***
В каком-то смысле Бруклин поступала правильно, она бежала по направлению к более оживленным улицам, где людей и шансов на спасение было больше. Только вот, учитывая, что Майки не собирался за ней охотиться, затея была так себе. Стоит ей только добраться до «помощи» и раскрыть рот по поводу монстра в квартире, её мигом упекут в лечебницу, и какие-нибудь соответствующие службы в тот же день отыщут родню, которую можно оповестить, а потом побыстрее сплавить бедняжку на попечение под их полную ответственность. Он ждал, что она сбежит, но, по его расчетам, бежать она должна была из Нью-Йорка, пока всё не утрясётся, а не из квартиры в ночь босиком и в одной лишь футболке. Нельзя допустить, чтобы Бруклин вляпалась в проблемы. А для этого её сначала нужно поймать, не наделав шума. Настоящий тупик. Каждая минута промедления только усугубляла положение. Ему нужно было действовать, но он ждал, что, возможно, произойдет чудо: Бруклин замедлит бег, а потом и вовсе вернётся домой, преодолев страх. Редкие прохожие шарахались сторону, а сама Бруклин, словно бы прийдя в своих мыслях к тем же выводам, что и Майки, не звала их на помощь. И тут на горизонте, вырулив из-за поворота, появился он. Майки впервые в жизни чертыхнулся, завидев полицейского. — Как же вы не вовремя, офицер, — бубнил он, подбираясь ближе. Хорошо ещё, что поблизости не нарисовался его напарник и патрульная машина. — Мисс, вы в порядке? Разутая, растрёпанная, почти раздетая, она выглядела так, словно чудом спаслась из лап маньяка. Офицер остановил и удержал её за предплечья, но Бруклин, которой стойкое недоверие к копам похоже досталось в наследство от Кайла, не очень обрадовалась встрече. Полицейский был для неё скорее меньшим из двух зол. — Можете сказать, что произошло? — В моей квартире, там кто-то есть, — ответила она громко и взвинчено. Всё, теперь это больше не её проблема. — Кто-то проник к вам домой? Вы пытались дозвониться в полицию? — Нет, — она замотала головой, — Нет. — Вы видели этого человека? От Майки не укрылось её сомнение. Бруклин, как и несколькими минутами ранее, запустила пальцы в волосы, с силой выдавливая из себя чреватый последствиями ответ: — Это, кажется, был не человек. — Не человек? — переспросил офицер, споткнувшись в мыслях. — Он огромный! Пожалуйста, поверьте мне. У него… есть, не знаю, типа панцирь. И он…он умеет говорить, — она пыталась дать какие-то сбивчивые объяснения, пока офицер мрачно молчал. Это полностью поменяло восприятие. Теперь он видел перед собой не жертву преступления, а просто очередную поехавшую. Майки не составило труда понять всё это по выражению хмурого лица. — Обдолбанная что ли? — Н-нет, нет! Я ничего не употребляла, говорю же, кто-то есть в моей квартире! Офицер тяжко вздохнул, подавляя усталость и раздражение. Большая часть работы в полиции состояла из возни с теми, кем остальное общество брезговало. И у него давно уже не было ни жалости, ни сострадания к подобным людям. Все, что они делали — доставляли проблемы всем вокруг. Что ни день, то какие-нибудь торчки или пьяницы нарушали общественное спокойствие, не давали покоя соседям или работникам заведений, горели на магазинных кражах или попытках ограбления, засыпали с тлеющими сигаретами, становясь виновниками пожаров, устраивали пьяный дебош, ночевали на обочине в своей блевотине и моче. И что самое досадное, всё это вполне их устраивало. — Идём в участок. — Никуда я с вами не пойду! — Пойдешь, как миленькая, — он с силой дернул её за руку и Бруклин вскрикнула. Она пыталась упираться босыми ногами, новый рывок протащил её нежными, скоблеными пятками по тротуару, после чего она упала на колени. — Тебя шокером успокоить? За оказание сопротивления. Майки с трудом смотрел на это, и здравый смысл голосом Лео запрещал действовать импульсивно. В его голове экстренно складывался план. Если коп затащит Бруклин в участок, придется снова просить Эйприл или Кейси о помощи, кому-то из них «посчастливится» тащиться в управление, чтобы вытащить Бруклин и внести залог. И, может, это обернётся неплохим решением. Ведь если б кто-то из живых людей уверил её, что сам он не был ни галлюцинацией, ни страшной тварью вроде Чужого или Хищника, личное знакомство стало бы не таким болезненным и травматичным опытом. Но что-то не давало ему оставить её в чужой власти, пусть бы даже законной. Может, всему виной тот самый холодок во взгляде офицера. Строго говоря, с собой у него было всё, что нужно, для того чтобы быстро и надежно угомонить обоих. Потом вызвать по рации помощь для офицера, а Бруклин доставить обратно домой. Нужно было только убедиться в отсутствии нежелательных свидетелей, а заглушка для электроники вроде видеорегистратов в припаркованных машинах и камер наблюдения на зданиях сделает всю остальную работу. — Пожалуйста, не нужно в участок! Отпустите меня. Бруклин расплакалась, осознав, что никто ей не поможет, что всё снова стало только хуже. Майки казалось, он и её мысли мог прочесть, как если бы они бегущей строкой отражались у нее на лице. Сейчас её закроют в участке, потом выяснят, что она все еще несовершеннолетняя, найдут в крови следы запрещенных веществ и тогда дела будут совсем плохи. — Да вставай же, — кольцо наручников сомкнулось на запястье. Бруклин яростно одернула другую руку, сопротивляясь. — Зачем это? Какое право вы имеете? Разумеется, в одиночку довольно тяжело было сдвинуть с места человека, который сознательно не держался на своих ногах. Разозленный офицер, поймал и удержал другую руку, замыкая второй браслет. — Расскажешь о своем посетителе в участке, вышлем к тебе наряд, поглядим, откуда там мог взяться не человек с панцирем. Сопротивляться со скованными руками стало труднее. — Прошу, пожалуйста, нет! Он бесцеремонно вздернул её вверх, оставляя на запястьях ссадины. — Я клянусь, вы неправильно меня поняли. Майки знал, что офицер вооружен до зубов и наверняка хорошо подготовлен, а главное, Лео убьет его, если узнает, что он напал на полицейского, но… — МАЙКИИИИИ!!!***
Крик согнул её пополам, заставил всем телом содрогнуться под тяжестью страха, что эта мольба не будет услышана и канет в равнодушную пустоту. Может он и реален, но станет ли он рисковать собой? Ничего не происходило долгие две или три секунды. Тяжело дыша, она открыла крепко зажмуренные глаза. Понукавший её офицер ватной куклой лежал на тротуаре, Майки вновь стоял перед ней во весь рост, как и там в квартире, но больше не казался жуткой тварью и концом её собственного существования. Он был пугающим, совершенно немыслимым, но, кажется, единственным, кто был сейчас на её стороне. — Все в порядке, — сказал он, протянув руку.Imogen Heap — The walk
