Музыкальное сопровождение: Mounika — Smoking With Her
Ушел, позабыв о чем-то важном, о чем-то, во что кто-то из членов его семьи вложил душу. Не ново. Скучно. — Нет, не стоит, — говорит Боруто, разворачиваясь. — Отнесу обед обратно домой. Пускай мама знает, как отец относится к ее стараниям... как наплевательски. В конце концов, он ведь знал, что она сделает бенто сегодня. Когда он говорит это, на душе растекается теплое, мстительное удовольствие. Сарада хватает его за плечо. — Чего тебе? — Я сказала, что передам. — А я сказал, что не надо, — Боруто резко стряхивает ее руку. — Не лезь в чужие дела. — Но ведь если ты хорошо знаешь человека, который будет доставлять еду, нечего и думать. Клянусь, я не позволю бенто, приготовленному твоей мамой, пропасть зря! Пыл, коим наполнен ее голос, заставляет Боруто остановиться. Он непонимающе смотрит в черные, как ночь, глаза Учихи, кажущиеся еще больше за стеклами очков. Чувствует одновременно и удивление, и неловкость. — Почему ты так настойчива? — Бенто — это не просто еда! Это еда, приготовленная специально для кого-то, к тому же, руками любимого человека. Да, но ведь это всего лишь бенто. Разве нет?Странная она какая-то.
Боруто несется по крышам, вышкам, мостам, водонапорным башням. На голове — бардак, в голове — бардак, в руке — притупленная недавним боем катана, в венах — злость. Он приземляется на выступе, затем распахивает окно и бесцеремонно вваливается в кабинет Нанадайме. Отца на рабочем месте не обнаруживается. — Дурная привычка. В твоем возрасте можно уже заходить так, как заходят все приличные люди — через дверь. Вот, значит, где он прячется. — Не учи меня, старик. Наруто неспешно выходит из-за стеллажа, заставленного отчетными папками. Вид у него, как водится, усталый, даже чуть более потерянный, чем обычно. Но Боруто на это плевать — у него были свои причины на то, чтобы явиться сюда. Вернее, лишь одна причина. — Как ты мог отпустить ее? По возвращении с миссии ему тут же сообщили о том, что его напарница по команде взяла долгосрочный отпуск и уехала в неизвестном направлении, не предупредив никого, даже собственных родителей. Однако Боруто знал, что кое-кого ей все же потребовалось предупредить, дабы получить официальное разрешение, необходимое для такого рода действий. Наруто, как ни в чем не бывало, снимает со стеллажа несколько папок и относит на свой письменный стол. — Сарада — взрослая женщина. Я не мог препятствовать тому, что она вознамерилась сделать. К тому же... длительные путешествия идут Учихам на пользу. — Издеваешься?! — Боруто двигает кулаками по столу. Неподшитые листы вихрем разлетаются в разные стороны. — Хочешь, чтобы она пропадала черт знает где двенадцать лет, как Саске? А как же ее работа в резиденции? А как же наша команда? — Будет расформирована. Временно. — Наруто уселся в кресло. — Все равно ты сейчас состоишь в особом отряде АНБУ, а Мицуки помогает в отделе исследований. Члены команды номер семь уже год как работают порознь, думаю, ничего особо не изменится... Боруто стиснул зубы так, что аж челюсть захрустела. Глупый старик. Глупый и самонадеянный. — Да что ты понимаешь! — вскричал он. — Команда семь — это не просто название и формирование согласно журналу, она — это мы. Я, Сарада и Мицуки. Так было всегда. Так всегда должно быть. Нельзя так просто нас... расформировать. — Вот, значит, как ты заговорил. — Улыбнулся Наруто. — В этом есть смысл, согласен. Однако Сарада сама изъявила желание на какое-то время отделиться от своей команды. Это правда. Она была очень расстроена чем-то, когда я видел ее в последний раз, сказала, что ей многое нужно переосмыслить... — Очень расстроена? — медленно переспросил Боруто. Сарада никогда прежде не давала Наруто Узумаки повода подумать, будто она чем-то расстроена. Как бы ни было тяжело, она всегда скрывала от него свои истинные чувства — Боруто знал это, поскольку идеально отлаженный барьер Учихи срывало каждый раз, когда она оказывалась наедине с ним, своим вечным напарником и соперником. И каждый раз, переступая порог его захламленной холостяцкой квартиры, она становилась самой собой — размазанной, страдающей, жалкой. Совершенно отвратительной. И как бы Боруто не презирал Сараду со всеми ее душевными коллизиями, следовало признать, что терпеть она умела, следовательно... то, что Наруто довелось увидеть Сараду "расстроенной", могло означать лишь одно. — Что между вами произошло?* * * * *
