Все в восторге от тебя!

      Мерлин вышел из покоев Артура в прекрасном расположении духа, ведь все налаживается: Артур снова обзывает его, поручает нудную работу и улыбается. А всего-то надо было сказать ему правду! Странное это чувство, когда все становится значительно лучше, хотя думал, что все и так неплохо.       Мерлину совсем не хотелось думать о проклятии, о том, что все его друзья внезапно влюбились в него, о том, что нельзя даже с Гаюсом поговорить без приставаний с его стороны.       Хотелось думать о завтрашнем празднестве, о море еды и о том, как Артур будет переговариваться с ним во время пира, будет рассказывать ему разные смешные истории, постоянно одаривая слугу хмельным взглядом красивых глаз, а потом попросит наклониться к нему и шепнет, что им пора.       Мерлин улыбнулся в предвкушении.       Шаги эхом отдавались от холодных стен пустых коридоров Камелота. Было несколько прохладно, что, впрочем, неудивительно для такого времени года, но Мерлина это нисколько не заботило: все его мысли были посвящены предстоящему празднеству.       Он настолько погряз в размышлениях, что не заметил, как очутился на улице, а очнулся только тогда, когда врезался в кого-то и упал, больно ударившись пятой точкой. Подняв голову, и сощурившись от избытка света, он понял, что этим кем-то был сэр Леон.       Тот ответил добрым упреком во взгляде и протянул руку, за которую сразу же схватился Мерлин, забывшись. Он встал, отряхиваясь.       Все произошло слишком быстро, и Мерлин понял, что совершил ошибку, только когда Леон пораженно уставился на него. В его взгляде уже не было дружеской приветливости — была только какая-то фанатичность. Как у ребенка, который увидел на прилавке что-то, что очень хочется, но нет возможности это купить. Как у ребенка, готового даже украсть ради удовлетворения своей чрезвычайной потребности в этой вещи.       Так выглядел и Леон, а Мерлин с каким-то садистским удовольствием наблюдал за изменениями на лице друга, который в свою очередь медленно опустился на колени, обхватывая ноги любимого своими руками и прижимаясь к ним в какой-то отчаянной попытке быть ближе.       Мерлин стоял пораженно, забыв, как дышать. Мимо странной парочки проходили люди, шокировано косясь в их сторону и переговариваясь.       — Мерлин? — маг очнулся от обращения к нему и поднял расфокусированный взгляд на Гвен, с удивлением рассматривающей рыцаря, стоящего на коленях. Когда она подняла взгляд на друга, то увидела в его взгляде какую-то отрешенность, но, хорошо зная его, смогла понять, что Мерлин на грани истерики. И правда, когда он посмотрел на нее в ответ, его брови сложились трогательным домиком, а глаза были влажными.       — Я больше не могу, Гвен, — сокрушенно прошептал он. — Это же Леон.       Гвен резко выдохнула, собираясь с мыслями, и решительно схватила рыцаря за предплечье, отцепляя его от Мерлина, и строго произнесла:       — Леон, если ты сейчас же не отлепишься от Мерлина, я расскажу все Артуру. И он сделает это за тебя.       Леон неохотно убрал руки и неловко поднялся с колен. Его подбородок мелко подрагивал, будто он сейчас заплачет, а глаза обиженно сверлили теперь уже смущенного Мерлина.       — Но я же люблю его, Гвен, — серьезно ответил он, не отрывая взгляда от Мерлина. — Я должен все время находиться с ним, чтобы защитить.       — Ты понимаешь, что ему ничего не угрожает, кроме тебя? — Гвен закатила глаза. — Поэтому, будь добр, защити его от себя — уйди с глаз долой.       Мерлин удивился, услышав поистине сердитые нотки в голосе всегда милой Гвиневры, но решил не вмешиваться.       — Я хочу узнать, что по этому поводу думает мой любимый, — упрямо выпятив нижнюю губу, продолжал Леон.       Мерлин понял, что придется-таки вмешаться и уже поднял указательный палец и открыл рот, чтобы высказаться, как его перебил грубый голос за спиной:       — Твой любимый!? — голос Персиваля сложно было спутать с любым другим. — С каких это пор, Леон? Вообще-то, это мой любимый, — угроза в голосе заставила вздрогнуть не только Мерлина, но и Гвен.       Персиваль, нахохлившись, как воробей, и выпятив грудь, подошел вплотную к сэру Леону и с вызовом взглянул в глаза. Тот ответил на взгляд, выпрямившись.       И Мерлин подумал, что этот звук столкнувшейся кольчуги еще долго будет сниться ему в кошмарах.       — Давай решим этот спор по-мужски, — предложил Леон, снимая перчатку с пояса и небрежно роняя ее под ноги, не разрывая взгляда.       Вместе с перчаткой упало и сердце Мерлина, переставшего дышать, с ужасом глядя на двух безумцев.       — Вот это другое дело, — ухмыльнулся Персиваль, одаривая его многообещающим взглядом, перед тем как опуститься за перчаткой. — Время и место?       — Завтра, после захода солнца. Здесь же.       — Договорились, — ненависть с легкостью сквозила во взаимных взглядах этих двоих, а Мерлину казалось, что ничего хуже уже быть не может.       Потом, как по команде, рыцари оглянулись на него, и он осознал, что рано делать выводы: в их взглядах читалась такая решимость, что Мерлин понял: они будут драться насмерть.       — До встречи, моя лакомка, — Персиваль послал ему воздушный поцелуй и, развернувшись, ушел.       — Пока, любовь моя, — Леон положил руку на сердце и кивнул на прощание.       Мерлин снова научился дышать.