Не буди лихо...

«Куница»       Раньше наемник не задумывался о будущем. Волки с малых лет приучены не смотреть дальше завтрашнего дня и ценить то, что имеешь сегодня. Но сейчас мысли о дальнейшей своей судьбе все чаще посещали его усталый разум. Безумно хотелось вернутся к сородичам. В былые времена, наемник считал, что племя его тяготит, ответственность за столько жизней. А сейчас все чаще вспоминал добрую тётку Асару, которая растила его после гибели матери. Отчего то перед мысленным взором все чаще являлись добрые глаза жреца, Анагаста. Он был суров и строг, когда дело касалось воли богов, но к Кунице у жреца сложилось особое отношение. Скиф стал все чаще вспоминать их долгие вечерние разговоры. Когда соплеменники уже закончили трапезу и разбрелись кто куда, а они вдвоём ещё сидели на каменных уступках, заменяющих в ставке скамьи, и жрец что-то тихо рассказывал про людей и богов. Про подвиги и любовь, про предательство и дружбу и в те моменты, Куница почти забывал о своей тяжко доле. Мнилось ему, что он просто мальчишка, с дедом у костра, и сейчас воротится с реки мать и погонит его спать, попутно ворча, что старик мальцу голову сказками забивает. Много мудрости жреца впитал Куница с этими историями. Много правильных выводов сделал, может именно это не дало ему окончательно превратится в безжалостного хищника, как Яр.       Куница бросил взгляд на вышедшего из тени деревьев ратника. После того, как нежить эта, утащила их с поля боя, наемник пребывал в ужасном состоянии духа. Как котят за шиворот в сени выкинули. Лиса все устраивало, он с улыбкой наблюдал, как берегиня по озеру резвится, окутывая ласками степняка. Тот, в свою очередь, нежно смотрел на неё в ответ.       — Так глянешь и зависть берет. — Лис бросил камушек в воду, с досадой глядя на милующуюся парочку.       — Чему тут завидовать? Он считай уже не жилец. Мертвец ходячий.       — А все одно, лучше смерти не выдумать. Любовью да лаской к праотцам проводит, да в лоб на прощанье устами приложит. — Лис загоготал, запрокинув голову и Куница не смог сдержать смеха. Им, всю жизнь воюющим, было в дикость любовь свою на людях показывать, их учили, что это слабость. Но сейчас все представления о жизни и устройстве мира переворачивать с ног на голову и каждый пытался уместить все новое в голове.       — Ну как он? — Лютобор всем своим мощным телом плюхнулся рядом с Куницей, обняв того за плечи одной рукой. Лис лишь многозначительно промолчал, глядя на подобную вольность.       — Слыхали как смеются мертвецы? — Куница вспомнил старую стайную шутку. Когда на промысле, следили за беспечными жертвами, как те общаются и живут своей жизнью. И только волки знали, что жить тем осталось считанные часы. Да только не казалась шутка больше забавной, напротив, в душе поселилась тоска и безысходность. Словно это их будущее, которого никому не суждено миновать. Лис одним движением поднялся на ноги и быстрым шагом направился в воду, словно боясь передумать, спешил он на помощь к по сути, совершенно постороннему человеку. Подойдя в плотную к Октаю, схватил того за шиворот и поволок на берег. Воины у воды были готовы ринутся на подмогу в любой миг, но берегиня повела себя для всех неожиданно. Она не стала препятствовать, а лишь взмахнула тонкой ладонью на прощанье и растворилась прямо в воздухе, как утренний туман. Не оставив после себя и следа. «Октай»       Октая всю дорогу била крупная дрожь, он никак не мог согреться. Зато разум был ясен. И в этом чистом разуме билась как жилка мысль, что трижды за день он смерти избежал. И трижды возле него был его новоявленный товарищ. Он не мог припомнить, чтобы хоть кто-то, за всю его жизнь, для него столько хорошего сделал, сколько этот странный юноша. Степняк окинул взором спину идущего впереди Лиса, к чему боги послали ему такого человека? Взгляд против воли устремился на русича, к горлу подкатила тошнота. Нет, не мог быть то умысел высших сил. На непотребство такое людей толкать. Или душа его уже настолько черна, что кроме паскудства да грязи и не видит больше ничего.       