Sayonara

Печати, вспыхивая, стремительно активировались одна за другой, и с каждой новой вспышкой мерзкий звук сигнала тревоги становился все громче. Еще десять секунд — и вой будет слышно на другом конце Элдарии. Соображать приходилось быстро. Подводные врата? Сад? Черный ход? Ашкор закрыл глаза, призывая всю свою концентрацию. Определенно, ничего из этого, там везде могут быть ловушки или новые чертовы печати. Ему потребовалась лишь доля секунды чтобы оценить ситуацию, и решить, куда срочно отступать. Даже не посмотрев в сторону Мико, Ашкор рванул прямиком в коридор гвардий. Опасность когтями впилась в мышцы, нависла над ним, и от ее удушающей близости адреналин выплеснулся в кровь. Тело горело так, что еще немного, и броня расплавится. За секунду до того, как первые гвардейцы, схватив оружие, выскочили из комнат на сигнал тревоги, Ашкор вломился в самую крайнюю дверь. Хозяин комнаты, немолодой коренастый брауни, не успел даже удивиться. Ворвавшийся гость стремительно налетел на него и ударил наотмашь по уху, подбородку и кулаком в солнечное сплетение. Обездвиженный и оглушенный гвардеец, простонав, упал. Ашкор наклонился над ним, приподнял его голову и для верности приложил ей об пол. Убедившись, что брауни отключился и не доставит проблем, Ашкор поспешно запер дверь и, вынув короткий меч, приготовился дать отпор. Снаружи творилась суета, штаб, очевидно, стоял на ушах. Но звуки доносились до дракона сквозь дикий стук крови в висках. Сердце то замирало, то умопомрачительно ускорялось от адреналина и напряжения. Ашкор ждал атаки в любую секунду, но гвардейцы медлили, и он уже начал опасаться, что Мико придумала что-то похуже, и хочет не просто натравить на него своих шавок. Иначе, чего они ждут? Она же видела, куда он побежал… И даже такие идиоты уже давно должны были вычислить, хозяин какой комнаты не явился по сигналу тревоги. В следующую секунду в дверь заколотили. Ашкор сгруппировался для мощной атаки, и левой рукой схватил подвернувшийся стул, чтобы им сбить первых, кто ворвется в комнату. За дверью кто-то что-то проорал, видимо, пытаясь докричаться до хозяина комнаты. Ашкор еще крепче сжал рукоять меча. Так просто он Мико не сдастся. Сначала отправит на тот свет с десяток ее гвардейцев. Он надеялся, что кицунэ понимает, какую кровавую игру затеяла. Но стук не повторился. А спустя всего несколько секунд топот и возня в коридоре стихли. Ашкор еще какое-то время настороженно стоял, не спуская глаз с двери… Но ничего. Он шумно выдохнул, откинул стул и опустил меч. В коридоре и комнатах, видимо, его не искали и не собирались. Все еще не спеша, и не теряя собранности, Ашкор отступил вглубь комнаты и осторожно выглянул в окно. Снаружи доносилась суета, поднятая гвардейцами, громкие голоса. Окно выходило на запад, и толком из него не было видно, — ни сада, ни дороги к убежищу, но Ашкор и так знал, что пробираться к стене сейчас равносильно самоубийству. Он осел на пол, пытаясь собраться с мыслями и разработать план как выбраться из этой треклятой западни… Но все размышления сами собой упорно утекали к Мико. Что она опять задумала, и что сделает, если поймает его? Будет допрашивать? Запрет в подземелье? Казнит? Возможно, все вместе, одно за другим. Что бы он сам сделал, окажись она у них в плену? Холодная усмешка тронула его губы. А ничего. Они уже решили, что в своей мести пленных брать не будут. Никого. Даже ее. Особенно ее. Да и Мико едва ли будет держать его в плену. Пленные нужны, чтобы потребовать выкуп, или использовать на черных работах… Но они вовсе не хотят друг друга использовать… Они хотят сломать друг друга. Мико опять поймала его в ловушку, но не прижимает, играет с ним в опасную игру, где правила меняются каждый час. А он… Он уже знает, как потянет ей нервы, когда выберется… Порочный круг. И уже сейчас Ашкор понимал, что из него нужно выбираться. Выбираться из этой бездны безысходности. Один рано или