Не буди лихо...

      Лютобор спешил, будто сам ветер гнал его, резкими и сильными порывами толкая в спину. Мелкие капли начинающегося дождя сыпали в лицо ратника прохладной влагой, но боярин не чувствовал ни холода, ни усталости. Не жалея лошади, он нёсся сквозь лес. Мысль о скорой встрече с волком не покидала утомлённый разум, вселяя безотчётную надежду.       Хрип измученного животного вырвал Лютобора из приятных дум. Громко бранясь, он натянул вожжи — лошадь покорно встала, взрывая землю копытами. Загнанное существо тяжело водило головой, пытаясь стряхнуть с морды белёсую пену, что крупными хлопьями падала на землю. Вдалеке таяли последние лучи заходящего солнца.       Ратник не верил, что сможет уснуть, но лошади нужен отдых, а значит, эту ночь Лютобор вынужден будет провести в лесу. Поутру он двинется дальше и уже к следующему закату будет на месте. И слепая радость наполнила сердце ратника, улыбка тронула хмурое доселе лицо, на миг возвращая прежний облик Лютобору. Облик того человека, кем он был, пока не повстречался с Берендеем. Ратник не мог сказать с уверенностью, сожалеет ли о случившемся, но одно знал точно: он вынес бы эти невзгоды ещё сотни раз, лишь бы взглянуть в жёлтые глаза вновь, провести рукой по рисункам на шее скифа и обнять его.       Распрягая коня, боярин старался не думать о тех, кого оставил дома. Он страшился, что не успеет возвратиться вовремя и его путешествие окажется напрасным. Хуже того, он уже не был уверен, что поступил верно, оставив сына и жену одних. Им двигало острое чувство пустоты в душе, отчаянное желание, нет, нужда в Кунице. Как вода, как воздух ему был необходим этот самоуверенный бесстрашный наёмник. Но куда больше его ошеломила уверенность в том, что его не забыли и тоже ждут. Не от людского было это. Стая. Его стая. Быстрее. Быстрее в стаю. Там безопасно, там покой.       Глупо было бы надеяться, что ночь пройдёт спокойно, но тот отряд степняков, что настиг Лютобора, не встретил новый рассвет. Бой был коротким и кровавым. Зверь под властью человека бесновался подобно стихии. Немало усилий понадобилось Лютобору, чтобы сохранить человеческий разум.       Сидя среди останков врагов, русич тяжело дышал и пытался успокоить дрожь в окровавленных руках. Он не мог вспомнить, в какой момент он отбросил меч и стал рвать нападающих голыми руками. И восторг, что наполнил его, когда плоть расходилась под когтями с тяжёлым хлюпающим звуком, приводил в ужас.        Стряхнув кровавое наваждение схватки, Лютобор устало поднялся и, пройдя несколько шагов, рухнул на землю, забывшись глубоким тяжёлым сном. Лес вновь стал мирным и безмятежным. Насекомые завели свои ночные трели, не обращая внимания на тела, что остались лежать на опушке. Все затихло до рассвета.       Куница стоял посреди двора Лютобора, все ещё прижимая к себе Татьяну. Та затихла и старалась стоять неподвижно, наслаждаясь долгожданным покоем. Скиф оглядел суетящийся люд: дружинников, что седлали лошадей, дворовых, которые неустанно бегали из дома в дом, собирая боярский скарб. Ратмир проверял каждый тюк, отправляя обратно большую часть клади.       Когда всё было готово к отъезду, старший дружинник подошёл к Кунице и объявил об окончании сборов. Пришла пора выдвигаться. Ехать на отдельной лошади боярыня отказалась, так что Куница усадил её позади себя. Он ещё раз оглядел отряд: три дружинника, дворовой мужик, три женщины, одна из которых больна, и младенец. Волк ясно понимал, что шансов добраться до стоянки в полном составе у них нет. Кого заберёт дорога? Чьи глаза закроются навеки, а тело сгинет в чужом лесу? — Выдвигаемся, — старший отдал приказ - и отряд их двинулся навстречу неизвестности.       