Уже не соображая, что делает, она шагнула навстречу, а он притянул её к себе, словно бы желая успокоить и утешить в объятиях. В следующее мгновение она потеряла ориентацию в пространстве. Они куда-то падали или взлетали вверх. Голос Майки сообщил в шипящую рацию офицера, где тот находится, потом шипение унеслось вдаль, выброшенное куда подальше, но ей было страшно оторваться от костяной твердости его груди и посмотреть, что за центрифуга их так закрутила. Холодный воздух трепал волосы, бил по голым ногам и спине, он прижимал её к себе, куда-то карабкался, бежал и прыгал. Всё-таки она не спятила. Существо, что так долго притворялось другом, тянет её в неизвестном направлении, но теперь это волновало чуть меньше, чем полчаса или даже минуту назад. Риск такой же чистый, как кокаин у мажоров из колледжа, наполнял мозг ощущением кристальной свежести. Он клялся, что не обидит, так ведь? За прыжками следовали приземления, во время которых ощутимо встряхивало. Майки прижимал её крепче в эти моменты. Она чувствовала, как он дышит и болезненное трение замерзшей щеки о его шершавое тело, цеплялась за него, ради толики контроля над происходящим. Ощущение времени исказилось: дискомфорт, непонимание, страх неизвестности слились в сплошную долгую пытку. И она молила, чтобы это всё поскорее закончилось до самого последнего прыжка, того долгого мгновения полета, от которого все внутренности сначала забрались наверх, поближе к глотке, а затем дружно ухнули вниз, с грохотом приземления на стальные прутья пожарной лестницы. — Прости, это не то, что я обычно делаю. Ты как? Её пошатнуло, едва он отпустил. Тошнота душила. Майки понял всё, вглянув в лицо и оставил расспросы. Он занялся окном и через несколько секунд ловко вскочил внутрь, уже оттуда подал ей руку, помогая взобраться на подоконник. Бруклин пролезла через гостеприимно распахнутое окно в свою комнату, где он аккуратно поставил её на ноги. — Ты убил его? — спросила она, опустившись на пол в поисках максимально возможной опоры. — Что? Нет! Он в порядке, наверняка уже пришел в себя, — Майки, закрыл за ними окно и остался стоять над ней, вновь сделавшись неловким и боязливым. Он боялся её напугать — осенило вдруг Бруклин. — Спасибо, — сказала она, неловко оттягивая края футболки на ягодицы и бедра. Что касалось офицера, его дальнейшая судьба едва ли её заботила, она лишь хотела знать, что именно сделал ради неё этот звероподобный гигант. — Не благодари. Он был не справедлив, — ответил Майки и тут же добавил, — хоть и не знал этого. Бруклин боролась с тошнотой, дыша часто и неглубоко, но не могла сопротивляться жадному любопытству, с которым рассматривала своего фантастического заступника. Однако, в этот раз Майки отчего-то не предоставил ей возможность разглядывать себя, как статичный объект или статую, стараясь расположиться в пространстве неосвещенной комнаты так, чтобы тень покрывала большую часть его тела. Свет уличных фонарей из окна квадратом на полу очертил зону, у края которой он держался. — Ладно, давай сначала снимем с тебя наручники. Он вынул из небольшого подсумка на поясе обычную канцелярскую скрепку и, отогнув её кончик, стал сгибать пару крайних миллиметров под прямым углом, ловко орудуя крупными трехпалыми руками. — Дай-ка мне взглянуть. Бруклин чуть боязливо вытянула запястья на свет, наручники звякнули, сползая от кистей. Майки вскрыл их быстро и сноровисто, после чего убрал в тот же подсумок. — Пригодятся. «Для чего?» — так и не прозвучало в тишине комнаты, где в немой очереди выстроились вопросы поважнее. Но могла ли она спрашивать его о чем-то? Бруклин ждала, что он станет делать дальше, а он опустился к ней на пол, как рыцари припадают на одно колено. — Вставай, — сказал Майки, предложив протянутую ладонь как помощь, — Тебе нужно согреться в душе и смыть грязь с царапин. Я, конечно, не доктор, но сбитые колени смогу обработать. — Не пойду, ты исчезнешь, — ответила Бруклин. — Зачем мне теперь исчезать? Я дождусь тебя, обещаю. — Нет. Майки покусал щеку изнутри, сощурил на удивление человеческие глаза, а затем встал и с лёгкостью поднял её с пола, не особо заботясь о вновь задравшейся футболке и кружеве белья под ладонью, что поддерживала её аккурат под ягодицей. Он в два шага пересёк комнату, чтобы осторожно усадить её на кровать, потом снова полез в свой подсумок. В руках, на которые невозможно было не пялиться, оказался бутылек и несколько ватных тампонов. — Я обработаю, — сказал он, не спрашивая. Бруклин вопросительно приподняла бровь, но Майки этот сигнал недовольства проигнорировал. — Потерпи, — попросил он, щедро смочив ватный шарик антисептиком, а затем быстрыми легкими касаниями стал промакивать ссаженные коленки и с усердием дуть на ранки. Спирт обжёг и защипал кожу, ощущения, разумеется, были не из приятных. Бруклин на это лишь чуть крепче сжала челюсти. Она не раз выступала на играх или выходила на сцену с менструальной болью, которая, к слову, была раз в двадцать хуже разбитых коленок. Она падала после неудачных трюков, подворачивала лодыжки на высоких каблуках, переносила болезни на ногах, просто потому что лишний выходной был ей не по карману, она, в конце концов, исправно делала восковую депиляцию глубокого бикини. Бруклин знала боль. Может не такую, что оставляет страшные шрамы наподобие тех, какие она смутно разглядела на Майки, и все же. А эта крохотная, трогательная забота — подуть на ранку… где-то в носу защипало, конечно, не от боли. Но в качестве маленькой мести за его своевольный, не оправданный какой-то особой необходимостью поступок, она дернула за украшенный старомодной кисточкой шнурок, включая прикроватный ночник. — Не стоило, — посетовал он, пряча лицо, и концы вылинявшей оранжевой маски из-за низко опущенной головы свесились по обе стороны крепких плеч, но Бруклин, встречно игнорируя его протест, рассматривала немыслимо странное существо у своих ног с жестокой прямотой.***
Она как бросок через бедро. Одна из тех, кого жаждут заполучить несмотря на то, что испытывают смешанные чувства к личностным качествам. Вот и Майки застыл с ватным шариком в руке, уязвимый и пристыженный тусклым светом. Он невольно склонял лицо ниже и ниже. Не хотел пугать её больше, чем уже успел. — Понимаю, моя внешность это… — Это пиздец, — кивнула она, и он вынужден был согласиться с такой оценкой. Как ни странно, ничуть не задело. Первое впечатление ни черта не значит в его случае. Но Майки захотелось встать поскорее. Здесь, у её ног положение стало казаться слишком уж раболепным. — Чудо, что стопы не поранила, — сказал он, закончив с обработкой и поднялся в полный рост. Только вот это не помогло. Непринужденность не желала возвращаться в эту комнату. Распрямившись, он стоял по стойке смирно, как солдат перед командующим, в напряженном ожидании. — Кто ты такой? — услышал он предельно прямой и простой вопрос. Прежде, чем Майки ответил, Бруклин встала следом, подошла вплотную — не без умильной нотки он отметил, макушкой она не доставала ему даже до плеча — что ж, уже не бежит, это почти успех. — Мутант, — сказал Майки и счел нужным уточнить, — черепаха с человеческим днк или типа того. — Как это возможно? — вполне предсказуемо изумилась она откуда-то из-за спины, потому что, ступая по кругу, принялась рассматривать его со всех сторон. — Биохимическая инженерия очень сложная наука, БиДжей. Так что прости уж, объяснений у меня нет. — Значит, ты результат какого-то научного эксперимента? — Хах, возможно это был не эксперимент, а полная катастрофа с неожиданно прикольным исходом. — Над тобой ставили опыты? Издевались? — Почему ты спрашиваешь? — он попытался вывернуть голову, так чтобы её увидеть. — Все эти шрамы на тебе… Майки мог бы принять эти слова за беспокойство о его персоне, но почему-то воспринял их иначе: как вопрос соискателю на собеседовании. — Никто надо мной не издевался. Я могу защитить себя. И тебя… тоже смогу. Бруклин наконец обошла его, снова оказавшись лицом к лицу. Осторожно и боязливо она коснулась его предплечья кончиками пальцев, провела рукой вверх, а затем спустилась вниз к ладони, что Майки раскрыл для неё, как бы разрешая потрогать себя. — Теперь веришь, что я настоящий? — Кажется, да, — отозвалась она задумчиво. Её прикосновения были едва ощутимы и деликатны, но Майки всё равно чувствовал себя слегка по-дурацки. Словно бездомный зверек, который оказался в руках человека, и от него теперь мало что зависело. Может, бонусом хотя бы в нос поцелует, как случается с котами или собаками. Бруклин тем временем перешла к изучению пластрона. Тронула ладонями на уровне груди, чуть поскребла кончиками ногтей