***
Когда Юрий прилетает вместе с Виктором и Юри на Гран-При в Барселону, юноша молится, чтобы его номер оказался далеко от номера Никифорова и Кацуки, ибо Плисецкому хочется выспаться и, наконец, отдохнуть от этих розовых, точнее голубых, соплей. Юрию достаётся номер на другом конце коридора. Плисецкий впервые за несколько месяцев чувствует облегчение.***
Плисецкий просыпается посреди ночи из-за музыки за стенкой. «И кто этот долбоёб, мешающий мне спать?», — с этими словами Юрий встаёт с кровати, с решительными намерениями засунуть этому долбоёбу музыкальный центр в одно место.***
Когда Плисецкий подходит к двери своего номера, то музыка уже не играет, а слышен чей-то разговор. — У вас, что в Казахстане запрещено слушать музыку? — с насмешкой спрашивает мужской голос, Юрий сразу же узнаёт его обладателя. «Как я не мог догадаться, что это грёбаный канадишка», — проносится в голове Юрия. — Ты хоть понимаешь, что сейчас два часа ночи, — отвечает второй, совершенно незнакомый для Плисецкого голос. Наконец, замок поддаётся и Юрий открывает дверь. Парень видит, что в коридоре стоят Жан-Жак и фигурист из Казахстана, имени, которого Плисецкий даже не запомнил. — О, Юрочка, — ласково протягивает Леруа. — Я тебя разбудил, извини, — с ухмылкой произносит Джей-Джей. Юрий еле-еле сдерживается, чтобы не врезать этому канадцу, да так, чтобы он понял, что русским спать не давать — могилу себе рыть. — Жоп-жоп, если ты снова включишь свою сраную попсу, то я собственноручно запихаю тебе музыкальный центр в твою задницу, — говорит Юрий, сжимая ладони в кулаки. — Оу, русская фея, серьёзно настроена, — ухмыляется Жан-Жак. — Если тебе так терпится мне что-то запихать, то милости прошу в мой номер. — Ты ебанутый? — Плисецкий уже замахивается на Леруа кулаком, как вдруг его останавливает чья-то рука. Юрий оборачивается, встречается взглядом с Отабеком, который крепко держит ноющее запястье. — Не надо, Юра, — спокойно произносит Алтын. — Если ты его ударишь, то тебе потом достанется. Юрий знал, что ему достанется, ибо рукоприкладство среди фигуристов запрещено. СМИ могут это расценить, как агрессивные намерения со стороны русских, и им будет совершенно плевать, что Леруа сам спровоцировал Плисецкого на драку. — Ладно, отпусти, — говорит Юрий. Отабек отпускает его запястье, но ноющая боль не утихает. — Но если ты ещё раз включишь свою дерьмо-музыку, то я точно засуну музыкальный центр в твою задницу, — взгляд Плисецкого практически прожигает Леруа. — Да-да, я понял, — произносит Жан-Жак, как показалось Юрию без особого ехидства. Через несколько секунд канадец скрывается за дверью своего номера, оставляя Отабека и Юру наедине. — Я бы ему врезал, — тихо бормочет Плисецкий себе под нос. — Да, конечно, — соглашается Отабек. — И ещё, какого хрена ты мне отдавил запястье? — недовольно произносит Юрий, закатывая рукав кофты. От увиденного руки Плисецкого ещё больше начинают дрожать. Сраный чёрный треугольник красуется на его запястье. — Блять, ну надо же. Ебаная ночь: сначала этот канадишка, так теперь ещё и ты. Как там тебя зовут? — Отабек… Отабек Алтын, — отвечает казах, не понимая, в чём он провинился. — Вот, какого хуя ты появился именно сейчас? — А что я сделал? — непонимающе спрашивает Алтын. — Вот, посмотри, — Плисецкий показывает своё запястье. — Ну, ты мой соулмейт, — спокойно отвечает Отабек, смотря на полностью идентичные метки. — Что тут такого?***
— Почему ты так не хотел найти своего соулмейта? — спрашивает Алтын, уже в номере у Плисецкого, ведь зачем нужны лишние уши. А Отабеку и Юрию о многом нужно поговорить. — Ну, понимаешь, я жил с парочкой родственных долбоёбов. Так эти двое носятся друг с другом, словно с хрусталем, обнимаются, лижутся при всех, и ебутся, словно кролики, каждую ночь. А я уже заебался так жить, — выпаливает Юрий. Отабек немного поражается прямолинейности этого парня, который с виду кажется вполне себе милым и приличным, ведь недаром поклонники наградили его прозвищем «Русская фея». Но видимо, внешность обманчива. — Они просто счастливы, — отвечает Отабек. — Счастливы? Ты тоже считаешь, что счастье заключается в этих милостях и прочей херне? — Нет, конечно же. — Так, что для тебя счастье? — спрашивает Юрий. — Для меня счастье — это просто быть с человеком, с которым тебе хорошо, — кратко отвечает Отабек. — И всё? — Да. Плисецкий даже немного удивляется тому, что родственная душа ему досталась на редкость молчаливая. Но в этом был и плюс, ведь Юру бесят слишком много болтающие понапрасну люди. — В принципе, ты не такой уж и плохой соулмейт, во всяком случае, желания закопать тебя — у меня нет, — произносит Юрий. — И на этом спасибо, — облегчённо говорит Отабек. — А что счастье для тебя? Юрий оказывается в ступоре, ведь до этого момента он никогда не задумывался над этим вопросом. Жил себе и жил, спокойно, иногда кричал на Виктора или ещё на кого-то, кто слишком его бесил. — До сегодняшнего дня я думал, что счастье — это никогда не найти своего соулмейта. А теперь я даже не знаю, как ответить на этот вопрос. В комнате повисла тишина, но не давящая. Она была какой-то спокойной, Юрию как раз именно этого не хватало.***
После того разговора Плисецкий много думал о соулмейтах и пришёл к выводу, что родственные души не так уж и плохи. Особенно, когда они полностью дополняют тебя. Стоя на пьедестале и держа в руках золотую медаль, Юрий в толпе людей ищет именно своё «золото». Получается не сразу, но всё-таки Плисецкий находит взглядом Отабека. На лице казаха счастливая улыбка, хотя в этот раз он не попал на пьедестал. Юрий совершенно не смотрит в объективы камер, всё его внимание приковано к Алтыну. Плисецкий считает секунды до завершения официальной церемонии награждения, ему уже не терпится переодеться в удобную привычную одежду и пойти вместе с Отабеком на прогулку. Кажется, счастье для Юры — просто быть с Отабеком рядом.