SOS

Мукуро на пробу шмыгнул носом и в раздражении поджал губы. Чувствительность пока не вернулась, но дискомфорт от прикосновений Мурены и появляющиеся на коже синяки доставляли неудобства уже сейчас. Парень предельно осторожно потрогал переносицу, буквально самыми кончиками пальцев огладив кожу вокруг пострадавшего участка, но постарался не морщиться и не задействовать нос вообще. Дышать приходилось ртом, отчего невозможно часто пересыхало в горле, а запас воды, увы, был ограничен. Приходилось чаще просто полоскать рот и облизывать губы, отчего внутри разгоралось раздражение от одного только ощущения быстро высыхающей кожи. В стороне послышался стук от падения чего-то тяжёлого, а вслед за этим — неразборчивая (судя по интонации) брань на иностранном языке. Мукуро с интересом покосился в сторону выбитой двери, между делом прощупывая переносицу. Спустя пару мгновений в проёме показался Тэ. В руках у него не было ни пистолета, ни другого оружия, но ладони были сжаты в кулаки. Он уже привычно хмурился, поджимая губы, но в общем-то, был предельно спокоен. Пиранья прошёл внутрь, с коротким резким выдохом — явно прилагая усилия — поднял дверь и прислонил её к проёму, зияющему темнотой. Дождь продолжал моросить почти незаметно, оставляя отвратительную холодную влажность в воздухе и портя видимость почти до нуля. Мурена как-то вопросительно оскалился, оторвавшись от своего занятия. Пока Тэ шлялся по улице по своим делам (Мукуро даже задумываться не хотел о том, что же там Бродяга творил, может, в туалет ходил, а может, обыскивал и прятал трупы), Каваллини атаковал распотрошённый Рокудо сухпай [1]. На портативной горелке наёмник начал разогревать в небольшом котелке (литра на три) консервированный суп — почему-то — на двоих, хотя там запаса и на четверых хватило бы. Тэ, принюхавшись к запахам, чуть сморщил нос и, быстрыми шагами дойдя до своего рюкзака (который Мукуро после посягательств того рыжего охотника наспех снова собрал), достал откуда-то изнутри небольшой полиэтиленовый свёрток, не больше ладони. — Держи, — негромко сказал он, подкидывая свёрток Мурене. Тот ловко поймал его и усмехнулся, даже не пытаясь заглянуть внутрь. — Снова какую-то забористую хрень вырастил? — с едва уловимым любопытством протянул Каваллини, небрежно бросая свёрток на пол около себя. Потом посмотрит, сейчас не до этого. В своё время о «талантах» Пираньи на поприще ботаника ходило много неприятных слухов, мол, толкает травку за патроны, подсыпает в еду, подсаживает, а потом вынуждает покупать. Поговаривали даже, что именно поэтому его Барракуда турнул. Впрочем… Мурена хмыкнул своим мыслям и помешал ложкой варево, облизнул её на пробу, скорчив непонятную гримасу. Слухам верить можно лишь отчасти. Он, например, знал точно, что травку Пиранья выращивать ни в жизнь не станет хотя бы потому, что слишком уж не вписывается в его понятие о правильном. — Соль есть? — Мурена кинул в старого напарника короткий взгляд. Ага, а вот убивать забавы ради — вполне себе вписывалось. И неважно, что выхлёстывали они с ним на пару заражённых, там даже парочку попавших в облаву щелкунов охотников пришили. Пиранья фыркнул, снова усаживаясь на диване. Только, как заметил Рокудо, более расслабленно, чем до этого. Видимо, тогда он предчувствовал неприятности. А относительно тёплое помещение, запах еды и приятный полумрак (свет от горелки был слабым, но всё же был) настраивали на миролюбивый лад даже Бельфегора, что уж говорить о припадочном Тэ, меняющим настроение, ориентируясь непонятно на что. Мукуро поёжился, вспоминая об охотнике. Руки подрагивали — нервное — и не удавалось даже просто сунуть куда-нибудь револьвер. Тэ вяло отозвался на вопрос Каваллини спустя пару мгновений, запрокидывая голову к потолку, голос его был скучающим, даже усталым: — Я травку не выращиваю. Это так, на будущее. — Жаль, — с наигранным сожалением бросил Мурена. Мукуро фыркнул и чуть сморщился. Чувствительность понемногу возвращалась, нос начинал саднить. Суп уже начинал булькать, Мукуро сглатывал слюну, отсиживаясь в своём укромном уголочке, скорее, по инерции продолжая поглаживать кожу над зудящей переносицей. — Почему на двоих? — неуверенно спросил он, в уме задаваясь вопросом, стоило ли вообще открывать рот. Мурена посмотрел в его сторону — ну… голову приподнял — и на короткое мгновение поджал губы, тут же растягивая их в усмешке. — Я что-то смешное сказал? — буркнул Рокудо, дёргая подбородком при очередном глотке слюны. Челюсти сводило от одной только ухмылки Каваллини, что будет, если он начнёт ему угрожать, невзирая на Тэ? Мукуро не тягаться с наёмником, ему охотника с трудом удалось завалить, а те только в кучке сильны. Наёмники же рыба куда крупнее обыкновенного голавля. Мукуро поостерёгся встряхивать головой и нахмурился, про себя раздражённо зашипев. Замечательно, теперь он разговаривает на их жаргоне. Прелестно просто. Пусть и мысленно разговаривает, один хрен. Проникся, видимо, их «аурой убийц». «О чём я только думаю?!» Между тем Мурена вернулся к помешиванию супа и уже разматывал свёрток, разгребая маленькие пакетики с приправами. Он восхищённо присвистнул, потрясая одним таким над огнём, показывая на всеобщее обозрение. — Это ты откуда такое достал, а? Колись, не в горшочке же вырастил? — Каваллини подбросил пакетик с семенами кардамона и ухмыльнулся, глядя на недовольно фыркнувшего Тэ. Тот приоткрыл один глаз и стёк по дивану, вытягивая ноги перед собой. — В горшочке, — Пиранья чуть приподнял съехавший на глаза капюшон. Глаза его лукаво сощурились, в голос закрался едва различимый сарказм. — Или ты думаешь, я заказы только на людей брал? Контрабанда вещь, знаешь, недешёвая, за неё хорошо отваливают, а за такую редкость, — парень указал подбородком на свёрток, — и того жёлтыми платят. — Брешешь, — без энтузиазма вскинулся Мурена. Перепалка выходила, скорее, по инерции, оба её участника перебрасывались репликами словно на автомате, не особо задумываясь о том, что возвращаются куда-то на шесть лет назад. Пиранья пожал плечами, снова закрывая глаза. — Где как, на севере, например, за два жёлтых можно сбыть три пакетика красного перца и один — базилика. Ближе к югу, немногим западнее Хэнгтона — за то же самое отваливают один жёлтый и один красный. Как повезёт. Конечно, всякий не берёт, но что пожирнее — запросто, им только дай пошиковать, — Тэ фыркнул и завозился на диване, устраиваясь поудобнее. — А теперь заткнись и дай мне отдохнуть от своего бубнежа. — Тоже мне, — хмыкнул Мурена, но послушно заткнулся и продолжать кривляния не стал. — Значит, — Мукуро опасливо покосился в сторону шумно вздохнувшего Тэ, отчаявшегося отдохнуть, и перевёл взгляд на огонёк горелки. Внутри поселилось странное чувство, объяснения которому он просто не мог найти, а потому отложил до поры до времени к остальным, требующим осмысления в более подходящей обстановке. — Пиранья не будет? — парень взглянул украдкой на Мурену, уловив, как тот пренебрежительно фыркнул. Он каким-то странным, более весёлым — воодушевлённым даже — тоном затарахтел: — Этот ублюдок, видите ли, на людях не ест. У нас ходили слухи, — Мурена подался вперёд, делая голос более тихим и доверительным, будто делился великой тайной человечества. Диадема в его чёлке опасно накренилась, но так и не выпала, Мукуро не смог оторвать от неё взгляда, — что он вообще в еде не нуждается. Мол, — Каваллини усмехнулся, — зомбяк, — он показательно взмахнул кистью, описывая замысловатые фигуры в воздухе. — Не жрёт, не пьёт, весь плесенью зарос. — Эй, — негромко одёрнул его Тэ, даже не стараясь особо показать своего недовольства. Ему действительно хотелось вздремнуть, чего в присутствии парламентёра и Каваллини, увы, сделать было невозможно. А неприятные темы… Креветке можно. Правда, можно ли Мурене? Можно, наверное, его Бродяга не опасался, всецело доверяя своему звериному чутью. А то, что после его ухода мелкая креветка стала опасной одиночной рыбой… ну что поделать, люди меняются. — Ну что за человек, — возмущённо вздохнул он, натягивая капюшон на лицо, полностью скрывая его от блеклого света огонька горелки. — Молчу-молчу, засранец, — покорно остановился Мурена, даже не глядя в его сторону. Мукуро вскинул брови в удивлении. Такое… послушание. Даже не зная Каваллини больше дня, он мог бы с точностью сказать, что люди, подобные Мурене, признают себе равными далеко не всех, что уж говорить о ком-то над собой. Кто такой Пиранья? — Плесенью? — Мукуро перевёл ошарашенный взгляд на неопределённо фыркнувшего Пиранью. Тот словно не желал ввязываться в «это дерьмо», оставаясь полностью незаинтересованным, отстранённым… Рокудо потрясённо выдыхает, не замечая, как у него весь воздух из лёгких выбило. Не от мира сего. Бродяга вставлять свои ремарки больше не стал, видимо, решив отрешиться от шума. Мурена тоже глянул в сторону бывшего напарника и вернулся к ужину, мало интересуясь его заёбами и причинно-следственными связями. — Типа того, — хмыкнул Бельфегор и с шипением — что-то между довольным и вместе с тем болезненным — снял котелок голыми руками. Мукуро этого и не заметил. — Готово, — провозгласил Мурена, хлопая в ладоши, тут же сунув нос в пакет пайка. Пока он воевал с плотной упаковкой галет, Мукуро уже отливал себе в плошку ужин, натянув на ладони рукава свитера. Делал он это, скорее, на автомате, глубоко уйдя в себя. Пиранья как бы невзначай наблюдал за ним из-под ресниц. Мурена на эти ненавязчивые взгляды бывшего напарника бесшумно усмехнулся и рванул упаковку стилетом, не утруждая себя долгой вознёй с полиэтиленом. — Итадакимас, — хохотнул Бельфегор и принялся хлебать прямо из котелка. Пиранья весело фыркнул, а Мукуро счёл благоразумным промолчать и так же молча приступить к ужину. И даже странная фраза Каваллини и её значения не вызывали былого желания узнать что-то, померкнув перед желанием поскорее набить желудок и приняться за обдумывание навалившейся инфрмации.