и затем, словно желая убедиться в твёрдости, слегка постучала по одной из пластин. Тук-тук прямо в сердце. — Войдите, — ответил Майки, не скрывая лёгкой усмешки и чувства неловкости, в которое она его вогнала. Бруклин подняла голову, и их взгляды встретились. — Я пытаюсь соединить в голове того парня, что я знала и… Тебя, — призналась она. Майки улыбнулся шире, выражая тем самым понимание. — Главное, не забывай, я твой друг. Бруклин кивнула и впервые за всё время слабо улыбнулась ему в ответ. — Хорошо, но не думаю, что смогу принять это без вина. Майки хотел было пошутить, но на комоде вдруг засветился и завибрировал мобильник, и он был достаточно близко, чтобы рассмотреть на экране имя контакта. «Папа» вот так просто и без затей Бруклин записала номер своего отца, дополнив его красным сердечком. — Не ответишь? — поинтересовался Майки, осознав, что Бруклин не просто медлит, но игнорирует звонок. — Нет, — она вяло мотнула головой, но тоскливый взгляд и признаки какой-то внутренней борьбы на лице не заметить было трудно. — Почему нет? — просто спросил он. — Думаешь, сейчас подходящее время, чтобы говорить с родителями? — Они волнуются, — Майки неуверенно пожал плечами. Порой ему так отчаянно не хватало отца, что он утрачивал всякое понимание, как можно отказаться услышать голос близких. — Я знаю, — Бруклин закусила губу, и лицо тут же исказила мученическая гримаса, — Знаю. Он всплеснул руками, когда слезы как по команде, покатились у нее из глаз. — Да что это со мной, — досадовала она, утирая мокрое ладонями. Похоже, нервное истощение Бруклин предпочитала игнорировать, как и звонки от родителей — в упор. — Прости, я не хотел расстроить, — Майки аккуратно обнял её за плечи, и она не отстранилась, наоборот, спрятав лицо у него на груди, позволила себе заглушить жужжание телефона всхлипами. — Они не знают, — каялась Бруклин, — не знают, что меня исключили, они ничего не знают. — Как тебе удалось это скрыть? — спросил Майки, гладя её по волосам. — Уговорила одного парня из офиса не отправлять извещение об отчислении. Что крылось под этим самым «уговорила» он не задумывался, да и не его это было дело, но Бруклин сама озаботилась его мнением на этот счёт: — Презираешь меня? — Эм, нет, — честно ответил Майки, заподозрив, что это она презирает сама себя за то, что использует привлекательность как инструмент или плату. — Другого выхода не было, если бы это письмо дошло до них, мне бы пришлось вернуться. — Что в этом плохого? — Майки не хотел давить и выпытывать, но ей явно не терпелось выговориться. — Я не могу там жить, — мрачно резюмировала она, — ты когда-нибудь посещал Мэн? Майки отрицательно качнул головой. Из Нью-Йорка до Портленда было примерно девять часов езды на машине, но он никогда не подбирался ближе Нортгемптона, что относительно неподалёку расположился на западе штата Массачусетс. И всё, что он знал о родном штате Бруклин, заключалось в общих сведениях. «Сосновый край» или «страна отпусков». Мэн это сплошные леса и горы, что привлекают горнолыжников и любителей красивой природы. А еще это заливы, маяки и бухты на берегу атлантического океана. В остальном Мен один из самых малонаселенных штатов, основа экономики которого сельское хозяйство и рыболовство. Ах да, в нём ещё самый высокий процент белого населения, и самый большой процент криповых книжных сюжетов выбирают его своим местом действия, ведь Мэн буквально дышит мистикой разбитых кораблей-призраков, заброшенных маяков, поглощенных лесом железных дорог и страшных легенд едва живых коренных народов. — Ты не знаешь, какого застрять в этом проклятом месте. Клянусь, там словно все друг друга знают, это с ума сводит. А вокруг только леса и одни и те же постные лица. Там совершенно ничего не происходит, там задыхаешься! Бруклин сбивчиво делилась наболевшим. Микеланджело едва не потонул в потоке её мыслей и отчаяния, но это был первый раз, когда она говорила с ним настолько откровенно. Холодные мрачные зимы, убитые дороги, скучные серые городишки, низкие сайдинговые дома, ферма отца и затаенные насмешки земляков, с которыми она столкнётся, вернувшись с поражением. Её мать — святая женщина, что искренне считает себя ультрасовременным либеральным родителем, заслуживающим невыразимого уважения и доверия на уровне подруги, но на деле всю жизнь прожила в счастливом неведении. Бруклин не могла этого объяснить, но свои проблемы она семье не доверяла. Оберегая тем самым одновременно и себя, и своих родителей. — Я не думаю, что они могут чем-то помочь мне. И я правда не хотела их тревожить понапрасну, а еще боялась, что они попросту меня не поймут. Майки знал это отдающее горечью чувство, примерно по той же причине, его собственный отец жил и умер в неведении о тайне, что хранили братья. — Ты хорошая дочь, правда, — твердил он, продолжая гладить её по голове и убеждая себя, что они так же не стали плохими сыновьями. Бруклин, понемногу успокаиваясь, перестала всхлипывать. Спустя ещё минуту отстранилась от него, вытирая мокрое, зарёванное лицо. Истерика кончилась, но легче ей не стало, Майки с сожалением отметил хмурую складку между бровей и отсутствующий взгляд, человека, который тонет с грузом проблем на шее. — А знаешь, мне тоже довелось пожить на ферме, — сказал он, подталкивая её обратно к кровати, потому что она окончательно продрогла. — Вообще-то было даже круто, не считая того, что обстоятельства переезда всё портили. — И чем же ты там занимался? — спросила она, усаживаясь на край. Кажется, ей было действительно интересно узнать о нём больше, пусть даже только потому, что он черепаха-мутант. — Да чем только не занимался, у нас даже куры имелись. Но в основном, конечно, тренировался и валял дурака. — Если вернусь в Мэн, могу и тебя забрать с собой, — бубнила она, пока он укутывал её в одеяло, — Как ты вообще оказался на ферме? — Это дом близкого друга. Мы похоронили там отца. Бруклин осеклась. Наверное, он хотел как можно больше очеловечиться в её глазах. Он уже более-менее справился со своей потерей, но она должна была знать, что он такой же, как и она. У него есть семья, он может понять все её чувства. — А твой отец… ну каким он был, твой папа? Возможно, она хотела знать, был ли он таким же мутантом и как живут странные существа, вроде них, но Майки сказал, то что думал, как сын о своем отце. — Мой… папа, — начал он, чуть запнувшись на малость непривычном слове, — он любил нас, но был очень строгим. Парни побаивались его, когда он сердился, а я почему-то никогда его не боялся. Даже если он брался нас отчитывать или наказывал. Все мне было забавным, если рядом братья. Вроде игры или типа того. Только когда его не стало, я понял, насколько сильно люблю его и как сожалею о доставленных беспокойствах. Что-то поменялось в её взгляде, затуманенный мыслями, он упёрся в стену напротив. Только поза осталась скованна, Майки надеялся не его близостью. — Не хочешь сесть? — спросила она, и Майки, улавливая негласное решение повременить с дальнейшими расспросами, опустился на пол, так и не решившись занять место на кровати. Он впервые не знал, что сказать и как подступиться. Гигантская пропасть. Его трепетное к ней отношение несопоставимо с тем, как появление в жизни большой антропоморфной рептилии расценивала она. И пока Бруклин пыталась справиться с этой данностью, Майки распирало от порывов. Ему хотелось обнять её, утешить как-нибудь, в то время как ей наверняка хотелось, чтобы происходящее оказалось дурацким сном. Словно в подтверждение его мыслей, она подтянула колени и выдохнула, уткнувшись в них лицом: — Как же я заебалась.***
Будь со мной рядом, не подведи,
Капля яда не повредит.