поздно сломит второго, и все станет еще хуже. Сломленный враг жалок. Сломленный любовник ничтожен. Все это в конечном счете не имеет смысла. Из него не выйдет преданного дракона. Из нее не выйдет ручной лисы. Безысходность. Хозяин комнаты простонал, возвращая к реальности. Ашкор подскочил к нему, чтобы приложить по голове еще раз, но брауни, на свое счастье, так и не очнулся. Ашкор вернулся к окну и к своим тяжелым мыслям, как никогда чувствуя себя загнанным в угол. Он мерял шагами комнату, пытаясь вспомнить, когда это все началось между ним и Мико? Годы назад, или только недавно? Когда и как она смогла пробить брешь в его уверенности? Забраться под кожу и прижиться в мыслях. А главное, — зачем он пустил ее… после того, как столько лет тщательно обрубал все связи? — Сначала мать умерла. Потом он сам умер для брата. И все. Такова была цена свободы. Но свобода оказалась мнимой. Неужели дело настолько дрянь, и не смотря ни на что, ему все еще важно, чтобы был кто-то, в ком его лицо и имя вызвали бы что-то больше, чем ненависть и браную ругань? В пещеру в ту чертову ночь он пришел, чтобы поквитаться с гвардиями в лице Мико. А сейчас… Сейчас в голове гвардии были отдельно, Мико отдельно. Но так можно всех отделить от гвардий: ее, брата, всех этих неуклюжих остолопов… Но тогда враг потеряет лицо. А как сражаться с тем, кого не видишь? Кто-то должен понести кару… Безысходность. Из открытого окна потянуло свежестью, — рассвет был близко, и оставаться в комнате дольше было опасно. Хоть гул еще гремел по штабу, медлить было нельзя, нужно было прорываться, пока ночь еще могла его укрыть. Ашкор выскочил из окна, неслышно спрыгнул на траву. Предрассветная тьма дыхнула опасностью, и едва он сделал несколько шагов, из сада вышел патруль. Чертыхнувшись, он упал лицом в траву, и перекатился ближе к зарослям. Патрульные прошли мимо. Осторожно ступая, Ашкор в тенях сада добрался до столетней вишни, то и дело прячась от патрулей за раскидистыми кустами. Переждав очередной патруль, Ашкор выскочил из укрытия и потянулся к тайному рычагу, открывающему ворота черного хода. Снова сработает тревога, он был уверен. А поэтому хотел лишь стянуть сюда гвардейцев и расчистить себе путь до стены… — Не так быстро. Ашкор выхватил меч и стремительно развернулся, но на поляне у вишни стоял Лейфтан. — Я сказал, что видел, как ты, обогнув коридор гвардий, скрылся в подвале, — проговорил сообщник, противно растягивая слова. — Тебя ищут там. — Спасибо, — бросил Ашкор, убирая меч. Быть в долгу перед Лейфтаном было еще противней чем угодить в плен к гвардейцам. — Я требую объяснений, — сказал Лейфтан, наступая. — Какого черта ты здесь делаешь, подставляешься и нарушаешь приказ? — Нарушаю? — дракон мгновенно вышел из себя. — Так заруби себе на носу, я тебе и твоей безумной ведьме не пацан на побегушках! — сказал он злым шепотом, хотя хотелось прокричать. — Я рисковал, ради нашего дела! Проломился добыть Найтили эту чертову эссенцию, чтобы мы наконец начали действовать! — Мы выступим… — в холодном тоне сочилось недовольство. — Но когда будем готовы. — Мы готовы! — зло сказал Ашкор. — Скоро подготовимся по второму кругу! А вот ты медлишь! — Когда все будем готовы. — Какого черта? — дракон прищурился. — Эрика еще больна, — спокойно ответил Лейфтан. — Я не могу рисковать. — Что? — Ашкор не поверил своим ушам. — Мы медлим из-за… чертовой бабы?! — Хочешь, чтобы тебя услышала вся гвардия, можешь прокричать это еще громче, — ответил Лейфтан с равнодушием. — Да плевать на это! — демонстративно громко сказал Ашкор. Плотина его выдержки после всех событий ночи пошла опасными трещинами. — А вот гвардейцам — нет, — сказал Лейфтан, пряча руки в карманах плаща. — Мико приказала живым тебя не брать. Вот значит как… Спрятала малодушие за приказом, потому что самой ей не хватает решимости покончить с ним… Если Лейфтан не врет. Но эту мысль дракон отмел сразу. От осознания, что