Боруто не помнил точно, когда и при каких обстоятельствах зародилось это чувство, но когда ему было восемь, он уже ненавидел Сараду Учиху — эту надменную, чопорную представительницу известного вымирающего клана, делившую с ним один учебный класс. То была не такая сильная ненависть, какую он питал к отцу, однако раздражала его Сарада невыносимо. И стремительно растущими боевыми навыками, и нескрываемым высокомерием, но более всего, конечно, слепым поклонением титулу Хокаге. Хокаге то, Хокаге это... глупость. Раздражает. Он с удовольствием потешался над ней: высмеивал мальчишескую грубость и угловатость, дергал за волосы, расставлял ловушки в классе, порой подключая к этому развлечению своих друзей — Шикадая, Иноджина, Ивабе, Денки. Сарада, однако, издевательства переносила стойко, с каждым новым одаривая виновника все большими порциями снисходительности. Раздражает. Как можно быть такой сильной? Разве ей не больно? Разве она не ненавидит его так же, как он ненавидит ее? Порой у него возникало желание зажать ее где-нибудь и проверить это. Врезать как следует, от души. Но тогда Сарада изрядно превосходила его — и ростом, и физической силой, и техническими навыками. Хотя если бы и не превосходила, едва ли он бы решился воплотить свои жестокие фантазии в реальность. Пожалуй, он никогда не считал себя настолько плохим человеком. Между тем их определили в одну команду — иронично — и Сарада продолжила свою излюбленную песню с новой силой, будто насмехаясь.Седьмой... такой сильный! Боруто, расскажи нам, как твой отец сумел достигнуть таких высот? Наруто-сама очень помог мне однажды. Говорю тебе, он один из лучших людей, каких я только знаю. Он... он понимает, что на самом деле важно. Знаешь, я решила. Я во что бы то ни стало стану Хокаге!
Раздражает, раздражает, раздражает. — Боруто... — А? — он приходит в себя и сонно моргает, обнаруживает, что находится в своей ведомственной квартире, чуть более чистой, чем обычно — как же, он ведь прибрался накануне празднования своего Дня рождения. Даже заставленная пустыми бутылками из-под пива гостиная выглядит не столь грязной, как в другое время. Все гости давно разошлись, осталась лишь она. Шестнадцатилетняя Сарада — краснощекая и захмелевшая — падает в кресло-мешок напротив него, роняет голову на руки. Боруто запоздало замечает, как подрагивают ее плечи, и думает про себя, что впервые видит вечно невозмутимую, холодную Учиху в таком состоянии. Не знает, правда, как к этому относиться. Сочувствия нет, но и ожидаемого злорадства — тоже. — Ты плачешь? — Конечно, плачу, дурень! — огрызается она, и Боруто немного успокаивается. Ну, хоть что-то знакомое. — Как тут не плакать, когда я... я... люблю Седьмого. Черт побери. Боруто переваривает услышанное меньше десяти секунд. — Ясно. Девушка отнимает руки от заплаканного лица. — Ты... ты не удивляешься? — Ну, ты столько болтаешь о нем. Спорю на что угодно, многие допускали такую мысль. Ну, что ты можешь испытывать к нему ненормальную привязанность. — Дурень! — снова рыкнула Сарада. Поднялась на покачивающихся ногах, сняла кардиган, чтобы вытереть его рукавом намокшие линзы, и осталась в одном лишь платье — приглушенно-розовом обтягивающем платье без бретелей, подчеркивающим пышную грудь, изящный стан, покатые бедра. Густая смоль волос, завитых крупными кудрями, сверкнула в золотистом свете лампы. Повзрослевшая Сарада была так красива, что дух захватывало. Хотя в Академии Боруто даже за девчонку ее не считал. А теперь... любой парень Конохи все отдал бы за то, чтобы юная Учиха сходила с ним на свидание.Черт. Когда она успела так измениться?