А я иду,
И злая кровь во мне играет,
А я иду,
Куда иду и сам не знаю.
Пикник ©
До Мичигана доехали к утру. В Детройте сняли номера в недорогой гостинице, одной из тех, где не требовались документы для регистрации. Мел объяснил детали. Особого плана не было, предстояло переговорить с неким Перри, у которого якобы пропала немалая партия героина. — Он клянётся, что товар перехватили копы. Отец ему не поверил. — Мел деловито поставил ногу на диванный подлокотник, потуже затягивая на бедре ремни портупеи, к которой он пристегивал кобуру. Что-то похожее Кайл видел сотни раз. Бруклин так же ставила согнутую в колене ногу на край кровати, только поправляла она резинку чулок. По сути, тоже оружие. — Не очень-то практично. Но чертовски сексуально, — шутливо заметил он, подцепив пальцем тонкий кожаный ремешок. Пора было избавляться от привычки искать и находить сходства между этими двумя, но привычки весьма живучие гадины. — Кретин озабоченный, — ответил Мел, шлепнув его по руке. — Мне так удобней, а лишняя секунда дорого стоит. — Говори, что хочешь. Но Лара Крофт неспроста пользовалась именно набедренной кобурой. — Она выдуманный персонаж и пользовалась таким арсеналом, что тебе за всю жизнь не освоить, — Мел, наконец, застегнул все ремни и, чувствуя превосходство победителя в этой перепалке, вздернул подбородок, — Сосредоточься. Возможно, копы это прикрытие, и кто-то из них в деле. Нужно разобраться. Этот местный воротила, разумеется, не знал о том, что к нему приехали разбираться, и Кайл очень надеялся, что авторитета Романа и опыта Мел по части переговоров окажется достаточно для благополучного исхода. В конце концов, никто ведь не знал и о том, что братья безоружны — не считая «глок», который притаился у Мел на бедре — и только вдвоём — не считая Кайла. Ближе к вечеру Блэйк выруливал по пустеющим, депрессивным окраинам мучительно умирающего города и ему было все больше не по себе. Навигатор без проблем привел к нужному адресу, но едва он завидел кружащих поблизости парней, сразу понял и оценил иронию положения, в котором они оказались. Роман тоже заметно напрягся, когда люди двинулись в их сторону. Цепкий взгляд забегал по фигурам, высматривая стволы. Кайл притормозил, но на всякий случай не стал глушить мотор. — Они же знают, кто вы такие, верно? — Откуда им знать, ты сам-то много знал о тех, кто стоял над твоим дельцом и выше? Когда Мел хотел было уже выйти из машины, Роман преградил ему путь протянутой назад рукой. — Не похожи на охрану. Посиди пока, попробую дозвониться Перри. — С тем, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие: к нам едет ревизор, — вздохнул Мел, тем не менее позволяя брату сделать по-своему. Но неожиданность обернулась против них. Трубку никто не поднял. Кайл понадеялся, Роман вот-вот скажет: «Делать нечего, — мол, — уезжаем». Вместо этого Мел сказал: — Я не собираюсь ждать здесь до утра, пошли уже. Он хлопнул дверью, покидая машину, Роман ринулся следом, будто тот собрался в одиночку перейти минное поле, Кайл одно долгое мгновение пялился в спины товарищам, не веря до конца, что эти двое реально пошли навстречу явным неприятностям. А затем, как пузырёк воздуха со дна тихого илистого пруда, всплыла ещё одна любимая Мел цитата из бессмертной классики, и Кайл торопливо заглушил додж. «Безумству храбрых поем мы песню», — подумал он, выходя из машины. Свора была разномастной: черные, белые и латиносы, совсем зеленые и постарше, здоровые и помельче. Кайл заметил мелькнувшую в руках биту, у некоторых тускло поблескивали кастеты. Ничем серьезным не вооружены, толком не организованы, опасны скорее количеством и злобой, но это немало его напрягло. Он пытался казаться уверенным под стать братьям — получалось так себе убедительно. — Заблудились? — спросил кто-то из толпы. — Работаете на Перри? — одновременно с ним спросил Мел. — Кто такие? — выкрикнул низкий пучеглазый парнишка. Мел ответил, не взглянув на него даже мельком: — Не твоего ума дело, доложи боссу или съебывай с дороги. Единственное, о чем Кайл пожалел позже, так это о том, что показал свой страх, пока сбиваясь в цифрах, пытался сосчитать людей, что медленно, но неотвратимо их окружали. Ничего они докладывать не собирались. Это понял и Роман, потому что здоровяк предупредительно оттеснил их с Мел к себе за спину, от чего к адреналину в крови примешалась капля шального удовольствия. Возбужденный гул нарастал и кольцо почти замкнулось. Еще пара секунд и невнятное гудение превратилось в крики и оскорбления. Двое перед Романом несколько раз протянули к нему руки, пока что не для ударов, но для провокационных унизительных тычков. А потом это просто началось. Один самый борзый сцепился с Романом, пока второй с крикливой подначки «давай, Райно!» бульдозером ринулся вперед. Выстоять против такого Блэйк и не надеялся, но закрыл собой Мел не задумываясь. Доля мгновения — Райно врезался в него так, что Кайл едва не кувыркнувшись отлетел в дорожное ограждение, после чего его сразу вздернуло и грохнуло спиной о бордюр. От резкой боли он не смог вздохнуть и запаниковал задыхаясь. Наверное, дальше следовало ожидать удар ногой по голове и титры. Но вместо них раздался выстрел. Райно всей своей тушей повалился рядом на асфальт, с криком хватаясь за пробитое колено. — Вот уёбок, — злой, как сто чертей, Мел сказал это по-русски, однако, Кайл прекрасно его понял. Он вообще отлично понимал русский мат, а характерный запах жженого пороха ворвался в ноздри с первым жадным вздохом. Услышав выстрел, толпа разбежалась, мигом растеряв желание продолжать разборки с чужаками. Некоторые, правда, остались наблюдать, выкрикивая проклятия на почтительном расстоянии, но дела до них не было уже никому. — Не отходи от него, — бросил Роман, имея в виду Кайла, прежде чем с пинками поднять Райно за шкирку. Его собственный в этой драке оппонент харкал кровью тут же неподалёку. — О себе лучше думай, — напомнил Мел и, забив на свое чистоплюйство, плюхнулся коленями в пыль и грязь обочины, чтобы оценить насколько у Блэйка всё плохо. Напротив через дорогу стоял унылый бетонный забор, обтянутый поверху петлями колючей проволоки. На ржавеющих железных воротах болталась на цепи табличка «частная собственность». Камера наблюдения, словно птица на тонкой ноге, осматривала пятачок перед входом. Понукаемый и скулящий Райно кое-как допрыгал туда, стараясь беречь простреленную ногу, и хотя бедолаге и так уже хватило, это не помешало Роману с наслаждением впечатать его в рольставни. Ибо нехуй. Просто нехуй. Может, если бы там был звонок, Роман сообщил о своем визите иначе? Превозмогая боль в помятых ребрах, Кайл с помощью Мел поднялся на ноги. Теряя связь с реальностью, смотрел, как отражаются в дорожном обзорном зеркале их подпирающие друг друга темная и светлая макушки. Роман тем временем принес воду и аптечку из машины. — Нос разбит, но не сломан, — утешил он, наскоро осмотрев лицо. В аптечке нашлись пластырь и несколько гипотермических