Не буди лихо...

      На берегу вокруг костра собрался весь отряд, за исключением одного пропавшего: Владимира. Мужчины молчали, понуро опустив головы. Елена успокаивала Стешу, гладя ее по волосам и спине, что-то шептала. Та, зарывшись лицом в колени подруги, уже не плакала — выла, ведь именно Данко предстояло пойти в лес. После громких споров и долгих обсуждений Ратмир принял тяжелое решение рискнуть еще одним своим воином.       Неподалеку на сухом бревне, выкинутом прибоем на песок, сидел Куница. Он по обыкновению точил свои ножи о кожаный ремень, вынутый из-за пазухи. Со стороны могло показаться, что его беседа рядом сидящих мужчин занимает не более, чем шум моря, но это было не так. Внимательно ловя каждое слово, скиф пребывал в крепких раздумьях, медленно водя блестящим лезвием по грубой коричневой коже. Войти опять в этот лес означало верную погибель, а Данко идет. Идет не потому, что нужда заставила, а за товарищем, да скорее всего погибшим товарищем. Но идет. До последнего он будет за Владимира бороться. Стеша и та не противилась, хоть плач ее час назад весь берег слышал. Когда Куница мельком спросил у собирающегося в путь дружинника молодого, зачем, мол, идешь? Сгинешь ведь у нечисти этой? Данко глянул на него жестко и почти грубо ответил « Не пойти — значит предать» — и продолжил сборы.       Предать… Это слово знакомо волку с раннего детства. Друг друга не обманывали только близкие друзья или родственники, но ни тех, ни других у Куницы не было, Яр постарался. Уловки, ложь — этому молодых волчат обучали наравне с искусством владения оружием. Волки бы не пошли в лес ни за ним, Куницей, ни за кем бы то ни было еще. Приняв наконец решение, наемник аккуратно сложил кожаный кусочек, вернул его за пазуху, а ножи в рукавах разместил поудобней. Встав и выпрямившись в полный рост, он громко сказал: — Я с ним пойду.        Плач Стеши как будто оборвали; она медленно подняла заплаканное лицо с колен Елены. Обе они выглядели такими пораженными, что Куница всерьез начал сомневаться, не выросла ли у него вторая голова. Взгляды мужчин так же были удивленными, кроме одного. — Двумя рисковать не стану, — Ратмир грозно обвел взглядом всех и остановился на волке. — Ты в ставке останешься. — Что-то не припомню, что бы в услужение к тебе шел да клятву давал какую, — кривой ухмылкой наградил скиф старшего дружинника. — Да пусти ты его. Одного-то Данко каково посылать? Пропадет ведь. Как есть пропадет. — подскочившая вмиг Стеша, цеплялась за рубаху Ратмира, стала горячо причитать. — Да и берегиня ведь не тронет. Его тоже девка ждет.        Ратмир поглядел на скифа, всерьез сомневаясь, что у того может быть невеста. Но мнение свое благоразумно оставил при себе. — Хорошо, пусть идет, — старший тяжело сел, как будто годы ему прибавило это решение. Все понимал наемник: случись чего, Ратмир единственным воином в отряде останется. Но отчего-то отпустить молодого дружинника одного в лес волк тоже уже не мог.       Через час стояли они у кромки леса. Двое воинов знатных, опытных, ловких и молодых. Каждый из них мог кучу историй рассказать о битвах и победах. И обоим отчаянно хотелось, чтобы эта история была когда-нибудь рассказана, ими. Коротко переглянувшись, почти в шаг, ступили они во владения лесной ведьмы.       Лютобор с Лисом ехали молча. Скиф что-то насвистывал, всем своим видом показывая свое нахальство. Но боярин знал, что так мальчишки прячут свою неуверенность. Значит, понимал наемник, что не по нраву он русичу, так зачем навязался? Моложе Куницы не на много весен, да опыту маловато. В стае Лис, да берег Барсук сынка. Зверь внутри ратника заворочался, так же недовольный спутником навязанным. — Коротким путем поедем, — волк уверенно свернул с тропы, что вела в лес, и поехал в сторону моря. Лютобор остановил коня и строго глянул в спину скифа. — Поедем тем путем, что я знаю, — тронув поводья, Лютобор повел коня в лес по такой знакомой тропе. — Так на целый день дольше, — настаивал Лис. — Пусть, — безразлично ответил боярин. Не мог русич этому скифу так сразу довериться. Ни о каком коротком пути он не слыхивал и рисковать не хотел.       