Дружинники ехали по сторонам от боярыни, пока позволяла ширина дороги. Когда же достигли они леса, тот, которого звали Владимиром, выехал вперёд, закрывая обзор Кунице своей широкой спиной. Возражать волк не стал, хоть и шибко был этим не доволен. Понимал, что позади него сидит, цепляясь за полы его куртки, самый драгоценный член отряда. Значит, Владимир примет на себя первый удар в случае нападения, а дружинник по имени Данко, заметавший следы позади отряда, — в случае погони.       Куница то и дело оборачивался, следя за действиями молодого воина. Данко на вид было не более двадцати зим, но ловкость, с которой он маскировал следы копыт, была присуща опытному охотнику. Скиф понадеялся, что и в бою дружинник отличится умением. Двое других дружинников, Ратмир и Владимир, были значительно старше, оба седовласы, но в крепости их рук, державших рукояти мечей, сомневаться не приходилось. Это вселяло надежду, что их путешествие завершится успехом. Через несколько часов Куница вывел свой небольшой отряд к морю.       Медленно двигаясь по песчаному берегу, лошади то и дело зарывались копытами в песок под тяжестью наездников и клади. Кормилица Елена несколько раз просила остановиться, чтобы насытить дитя, что также замедляло продвижение отряда. Вечер застал их у небольшого грота, в котором решено было заночевать. Лошади устали, как и женщины. Татьяна поминутно роняла голову на плечо Куницы. Несколько раз волк ловил её ослабевшие руки, что соскальзывали с его пояса, и возвращал их обратно.       Ратмир отправил Данко осмотреть местность. Вернувшись, дружинник коротко кивнул старшему — всё было спокойно. Куница передал ослабевшую вконец Татьяну на поруки подоспевшему Прову. Стеша с Владимиром принялись разбирать поклажу, извлекая из мешков снедь. Данко занял место у кромки леса, что прилегал к самому берегу, внимательно осматривая каждую пядь земли и заросли деревьев. Куница, однако, не чувствовал себя в безопасности, а отсутствие какого-либо занятия делало его нервным и раздражительным. В конце концов, бросив попытки приладить себя к какому-то делу, волк направился в лес, как будто за дичью на ужин, но, на самом деле, ему хотелось побыть в тишине.       Куница удалялся от места стоянки отряда, всё глубже и глубже заходя в лес, пока не стихли все доносившееся с берега голоса, а шум прибоя стал едва различим на фоне шелеста деревьев и птичьего свиста. Выглядывая любую живность, волк бесшумно крался, огибая плотно растущие кустарники. Вдруг среди стволов берёз, что росли отдельной рощицей, мелькнуло что-то белое. «Зверь какой али морок привиделся?» Скиф направился к месту, где заметил движение. Подойдя ближе к белёсым стволам, он замер, прислушался к звукам вокруг себя, но ничего было не слыхать кроме привычного шума лесных обитателей. Уже собравшись идти дальше, Куница вновь заметил краем глаза, как мелькнула белая ткань. Лёгкий девичий смех тихим шёпотом донёсся с края маленькой берёзовой рощи. Не могло это почудиться опытному следопыту. — Заплутала красавица? Выходи не бойся.       От одного из деревьев отделилась фигурка молодой девушки в простой белой рубахе до земли. Светлые волосы ниспадали почти до пят и, казалось, отливали мягкой зеленью, но, может, так только казалось от буйства густой и пышной листвы. Глаз таких, как у этой девушки, скиф никогда не видал: огромные, цвета древесных крон, они, как колодцы, затягивали, лишая воли и мыслей. Скиф тряхнул головой, прогоняя дурман, навеянный видом странной девушки. Тонкая ладно сложенная фигурка стала приближаться. Наемник, повинуясь звериной бдительности, отступил на шаг. — Кто ж кого боится? — звук её голоса разнёсся вокруг подобно звону серебряных колокольчиков.       