пакетов, один из которых Кайл приложил к переносице, чтобы остановить кровь. Примерно в тот же момент из-за железных ворот под галдеж недобитой компании появились люди посерьезней. Завидев их, братья обменялись быстрыми взглядами, смысл которых остался для Кайла загадкой, поэтому он насторожился просто на всякий случай. Мел успокоил его, шепнув на ухо: — Не переживай, вот эти уже точно знают, кто мы такие. Его слова не очень помогли. На чужой территории со всех сторон сочилось угрожающее гудение и шепотки. Они проникали в уши, нервируя, как полет осы над головой. И Кайл каждую секунду ждал какой-нибудь новой, внезапной херни, до тех пор, пока их не сопроводили к главному. Перри, лысеющий, пузатый мужчина, суетился в своем пыльном кабинете, стены которого изрезали полосы проникающего сквозь жалюзи света. Путаясь в объяснениях, он принялся оправдываться за все и сразу. Кайл терял нить повествования, отвлекаясь на кровоточащий нос, но отказывался от в тысячный раз предложенного кресла, виски, влажного полотенца и далее по списку. Перри не открещивался от связи с местным хулиганьем, бесконечно извинялся за недоразумение, затем жаловался на нехватку толковых людей и оружия, на теснящих его конкурентов, и длилось это достаточно долго для того, чтобы раздраконенный Роман устал от бессмысленного для себя потока информации. Перри пришлось проглотить брошенное ему раздраженное до нельзя «заткнись», от неожиданности которого взбодрился даже Кайл. А Роман терпеливо, словно обращался к не самому одаренному ребенку, стал объяснять незадачливому, что ему не раз уже предлагали протекцию, и только в этом случае упомянутые трудности могли бы стать его, Романа, проблемами. Однако, Перри хотел независимости, хотел регулировать тарифы и размер трафика под себя. Соответственно, и с дерьмом, как большой, он разберется тоже сам, потому что Роману плевать, успел он продать партию или нет, за пропавшее придется как-то расплатиться, ведь иначе… От этого без особых эмоций произнесенного «иначе» Перри нервно скомкал бумажный платок, которым все это время утирал потеющий лоб и шею, но и это было еще не всё, Роман добавил: — А за то, что по твоей тупости пострадал мой человек, заплатишь на тридцать процентов больше. Кайл давно уже понял: когда речь шла о деле, Роман не был помешан на контроле, как младший брат или их отец, но его всерьез заботила справедливость и какое-никакое благополучие тех, за кого он отвечал. К слову, ответственность эта проистекала даже не из личной симпатии, скорее из чувства долга, и в этом смысле Роман был чертовски старомоден. — Послушай, при всём уважении, это огромные деньги, — возразил Перри. И даже Кайл был с ним согласен, потому что, по своему собственному о себе же мнению, не имел какой-то особой ценности. Но Роман сложил руки на груди, склонил голову к плечу, и взгляд его стал прямым и тяжёлым как рельс. Несмотря на обманчивую флегматичность натуры и ленцу в движениях, его непрошибаемая уверенность в словах не нуждалась. Поэтому Перри проиграл сначала в гляделки, а затем, пока он бегал глазами по обстановке, его окончательно дожали отсутствие выбора и самая гнетущая тишина, какую Кайлу доводилось слышать. — Ладно, тридцать процентов сверху, — согласился он, сдавшись. — Вот и славно, — сказал Роман с одобрительным кивком, но тем самым повелительным тоном, от которого у Кайла в детстве колени тряслись. Почему-то тогда он был уверен, что знает какого рода и масштаба пиздец можно было разбудить непослушанием, если Роману надоедало страдать хернёй. Мел восседал на предложенном стуле, как на коне, повернув его спинкой вперед. Всё, что он делал, это молча, с откровенно злорадной улыбкой наблюдал за ситуацией и, казалось, был доволен, но вовсе не тем, что Роман быстренько порешал проблемы. Сейчас, когда драка, адреналиновая сумятица и сомнения в том, кто тут хозяин положения остались позади, Кайл, во-первых, успокоился, а во-вторых, рассмотрел то, чего никогда прежде не видел. Мел был доволен Романом в принципе. — В остальном решай сам, продолжаешь работать с нами или начинаешь работать на нас. Но мой тебе совет, если собрался мутить что-то за моей спиной или чувствуешь, что не тянешь, просто верни бабки, и мы попрощаемся. Не хочу рисковать товаром снова и уж тем более возвращаться. Все, что решишь, сообщишь утром, какими-то прочими соображениями делиться не стоит. И да, следующая партия, по полной предоплате. — Роман задумался на секунду, все ли он сказал, что собирался, но, не припомнив ничего важного, подытожил встречу коротким — Бывай. Кайл и не думал, что разговор окажется таким быстрым. Не то чтобы он ждал засад, погонь и перестрелок, как в боевиках, просто точно не считал, что ради подобного стоило тащиться в Детройт и вдобавок получать по шее. Но шагая подле Романа обратно к машине, он выразил свою признательность, протянув кулак, в который здоровяк ткнул своим. — Мой мужик, — осклабился Кайл, показывая не столько благодарность за маленькую тридцати процентную месть и заступничество, сколько свое давнее детское восхищение тем, как легко и естественно Роман брал всё в свои руки, — Прекращай быть таким крутым, не то могу и возбудиться. Роман, чьё раздражение заметно стихло, на шутку ответил сдержанным смехом и словами «как скажешь, дорогая». А вот Мел уже переключился обратно на проблемы и задачи, потому вышагивал впереди, погруженный в раздумья. — Ты видел? Нет, ты видел? — бурчал он, садясь в машину, и хлопнул дверью так, что Кайлу захотелось дать ему за это подзатыльник, — Как будто нарочно старается все похерить и делает вид, что не замечает, как борзеют мудаки вроде Перри. Роман на это пожал плечами, словно был не слишком удивлен: — Не такой он человек, чтобы просто что-то «похерить». — С ним блин явно не чисто, — подытожил Мел, нервно кусая губы. И обратно до гостиницы они ехали в тяжелом молчании. После, маясь с кровоточащим носом, Кайл отсиживался в номере, пока всем было как-то не до него. Уже за полночь Мел пришел к нему сам, с ватными шариками и завернутым в гостиничное полотенце льдом. При попытке сменить тампон, из потревоженного носа хлынуло по-новой и почему-то гораздо сильнее, чем это было сразу после драки. Кайл чувствовал, как горячая кровь попадает в рот, заливает подбородок и стекает потом по шее, пропитывая футболку и постельное бельё, но ничего не предпринимал, потому что Мел, будто завороженный зрелищем, не спешил её останавливать, глубоко о чем-то задумавшись, лишь утирал тыльной стороной ладоней, размазывая красное по их коже и собственной одежде. В конце концов, он, конечно, остановил кровь и велел приложить лёд. Измотанные дорогой и тяжелым днём, они так и уснули в кровати, где единственная подушка стала мокрой от растаявшего льда, а их руки и лица были перепачканы в крови, словно они растерзали и сожрали кого-то заживо.***
