Болотное пламя

Дверь захлопнулась, заставляя их обоих вздрогнуть. Они остались в одиночестве и в полной тишине темного помещения. Прикованный к допросному креслу брюнет, практически юноша, держа в руках игрушку, и стоящий напротив него молодой мужчина. И у каждого было, что вспомнить друг о друге. Ведь когда-то их пути не единожды пересеклись. Но никто из них не спешил начать разговор. Джон был обескуражен и просто устал от этой череды бесконечной боли и допросов. Райан впервые не знал, с чего начать. А у него на все есть не более суток. — Смотри, куда идешь, смерд, — презрительно бросает мужчина, смотря на чуть не задавленного конями его повозки парня, лет тринадцати, из которой на него снисходительно смотрела женщина, держащая на руках сына. Черноволосого мальчишку лет семи. Райан зло смотрит на них, и не произносит ни слова извинения., закрывая собой чуть не пострадавших сирот, как и он. Но в ответ получает кнутом по лицу, едва не лишается глаза. И богатая семья уезжает, а от сирот, таких же, как и он, получает лишь поток грязи и обвинений в лицо. Он — странный? Ему пятнадцать, и они сталкиваются снова, на просторах городских улиц. Это тот же мальчишка, но уже подросший за два года. И уже без родителей. Тот попал в неприятности, а Райан… Он просто надеялся встретить ту, что оставила на его щеке ожог. Но её не было и в городе. Мальчишка потерялся, это явно. А еще он совершенно не умеет драться. Вмешательство… Кажется, этот девятилетний аристократ был первым, кто его не боялся. Но боялись другие. И вместо благодарности за спасение жизни наследника — тюрьма. За убийство. А после опека Церкви. Он им зачем-то нужен? Еще три года спустя. Он — ученик настоятеля, подающий большие надежды. Только Элис так и не нашлась, и о ней даже никто и не слышал. Даже среди инквизиторов. Надежда таяла. Райан почти смирился с тем, что никогда не найдет её и не отдаст ту заколку-оберег, которую хотел тогда подарить, но не успел. Семья Фолл не ходит на исповеди и мессы. Но наставник явно что-то знает. И не говорит. Он встречает его у фонтана. Двенадцатилетнего мальчишку, что пытается найти какие-то детали, не отходя далеко от главной площади, чтобы вновь не потеряться. Взрослых нет, и Форс снисходительно усмехается. До того момента, как видит, как Джон собирает марионетку и устраивает целое шоу для детей помладше. И взрослые снисходительно улыбаются, пряча одобрительные взгляды. Кажется, он не так уж и плох. Блондин даже любуется тем, что тот делает, и, натянув капюшон поглубже, проходит мимо, чтобы оставить несколько монет. Даже если мальчишке они не нужны, это единственное, чем он может оказать свое восхищение его талантом. Райан не следит за новостями, и потому не слишком в курсе о том, что Фоллы зарвались, и их начинает ненавидеть весь город. Он не в курсе о том, что у них появляется еще один сын. Как и о том, что в город они лично больше не ездят. Он учится и перенимает обязанности настоятеля. Пытается заработать себе репутацию, и постепенно у него это получается. Лишь раз выехав на сутки в лес, чтобы отдохнуть от суеты, и вспомнить прошлое, он натыкается на камне у ручья на юношу, что играет на скрипке. Он не заговаривает с ним, лишь молча стоит под деревом, вслушиваясь в мелодию, от которой болит душа. Они не видят лиц друг друга, но отчего-то им кажется, что они давно знакомы. «Судьба слишком часто сталкивала нас вместе, » — думает Райан, глядя на изможденное лицо юноши и неспешно присаживается на стоящий рядом стул. Тишина становится почти давящей. И он наконец нарушает её. — Расскажешь, как все было? — спокойным голосом поинтересовался блондин, и Джон вздрогнул. Голос хриплый и тихий, но четкий, как у человека, что большую часть жизни молчал. И горько кривит губы, отводя взгляд. — А мы мне поверите? — Я обещаю выслушать. До конца. Верить или нет… Дело подведения итогов. — отозвался Райан. И комната вновь погрузилась в тишину. Фолл опустил взгляд на куклу в своих руках, принимая решение. Он не знал, можно ли доверять этому человеку. Не знал его должности, ведь одежда ему еще ни о чем не говорила. Ни его имени. Лишь помнил несколько мимолетных встреч в детстве. Решение давалось с трудом. — Я… Я не убивал их и не устраивал пожар. Я не знаю, что точно произошло. Все словно в тумане. — тихо начал Джон, все еще не поднимая взгляда. Пальцы судорожно сжимали марионетку. — Мы праздновали мою помолвку, был простой семейный вечер. Я хотел зажечь свечи, в комнате было очень темно, камина не хватало. Райан слушал его, не прерывая. И внимательно следил за движениями и мимикой, хотя и без того чувствовал — юноша не лжет. Может, в чем-то преувеличивает или упускает ненамеренно детали, но не лжет. И это подкупало. Хоть тот наверное не задумывался над тем, чтобы таким образом получить себе право на жизнь. Не то было состояние. И Райан это ясно видел. — Что было дальше? — Пламя… Я не успел зажечь, но оно перекинулось на одну из марионеток, которых Сэм использовал в своем спектакле. А после… Горело все. Мы не успевали его потушить. Я только на миг закрыл глаза… А когда открыл, родители… Брат… Уже все было в огне. Я не понимаю, что произошло. Последнее, что я помню, как я пытался спасти Сэма. Как плясала эта чертова ведьма. Как я закрылся в детской. Это… — он дернулся, пытаясь подвести руки к лицу, но не смог. Оковы не позволяли. — Я не убивал их, клянусь! — он резко поднял голову, глядя прямо на Райана, что продолжал сохранять спокойствие. — Ты единственный выживший. Как объяснишь? — Я… Не знаю. До меня просто не успели добраться. Форс кивнул, и в комнате вновь воцарилась продолжительная тишина. Он размышлял, делая выводы. И вставая, направляясь к выходу, задал всего один вопрос. — Кто такая Алиса? — Моя невеста. И та ведьма. Райан вышел, почти сразу сталкиваясь у дверей с молодым инквизитором и главой крыла врачевателей душ. Те выжидающе на него посмотрели. — Форс. — протянул Джек. — Ну что, узнал что-нибудь? — Джек! Ну я же просил! Ему можно помочь? — в глазах старшего из братьев плескалось беспокойство. — Я скажу свои выводы на суде. Но он не одержим. — пожав плечами, произнес Райан. — Можете так и передавать начальству. — и ушел, оставив инквизитора скрипеть зубами от злости, а его брата закатывать глаза к потолку. Кое-что в этом мире не менялось.