cuz i love u

      — Могу я обнять тебя?       Хиджун замирает слегка и смотрит на хёна так, будто тот что-то про убийство сказал. Удивление сначала нарастает, а потом отходит на задний план, ибо приходит понимание. Точно. В повседневной жизни он не любит скиншип, балуется подобным только для фансервиса, потому что никто не смеет отказать фанатам, которых хлебом не корми, дай только посмотреть на нежные (но порой не очень) прикосновения мемберов друг к другу, милейшие (как кажется всем, кроме макнэ) объятия и тому подобное. Личная неприязнь личной неприязнью, а репутация группы важнее. Кому нужен бойсбэнд, младшенький которого нос воротит от любой попытки потрепать по волосам, обнять или шутливо шлёпнуть по манящему бедру? Правильно, никому. Фанаты любят скиншип кумиров. Значит надо.       — Прости? — всё ещё немного удивлённо спрашивает О, глядя на то, как Инсон теряет всю свою уверенность и просто смотрит себе под ноги, будто пытаясь носком кроссовка протереть в паркете дыру, лишь бы провалиться куда-нибудь, чтобы не показывать себя полнейшим дураком перед тонсэном.       — Я знаю, что ты не любишь, когда тебя трогают, но мне почему-то очень сильно захотелось обнять тебя.       — Почему не Чжихун-хёна? Боишься, что тебя Сынджун взглядом испепелит?       Вокалист мотает головой, не осмеливаясь поднять взгляд на Хиджуна, потому что слишком силён страх увидеть осуждение в глазах, при виде которых он теряет дар речи. Чон глубоко вдыхает и мысленно приказывает себе взять себя же в руки. Мужик он или не мужик? Мог бы даже не спрашивать, а стиснуть мелкого в крепких объятиях, не обращая внимания на возмущённые визги и отчаянные попытки вырваться. Ладно, кому он врёт, не мог бы. При взгляде на эти карие глаза, наполненные энергией и странным светом, у него коленки подкашиваются, дышать становится трудно, и сердечко будто делает ручкой, готовясь выскочить из груди, напоследок постучав о рёбра так, что больно становится до ужаса. Выражение лица младшего чаще на удивление надменное, но даже несмотря на это хочется спрятать его за своей спиной и защитить от всего, что его окружает, совершенно не вслушиваясь в возмущённые крики о том, что он, вообще-то, суровый рэпер и уже не маленький, чтобы так его опекать, потому что двадцать один год, отстань, хён!       — Я хотел именно тебя обнять.       — Почему именно меня?       Инсон тихо вздыхает. Неужели их ребёнок настолько глупый, зачем пытаться выяснить причину? Захотелось обнять его, и всё тут. Потому что красивый. Потому что такой нежный и хрупкий. Потому что посмеётся, но поддержит. Потому что чудесный.

Потому что люблю тебя.

      — Просто.       — Что просто, хён? — Хиджун понимает, что уже выводит старшего из себя, что ему говорить всё труднее, что желание провалиться сквозь пол растёт в геометрической прогрессии, но останавливаться не собирается. Это весело. На удивление весело смотреть, как уши вокалиста краснеют всё сильнее, как губы уже белеют от того, что сжимает их всё крепче. О интересно, как долго он продержится вообще.       — Просто именно тебя захотел обнять, ясно? Со всеми уже по сотне тысяч раз обнялся, а ты только при фанатах и камерах позволяешь. Я не могу хотеть обнять такого милого тонсэна?       При словах о «таком милом» макнэ чуть напрягается, но виду не подаёт. Не привык он к комплиментам от Инсона. Кто угодно, но только не Инсон может так легко разбрасываться приятными словами. Подколы, оскорбления шуточные, попытки ласково унизить — да, да, ещё раз да. Вот такие вот отношения со средним по возрасту мембером. Никаких нежностей и приятностей. Только хардкор, только по-мужски.       — Ладно, валяй. Только быстро, а потом я пойду есть. Один.       Чон будто сиять начинает. Тут же приближается к Хиджуну, стискивая его в осторожных объятиях, и правда стремительно отстраняясь, как и просил тот.       Но напоследок рэпер чувствует мягкие губы на своей щеке, которые даже не прикасаются нормально, а будто мажут мимолётно, и после этого хён срывается с места и убегает в том же направлении, откуда пришёл, не оставляя даже шанса ответить как-нибудь.       В пустом коридоре Хиджун остаётся наедине со своими мыслями и округлившимися от удивления глазами.       И оставшийся день он будет слоняться по дому, словно привидение, а ночью даже уснуть нормально не сможет, пока не почувствует, как кровать совсем рядом с ним прогибается под чужим весом, пока загривок не опалит горячим дыханием, вызывая мурашки по всему телу, пока такие нежные руки не обнимут его за талию, прижимая к себе покрепче. Пока совсем рядом с ухом не раздастся еле слышимый шёпот.       «Может ты позволишь почаще прикасаться к тебе?»