— Да, готов выезжать. Да. Полчаса. Да какая тебе разница, где я? Кайл с трудом разлепил веки и поморщился, сфокусировавшись на часах. Ох! Гребаные шесть утра! И Роман впридачу. Не человек, а машина. Кровать скрипнула прогнувшись. Мел отложил мобильник и тяжко вздохнул, не иначе как договариваясь с самим собой о том, что нужно встать и как-то прожить этот день. Кайл зевнул во весь рот, потянувшись. Сейчас Мел и ему скажет подниматься и поторапливаться. — Есть разговор, — сказал он вместо этого, а Кайл так и замер с открытым ртом. Вот оно. Прерванный на Брайтон Бич разговор готов был возобновиться без лишних вступлений и напоминаний, да ещё и в условиях острой нехватки времени. Блэйк нашарил на тумбочке сигареты и прикурил. — Так для чего конкретно я тебе понадобился? — спросил он, переходя к сути. Мел весь в бурых пятнах засохшей крови, уселся перед ним поудобней: — Мне нужно, чтобы ты стал следить за отцом. Телефон, компьютер, перемещения, каждое слово, всё. Для тебя это будет не сложно, и главное безопасно. Кайл неуверенно тронул заклеенную пластырем переносицу. — Слушай, если ты это из-за вчерашнего, то не стоит переживать, я… Мел прервал его отрицательным взмахом руки. — Сейчас это главная задача, нужно поторопиться, но у меня совсем нет времени. Никому другому, кроме тебя, я это не доверю. Кайл промолчал. Он был польщен, но будто всё ещё немного сомневался. Заметив это, Мел пришлось расщедриться на объяснения: — Я планировал закончить подготовку к следующему году, вопрос упирался в деньги и достоверную информацию. С деньгами всё более-менее улажено. Мне нужно наверняка знать, что он скрывает после тюрьмы. Не хотелось бы неприятных сюрпризов и напрасных усилий. Кайл внимательно выслушал, затем прикончил сигарету тремя глубокими затяжками и щелчком отправил окурок в полет. — Я могу попытаться влезть в его устройства, но это будет разовая акция, если я ломану защиту, он об этом узнает. У вас наверняка неплохой инфосек. А я все же не Нео, я простой самоучка. — Ломать не вариант, — кивнул Мел. — У меня в заначке есть один софт, который, при определенной доработке, сможет нам помочь. Но есть два нюанса. Первый — сейчас эта программа размером с коня. Вес должен быть не больше мегабайта, тогда появится шанс, что никто ничего не заметит. Второй нюанс — кто-то всё равно должен будет лично ввести код программы в один из компов сети. — И что это даст? — Как только программа окажется внутри, она активируется и станет для нас средством удаленного доступа. Я смогу шпионить или использовать эту лазейку, как тебе будет угодно. — Хорошо. Это долго? — Пока не знаю, но время определённо понадобится. Думаешь, Роман не заметит, если я вдруг стану слишком занят в нашем путешествии? — Ты слышал наказ отца? Пусть Роман разруливает проблемы, я же только помогаю, а ты и вовсе здесь быть не должен. Кайл вернул другу заговорщицкую улыбку. Ну как можно было хоть на секунду подумать, что Мел подчинился и отошел в сторонку.***
Их стиль общения на людях — какое-то странное пассивно-агрессивное сюсюканье. Мел вечно путает флирт и хамство. А Кайл готов всех в этом мире звать детками, крошками и тому подобным. Удивительным казалось, насколько уместно и адекватно все эти фамильярности звучали из его рта, в зависимости от градуса шутливости. Нужно ведь быть полным кретином, чтобы называть деткой, например, Романа. Мел не сумел бы повторить такой трюк. Ну а Кайлу это отлично удавалось, и он едва ли мог измениться. Он щурился, скалился, подкидывал в топку еще больше шутливых выходок, а пушистый лисий хвост вилял в нетерпении. И несмотря на карикатурность этих действий, у него получалось круто. Задорно так, с огоньком и манящей хитринкой. Ему шло все это шитое белыми нитками плутовство. Мел обычно в ответ только глаза подкатывал, но внутри чувствовал слабость. Всё это обаяние срабатывало на нём, дай Бог, если процентов на десять, но он скорее прострелил бы себе голову, чем признался, что где-то очень глубоко в душе ему доставляет. Мел наблюдал за Кайлом на заправках, в придорожных кафе и отелях, где он распылялся перед каждой симпатичной работницей. Только назвать неприятное чувство ревностью у него бы язык не повернулся. Глупый флирт вхолостую. Спроси, нахрена он это делает — скажет, что у него стратегия общения такая. Видеть это стратегическое заигрывание — то ещё удовольствие, но Мел лишь вздыхал, подавляя раздражение. Сам он никогда не умел брать людей в оборот лаской и смекалкой. Ему проще ствол ко лбу приставить. Да и приятней, чего уж скрывать. И ещё Мел соврал, когда сказал, что у него было недостаточно людей для слежки за Кайлом. В плане количества, людей у него было столько, что, при желании, можно за пачкой таких следить круглосуточно. Другое дело — отвечать на неудобные вопросы подчиненных, в чем, так сказать, цель миссии. Да и вообще, выводить на радары человека, которого, наоборот, хотел бы припрятать совсем не умно. Он действовал руками наемных сыщиков и то лишь время от времени, просто чтобы не терять. Поэтому, несмотря на такое вот сталкерство, в биографии друга было много слепых пятен. Одно из таких — Бруклин. Три парня в условиях дальней дороги и замкнутого пространства; разговор неизбежно зашел о женщинах. Роман, усомнившийся было в том, что Кайл имеет успех у дам, хмыкнул, рассматривая фото на экране чужого телефона, и лицо его выражало молчаливое одобрение. Наверное, именно поэтому внешняя сторона игры в отношения с кем-то, вроде неё, была такой приятной. — Объясни мне только, что такие, как она, находят в таких, как ты? — недоумевал Роман, протягивая телефон Мел, надо полагать, чтобы тот тоже заценил трофейное фото. Кайл лишь загадочно и показушно осклабился, но отвечать не стал. Везунчик по жизни, практически всё получал за бесценок и сам не понимал, чем же так хорош. Мел взял телефон из рук брата. Всё на самом деле было просто: людей привлекает то, что делается для удовольствия и без обязательств, ведь отрываться прикольно, а нести ответственность не очень. Ну а его дражайший друг пятьдесят на пятьдесят состоит из сладкого кайфа и горького тлена. — Мне она не нравится, — сказал Мел, хотя собирался промолчать. Что за ебучее клише: красный мустанг и породистая блондинка с красными губами, это дерьмо выдается в комплекте? — Не в твоем вкусе? — поинтересовался Роман, так умело спрятав насмешку, что и не прикопаешься. — Детка, не волнуйся, я не собираюсь жениться, — со смешком заверил Кайл, стараясь поймать его взгляд в зеркале заднего вида, благо дорога, по которой они ехали, на многие мили вперед была просто прямой. Мел пробормотал под нос тихое «да мне-то что?» и отвернулся к окну, сжимая чужой телефон в ладони. Если оценивать людей поверхностно, не вдаваясь ни в какие детали и подробности, Роман прав, она слишком хороша для Кайла. Но, Боже правый, Мел настолько его любил, что будь она хоть королевских кровей, хоть аки ангел с небес спустилась к нему прямо в объятия, это совершенно ничего не меняло. И ещё Мел не был дураком. Что бы там ни говорил Кайл, он до последнего нуждался в её