Мико отказывается сражаться лицом к лицу, сделалось досадно и душно одновременно… Через трещины плотины потекла вода… — Хочешь совет? — процедил Ашкор, мрачно глянув на Лейфтана, и не дождавшись согласия, выпалил, — избавься от девчонки! Пока еще можешь. Потому что если она станет помехой нашим планам… — Я ничего не позволю с ней сделать, — оборвал его Лейфтан, не меняясь в лице. — Предупреждаю. — И я тебя! — даже если бы Ашкор хотел, он бы уже не остановился. Плотина не выдержала… — От баб одни неприятности! — сказал он. — Сам дьявол не знает, что у них в голове! Сами ни черта не знают, что хотят. Сегодня — твою жизнь, завтра — твою смерть.  — Тебе пора, — сказал Лейфтан, явно услышав в его женоненавистнической речи больше, чем сам Ашкор хотел сказать. Дракон сделал пару шагов к открывшимся вратам, но потом снова развернулся к Лейфтану. — А все-таки, я чертовски рад, что помогаю Найтили. А знаешь, почему? — он сделал паузу, но согласие Лейфтана слушать ему снова не требовалось. — Потому что если ее дьявольские эксперименты удастся, тогда мы сможем создавать воинов и себе подобных сами! И эти чертовы бабы будут не нужны. И тогда их всех можно будет передушить безо всякого сожаления! Вся ненависть от безысходности и ловушки, в которой он сам себя загнал, рвалась наружу. Безо всякого сожаления… — Я не намерен больше ждать, так и знай… — сказал Ашкор, исчезая в темноте черного хода. Война, значит война. Никаких середин. Никаких поблажек. Безо всякого сожаления… Никогда он еще так не ненавидел гвардии… Никогда он еще не чувствовал себя настолько преданным… Эпилог Побережье окутала ночь, густая и темная. Луна так и не вышла, еще в сумерках спрятавшись за тучами. Темная вода казалась шипящей бездной, или раскрывшейся пастью Левиафана. Ветер мерно насвистывал мотив, гуляя между прибрежных скал, а начавшийся прибой шепотом подпевал. Ашкор затаился у большого камня, наблюдая, как один за другим гасли огни виднеющегося с возвышенности штаба. Будто б оплот гвардий Эль медленно поглощала тьма. И было в этом наблюдении что-то тревожное… что-то пророческое… Мико пришла, запахнутая в траурное кимоно, когда над штабом погас последний огонь, и белый камень стал иссини-серым, окутанный ночным мраком. Ветер, подувший с моря, тут же вцепился ей в волосы и растрепал их за считанные секунды. Сложенная в несколько раз записка на помятом пергаменте скользнула между пальцев кицунэ, и вспыхнула огнем. Мико дала понять, что пришла одна, и никто не пойдет следом. Не произнося ни слова, кицунэ села не песок, уставившись на темное море. Помедлив, Ашкор сел рядом. Когда он писал ту чертову записку, говоря, где будет ждать ее, ему было, что ей сказать. Было, что выплеснуть в лицо. А сейчас все слова ушли. Снова молчание. Но не тягостное, а приятное. Заменяющее все слова. После того, что они устроили у фенхуанов, всего, что раскрылось потом, Ашкор был уверен, что теперь все точки расставлены. Он думал, что она не захочет его видеть. Но она пришла. — Что будешь делать с мальчишкой? — спросил Ашкор, поворачиваясь к морю. Собственный тихий голос в этой тишине звучал как крик. — Это не твоя забота, — ответила Мико, нахмурив брови. Ашкор слышал, сколько боли собралось в ее голосе. Ему стало гадко. Она наверняка чувствует себя преданной и обманутой. Но держится. Научилась делать вид, что ей все равно. Неожиданно для себя Ашкор понял, что знает Мико слишком хорошо, чтобы поверить в это. Он смотрел на нее, но ее лицо было спокойно и беспристрастно. Полное понятной скорби, и где-то глубоко в душе он ей сочувствовал. Как генералу дезертировавших солдат… И никак иначе. — Слушай… Парень не виноват, — Ашкор провел руками по лицу. — Гвардии испортили ему жизнь… Не лично ты, — добавил он, желая, возможно впервые в жизни, сгладить свои слова. — Но сама система… она уродлива и неправильна. — Есть кто-то еще, — отчеканила Мико, не слушая его сбивчивой речи. — Кто-то… приближенный