Девушка мелодично засмеялась и в тот же миг возникла прямо перед Куницей. Шагов её он не смог ни разглядеть, ни расслышать, казалось, она парила над землёй. Волк попытался отстраниться от девушки, снова сделал шаг назад, но упёрся спиной в ствол берёзы. Он чуял, что с этой милой девицей что-то не так. Откуда в лесу взялась такая красавица? Заблудилась? Слишком чисто и опрятно одета для той, кто по лесу плутает. — Ты смел и чист сердцем. По совести жить пытаешься. Нравишься мне. Возьми мою руку, согрей меня, — голос её давил на разум, не давая ясно мыслить, заволакивая нежной пеленой и кутая в тепло.       Куница почти поддался её очарованию, но что-то его удерживало. Что-то не давало протянуть руку навстречу её хрупкой ладони. Девушка с тёплой улыбкой стояла напротив, ждала. Подняв аккуратную кисть, она почти коснулась холодных пальцев наёмника, но все же не дотронулась. Вдруг перед мысленным взором скифа возникли глаза голубые, как небо, они вернули ему ясность мысли, а девушка отшатнулась в тот же миг и грустно произнесла: — Вижу. Сердце твоё полно уже любви, нет там мне места, не подходишь ты мне.       И такая досада тронула её мягкие черты, что у Куницы невольно выступили слезы. Как может он огорчать такое прекрасное создание? Чувствуя жгучую вину, он попытался улыбнуться милой красавице. — Встретишь ещё своего суженого, не печалься, — стал утешать он её. — Конечно встречу, много вас по моему лесу бродит.       С этими словами прекрасное видение, весело смеясь, растворилось в ближайшем стволе белой берёзы. Улыбка покинула лицо скифа. Понял он, что не просто девица сейчас с ним беседу вела.       Усталость вдруг навалилась на Куницу, будто этот минутный разговор вытянул из него все силы. Он тяжело опустился на мох, что мягким ковром устилал землю в роще. Голова кружилась, боль стучала в висках. Глаза как будто наполнись песком, а в горле стоял ком. Из-за другого дерева появилась ещё одна фигура, но крупнее. Резь в глазах не давала рассмотреть чётко, кто к нему приближается. Сил вынуть нож, что надёжно был спрятан в рукаве его куртки, не было. Крепкие руки подхватили его и рывком поставили на ноги. — Ну же, волк, очнись. Уходить надо быстрее, а то здесь и останешься, – Куница едва узнал голос Данко, дружинника боярского.       Они поспешили удалиться от колдовской рощи. Данко поддерживал Куницу, всё еще некрепко стоящего на ногах. — Что это было? Кто такая девка эта? Злость была первым, что ощутил скиф после того, как стал хоть немного соображать. — Известно кто? — Данко попытался скрыть за усмешкой страх, но дрожащие веки выдали его. — Берегиня. Сказок в детстве не слушал? — Разные у наших народов сказки, — волк о таком чуде, как Берегиня, и слыхом не слыхивал. — И что же, частенько эту девицу в лесу видят?       Данко повернул к нему бледное лицо - и ответа не понадобилось. Как часто легенды и сказки становятся явью и как часто люди забывают, что выдумка и быль ходят рядом. Но не подлинность сказаний русичей волновала скифа, а слова, что произнесло это странное существо. Голос её до сих пор звучал в ушах у Куницы. «Сердце твое полно любовью».       Вернувшись к гроту, оба воина были измотаны, как если бы они неделю в лесу блуждали, а не пару часов. Сразу у кромки леса их встретил разъярённый Ратмир. — Как посмел ты, воин, пост оставить? — Не брани понапрасну, он мне жизнь спас, — Куница, не обращая внимания на гневный взгляд старшего дружинника, заплетающимся шагом прошел к костру. Следом шел и Данко. — Дичи не добыли? — Владимир внимательно оглядел вернувшихся. — Что у вас там стряслось? — Берегиню в лесу встретили, — спокойно ответил молодой русич. — Кого? — Ратмир был чернее тучи, насмешки он бы не потерпел. — Берегиню, — все так же спокойно повторил Данко. — В лес лучше никому не ходить более.       