Golden Blues

      Пробуждение Верити столь резкое, словно кто-то вылил на нее ушат холодной воды. Осторожно осмотревшись в окружающем её пространстве большой комнаты, она поворачивает голову влево и видит подле себя расслабленное лицо мирно спящего Хакса – во сне Верити по-хозяйски забросила на него свои ноги, а он использовал ее руку в качестве подушки.       В одно мгновение девушка осознаёт, где находится, как сюда попала и что было несколько часов назад. Приятное разливающееся по телу чувство неги напоминает отдельные, особенно яркие эпизоды того, что произошло здесь прошлой ночью под покровом тьмы и отсветом уличного фонаря за окном.       Сожаления по поводу случившегося у Верити нет, но она понимает, что пришло время уходить – магия ночи пропала, а встретиться с бессердечной реальностью она не готова. Любой неловкий взгляд или фраза убьют все то, что они разделили в этой постели, а девушке остро хочется оставить эти воспоминания незапятнанными, необдуманными, без убивающих гордость слов вроде «Будешь кофе?» или «Давай я оплачу тебе такси» или вот просто самым унизительным – «Я тебе перезвоню». Куда приятней и – главное – безопасней сохранить для себя прежний образ прекрасного золотоволосого незнакомца – того, кто смог пленить ее своей музыкой, а потом так трепетно ласкал её на этих простынях.       У Верити нет опыта в подобных уходах по-английски ранним утром, так что приходится импровизировать.       Аккуратно убрать свои ноги с мужчины – не проблема, а вот с онемевшей рукой она вынуждена повозиться. Когда Хакс начинает ворочаться из-за её активных телодвижений, у нее невольно перехватывает дыхание, но он всего лишь ложится на другой бок к ней спиной – и воздух свободно покидает невольно сведённые спазмом страха легкие.       Тихо встать, быстро вспомнить, где остались ее вещи, выскочить голой на цыпочках в коридор, повозиться с узким платьем и кое-как причесать себя руками, при этом время от времени легонько вздрагивая, прислушиваясь к звукам в спальне, – все, что она может сделать за пять минут. Верити прекрасно знает, как это выглядит и что подумает таксист, но адреналин и стремление поиграть в извращенную версию сказки о Золушке уничтожает в ней любые остатки стыда. Да, она задумается над своим поведением позднее, может быть накажет себя недельным отсутствием сладостей или даже введет временный сухой закон и запрет на джаз (а возможно и все сразу), но это потом, а сейчас…       Нужно как можно быстрее захватить туфли в руки и тихо выскочить за дверь.       Сердце бьётся, как у пугливого зайчонка, когда Верити начинает возиться с замком, боясь услышать, что мужчина просыпается. Рывок – и перед ней открывается лестничная площадка, на которую она выскакивает прямо босиком и, перепрыгивая через несколько ступенек, летит вниз, не замечая впитывающийся в ступни холод камня.       Вот и выход из дома, и уже по дороге Верити впрыгивает в туфельки, убедившись, что для принца-дудочника она точно не оставила одну, после чего переходит на более спокойный шаг, медленно вдыхая свежий морозный воздух и лихо свистя водителям такси.       Её сердцебиение выравнивается только в машине. Не обращая внимания на водителя, Верити называет адрес.       Ее не пугает, что с собой нет денег, потому что есть место, где её ждут даже в такую рань и в таком виде: поклонница странной музыки, которая привела ее в клуб, всегда поможет – личная фея-крестная, которая наверняка в прошлой жизни заправляла адом и доводила чертей до истеричных слез.       Этим серым утром Верити нужна Натали.