Лис почувствовав внимание к себе, обернулся.       — Что, Октай? Зябко? Чай водичка студеная была? — Озорство в глазах мужчины немного ослабила тревогу в сердце степняка, дурные мысли стали утихать, пока не исчезли совсем. Удивительно, как наемнику, душегубцу удается такой легкий нрав сохранять. Куница напротив, был серьезен и невесел по большей части. Особенно когда рядом не было Лютобора. Октай никак не мог понять, что именно его настораживало в этих двоих, пока не понял. Куница был околдован! Он, казалось, дышал только когда русич рядом. В остальное время словно засыпал, ожидая, когда возвратится его светило. И с каждым днем это становилось все очевиднее. Нет. Нельзя им к князю лесному, наоборот. Большая нужда появилась Куницу увести от оборотней как можно дальше. Хотя степняк и не видел, как двуликие облик свой меняют, но Лису поверил на слово. После всего, лишних вопросов задавать не требовалось. Ему срочно надо было поделиться своими мыслями с другом, кажется, что того одолевают те же сомнения. «Олег»       Казалось, что могло пойти не так? Он столько раз обдумывал свой план. Столько поправок вносил. И так и этак прикидывал все возможные варианты. Но вплести в свои хитроумные паутины ворожбу не догадался. Напротив, сидел Колчак, напряженно вглядываясь в лицо князя, он ждал его решения.       — Ну что, князь, делать будем?       — Пошлем гонцов, с вестями о гибели наших сыновей. Награду большую назначим и будем ждать.       — Ни кто в те леса и носу не покажет. Нет таких денег, что бы заставить человека к бесу в гости сходить.       — Ошибаешься друг мой, ошибаешься. «Татьяна»       Боярыня притаилась за углом одной из дворовых построек. Что это было за сооружение, она даже не задумывалась, но Стефания часто проходила тут и всегда одна, без Данко. А Татьяне это как раз и было нужно. Она намеревалась выпытать у нерадивой девки дворовой все, куда десятник делся, что за шушуканья такие у них с дружинником и много еще вопросов было у боярыни. Но время шло, а девушка так и не появлялась, будто нарочно минуя Татьяну в ее укрытие. Туда-сюда сновала Стеша, но так и не подходила к проклятому сараю. Татьяна начинала злится. Время близилось к закату, на лес опускались сумерки. В любой момент мог проснуться сын и тогда разговор придется отложить еще на день. Терпению подходил конец, и Татьяна сделала шаг по направлению к двору, но белый прозрачный силуэт преградил путь, и девушка в ужасе отпрянула. Из-под пушистых ресниц на нее глядели два зеленых озера в пол лица. Прекрасные черты лица, пухлые червонные губы, брови в разлет, берегиня была прекрасна. Ровная кожа сияла лунным светом, освещая тусклым светом траву вокруг.       — Не ходи туда. — Аккуратные лобик рассекла морщина, когда Дивница нахмурила свои тонкие бровки.       — От…отчегойто? — Заикаясь пролепетала Татьяна. Ей было до ужаса страшно от встречи с настоящей колдовской тварью, но страха смерти она не ощущала. Словно знала, что причинить настоящий вред это создание ей не сможет.       — Виновна я перед тобой. И перед князем вина моя великая. — Берегиня скривила губки в подобии плача, как делала уже сотни веков. — Хотела место твое занять, берендею худое учинить. — Татьяна обтерла взмокшие ладони об сарафан. — Думала, тоску свою унять и место обрести подле господина. — Боярыня украдкой оглядела двор позади берегини. Как назло, ни Данко, ни Стефании поблизости не было. Может оно и к лучшему. Покаяние призрака ей было ни к чему, а зла за свое помутнение прежнее она на нее не держала. Не до того было. С ним или без, Лютобор все одно бы ушел. То было дело времени. От мысли, что Лесъяр все же именно ее, Татьяну, приметил неожиданно теплом разлилось внутри. Дивница зло глянула на Татьяну и вскинув тонкое запястье устремилась на девушку. Свет погас, и боярыня рухнула без чувств. — Забирай, более я тебе ничего не должна. Не ходи к моему озеру, оставь в покое. — Черная тень окутала тело Татьяны унося прочь, как недавно сама берегиня унесла с поляны скифов. Шум ветра разносил по округе тихий плач. «Ратмир»       Прокладывая себе путь сквозь лес, десятник оглядывался по сторонам. Примечая каждую мелочь, дабы не заплутать, чтобы найти дорогу назад. Надо было выйти к морю до наступления ночи, там устроить лагерь, а утром продолжить поиски своего воеводы. Но сколько бы не шел ратник, а шум моря так и не пробивался сквозь звуки леса. Мужчина хорошо ориентировался на местности и по его ощущениям уже давно должен был достигнуть берега, но то ли глаза его подводили, то ли старость брала свое, а моря он так и не достиг. Но он точно помнил, как шли они к жилищу старца. Какой лес был вокруг, какие холмы и утесы они миновали по пути. Ничего из этого ему не встретилось. Мысль покинуть безопасный хутор уже не казалось такой удачной. В отдалении заухала сова, оповещая о приближении ночи. Ратмир в отчаянии скинул суму с плеча и сел на вывернутый корень раскидистого дерева. Устало провел рукой по лицу и краем глаза заметил движение. Замерев, стал прислушиваться. Но вокруг были лишь привычные и уже опостылевшие звуки чащи глухой. Привиделось… На плечо легла горячая ладонь.       — Вы гулены, по что так и норовите разбежаться? — Лесъяр возвышался над фигурой десятника как скала. Лицо его улыбалось, но глаза оставались суровыми. Он не собирался потакать своенравию взрослого мужчины, тем более воина. То не девка красная, что по неразумению глупости творит. Этот поступок с озорством не имел ничего общего.       — Прости, хозяин, не знал, что пленники мы.       — Пленников отродясь не держал, а если бы и были, так приковал бы цепями. На тебе цепей нет? — Обманчиво ласково спросил оборотень у притихшего мужчины. Но Ратмир не был бы собой испугайся он в этот миг. Он и правда девкой не был и за свои поступки всегда отвечал смело. Даже если понимал, что были они напрасны. Природная упрямость и несгибаемая воля всему отряду предалась от их воеводы. Смело смотреть в глаза опасности и головы не терять, вот чему учил еще отец Лютобора молодого Ратмира. — Но за доверие спасибо. — Десятник непонимающе обернулся на князя. — Оставил людей своих, да хозяйку на мое попечение. О жизнях их и благополучии заботиться. Вот это верный поступок. Я за ними лучше пригляжу. Стешку в реке утоплю, мавкой будет. Данко волколаком обращу, не чего мне людьми воздух портить. А у Татьяны судьба известная. Щенят рожать, да по хозяйству суетится. Десятника прошиб холодный пот. Дурак! Как мог он так глупо себя повести. Расслабился под опекой нечисти, мыслями глупыми голову себе забил, да Данко с пути верного своротил. Лютобора князем Тмутараканским видел, а под носом беды и не углядел. Горький урок получит десятник этой ночью. Над лесом раздался рык и короткая борьба, оборвавшаяся предсмертным криком. И снова в лесу стало тихо. Белоснежный волк облизывал окровавленную морду довольно щурясь на молодую луну. Скоро полнолуние, времени