Всю ночь ехали всадники по лесу, не останавливаясь, но и не загоняя лошадей. К утру решено было устроить привал. Выспаться, напоить коней.       Лис ловко подстрелил двух перепелов, развел костер и уже нанизывал ощипанные тушки на вертел. Лютобор только дивился такому проворству. Глаза резало от усталости, не дождавшись ужина, боярин заснул у костра. Лис, заметив это, встал, подошел ближе и долго смотрел на спящего ратника, прежде чем вынуть из мешка накидку и небрежно набросить на спину русича. Опосля вернулся к еде.       Лютобор последнее время спал тяжело. Сон был глубоким и всегда без сновидений, но не в этот раз. Он был в лесу, в другом лесу, незнакомом. Белые стволы берез стояли отдельно от остальной чащи. Мох мягким настилом покрывал землю. Солнце пробивалось сквозь кроны деревьев, роняя лучи на землю. Боярину здесь нравилось. Пройдя несколько шагов, он опустился на мох и, прислонившись к шершавому стволу, прикрыл глаза. Даже во сне он чувствовал усталость. Но, уловив рядом какое-то движение, русич немедля распахнул веки. Перед ним стояло прекрасное создание: вся в белом, она была похожа на ангела, но гораздо древнее было это существо. Глядело оно неприветливо. — С чем пожаловал, Берендей? — сухо спросило виденье. В том, что это не просто девушка, ратник не сомневался. — Что в моем лесу забыл? — резко продолжил дух лесной, но осеклась на полуслове. — Видела глаза твои уже, в сердце чистом, у парня, что так мне приглянулся.       Лютобор поднялся медленно, взгляда твёрдого не сводя с лица прекрасного. Но красота её не трогала боярина, мысли метались в голове, не давая ухватить хоть одну. — Есть у тебя нареченная. Но душа твоя к иному тянется. Горе принесёт твоя жажда, Берендей. Зверь ненасытный. — Твоя любовь тоже ничего хорошего не сулит, берегиня. — Узнал! — берегиня захлопала в ладоши, восторг озарил ее глаза. — Не ведают ныне живущие о духах. Не чтут заветов предков. Вот и тот не признал, — вмиг погрустнев, произнесла девушка.       Лютобор желал очнуться ото сна, но что-то продолжало его держать. Забыть не отпускала из своих объятий. Даже порез, что оставил он на ладони своей кинжалом, незаметно, не помог скинуть наваждение.       Что-то еще хотел сказать Лютобор, но умолк. Шорох листьев, хруст сухих веток под тяжёлыми сапогами послышался из леса. Рядом еле слышная поступь. Двое приближались к тому месту, где вели беседу ратник с берегиней. — Вернулся, — хитро щурясь, берегиня отступила на шаг и слилась со стволом ближайшей берёзы, не спуская взора с хмурого лица ратника.       В тот же миг русич проснулся в другом лесу. Рядом мирно спал Лис. Рывком сев, Лютобор потерял равновесие и почти завалился на спутника. Лис тут же вскочил, готовый к бою. Сонно осматриваясь, скиф искал причину переполоха. Удостоверившись в безопасности, наемник расслабился, пряча оружие и глядя на ратника, что потирал рукой лицо. — Приснилось что? — Лис устало глядел на боярина. Тот уже поднялся на ноги и седлал коней. — Едем твоим путем.       Лису хватило ума не спрашивать о причинах столь стремительной перемены, но пристального взгляда он с русича не спускал. Лютобор ехал впереди, как будто зная дорогу. Зверь вёл, тянул в нужную сторону — и ратник доверился Берендею. Принял зверя в себе, и зверь принял его. Скиф молчал, вновь незаметно достав нож. Держал его наготове, скрытым под пологом накидки широкой.                     Куница шёл осторожно, глядя по сторонам, не задевая ни одной ветки. Данко же, напротив, как медведь шёл напролом, ломая кусты и молодые деревца, спеша. Видя недовольство скифа, дружинник отмахнулся. — Не таись, ей все одно все ведомо.       Наемник опешил. Воевать с нечистью волку ещё конечно не приходилось, но и отступать скиф не привык.       