***

      Он просыпается от знакомого щелчка входной двери, но не сразу понимает, что обозначает этот звук – в голове легкий туман от недосыпа, причина которого заставляет его расплываться в мягко-кошачьей улыбке.       Открыв один глаз, Хакс бросает взгляд на будильник на тумбочке – еще очень рано. Но флёр сладкого запаха женщины будит его окончательно, рисуя в воображении теплое обнаженное тело под боком, кофе в постель и, не исключено, совместный душ.       Не в его привычке предаваться мечтам о будущем, даже если оно скоро наступит – он всегда предпочитал быть человеком сегодняшнего дня, не загадывая наперед и считая планирование лишней нервотрепкой. Но эта чарующая незнакомка вызывала у него… что-то вроде непреодолимого влечения: ему хотелось больше узнать о ней, продолжить знакомство и, в конце концов, еще раз почувствовать под своими ладонями ее бархатную белоснежную кожу. А еще было бы неплохо выяснить ее имя, потому как ночью сделать это не удалось.       Тогда их «сделка» была выполнена односторонне: из его саксофона полилась обещанная мелодия, печальная и дарящая надежду одновременно, но она была прервана самой девушкой, неожиданно поцеловавшей его пальцы. От удивления пришлось прекратить игру, с тяжелым дыханием наблюдая, как бледно-мраморная в свете фонаря и луны незнакомка с благоговением обхватывает губами каждый палец его руки. В голове тут же помутнело и, не раздумывая, он опрокинул девушку на матрас, не дав ей добраться до безымянного…       С тихим довольством и предвкушением Хакс переворачивается на другой бок…       И резко садится в постели.       Место рядом с ним пустует и даже почти остыло.       Сонный мозг приходит в себя окончательно, сложив этот факт и звук закрывающегося замка. Ушла. Тихо и крадучись, словно воришка.       Мужчина бросается к окну, толком не осознавая зачем. Конечно же, она уехала – ни к чему провожать ее взглядом.       Что-то больно сжимается в груди от понимания, что его планы на совместное утро провалились и что они больше не встретятся. А ведь услужливое воображение уже рисовало ее за столиком на кухне, в его рубашке на голое тело – он приготовил бы завтрак, а потом лично отвез домой. Никаких такси, ему был нужен адрес незнакомки, хотя, если бы утро было именно таким, она перестала бы быть просто девушкой в зеленом платье…       Хакс трясёт головой и хмурится.       Да что это с ним? Он – взрослый человек, такие ночи «на раз» для него не в новинку, в принципе, любой на его месте обрадовался бы, что не пришлось возиться с девушкой, давать обещаний, которых не сдержишь, стараясь не выдать облегчения, когда она говорит, что ей пора. Да, он должен радоваться своей удаче. Должен…       Но не радуется.       Вместо этого Хакс медленно бредёт в душевую, чтобы хоть как-то отвлечься от постепенно закипающих в душе обиды и злости. Не в его характере бить посуду и крушить мебель, но именно сейчас хочется что-то сломать, и он потворствует этому ощущению, несколько раз стуча по кафелю с рычанием.       Только всё же чувство, что тобой воспользовались, никуда не делось, и под сильным напором прохладной воды Хакс вспоминает вчерашний вечер.       …Он пожалел, что согласился играть на разогреве, даже не переступив порог клуба. Весь день его, как сговорившись, донимали звонками Рен, распорядитель концерта и отец. Каждый по отдельности был раздражающим, но вместе они составили такую омерзительную смесь из хамства, наглости и нарциссизма, что к вечеру любимое место в углу бара манило его, словно магнитом, обещая спокойствие на дне стакана с хорошим виски.       Выпить, срочно выпить, заглушить эту противную трель в голове!       Задымленное помещение было полно весело щебечущих, разгоряченных выпивкой женщин, подпрыгивающих при виде каждой особи мужского пола. Пока он добрался до своего стула, с ним несколько раз попытались познакомиться, пару раз предложили выпить и недвусмысленно прижались грудью к спине. Непроизвольно Хакс почувствовал себя мышкой на пиру у кошек. Очень озабоченных кошек.       Видимо, рыжие наконец-то в моде.       Поэтому искренне обрадовался, что местечко в баре, которое он давно облюбовал, находилось в тени. Хакс почувствовал себя отчасти недосягаемым и почти умиротворенным на высоком барном стуле в самом углу стойки. Совершенно беспрепятственно он стал наблюдать оттуда за людским шумом, пока сам находился в темноте, будучи невидимым для большинства посетителей.       