Джейл

Джулиус сам не понял, что произошло. Просто пушка дымилась в его руке, а двое не то вампиров, не то просто насильников оседали в черную изрытую землю. Девчонка кое-как подтянулась, прислонившись к дереву, и только теперь стало видно, почему она не могла бежать и даже сопротивляться — на толстом кожаном ботинке сомкнул стальные зубья медвежий капкан. Закатное солнце сияло ярко, и лицо девушки казалось облитым кровью. Она молча смотрела на Джулиуса. — Тише, не бойся, — он осторожно приблизился, стараясь не потревожить ногу девчонки, зажатую в капкан, — я помогу. К счастью, сил у него оставалось предостаточно, так что разжать капкан он смог даже без помощи ребят. Подоспевшая Док тут же кинулась осматривать ногу. А Джулиус глаз не мог отвести от лица девчонки, лица, которое не думал уже увидеть. Сердце его билось так, словно готово было разорваться. Прошлое возвращается, так говорил кто-то из мудрых. В его случае прошлое вернулось самым болезненным и тяжелым способом — в облике убитых им людей. Он молча смотрел на лицо девушки, прекрасное, нежное лицо, показавшееся ему ликом небес. Лицо из прошлого, из крови и тьмы. Лицо девчонки, на глазах у которой по его приказу его стая разорвала её родителей. — Кость не разбита, — в голосе Док слышалось облегчение, — хороший ботинок, толстый. Повезло, он тебе спас ногу. Как тебя зовут? Девчонка смотрела в глаза Джулиусу. Кажется, она даже не слышала вопроса Док. На её лице сменяли друг друга различные выражения, но, как ни всматривался Джулиус, не увидел в нем ни страха, ни ненависти. — Как твое имя? — спросил он, глядя в глаза цвета неба. Только тогда она ответила: — Джейл. Заброшенный поселок оказался весьма кстати на пути. Останавливаться, конечно, было опасно, вокруг бродили Дикие, но им всем нужен был отдых. Все они устали и вымотались до предела, а Джейл больше других. Они поискали немного среди домиков, пока нашли добротный, сделанный из тяжелых бревен и стоявший особняком, у самого леса. — По крайней мере, хоть выспимся вволю, — вздохнула Док, едва стоявшая на ногах от усталости, — Джулиус, ты бы позаботился о бедняжке. Нога вроде не сломана, но лучше перестраховаться. А в доме я её хорошенько осмотрю. Пока Аксель загонял машину в сарай и запирал ворота, Джулиус на руках отнес девчонку в дом. Она устало прикорнула щекой к его груди и, кажется, задремала, стоило её уложить на старый продавленный диван. Джулиус стащил с себя куртку и укрыл её, а сам пошел осматривать дом на предмет нежеланных поселенцев. На втором этаже царила разруха и чудовищный бардак, но здесь ему удалось отыскать несколько вполне приличных одеял и пару теплых свитеров большого размера. Один он присмотрел для себя, второй для Джейл, которой он был бы вместо укороченного платья. Позже они с Акселем забаррикадировали дверь, затемнили окна найденными в спальне стегаными одеялами, прибив их гвоздометом к деревянным рамам. Джулиус то и дело бросал взгляд на спящую Джейл. Укутавшись в его куртку, она мирно посапывала, и лицо её казалось совсем юным. Хотя он помнил её почти такой же лет пять тому назад, если не больше. Время слиплось, точно остатки торта на вощеной бумаге. Он смотрел и видел глаза девчонки, перед которой рвали на куски её отца, пили кровь её матери. Она не могла не узнать его. При мысли об этом ему становилось тяжко и тошно, и всплывали темные грязные воспоминания о прошлом. Док и Аксель приготовили что-то съедобное из остатков консервов и травок, собранных по дороге. Джулиус взял маленькую пиалу с порцией Джейл и подошел к дивану, присев на краешек. — Проснись, милая, — позвал он, осторожно тронув плечо девушки, — пора ужинать. Она открыла глаза, несколько мгновений смотря на него и не узнавая, затем с трудом села, подтянувшись и опершись на подлокотник, и взяла пиалу из рук Джулиуса. Немного помедлила, глянув на него. — А ты не ешь? Он вздрогнул от неожиданности. Обычно кроме него самого его состояние не интересовало никого, кроме Док. — Мою порцию мне оставят, но пока я не голоден. Ты ешь, потом я уберу твою чашку. Она кивнула и принялась подчищать свою посудину. Ела медленно, тщательно пережевывая, но съела все до последнего кусочка и начисто вылизала пиалу и ложку. Джулиус забрал посуду и отнес в раковину. Включил воду. Ледяная ржавая струя полилась на руки, но это помогло немного собраться с мыслями. Он мыл пиалу, пытаясь не соскользнуть в кровавое темное безумие. Прошлое вернулось, накрыло густой зловонной вуалью. Он снова был в Убежище, и мать девчонки протягивала к нему связанные руки, моля о пощаде. Воспоминание жгло, возвращая в его личный ад, в холод и безумную радость кровопролития. Он помнил, как удивила его реакция девчонки, её спокойный взгляд без тени страха, то, как она смотрела на гибель родителей. Потом она перевела взгляд на него… Девочка явно его не помнила, это немного успокаивало. Но рано или поздно, она вспомнит. Обязательно вспомнит. И тогда… Домыв посуду, он вытер руки о кухонное полотенце, оставив на нем следы ржавчины. Пальцы онемели, и он потер их о свитер, чтобы немного согреть. Снова некстати вспомнился вечный холод и беспросветный, отчаянный голод по крови. Джулиус закусил губу, пытаясь отогнать этот призрак прошлого себя. — Джул, ты в порядке? — Док подошла, держа в руках свою пустую чашку. — На тебе лица нет. — Я в порядке, — он устало провел рукой по глазам, — устал немного. — Иди, поспи, — Док погладила его по плечу, — я тебя подниму, когда твоя очередь придет. Ты совсем измотался за эти дни. Неожиданно для себя он обнял её и поцеловал в лоб. Это не было настоящей лаской, скорее способом окончательно прогнать ТОТ холод. Док, кажется, удивилась, но обняла в ответ, неловко, не сразу, но обняла. Прикорнула на его груди курчавой головой. Почему-то вспомнилось, что даже тогда, в тридцатые, он не думал плохо о черных. Вспомнилась девчонка, за которую он как-то сцепился с придурками, охотившимися на негров. Маленькая хрупкая мулаточка лет шестнадцати на вид. Потом, правда, выяснилось, что ей уже под тридцать и у неё двое сыновей десяти и девяти лет. Впрочем, ему было все равно, и её ласку он принял с благодарностью. Естественно, мать ничего не узнала. И та ночь была единственной его ночью с женщиной в ещё человеческом облике. Он помнил все, словно не было тех десятков лет, что прошли со времени обращения. Помнил горячее, словно раскаленное молодое тело, стройные ноги, оплетающие его бедра, пышные пряные губы, льнущие к его губам, длинные волосы, щекочущие его лицо. Он попытался вспомнить имя, но не смог, словно потоки крови, пролитые им со дня Падения, смыли все имена прошлого, утопив в непроглядной кровавой мгле.