Белые стволы замелькали между елями и соснами. Данко стал идти осторожнее. Волк усмехнулся, глядя на округлившиеся от страха глаза дружинника. Уже подойдя вплотную к роще, чуткий слух волка уловил плеск воды и смех, от которого кровь застыла в жилах у воинов бывалых.       Взглядом скиф показал направление, откуда шли звуки. Чуть помедлив, русич кивнул и двинулся туда, куда показал волк. Пройдя немного, вышли они к ручью, что резво тёк, уводя свои воды вглубь леса. Данко уверенно двинулся вдоль ручья, по течению. Но его остановил волк, положив руку на плечо, заглядывая в сосредоточенное лицо молодого воина. — Старший сказал в чащу не заходить. — С каких пор ты приказы Ратмира исполняешь?       Стряхнув руку наемника, дружинник продолжил идти. Волку ничего не осталось, как пойти следом. Раз уж в лес с ним пошёл, бросить не мог его скиф.       Ручей весело сбегал с пологого холма, небольшим водопадом устремляясь в чистое круглое озеро. По берегам водоема росли цветы, названия которых наемник не знал. Их благоухание наполняло воздух и дурманило, навевая приятные мысли и вызывая неясные желания. Скиф против воли улыбнулся, залюбовавшись красивым видом лесного озера. Данко также пребывал в блаженном состоянии.        С минуту стояли они, не в силах двинуться с места, пока до них не донесся другой голос. Мужской смех, беззаботный и радостный, стряхнул дурман, навеянный ароматом цветов и видом прекрасного озера. Тут же вспомнили они, зачем в этот лес пожаловали и кто их там ждет. — Владимир!        Куница не ожидал подобной глупости от такого опытного воина и потому не успел вовремя остановить Данко. Зажав рот русичу, он проворно затащил дружинника за куст шиповника, что буйно рос, на их счастье, рядом. Вряд ли это будет надёжным укрытием от той, которой и сами боги не помеха, но это лучше, чем ничего. Строго глянув на беспомощного спутника, Куница осторожно выглянул из-за своего укрытия, пытаясь разглядеть меж деревьев хоть какое-то движение. Вот мелькнуло что-то, спина крепкая, мужская. Владимир!       Сзади Скифа послышался сдавленный вздох; не успев обернуться, волк ощутил на своей шее холодное дыхание. Ужас сковал наемника, руки отказывались слушаться, ноги стали ватными, в ушах шумел ток крови, что неслась по артериям с бешеной скоростью. Сердце пропустило удар, когда тонкий голосок, как звон колокольчиков, достиг слуха волка. — Ты вернулся ко мне. Я так тосковала, — чуть не плача, произнесла берегиня. Обернувшись, Куница увидел лицо, что этой ночью мучило его в кошмарном сне. — Обними же меня, любимый.       Раскинув руки, как крылья, лесная нечисть призывно приоткрыла свои пухлые губки, прикрыв веки, она томно смотрела на волка. Выпуклость груди девичьей просвечивала сквозь мокрую рубаху, очерчивая бусины затвердевших сосков. Куница провел языком по вдруг пересохшим губам, рука сама потянулась к телу девушки, но разум взял верх и волк резким движением спрятал руку за спину. Боль раскаленным гвоздем прошла сквозь виски — схватившись за голову, волк повалился на землю. Прекрасный лик берегини на миг превратился в жуткий оскал — и она тот час отвернулась к Данко. — Я замёрзла, согрей меня… — жалобно звал в свои объятья дух.        Но Данко, как и Куница, не двинулся с места. Только глядел широко распахнутыми глазами на попытки берегини приблизиться да корчащегося в муках скифа. Что-то её не пускало к воинам. Оба они понимали, что в тот миг, как один из них дотронется до этой нечисти, сгинут они в этом лесу. Со стороны озера послышался голос Владимира: — Дивница! Где ты?        Звонко смеясь, дух взметнулся белой тучкой и скрылся за кустарником. В тот же миг боль отступила и оба воина стали приходить в себя. Переглянувшись, мужчины встали и пошли следом. Волк даже не пытался увести Данко с поляны. Теперь, когда они знают, что Владимир жив, ни за что дружинник своего не бросит.              