Боруто алчно смотрит на Сараду, пытающуюся протереть очки непослушными руками. Ловит каждое движение пухлых губ, испускающих громкое, состредоточенное дыхание, чувствует, как в висках начинает стучать. Чувствует, как собственные губы становятся нестерпимо сухими. Он подумал, что если не поцелует ее прямо сейчас, то, наверное, земная кора треснет. Сам не ведая, что творит, не желая более оставаться в стороне, он подошел к Сараде сзади, обнял и притянул к себе. Зарылся носом в волосы, шумно вдохнул их запах — пахло медовым шампунем. Сарада замерла, как зверек, почуявший хищника, но протеста не выказала, и Боруто пошел дальше — взял ее за бледную шею и пылко, влажно поцеловал. Сарада приглушенно застонала, задрожала, обмякла в его руках, и тогда он, развернув девушку лицом к себе, нашел ее губы. Мягкие, очень мягкие. И такие горячие. Они целуются так долго и страстно, что в конце концов оба бессильно падают в кресло и тонут в нем. Коленка Сарады плотно упирается в пах Боруто, и он лишь тогда замечает, насколько возбужден. Ее глаза — блаженные, одурманенные — усиливают это возбуждение. — Наруто-сама... — выдыхает Сарада, нетерпеливо ерзая в кресле. Надо же. Такая открытая, такая откровенная... и беззащитная. Та самая, сильная, гордая Сарада Учиха. Следовало ли удивляться тому, что она приняла его за отца? Боруто ненадолго прислушивается к своим ощущениям, силясь понять, беспокоит ли его это, однако девушка сама прерывает эти потуги — впивается в губы с таким вожделением, что у него окончательно срывает крышу. — Представляй его, ты, дрянная... — лихорадочно шепчет Боруто, грубо хватая ее за подбородок. — А отдавайся мне. Мне. Мне. Слышишь? Так начиналась их бесконечная игра, имя которой — теургия. Нелепые попытки Сарады воззвать к Наруто Узумаки, бывшему для нее светилом и Богом, и ненависть Боруто, смешанная с похотью и желанием безраздельно властвовать над этой девушкой.* * * * *
Злость Боруто достигает своего апогея и в итоге выплескивается. Он достает из ножен катану и нахрен перерубает письменный стол, за которым его отец провел не меньше, должно быть, половины своей чертовой жизни. Боруто вроде бы и не нужны подтверждения, он слишком хорошо сопоставляет факты, но все равно повторяет сквозь зубы свой вопрос, уже в более прямой формулировке: — Ты спал с ней? Наруто резко поднимается со своего кресла и бросает тревожный взгляд на дверь. Трясется за свою репутацию? Как предсказуемо! — Боруто, держи себя в руках. Сейчас не время для того, чтобы это обсуждать. — А когда? — Боруто заходится оглушительным смехом. — Когда, старик? Ты никогда не находил времени на то, чтобы что-то обсудить. У тебя свои драгоценные приоритеты, интересы, цели. Плевать ты хотел с высокой колокольни на заботы других. Хотя то, как ты раз за разом изображаешь из себя хрен пойми что... — Довольно, — резко оборвал его Наруто. Голубые глаза сделались темными и мрачными. — Смотровая площадка над скалой Хокаге, в десять часов. Буду ждать тебя там. Боруто прячет катану обратно в ножны. Что ж, похоже, разговор обещает быть интересным... по крайней мере, Наруто не увильнул, как делает это обычно. — Острожнее, старик, — бросает он напоследок. — Я ведь действительно приду. — Буду ждать, — повторил Наруто с улыбкой, словно он и впрямь рад был возможности побеседовать с глазу на глаз. Раздражает.Боже, как ты сам себя терпишь. Прекрати быть таким... таким хорошим. Я ведь не ребенок и не Сарада, чтобы покупаться на это. Не будь проповедником на тонущем корабле, не будь, словно этот кошмар существует только в моем воображении. Прекрати, Отец.