совсем мало, а столько еще дел предстоит. Татьянка поди скучает, он еще ощущает вкус ее губ на своих устах. Тот дурманящий запах ее молочной кожи. Естество пронзила жгучая страсть, заставляя оборотня в зверином обличии припасть задом к земле, поджав от нетерпения пушистый хвост. Скоро, совсем скоро он вновь обретет свое долгожданное, выстраданное счастье. И уж в этот раз он никому не позволит его лишить этого. Колдун надежно спрятан в его темнице под землей. Чуди надежно стерегли эту странную нечисть, пока их князь не решит, что с ним делать. Чуди из покон веков жили под землей и были верными слугами каждого лесного господина, хоть и имели скверный характер. Но вернее их, поданных у Лесъяра не было.       Покончив со своенравным дружинником, Лесъяр стал раздумывать, как ему поступить с оставшимися членами отряда. Стешку с Данко было жаль, он искренне не желал им зла. Да и Ратмирова смерть ему была без надобности, но мужчина хотел невозможного и не отказался бы от своих безумных идей. Он уже не раз смирял его стремления своей ворожбой и с каждым разом становилось все труднее сдерживать его порывы. Такие как Лесъяр тонко чувствовали болезни души, когда безумство оставляло темный след на сути человека. И такое пятно день ото дня все больше пожирало существо десятника. Мысли вновь вернулись к странному гостю в темнице. Он весь состоял из подобной тьмы. Даже рядом с ним находится было невыносимо. Казалось, что лихоманка пробиралась сквозь поры, проникая внутрь толчками, подобно бегу крови по венам. Как тогда на поляне он смог с собой совладать, до сих пор не в силах был понять князь. Благо у степного воина был тот чудесный клинок. Им одним и победили они тогда, хоть и валялся тот без дела на земле. Надо было срочно наведаться к Лютобору, но нужда в Татьяне погнала обратно к дому. Словно почуяв неладное Лесъяр быстрыми и мощными скачками помчался обратно.       Возле дома творилось нечто. Посреди двора замерла хрупкая девичья фигурка, прижимая к груди громко плачущего младенца. Возле нее сидел обхватив голову руками Данко. Стеша завывала на одной ноте, разобрать ее речи было невозможно и князь обернувшись прямо перед людьми схватил дружинника за рубаху, одним рывком ставя того на ноги.       — Где госпожа твоя?! — Лесъяру было плевать на свою наготу и пылающие алым заревом глаза. Молодой воин что то лепетал в ответ и волк в гневе отшвырнул того на добрую сажень, не заботясь о прочности его костей. Стеша взвыла еще громче, чуть не роняя дитя бросилась к возлюбленному. Князь замер, закрыв глаза, уходя под землю, к чудам. Страшное предчувствие терзало душу. В подземных чертогах гуляла тьма. Чуды, уродливые белобрысые карлики, жались по углам. Браня своего князя на все лады.       — Удружил княже, за века службы такими горестями наградил. Тот пленник, за которым досмотр нам учинил, сожрал троих, а опосля, вывернул наизнанку еще четверых. — Гном указал на груду мяса, в беспорядке валяющуюся по всему подземелью. Гнусавым голоском обвиняя Лесъяра в очередной оплошности, чуд наступал на оборотня, тычя в него своим корявым пальцем. Его череда неудач не осталось незамеченной чудами и они каждый раз напоминали ему о том, что он совсем не так хорош в управлении лесным княжеством, как его отец. Два коротких взмаха рукой и туловище предводителя чудов, отделенное от его уродливой головы упало рядом с тем, что осталось от его сородичей.       — Искать по всем чертогам! Всем головы поснимаю, племя мерзкое! — Лесъяр возвратился на поверхность, прямо в своею опочивальню. Сдирая рубаху с распялки, двуликий мысленно бросил клич Лютобору. Он обязан был услышать приказ своего князя и не в силах был ему перечить. Отклик появился в тот же миг. Еще через мгновение Лесъяр почувствовал, что его вассал движется с бешенной скоростью к нему. Он мог рассчитывать на этого русича, не подведет ратник. Осталось понять, где искать это отродье с его княжной. «Колчак»       Степной хан стоял на краю леса, красными от недосыпа глазами, напряженно вглядываясь в ночную тьму. Привычное покалывание в затылке известило о прибытие его слуги. Как он умудрился, будучи совсем юнцом, пленить такого могущественного чародея, оставалось загадкой даже для него самого. Его бабка, Изиндра, была знатной ворожеей. Именно она научила степняка как тьму призвать себе на помощь. Но то ли напутал что хан, то ли высшие силы вмешались, но в ту ночь, занеся над чашей нож с ритуальной черной курицей, неопытный мальчик полоснул по своей руке и тьма явилась по его душу. Ему удалось договориться с ней, но плата была высока. Всех своих дочерей Колчак с той поры приносил в жертву тьме.       Тень скользнула к границе света от луны, замерев на расстоянии от хана. Языки мглы лизали вмиг пожухшую траву вокруг, выедая все вокруг, отравляя саму жизнь. Расскажи он о таком Олегу, тот счел бы его безумным. Колчак надеялся, что его могущественный пленник поможет ему в его делах, но тьма могла только забирать, ничего не давая взамен, как забрала жизни его братьев. Многие в орде говорили, что это Колчак так путь к власти себе прокладывал, но никто не видел, как ночами оплакивал молодой хан своих любимых братьев. И даже отыскать Лютобора отказалась тьма, лишь по крови родственной и смогла выследить его нукера. Да и то успехом это дело не увенчалось.       — С чем пожаловал? — Хан старался говорить ровно, но страх затапливал его сердце каждый раз, когда ему приходилось общаться с этой силой. Даже спустя столько лет.       Гулкое эхо прозвучало прямо в голове Колчака. — Пленница у меня, чем жизнь ее выкупать будешь?       Колчак махнул рукой за спину и в свете звезд, на земле, недвижно лежала девушка с завязанными глазами, опутанная по рукам и ногам. Рядом с ней небрежно брошен был сверток, издававший слабые звуки. Колчак подошел к телу, срывая повязку. Заплаканные, полные ужаса глаза уставились на хана. Он торопливо отвернулся, не желая еще раз видеть умоляющий взор этих коровьих глаз. Он предупреждал эту наглую наложницу, что роди она дочь, ее ждет страшная участь. — Этих двоих можешь забрать. — Тьма расступилась, принимая жертву.       Татьяна рухнула на землю, выпадая из небытия. В ладони больно врезалась мелкие камни и взор тут же уперся в лежащую на земле девушку. Степнячка мычала в ужасе, глазами моля о помощи, но Татьяна даже понять ничего не успела, как та же тьма, что мгновением ранее окутывала ее, поглотила тело несчастной. Следом отправился странный сверток, в последний миг издав тонкий писк. Совсем так же плакал ее собственный сын, в первый миг после появления на свет. Боярыня ринулась за тьмой, но сильные руки вывернули ей плечи, вынуждая взвыть от боли и плотная ткань легла на глаза, а запястья обожгло скользящей по ним грубой веревкой. Сердце бешено колотилось, в висках пульсировала кровь, мысли путались, разбегаясь от охватившей ее паники. Она не понимала где она, что с ней будет, а главное кто ее пленил и что им от нее надо. Но голос хана узнала тут же.       — Не ерепенься, а то баскакам своим на потеху отдам. Одна голова останется.       — Колчак? В себе ли ты, старый пес? Я князю пожалуюсь, я жена ближника его!       — Далек ближник твой, да и Олегу не до вас скоро будет. — Две темные кобылы уносили по степям двух всадников, один сидел в седле, а другая болталась перекинутая поперек.