Лютобор спешил, не зная куда, зачем, но отчаянно боясь опоздать. Про Куницу та ведьма лесная говорила, в этом ратник не сомневался. И в том, что её привлекло в волке. Жар. Тот жар, которым его Лютобор к жизни вернул. Отметину на всю жизнь он на скифе оставил. Вот тот самый пыл и привёл Куницу в лес, звала его нечисть эта, вела к себе. Лютобор вновь взметнул хлыст, погоняя и без того скакавшего во весь опор коня. Лис молча следовал за боярином, едва поспевая. Рык звериный доносился сквозь рокот ветра до ушей скифа. Наемник не доверял русичу, но бояться стал именно сейчас. В лесу он один на один с Берендеем. Затеянное им уже не казалось правильным. — Стой, боярин! Стой!       Окрик Лиса вернул Лютобора в настоящее. Натянув поводья, ратник обернулся на скифа. — Что еще? — Нам на берег надо, а ты в лес опять ведешь, — пытаясь отдышаться, проговорил наемник. Лютобор задумался, не отрывая взгляда от леса. — Скачи на берег, а я в лес. К вечеру не выйду на берег — на стоянку возвращайся.        Не дав даже возразить волку, Лютобор опять взмахнул хлыстом — и конь, громко заржав, умчался прочь, взметнув в воздух куски земли и целый ворох листьев.       Лис всерьез раздумывал о том, чтобы вернуться на стоянку сейчас же. Оставаться рядом с Берендеем становилось все опаснее, но мысли о Татьяне не отпускали измученную душу. Ведь если вожак в беде, велика вероятность, что и сама Татьяна в опасности. Вот уже столько ночей подряд ему снились ее глаза. Каждое утро он не желал просыпаться, каждый рассвет был для него как приговор. Мягкий взгляд бездонных глаз в обрамлении пышных, длинных ресниц преследовал его и во сне, и наяву. Конь грустно и гулко заржал под Лисом и мотнул своей большой головой, как будто понимая и разделяя тоску своего наездника. Скиф ласково потрепал животное по холке и направил в сторону моря, ждать Берендея.              Оба воина медленно крались в сторону воды. Данко ступал шаг в шаг по следам Куницы. Стараясь ничего не задевать и быть бесшумным, русич смотрел в спину спутника, страшась поднять взгляд. А впереди было озеро, в котором, как ребенок, раскидывая вокруг себя мириады брызг, плескался взрослый седовласый богатырь. Торс Владимира был обнажен, он стоял по пояс в воде и от души смеялся, а вокруг, резвясь, кружилась она. То обнимая, то едва касаясь русича, берегиня уводила Владимира все дальше и дальше вглубь озера. — Утопит, — горько прошептал Данко из-за плеча Куницы. — Я ее отвлеку, а ты уводи Владимира, — коротко проговорил скиф и скрылся за густым лапником ели. Дружинник странно глянул в сторону, куда ушел скиф. Не перестает этот паренек всех удивлять.       Пройдя вкруг озера, волк занял место, ровно противоположное тому, где за кустом прятался Данко. Собравшись с духом, наемник вышел из своего укрытия с глупой улыбкой на лице на открытый берег. — Дивница! — выкрикнул он имя берегини.        Резко обернувшись, Дивница замерла над водой. Затем плавно поплыла, не касаясь воды, в сторону, где, не таясь, замер волк. Наблюдая за приближением лесного духа, наемник пытался унять дрожь в коленях. Ругая себя отчаянно за слабость, за страх, что острыми иглами жалил в самое сердце, Куница шагнул в воду, преодолевая ужас, что сковал все тело.       Глядя, как волк, рискуя собой, отвлекает нечисть лесную, Данко ринулся в воду. Схватив Владимира поперек тела, русич стал тащить того на берег. Владимир не сопротивлялся, только все тянул руки в сторону берегини. Выволочив товарища на берег, Данко обнаружил, что Владимир был абсолютно нагой. Ледяная кожа была синего цвета. Данко принялся стаскивать с себя рубаху, попутно растирая Владимира, которого наконец стала бить дрожь. «Значит, в себя приходит», — радостно подумал русич. Бросив взгляд на тот берег, дружинник позабыл про Владимира тут же: там волк стоял на коленях перед лесной ведьмой, и тонкая белая ладонь покоилась на покрытой жесткой щетинной щеке волка.