* * * * *
Время в ожидании тянется медленно. Боруто убивает его, опрокидывая в себя одну за одной стопки мягкого саке и постукивая пальцами по барной столешнице. — Рановато для алкоголя, Боруто-сама, — вежливо замечает бармен. — Оставь ты это "Боруто-сама", Таккей, — недовольно отзывается Боруто. — Ты меня почти вдвое старше. Да и мы давно друг друга знаем, как не приду, здесь ты. Просто Боруто, хорошо? — Как скажете, Боруто-сама. Боруто раздраженно сдул со лба челку и подпер голову рукой. Он ненавидел формальности, с которыми к нему обращались жители Деревни, ненавидел учтивые слова и уважительные приставки, напоминающие ему, чьим сыном он является. Возможно, поэтому он так радовался своей занятости АНБУ. Рискующие собой на секретных миссиях всегда носят маски и не пекутся о своем происхождении... ровно как и о дальнейшей судьбе. — Боруто? — удивляются где-то сзади. Голос он узнает сразу. — Здорово, Шикадай, давно не виделись. Наследник клана Нара одет в стандартную форму шиноби — он, как и Сарада, служит в резиденции, однако совмещает деятельность секретаря с периодическими боевыми вылазками. Не виделись они и впрямь давно, и Боруто с удивлением обнаруживает, что за время его отсутствия Шикадай отрастил небольшую бородку. — Подражаешь отцу? Шикадай пожал плечами и уселся рядом. — Не все ненавидят своих отцов, как Узумаки Боруто ненавидит своего. — Не у всех такие отцы. — Задрал ты с этой темой, — Шикадай прищелкнул языком. — Столько лет прошло, а ты ничуть не изменился. Если ты снова собираешься обсуждать недостатки Наруто-самы, то я, пожалуй, пас... — Вовсе не собираюсь. — Боруто положил голову на стойку и посмотрел на лицо Шикадая через стекло рюмки. Оно сделалось размытым и совершенно безобразным — прямо как его ощущения сейчас. — Слышал, что Сарада ушла из Деревни, — сказал Шикадай. Боруто на этих словах непроизвольно сжал рюмку. — Ты в порядке? — Нет, ни черта не в порядке. Еще один залп рисового пойла обжигает горло. Боруто морщится и утыкается носом в рукав своей куртки. Шикадай смотрит на него внимательно, будто рентгеном просвечивает. Ха, можно подумать, это было такой большой загадкой. — Я ненавижу ее, — признается Боруто. — Всем сердцем ненавижу, я бы убил ее однажды, честное слово, так она выводит меня из себя. Ты помнишь, какой высокомерной она была в Академии? — Как некто, только что ставший элитным джонином, да, — кивнул Шикадай. — Хотя когда ты так говоришь, мне кажется, что тут есть еще кое-что. Я имею в виду, другие чувства. Боруто скептически усмехается. — Только не пытайся приписать мне какую-то к ней симпатию. Мол, я ненавижу ее, потому что боюсь любить и прочая психологическая лабудень. Я ее ненавижу — точка. Мы по-разному смотрим абсолютно на все, но... — Но? Он досадливо поморщился. — Мне нравится обладать ею. Как женщиной. С этим ничто не сравнится. То, что можно делать с ней, когда она приходит, чтобы ненадолго забыться, даже если все это является лишь ебанутой игрой для нас обоих. И теперь, когда она ушла... я навскидку не назову ни одной причины, по которой я мог бы возвращаться домой. — Ты такой эгоистичный. — Шикадай, кажется, посмеивается. Ему смешно, что ли? — Не понимаю, зачем тебе так нужно ненавидеть всех, кто связан с твоим отцом. Меня же ты не стал ненавидеть оттого, что мы вместе работаем. — Да, но ведь ты не л... — Боруто с трудом удержался от того, чтобы не выдать сокровенную тайну Сарады. Обещал ведь. — Ведь ты не расхваливаешь старика на каждом шагу, как это делает она. Не судишь о том, чего не знаешь. — Потому что мне наплевать, — Шикадай залпом осушил свою рюмку и грохнул ею по столу. — А Сараде нет. Ее отец отсутствовал двенадцать лет, Боруто. Чочо рассказывала мне, что Саске даже не узнал ее лица, когда они впервые увиделись. Как ни крути, а Наруто все это время был рядом, так что ты не можешь представить себе, что она чувствовала. — Это не... — Если хочешь ненавидеть ее — ненавидь сколько влезет, мне наплевать, — перебил Шикадай. — Только не заставляй меня все это выслушивать. Тебе кажется предосудительным то, что Наруто, которого ты терпеть не можешь, стал для Сарады примером, как будто дети вольны выбирать, к кому привязываться. Неужели ты настолько ничего не понимаешь? — Странный ты какой-то. Он только усмехнулся. — Когда целыми днями разбираешься с бюрократическими проволочками, начинаешь ценить свое время. Не хочется раз за разом выслушивать одно и то же. Мы же оба прекрасно знаем, чем это закончится, верно? — О чем ты? Он положил руку ему на плечо. — Если ты не попробуешь понять ее, — негромко, но отчетливо проговорил Нара. — Если продолжишь ненавидеть... она будет еще неистовей тянуться к нему. И он победит. Как тебе такой расклад?