ко мне. Ее взгляд отозвался тупым ударом в груди. Она понимает, к чему все идет. Кольцо предателей обвивает ее словно змея, которая однажды задушит ее. Она понимает, но принимает со всей стойкостью. И она не отступит. Будет держаться до конца… — Не лезь в это… — настойчиво сказал Ашкор. — Ты не представляешь, с чем столкнешься. Но Мико только покачала головой. Был бы на ее месте мужчина, Ашкор бы проникся уважением, как проникаются уважением к сильному и честному противнику. Но ее стойкость хоть и вызывала уважение, злила. Потому что она бы могла бы сохранить свою жизнь, если бы не упиралась. — Гвардии падут, — сказал он, шумно выдыхая. — Значит, я паду вместе с ними, — жестко сказала Мико. — И ради чего? Мико не ответила. Как проще было бы ненавидеть ее. И после прошлой встречи, его ненависть, наконец, пробудилась, будто б ото сна… Но это оказалось очередной ловушкой, — его разум играл с ним. В конечном счете, Ашкор запретил себе ненавидеть Мико… Потому что чем глубже в него вгрызалась ненависть, тем потом сильнее и невыносимей тяготила тоска по ней. Склянка с зельем, глушащим все привязанности, — последнее, что в своей нелепой жизни успела сделать Найтили, все еще была у него в кармане, но Ашкор так и не выпил его… Этот жест отдавал каким-то… Малодушием. И значил бы одно: он просто бежит от своей боли. Бежит от своей тоски по ее телу. Для дракона это… Бесчестно. — Я люблю океан, — на этот раз Мико нарушала тишину. — Он спокойный, но таит в себе дикую необузданную силу… Я хочу стать частью этой силы… — впервые за вечер Мико посмотрела своему врагу прямо в глаза. — Когда я умру, я хочу, чтобы мое тело предали воде, а не земле. Что-то черное и скользкое пустило в душе тревожные щупальца, а Ашкор отвел взгляд. — Завещание что ли хочешь оставить? — его тревога тут же сменилась досадой. — Какого черта мне? — А кому мы можем завещать свой последний путь, если… не врагу, — Мико все еще смотрела в его сторону. — Если я проиграю… Боюсь, на моей стороне некому меня хоронить. Справедливо… Чертовски справедливо. Кто как не враги будут иметь власть дать твоему телу уйти в последний путь, а духу обрести покой?.. Но враги обычно свирепствуют над телами проигравших. Зарывают в общей яме, так неглубоко, что падальщики стягиваются на запах со всех окрестностей и устраивают чумной пир. Что сделали фенхуаны с телом Найтили, будь она проклята? Едва ли дали ее душе пройти сквозь свои врата, и обрести шанс на новую жизнь… Враги, какими бы доблестными не были, не достойны этого. Ашкор непроизвольно сжал в кулаке горсть песка. — Можешь завещать, что делать с тобой… в этот раз, — сказала Мико и отвернулась. Справедливо… и чертовски тошно. — Сожги меня, — процедил Ашкор, наконец, и между ними снова повисло молчание. От мысли о похоронах закружилась голова. В памяти всплыл омерзительный запах погребального костра и завывания дьявольской музыки… После похорон матери, Ашкор поклялся, что больше у него не будет близких, чтобы не переживать этот душераздирающий кошмар еще один раз… А теперь… Камень, нащупанный на остывающем песке, полетел в океан. — Это тошно, — сказал Ашкор, провожая его взглядом. — Хоронить кого-то. — Это жизнь… — Мико едва различимо улыбнулась. — Победители живут, проигравшие уходят… — усмехнулся он. — Третьего не дано… — Ты не можешь жить в мире, который строят гвардии, — с горечью сказала Мико, — в мире, который строю я… Из мести, из долга, из твоего вечного непробиваемого упорства, из-за идей… Я не знаю… — она бросила на него короткий взгляд. — А я не буду жить в мире, который постоишь ты, — она плотно сжала губы. — Из принципа. Принципы! Вот оно, — ее чертовы принципы! Это не он будет строить чертов новый мир. Но ее там все равно не будет. Из принципа! Из-за дурацких нелепых принципов! Эти принципы внушили ей Гвардии… Они полны лжи и гнили, но она стоит за них… И будет стоять до конца. Ашкор взбесился. Он повернулся