, придал услышанному должное значение. У хорошенькой травницы было мягкое сердце, мягкое, только полнилось оно обидой и злобой, с которой можно будет сыграть. Карантир всегда считал, что прощают обиды лишь глупые и трусливые, что забывают их только великодушные дураки. Истинные лидеры, эльфы с достоинством – те делают пустые оскорбления личными, чтобы пронести их сквозь века и отомстить, когда пробьет час отмщения. Обида не приносит утешения, но утешение приводит ее завершение – месть, и в словах девушки слышалось ликование отмщенной. Глупый юнец считал, что умело давит на ее совесть, что вот-вот уговорит хорошенькую девицу отправиться вместе с ним «домой», но ошибался слишком сильно. Его слова грели душу полуэльфки, рисовали в ее воображении прелестные картинки с одинокой старушкой, что жалеет о решениях, принятых ею не так давно. Она не поплывет с ними ровно до тех пор, пока в селе живет ее родственница. – Мы прибудем через три-четыре дня, – произнес один из братьев, когда драккар уже был готов к отправлению. – Не скучай по нам, Урса! «Не будет», – подумал Карантир, закрывая глаза. Нет, не будет. Возможно, Урсуле и бывало здесь одиноко, страшно, холодно, но заскучать в столь короткий срок та не успеет. Пока юноши отплывали от берега, эльф молча сжимал губы. В злости, не в притворной улыбке доброго знакомого. Его злила их манера общения, злило то, какими глазами люди смотрели ему в лицо. Бесстрашными, они не чувствовали благоговейного трепета, не ждали, что цепкие лапы охотника вот-вот сомкнутся на их шеях, не желали упасть перед ним ниц и взмолить о пощаде. Роль безобидного чужеземца не была Карантиру по душе. Когда воины отплыли, тот еще долго смотрел лодке вслед, пока Урсула не пыталась позвать его в дом. Руки она сложила замком, чтобы чувствовать себя хоть капельку защищеннее, глаза опустила к холодной земле. Она чувствовала, что эльф злится. – Спрашивай, – произнес он, предчувствуя. – Ты… Ты сражался на другой стороне, верно? – спросила полуэльфка громко. Чувствовала, но не знала, что злить его сильнее – не стоит. Карантир закрыл глаза, собираясь с мыслями. Он понятия не имел, на какой стороне стояла Урса, не знал, ответить ей согласием или отрицанием. Черные волосы эльфа, тревожимые ветром, напоминали девушке крылья хищной птицы, крылья сирен, кружащих над песчаным побережьем. Тонкая улыбка заняла его губы, и когда эльф распахнул глаза, когда повернулся к ней лицом, Урсула шагнула назад, не испугавшись волн, лижущих ее пятки. – Когда ты подбирала у песка эльфа, закованного в доспехи, выполненные в виде человеческих костей, Урса, ты думала, что я сражался на стороне Краха? Что я – воин света и добра? Вопрос его звучал так, словно отвечающая – непроходимая дура, с которой следует говорить нежным полушепотом, дабы не испугать. Травница закусила губу, считая, что таковой и являлась. Она обернулась, чтобы посмотреть, далеко ли отплыли близнецы. Попутный ветер подхватил парус их драккара, и корабль белой точкой отдалялся из поля ее зрения. Нет, они уже не услышат, если девчонка закричит. – Я не знаю, как выглядят члены других племен, – искренне созналась девушка. – Не знаешь. И ты думала, что среди них есть такие чистокровные эльфы, как я? – спросил он с нажимом, делая шаг навстречу полуэльфке. – Не… Мне просто хотелось помочь. – И ты помогла, спасибо, – сознался юноша, прикрывая глаза. – Я не причиню тебе вреда за помощь, но за вред... Скажи мне, зачем ты пытаешься узнать то, что убьет тебя, Урса? Но слова не могут убить, только руки, что не позволят ей уйти с их тяжким грузом. Девушка вновь закусила губу, осторожно поднимая взгляд. Белая рубаха липла к груди эльфа, повязки под ней проглядывались слишком четко. Красное пятно застыло на них: нужно сменить ленты. Травница смотрела за тем, как эльф шел к ней, как неспешно сокращалось расстояние между ними. Медленно, осторожно. Казалось, что еще чуть-чуть, и он в успокаивающем жесте поднимет руки вверх, словно говоря с племенной кобылкой. – Я никому не скажу, – отозвалась она тихо, пытаясь справиться с накатившим волнением. – Мне и некому