Стив, местный бармен, хорошо его знал, но все равно не оставлял попыток залезть в голову, из раза в раз задавая одни и те же глупые вопросы. В этот раз сценарий был тем же: стоило Хаксу прислониться спиной к стене и расслабленно выдохнуть, как бармен обратил на него внимание и ехидно спросит:       – Хей, Арми! Как жизнь? Как дела? Слышал, ты сегодня зажигаешь толпу. Молодчина, заставь этих дамочек трепетать! Они сегодня завелись не на шутку, что как бы Рена не порвали на сцене. Так что успокой их своей волшебной флейтой. Ты же понимаешь, о чем я?       Двусмысленность последней фразы он подкрепил движеньем бровей, видимо, считая этот жест заигрывающим. Эти плоские шуточки и извечное «Арми» вызывали жгучее желание стукнуть Стива по голове, надеясь, что через дыру в ней войдет немного ума. Но Хакс никогда не станет тратить на него свое время, подыгрывая его словесному бреду.       – Двойной. Безо льда, – равнодушно отозвался «Арми», постучав пальцем по стойке. Он знал цену слова, предпочитая говорить мало и по существу, не любил распыляться на лесть и пустые обещания. Поэтому и друзей у него было немного. Зато в их преданности можно не сомневаться.       – Двойной? Перед выступлением? Да у тебя, Арми, сегодня выдался тяжелый денек. Я прав? – и снова эта ухмылочка. Нет, реагировать не стоит, и он еще раз постучал пальцем по столу, как бы говоря «быстрее». Бармен вздохнул и молча – наконец-то – налил виски. Первый глоток напитка Хакса словно преобразил. Давление в висках исчезло, давая возможность посмотреть на окружающий мир по-новому.       Суетливая атмосфера клуба была привычной: родной темный уголок, бокал и собственные пальцы, отбивающие ритм аранжировки Эллы Фицджеральд, негромко звучащей перед сценой. Но алкоголь и музыка не могли справиться с твердой уверенностью, что ему здесь не место.       Но бежать уже поздно, его выход через двадцать минут. А значит - есть время еще на пару шотов виски и сигариллу.       Когда он достал пачку, Стив молча – неужели дошло? – поставил перед ним пепельницу.       Хакс закрыл глаза, поджигая никотиновую палочку. Затяжка – и пока дым плавно заскользил вниз, куда-то глубоко под рёбра, угрюмый взгляд золотисто-зелёных глаз зацепился за переливчатый изумруд женского платья. Слишком яркого для такого тусклого места, вроде джазового клуба, слишком обтягивающего - даже не нужно мысленно раздевать его обладательницу, чтобы понять, как она выглядит голой.       Девушка стояла напротив входа в концертное помещение, освещенная слабым лучом софита лишь сзади и будто бы впитавшая полутень, царившую вокруг. Хаксу были видны лишь тонкий профиль и блестящие каштановые волосы, локонами спадающие на спину, однако он знал, был уверен, что вот сейчас она повернется к свету, и отчего-то был готов поручиться, что увиденное ему понравится…       Вдруг от незнакомки его отгородила чья-то широкая спина. Чертов бар, даже в скрытом ото всех уголке найдется идиот, который с легкостью полезет по ногам посетителей. Окинув злыми глазами невольного нарушителя его уединения, Хакс с молчаливым нетерпением дожидался, когда тот заберет свой коктейль и свалит в закат, еле сдерживаясь, чтобы не ускорить его.       Быстрее, медлительный козел, быстрее!.. Так и есть, девушки уже не видно.       Хаксу почти досадно, но какое ему дело до совершенно неизвестной женщины, которая пришла сюда только ради «Первого ордена», выпивки и новых знакомств? Она ничем не отличается от остальных в этом клубе: вызывающе хохочущих, грубо флиртующих и похотливо улыбающихся. Но осознание этого факта не приносит облегчения - остается только горечь, которую не убить ни крепким пойлом, ни шоколадными сигариллами.       Он всегда соглашался со своими друзьями и знакомыми, что чересчур все романтизировал. В этом его проблема, потому что действительность быстро и беспощадно разбивала все его иллюзии об измены, воровство и обман, и Хаксу ничего не оставалось, как на виду оставаться циником, умеющим находить выгоду в приобретении ценных бумаг, почти затворническом образе жизни и подработках музыкантом на вечеринках…       Но себя-то не обманешь, глубоко в душе он все еще чего-то ждал. Или кого-то. Высматривал из теней, сидя на барном стуле, надеясь, что даже чернота не скроет его от… кого?       Он сам не мог ответить на этот вопрос.       А может, и не пытался.       