к Мико, сделал вдох, чтобы высказать всю дрянь о гвардиях, но слова застряли в горле, лишь он понял, что они бесполезны, — эта упертая лиса не станет слушать. Из принципа. Как никогда в эту минуту Ашкору захотелось оглушить Мико, связать, и отпустить только когда все это закончится. — Его драгоценный камушек, который хочется прибрать к рукам и спрятать в драконьей сокровищнице… Но Ашкор видел, что Мико скорее умрет, чем согласиться быть просто камушком в сокровищнице. Пусть даже самым дорогим. Она найдет способ уйти. Из принципа! И будет ненавидеть его еще больше за то, что не дал ей умереть с достоинством и честью. — Завещать мне свои похороны, — сказал Ашкор, через силу поворачиваясь к Мико, — все, что ты хотела? — А ты? — спросила она, с притворным равнодушием встречая его взгляд. Сжатые губы выдавали ее волнение. Ашкор не ответил. Хотя действительно это он позвал ее сюда. И ради чего? Чтобы спросить, как она поступит с Хромом? Почти смешно… Или этот чертов волчонок тоже стал ему дорог? Как и Найтили, которую он презирал всем сердцем, но без которой логово теперь напоминает могилу… — Я хочу сплавать к черной скале, — сказала Мико, вставая. — Если ты помнишь, где это… Звучало как приглашение… Ашкор проследил за ней взглядом. Мико прошла к воде, скидывая с плеч шифоновое кимоно. В приглушенном ночном свете ее бледная кожа была похожа на мягкий воск. Не отрываясь, Ашкор смотрел, как она заходит в воду, вспоминая мягкую на ощупь кожу, будоражущие движения сильного и гибкого тела в его руках… И в какую-то минуту понял, что просто не может и не хочет сопротивляться. Оставляя одежду на холодном песке, Ашкор зашел в воду. Мико сидела на покрытых мхом камнях спиной к берегу, закутавшись в мягкие хвосты, как в кокон. Она слышала, как Ашкор выходит из воды на заросший камень, как не торопясь приближается, но не оборачивалась. Ей нравилось вот так, — не видеть его, а чувствовать. Чувствовать, как тусклый свет играет в капельках воды на его коже... Чувствовать исходящую от него опасность и безумие.... Чувствовать, как с каждым его шагом ее сердце замирает. Ашкор подошел и сел рядом, проводя ладонью по ее обнажённой спине вверх-вниз. Мико закрыла глаза, почувствовав знакомый трепет, расплывающийся по всему телу. Она больше не сопротивлялась захлестывающему волнению, потому что знала, что эту тягу она никогда не сможет победить в себе. — Ты долго, — сказала она, закрывая глаза. — Я замерзла. Ашкор не ответил. Он обхватил ее за плечи, скользнул ладонями вниз, отводя хвосты, закрывавшие тело, и притянул ближе. Мико проворно развернулась в объятиях, обхватывая ладонями его лицо, прижимаясь губами в поцелуе, мучительно болезненном для обоих. Ашкор до конца не был уверен, что за безумная игра снова у Мико на уме, что она выкинет в следующую секунду… Но Мико будто бы просто растворилась в его объятиях, позволяя его рукам делать все, что он хочет. Она была так покладиста, так отзывчива к каждому движению, к каждой ласке, что в какой-то момент Ашкор напрочь потерял голову от ощущения ее податливости и мягкости. От ощущения, что эта строптивая лиса в его объятиях становится ручной. — Я не возражаю, — шепнул он ей на ухо, грубовато сжимая ее грудь, будто б проверяя, как далеко она позволит ему зайти. — Но с чего вдруг такая покорность? — Весь последний месяц я с ума схожу, — прошептала Мико, и, замотав головой, уткнулась ему в шею. — Я прошу только… раздели со мной это безумие. — Ее пальцы в отчаянном призыве впились в его плечи, а губы потянулась за поцелуем. Но то, что происходило между ними, лишь отдаленно напоминало поцелуй. Это было поглощение. Поглощение одной сущностью другую. Растворение. Полное слияние. Мир вокруг сузился до соприкосновения требовательных рук, искусанных и влажных губ, разгоряченных тел. Ашкор двигался рвано и жадно. Будто б хотел выбить из нее все ее принципы. Все ее гвардии. Оставить только себя. Превратить