компании. Да и у неё реально ноль причин размениваться на сомнительные интрижки с бедовым двадцатилеткой. Вот теперь он ощутил укол ревности. Мел с раздражением отмечал, как повзрослевший Кайл изменился. Некоторые прежние задатки развились в ключевые черты характера. Увы, то были не лучшие задатки. И этот новый Кайл гораздо лучше знаком Бруклин, а не ему. Прежний Кайл это пузыри жевательной резинки с химозным ментолом. Мультяшная абсурдность поведения под мелодии восьмибитных плагинов из олдскульных игр на приставку, это хештег йоло, которым можно было маркировать каждый его поступок. Повзрослевший Кайл это всё то же самое, плюс тоска и агрессия, нашедшие выход в саморазрушении, опасных для жизни и здоровья выходках. Этот немного незнакомый Кайл совсем не любил заморачиваться, все делал по-быстрому: быстрая еда, быстрые дела, быстрый секс. Потому что ему лень тратить силы, если под рукой есть решение проще. Он даже счастья хотел, не сходя с места, достал из кармана, кинул под язык и наслаждайся жизнью. Еще пара-тройка лет и вместо друга детства Мел рисковал разыскать конченого наркомана. У этого Кайла поддельное водительское удостоверение и космические суммы выплат по штрафам. Он любит погонять и, кажется, не до конца осознает, где заканчивается Need for speed и начинается реальность. Только вот, когда он управляет машиной, это почему-то завораживает даже больше скорости, на которой он носится, как долбанутый. Взять хотя бы то, как небрежно он забрасывает руку на спинку пассажирского сидения, когда сдает назад. Ох, этот жест наверняка заставил ёкнуть ни одно сердечко, как и его дерганая манера хватать рычаг коробки передач, в паре с привычкой никогда не держать руль двумя руками. Затертый от прикосновений, пластырь на переносице у Кайла потемнел от крови из ссадины и его стоило бы сменить на свежий. Бледные синяки из-за разбитого носа залегли под глазами так, словно его эстетично загримировали. Завитки и пряди темных волос беспорядочно падали на лицо. Растянутый ворот темно-зеленого свитера не скрывал острый кадык на осипшей от сигарет глотке. От него постоянно тащит всем этим «горюче-смазочным». Но это, видимо, его американская супер сила — любое дерьмо в его образе выглядит как конфета. Подлецу ведь всё к лицу. Мел вздохнул. Кроме крепкой эмоциональной привязанности, как много общего у них теперь осталось? Дорога гудела под колесами доджа, убаюкивая монотонностью. Роман задремал, натянув капюшон толстовки по самый нос. — Двадцать семь ноль три, — сказал вдруг Кайл. — Что «двадцать семь ноль три»? — раздраженно переспросил Мел. — Пароль от телефона — дата твоего рождения. Смотри, читай, удали её фотки, если надо. Делай, что считаешь нужным, в общем. Если задержаться в этом мгновении, оно поглотит их, как воронка колодца, чье дно рябит маслянистой чернотой. Прыгай со мной, а лучше беги, пока волна, что ты поднял с этого самого дна, не накрыла. — Мне совсем не обязательно контролировать, на что ты там дрочишь одинокими ночами, — возразил Мел, выступая на стороне своей гордости, и протянул телефон обратно хозяину. — Да? А мне кажется, будь у тебя такая возможность, ты бы и под кожу мне влез, — усмехнулся тот, но трубку забрать и не подумал. — Возможно. А ты не такой же? — отбился Мел. — Я хочу сказать, я не против. Если надо — на изнанку вывернусь. Ему столько раз говорили о том, какой он невыносимый и сколько у него недостатков, что он волей-неволей чувствовал себя обманщиком каждый раз, когда кто-то подбирался близко. Мел казалось, он обманывает добрые намерения людей, сваливая себя им на голову. Может, он и правда был дурным, по крайней мере, его успешно в этом убедили, и все же совесть заставляла быть честным. Он отдалялся от окружающих и чувствовал себя уже не таким скверным. А потом судьба свела его с Кайлом, и быстрая, шальная тройка слепой страсти рванула в рай, топча на своём пути всё без разбора. Был ли он ему таким хорошим другом? Это вряд ли. Но он ценил его очень высоко, их дружба была на втором месте после борьбы за право быть первым. И он любил его, как умел. Он правда вот так искренне любил. — Это какой-то новый уровень токсичности. — Невозможно любить исключительно этичные и политкорректные вещи, — утешил Кайл.***
Nothing But Thieves — Neon brother
У Лео всё сегодня сыпалось из рук. В их логове, семье, команде царили разброд и шатание. И он в общем-то сам же это допустил, а братья мигом подхватили. Дон отходил тяжело. Спрашивать с него было бы издевательством, поэтому Лео оставил его в полном покое. Дон, однако, воспринимал слово «покой» по-своему. Майки тоже как будто бы сам не свой крутился по близости весь день, и каким-то неведомым образом испарился под вечер. Раздраженный своими тревогами и ожиданием дальнейших шагов Караи, Лео упускал всё. Отвлёкся на Донни — прозевал Майки, попытался найти Майки — недоглядел за Донни. И в итоге Майки нет, а Дон, которого Лео весь день уговаривал просто отдохнуть, ещё пару минут назад вяло колдовал над своими склянками и пробирками, а теперь спал прямо за столом, сложив тяжелую голову на локти. — Эй, — тихо позвал Лео, заглянув в лабораторию, но брат оставался неподвижен. — Донни, — подойдя ближе, Лео легонько потряс его за плечо и лишь тогда добился своего. Донателло открыл мутные, чуть красные глаза, завидев Лео, оторвал голову от стола и, пряча зевок за тыльной стороной ладони, сел прямо. Стойкий оловянный солдатик. — Что-то случилось? — спросил он преувеличенно бодро, на что Лео отрицательно качнул головой. — Иди, досыпай. Дон подзавис на долю секунды, пару раз моргнул, как показалось Лео, вполне осмысленно, а затем, вдруг улыбнувшись, ответил: — Хлорид калия нужно досыпать только после полного растворения аммиачной селитры. — Ясно, — кивнул Лео. Ситуация немного смешила и раздражала одновременно. Лео потянул Дона на себя. Тот послушно встал и даже пошел следом, свободной рукой потирая заспанные глаза. — Прости, — сказал он через новый зевок, — я, похоже, неправильно тебя понял. Лео лишь хмыкнул в ответ. Хлорид, блин, калия. Завтра это будет повод для шутки. Но сейчас… — Куда мы идём? … сейчас Лео готов был его придушить. — В комнату. Или ты думаешь, я реально тащу тебя что-то куда-то досыпать? Что ты вообще думал я имею в виду? Дон, идем досыпать уголь в вагонетки? Скорее просыпайся, надо досыпать сахар в чай? Дон не ответил, вот теперь он, кажется, действительно проснулся и соображает. — Может, скажешь мне, в чем необходимость так убиваться? — спросил Лео, распахнув перед братом дверь его комнаты. — Работа, Лео, мне нужно работать, — сказал Дон, прошагав мимо него до кровати, и увалился на неё с тяжелым вздохом-стоном. Вопросы тут же поубавились. И хотя аргумент был железным, а Лео, как и всегда, предпочел не влазить с поучениями туда, где его полномочия заканчивались, в этот раз он почувствовал неприятный привкус фальши. Дон, разумеется, не все делал ради заработка. Деньги это нечто пусть и необходимое, но