Смех Владимира оборвался, как только он взглянул на своего товарища. Полные первобытного ужаса глаза человека, который столкнулся вдруг с тем, чего осмыслить и во что поверить никак не мог. — Девица в белых одеждах, прекраснее, чем белый свет? — в разговор вмешалась кормилица Елена. — С зелёными глазами и волосами до земли, что зеленью отдают на свету.       Дворовые девки обе разом ахнули, а Стеша уселась прям на песок, ошеломленно прикрыв рот рукой. — И не тронула? За собой не увела? — Ленка придвинулась ближе к Кунице, забыв про опаску, с которой доселе относилась к скифу. — Хотела было, да не смогла, хвала Аресу.       Волк облегченно вздохнул, что смог погибели избежать. Девки переглянулись и захихикали. Мужчины тоже улыбались. Куница вопросительно глянул на Данко. — Говорят, Берегини тех не трогают, кто любит уже кого-то, — пояснил дружинник. — Тебя-то, Данко, тоже ведь не тронула, — хитро щурясь, заметила Лена. Стеша зарделась после этих слов, а Данко смущенно отвел взгляд, пряча улыбку. — А что говорила-то еще Берегиня? Как все было? Расскажи, — Стеша поспешно сменила неловкую для них с Данко тему разговора.       Куница принялся пересказывать события удивительной встречи, разошлись спать все уже поздней ночью. А наутро пропал Владимир.       Лютобор спал как медведь, ворочаясь на жухлой прелой траве. Проснувшись, он поспешил к ручью, но, как ни старался, не смог окончательно смыть запекшуюся кровь со своих рук. Казалось, будто она впиталась в кожу и под ногтями останется навсегда. Бросив попытки отмыться, Лютобор вскочил на лошадь и помчался дальше в рассветный туман. Как и думалось, достиг он стоянки скифов ближе к вечеру. Лошадь еле передвигалась, когда ратник, наконец, спешился. Навстречу к нему уже шел Анагаст, и хмурый вид старика не сулил ничего хорошего. — Здрав будь, Анагаст, — русич низко поклонился, он уважал этого старца и выказал ему особое почтение. — И ты будь здрав, Лютобор, — жрец испытывающе взглянул на русича. — А где ж вожак молодой? — пытаясь выглядеть досуже, спросил Лютобор, но скрыть нервно дергающиеся руки и беспрестанно ищущий взор боярин не смог. — Так уехал. Дня четыре как нет, — старик пожал плечами и вновь замолчал. — Как уехал? Куда? — Так к тебе. А зачем, так не ведомо.       Лютобор начинал злиться на старика, за его игры с недосказами. Он вдруг осознал, что не его одного так тянуло к скифу. Волку тоже разлука давалась тяжко. «Ну что же ты, волчонок? Что же не дождался?» Русич сокрушённо покачал головой. От мысли, что его так ждали, что и дождаться не смогли, веяло теплотой. Но тревога за жизнь друга сжимала тисками сердце. — Лошадь бы мне свежую, есть такая? — Лютобор стал распрягать свою, снимая седло и поклажу. — Найдем.       Анагаст повернулся спиной и на родном наречии заговорил с кем-то. С кем говорил старик, боярин не видел, все его мысли были заняты Куницей. Но вот к нему подошел один из волков, ведя под уздцы двух крепких коней. — Я вроде одного просил, — не отрываясь от своего занятия, произнес боярин. — А получишь двух, да с ездоком в придачу.       Нагло улыбаясь, перед ним стоял волк, которого вроде звали Лисом. Сын Яра едет с ним? Ну вот вряд ли. — Тебя с собой не возьму, — тон ратника был пронизан льдом. — А что так? Али лицом не вышел? — откровенно потешался скиф. — Сказал, не возьму. — Вожак моей стаи, скорее всего, в беде, — запрыгнув на коня, сказал волк. — Поторопись.       «Да что же это, они наглость свою с молоком матери впитывают?» — подумал Лютобор, но споры прекратил, решив, что лишний меч в пути пригодится. Будет боярин следить за этим Лисом в оба глаза.       Выехали два всадника скоро. Даже наступающая ночь не смогла их остановить. Обоих вели чувства, и оба были готовы на многое, если не на все, ради того, что желали их сердца.