в его Мико. Навсегда, как в эту самую секунду — только его. Мико спиной впитывала холод камня. Ей казалось, что под ней уже разверзся целый океан, бескрайня черная бездна, в которую она летит глубже и глубже. Она захлебывалась от поцелуев, от соленой воды, от болезненного притяжения между ними. Сильнее сжав бедрами его талию, Мико то ли зашипела, то ли шумно выдохнула, утыкаясь ему в шею. В этом то ли выдохе, то ли шипении Ашкор уловил что-то так похожее на «аш»… значившее, пожалуй, только одно, — Мико больше не считала его Лансом. Она приняла его, его новую сущность. И давала понять, что здесь и сейчас она с ним, с ним новым. Их слияние казалось, длилось вечно, но оно закончилось и в ту же секунду показалось невыносимо кратким. Ашкор хотел поймать взгляд кицунэ, но, освободившись из его объятий, она отсела назад и обняла его, прижавшись щекой к его спине. Мико молчала. Ашкор тоже не знал, что сказать, мучительно думая, это конец или только начало? Или начало конца? — Если бы не я возглавляла гвардии… — вдруг произнесла Мико, оставив поцелуй между его лопаток, — я бы предала их и простила бы тебе все. — Она сама не знала, что на нее нашло, потому что для себя она уже все решила, и дала себе зарок не говорить об этом с Ашкором, понимая, что слова провалятся в пропасть, разверзшуюся между ними. — Если бы не твои принципы, и не твои Гварди… — Не надо, — прервала Мико, Ашкор почувствовал, как она качает головой, и как ее объятия слабеют. Он хотел перехватить ее руки, но не успел. — Дело не в гвардиях, — кицунэ оказалась перед ним, усаживаясь к нему на колени. — А в чем? — спросил Ашкор, снова прижимая ее к себе. — В нас… — ее руки обвились вокруг шеи и вцепились в его плечи — широкие твердые и горячие. Мико смотрела на него пристально, не отрывая взгляда. Она пыталась запомнить, уловить каждую мелочь. Сохранить это в памяти, как живую картинку, — его взгляд напряженный, но сдержанный, губы не тронутые улыбкой… — Я верю в перерождение, — сказала Мико, наклоняясь к его уху. Тем, кто ушел достойно будет дан шанс начать новую жизнь в другом мире… И я буду искать тебя в тысячи других миров и жизней, — кицунэ прижалась к его губам ее поцелуем, — как целовала только она, — сначала напористо обхватывая нижнюю губу, прорываясь дальше, одновременно подаваясь вперед, вздрагивая, встречая ответ. Ашкор знал, что этот поцелуй, этот вкус он не найдет ни в одной женщине, ни в одном мире. Мико обхватила руками его лицо. Еще немного близости, еще немного удовольствия. Хотелось вложить поцелуй бесконечность… Перед тем как они попрощаются. Теперь навсегда. Поцелуй Мико прервала внезапно. — Sayonara, — еле уловимо прошептала кицунэ ему на ухо. И выскользнув из его объятий, исчезла под толщей темной воды. Ашкор сморгнул, будто б пытаясь отогнать наваждение. Потому что лишь секунду назад Мико была здесь, а теперь… Sayonara… Он посмотрел на звезды, прекрасно понимая, что это значит. Sayonara… На ее родном языке — «прощай навсегда».

***

Мико выбралась из воды. Не оглядываясь собрала вещи и пошла к штабу, унося с собой его ощущение: запах, вкус, тепло прикосновений. Она всегда думала, что волю может ломать только паника, страх и агрессия. Но сейчас Мико понимала, что только слабый пасует перед страхом, перед которым сильный собирается и действует… Сильную же волю может сточить только безысходность. И эта безысходность удушающими парами сейчас витала в воздухе. Мико думала, что отпустив Ашкора, она сломается окончательно… Но отпустить оказалось легко, едва она поняла, что это единственный выход из порочного круга безысходности. И теперь у нее снова появились силы бороться. Появились силы стоять до конца… Потому что ушедшему достойно будет положена новая жизнь, в которой можно будет начать все заново. Мико посмотрела на тусклые звезды, проступающие из-за туч. — Sayonara, — одними губами прошептала она. Прощай. И если навсегда, то навсегда. Прощай.