рассказывать. – Успокойся, – притворно-ласково сказал ей эльф. – Я знаю, Урса, я знаю. Когда навигатор оказался к ней слишком близко, девушка попыталась отойти, дернулась в сторону, словно в зверином порыве. Только реакция юного гостя оказалась быстрее, чем ее. Холодная ладонь эльфа сжала ее запястье, Карантир удивился тому, как тонки руки девушки, приютившей его не так давно. Один нажим, маленькое усилие, и кости несчастной треснут прямо под его пальцами, она навсегда пропадет по его желанию. – Я выздоровею до следующего визита этих увальней, – шепнул он, наклонившись к слишком короткому уху травницы, слишком неправильному для настоящей эльфки. – Слышишь, Урса? Еще три или четыре дня, и я уйду, а ты сделаешь вид, будто меня здесь никогда и не было. – Да, – тихо ответила девушка, понимая, что страх заставляет ее плакать. – Да, Карантир, я слышу, – его имя забавно звучало на ее устах. – Умная девочка, – произнес Карантир, не находя в себе сил, чтобы отпустить ее руку. Тепло чужой кожи заставило его вспомнить о дворцовых интрижках. Тихая, напуганная… Казалось, что еще чуть-чуть, и девушка зарыдает у него на груди, начнет молить о пощаде, которую эльф великодушно окажет. Словно во времена Охоты, словно в разделе добычи, словно он снова имеет в обществе вес. Навигатор поддался порыву, он наклонился над ней, чувствуя сладкий запах волос травницы. Медовый. Ее светлые волосы пахли медом, вся она – словно полевой цветок. Вода продолжала трогать Урсулу за щиколотки, эльф держал ее руку в своей, не решаясь разжать тонкие белые пальцы. Когда осторожная слезинка покатилась по щеке напуганной девушки, Карантир поднял руку, чтобы смахнуть ее прочь. Нет, он не сделает ей ничего плохого, не сейчас, смотря на дрожащую фигурку девушки, что всего-то хотела помочь существу, что посчитала родным. Он собирался заставить ее взглянуть себе в глаза, взять за остренький подбородок и приподнять его, увидеть страх, затаившийся в золотых радужках. Словно звезды – понял он, вспоминая тот вид. И Карантир уже протянул руку к смирившейся со своей участью травнице, собирался коснуться ее грубее, но отчаянно громкий лай заставил его обернуться к дому. Старый пес, напуганный, но свирепый, бежал к нему со всех ног. Он защищал свою хозяйку от грозившей ей опасности. Эльф осторожно разжал пальцы, выпуская девушку из своих рук. Не в этот раз, нет, сегодня он останется великодушным господином. Юноша хмыкнул, отходя от травницы, а та поспешила утереть слезы, предательски быстро побежавшие по ее щекам. Заметив, что опасность миновала, собака вновь ринулась к дому, прятаться в сарае и ждать. Навигатор шел следом, но пес не интересовал его ни как защита, ни как опасность. – Не трогай его! – всхлипнула девушка, не понимая этого. – Пожалуйста, не трогай. Он не сделает ничего плохого, просто… – Урезонь его в следующий раз, – только и бросил юноша, не оборачиваясь. Холодные воды океана омывали ее ступни, а Урса все не могла выйти на берег и проследовать за «гостем». Ком обиды на саму себя застрял в ее горле, обиды на добрую душу, на надежду, которую в нее много лет назад вселила мать. Почему травница не желала плыть к островам, почему она не искала общества отцовских родственников, почему так держалась за собственное одиночество? Потому что эльфка-мать – единственное живое существо, с которым Урсула вела свободные беседы. Брат и отец ее неделями пропадали в океане, жители заброшенной ныне деревни не общались с ребенком, как с равным себе. Эльфы – добро, эльфы – сородичи, вот, что осело в ее мозгу с ранних лет. Вот, с каким суждением та шла по жизни. И когда за долгие-долгие годы вынужденного одиночества та нашла у берега «друга», увидела родную душу в чуждом этому миру существе… Разве могла она оставить его гнить в слоях выброшенного на берег мусора? А сможет он? Урсула не знала. Только что она может теперь? Вновь закусывая губу от страха, девушка шагнула вперед, к дому, за порогом которого и скрылся ее новый знакомый. Карантир, чьи черные, словно крылья эхидны, волосы до сих пор пахли холодной морской солью. – Не бойся, – шепнула она то ли псу, то ли себе.