Внезапно всполох зеленого показался по другую сторону бара. Хакс резко дернул головой, останавливая взгляд на сдержанном, но определённо миловидном лице той девушки. Она была в компании подруг, и всё же ощущалось, что она все равно немного обособленна, в стороне от веселого смеха и шума. Об этом говорили резкие движения рук, постоянно одергивающих платье, и недовольство во взгляде. Серые глаза рассматривали клуб и бар с видом бывалого эксперта, и он готов был поклясться, что увиденное ей не понравилось. На его удачу, эта троица подошла ближе к тому месту, где он сидел, сливаясь с темнотой, поэтому он слышал их разговор, из которого стало понятно, что «змейка» (надо же было ее как-то назвать) здесь впервые - поклонницей джаза ее явно не назовешь. В звонком голосе то и дело мелькали раздражённые нотки презрения к здешней обстановке.       Пока Хакс обдумывал, по какой причине она тогда сюда пришла, «змейка» грустно-устало добавила своим подругам:       – Мне здесь не место. Здесь нет ничего, что сможет меня заинтересовать.       Знакомое ощущение.       И знакомое выражение глаз, когда в твоем тесном мирке всё уже настолько надоело, что жажда чего-то нового сродни пытке. И Хаксу больше не нужно ничего о ней знать, все и так перед ним: тоска и одиночество соорудили прочный каркас вокруг её сердца, почти вынудили плыть по течению будней. Здесь последняя попытка вдохнуть полной грудью, прежде чем полностью отгородиться от людей. И для этого ее привели в прокуренный клуб слушать тех, кто был не в ее вкусе.       Фатальная ошибка.       Провожая взглядом девушку и ее подруг до их столика, Хакс осознал, что хочет увидеть на ее лице улыбку, искреннюю, разглаживающую суровую складку между бровей. В его арсенале был только один способ разогнать уныние в чьей-то душе – музыка. Пусть зал полон, пусть здесь темно и воняет сигаретами, пусть она не любит джаз – сегодня он играет только для нее...       Из воспоминаний Хакса вырывает влажная духота в душевой и ощущение распаренной кожи на руках. Он досадливо морщится и выходит из небольшой ванной, заворачиваясь в полотенце.       Армитаж шлёпает босыми и мокрыми ногами на маленькую кухню, по дороге включая Синатру на проигрывателе Rega RP1 – он всегда считал, что полноту голоса Фрэнка можно познать только через винил.       Его квартира-студия отличается большим количеством света из огромных окон, серо-синим уютом и дорогой мебелью – он мог себе такое позволить. Образ жизни, выбранный им, и привитый от рождения вкус диктовали ему, каким должно быть его жилище. И все чаще ему хотелось поделиться своим внутренним миром, разделить его с кем-то – ведь как бы ни было светло и комфортно в квартире, тишина не перестанет давить на сердце.       Даже занимаясь кофе и завтраком, Хакс не перестаёт думать о прошедшей ночи, поражаясь, как быстро в жизнь приходит сказка и как легко рушится магия момента.       Щелк – и прощай, прекрасная незнакомка.       …Он не видел зал, когда играл свой напев, но нутром чувствовал, где она сидит, посвящая чарующие звуки саксофона только ей. И после поспешил уйти из клуба, не желая наблюдать, как толпа скандирует джаз бэнду. Но он надеялся, что она услышала и поняла. То, что «змейка» откликнулась на его зов, было сродни волшебству. Стоя в грязном, мутно-желтом переулке, Хакс не мог предположить, что сейчас из-за угла выскочит она самая - слегка запыхавшись, без верхней одежды. И её серые глаза будут радостно блестеть при виде него…       Пока готовится кофе, Хакс неторопливо прибирает постель, все еще ощущая ее легкий запах, не зная, радоваться ему или огорчаться, что он исчезнет в скором времени. Встряхивая одеяло, мужчина слышит звон, как будто что-то упало на пол. Он наклоняется и видит под кроватью золотистую сережку в виде звездочки, в середине которой зеленый камень.       Армитаж сжимает в руках кусочек металла и отчего-то никак не может остановить разрастающееся в груди чувство пустоты.       Кофе закипел и полился из турки на плиту, но он не обращает на это внимания. Из динамиков льётся коронная песня Фрэнки I've got you under my skin, вырывая из оцепенения. Уверенность в том, что она ему нужна… нет, они необходимы друг другу, крепнет с каждой строчкой Синатры, переплетаясь с воспоминаниями о страстной ночи.       «Змейке» удалось сделать то, что не выходило у других, – за несколько часов она залезла к нему под кожу.       И, к своему удивлению, Хакс не хочет её оттуда вытравливать.