все же не главное. С Доном случалось и раньше. Он вдруг погружался в какие-то свои тёмные воды. Мрачнел, замыкался, ссылаясь на занятость и работу, но ища в этом отвлечение, не мог побороть сковывающую заторможенность, сонную апатию. Лео знал и понимал, поэтому просто помог брату укрыться; Дон мог и сам, но Лео хотелось что-то для него сделать. По этой же причине он задержался, усевшись на край постели. — Если это транквилизатор так повлиял, я ей устрою, — пробурчал он, погладив Дона по руке, но тот пропустил всё мимо ушей. Транквилизатор мог стать разве что последней каплей. — Лео, — сказал Дон, блуждая взглядом по потолку, — а что, если всё и правда гораздо проще? Что если она права? — Мы всё выясним, — заверил Лео, — но сначала выкарабкивайся. Решимость прошлого дня подтачивали сомнения. Караи с её неясными планами и сладкими посылами вызывала всё больше подозрений. Всё меньше доверия Лео чувствовал к самому себе. А сердце вчера ещё скованное железными обручами, изнывало болью и нежностью, стоило только взглянуть на Донателло в минуты его редкой слабости. Караи сказала то, что для неё было очевидно и то, о чём все они в тайне думали хотя бы раз. Но отдача этих слов внезапно шарахнула по Донни. — Майки оглохнуть хочет? Зачем так громко? — Дон поморщился от назойливой рекламной музыки, что даже в его комнате звучала отчетливо, и Лео не стал объяснять, что накрученная громкость телевизора обманный манёвр, а младшего и след простыл. К тому же нужно было не заметить блеснувшую в тусклом свете слезу и муку в голосе. — Пойду, выключу телек, — сказал он, стараясь быть тактичным. Свои чувства и воспоминания о Рафаэле Донни будто бы в музыкальной шкатулке хранил. Потому боялся открыть её лишний раз, чтобы не привлекать внимание и жалость звучащей в тишине грустной мелодией. Такой простой и грустной мелодией. — Лео, — позвал Дон, прежде, чем тот успел прикрыть за собой дверь, и Леонардо остановился на пороге, ожидая, что скажет брат. — Возвращайся ко мне, — попросил он и зачем-то добавил, — Пожалуйста. Каждому иногда нужно время наедине с собой и своими голыми эмоциями. Но никто не должен быть одинок в горести и печали. Дон был его верным проводником и опорой в худшие дни, пекся с ним в аду до конца, уже только поэтому Лео никогда бы не отвернулся от его боли. — Конечно, — ответил он, в полной готовности сделать всё, что потребуется и вышел, стараясь не думать о легкой двусмысленности сказанных слов. Беспорядок в гостиной охотно перетянул его мысли на себя. Пульт от телевизора затерялся где-то среди хаоса, или же Майки специально припрятал его, чтобы отвлечь на поиски и выиграть время, в случае если б Лео хватился его сразу же. Дозваниваться до него сейчас бесполезно. Да Лео и без того примерно догадывался, куда Майки понесло на ночь глядя. Со вздохами и ворчанием в адрес младшего, он принялся складывать разворошенные после совместной ночевки пледы и подушки, когда его занятие прервал звук входящего сообщения. «Проверил гостевую спальню — ничего странного не обнаружил. Во всей квартире тоже», — написал Кейси. Лео нахмурился, вглядываясь в экран, но смысл был предельно ясен: Кейси не нашел следов постороннего присутствия в своем доме. Значит всё, что там было, не имеет никакого отношения к настоящему. Сложное неназываемое чувство разлилось по телу: обернулось слабостью в ногах, жаром невнятной досады в груди, но лёгкостью в голове, ибо вина, о которой он не думал, но чувствовал перед Доном, чуть отлегла. Достаточно слабое оправдание собственным поступкам, но другого у него не было. Это и есть то, о чем он просил, тот самый знак свыше? Он опустился на диван, желая размотать путаницу своих мыслей на этот счёт, и в бедро врезалось что-то твёрдое. Пульт. Леонардо с раздражением достал вещицу из-под себя и собрался уже вырубить надоедливый телевизор, как вдруг — второй претендент вечера на знак свыше — реклама сменилась до боли знакомой заставкой пятничного шоу wwe. «А ведь точно, начало седьмого», — подумал Лео, проверив время. Синий бренд, красный бренд. Ро и Смекдаун. К концу лета он возненавидел реслинг. Его тошнило от однообразия сюжетов, от гиммиков, грязных приемов и липовых драк. Но он с упорством барана проутюжил все выпуски, за всю историю промоушена, где в карде указывались те самые два бойца, за чьим боем они с Рафом скоротали вечер в неизвестной точке времени и пространства. Этого боя, так же как и ночи в квартире у Кейси, просто не было в реальности, Лео его так и не нашел. Ложный след и бессмысленный поиск. Всё что было, случилось не здесь, не взаправду. А здесь у него был брат, который в эту самую секунду отчаянно в нём нуждался. Здесь у него было чувство неизбывной благодарности и долга, была преданность, которая тянула его в комнату Дона. Лео с нетерпеливой нервозностью переводил взгляд с экрана телефона на экран телевизора и обратно; пора было заканчивать с этим дурдомом. Но он никак не решался выключить. Еще минута. И ещё. Его удерживало смутно знакомое начало шоу. Нет, пока даже не узнавание, а только лишь его предвосхищение. Он сомневался, пытаясь уличить себя в выдумках и выдаче желаемого за действительное, но не мог не смотреть. Тот выпуск, тот бой… Лео замер в предвкушении неоспоримых доказательств. Момент, с наступлением которого останется лишь схватиться за голову. Я видел! Я знаю! Рассеянное на миллион забот внимание сфокусировалось на двадцати семи дюймах плазмы, удерживаясь там всё крепче. На ринге сцепились два здоровенных мужика, чьи стероидные мышцы от масла блестели в свете софит ярче солнца. Вот они старательно делают вид, что бьют друг друга в лицо, а потом, повалившись на канвас, так же усердно стали изображать борьбу. «Парная йога», — вспоминает Лео, именно так он подумал, глядя на рестлеров именно в этом нелепом положении. А Раф на фоне объяснял, почему такой спорт не вызывает у него пренебрежения. И вот же он, тот самый финишер, который они с Рафом от нечего делать попытались повторить, и Лео потянул лодыжку. «Как это может быть?» — думает он, не способный осознать, что так и не прикрутил громкость телевизора и обещание вскоре вернуться к Дону затягивалось уже на третью четверть часа. Бой на экране похож на сотни таких же, попробуй, различи. Но Лео различает. Он припоминает каждую деталь матча, посмотреть который он мог бы разве что переместившись в будущее. Да к тому же не своё. «Как такое может быть?» — думает он заевшую мысль и остаётся глух к всхлипам из недр логова.Если ты заглянешь мне в грудь,
То увидишь, как там бьются два сердца,
Потерявшие синхронность.
Одним сердцем я верю, другим смиряюсь,
Которое возьмешь ты?
…
Ты видишь нечто реальное или просто какое-то отражение,
Смотрящее на тебя?
Есть удар и есть поцелуй и я пытаюсь вспомнить,
Что из этого правда?
…
Я слышал, как мой брат кричит,
Я слышал, как мой брат кричит,
С самого начала, мы были одним целым,
Я слышал, как мой брат кричит.
© Nothing but thieves — neon brother