Cogito ergo sum

Капризничал август, ох капризничал. За день погода менялась о десятку раз; с утра город утопал в ярких бликах летнего солнца, изумрудом сверкали деревья и зеленные дорожки, будто прошедший ливень, был не бесцветной водой, а яркой краской. Но яркости утра наперекор вновь выползали серые дымчатые тучи, шел проливной дождь, пока балом в изменчивом настроении августовского дня, не начинал править Его Высочество, вольный ветер, наскакивая с Юга, он гнал облака, подмигивая солнцу. Сегодня был воскресный день, поэтому хозяева, отсутствующие те несколько дней, с тех пор, как я очнулся и приходящие после шести вечера, были дома. Смотреть на них было так прекрасно и… завидно. Время его счастья было укрыто вуалью боли и унижения, поэтому казалось, что всё хорошее, что было происходило не с ним и не в этом веке, такими далекими и чужими они казались, но то отчаяние и тоска, что была в нём в несколько дней прошла. Пусть не излечившись до конца, сейчас он видел свет надежды для себя, эти замечательные люди, даже представить себе не могли, что сделали, они дали мне то, чего никогда у меня не было, веру в будущее. — Алекс!— Громкий окрик, произвел на меня эффект лопнувшего шара, от неожиданности я подскочил с подоконника, на котором устроился почитать, а оказалось, что уплыл на волнах своих мыслей. — Идите обедать, мой муж волнуется, о вас, вы так хмурились… Видно он хотел, что-то сказать, но решил оставить свои мысли при себе, вообще Эдвард Атчесон, был человеком серьезным и довольно таки мрачным, улыбка появлялась на его лице, только в обществе супруга, которого без сомнения он очень любил и ценил. Встретив его в той своей прошлой жизни, я скорее всего задрожал бы от той давящей ауры и тяжелого запаха, постаравшись убраться подальше. Но сейчас, я чувствовал лишь безграничную благодарность и теплоту. Идя вслед за ним, я смотрю в широкую спину и обещаю себе и ему, что наступит время, когда я отблагодарю своих спасителей. Сэмюэль, или как он просит всех, его звать «просто Сэм», сидел за столом и пытался отличить своих близнецов, которые с хитрыми лисьими улыбками дразнили своего папочку, спор и громкие веселые голоса прервал, Эдвард подняв на руки усадив сначала Виктора, а затем Даймонда. Каким-то мистическим образом он всегда знал, кто из них, кто. Тогда как Сэм за те несколько дней, что я наблюдаю всё время путал, чем и пользовались дети. — О, Алекс, ну вот посмотри на этих безобразников, разве можно так издеваться над беспомощным папочкой? Кстати, ты вчера гулять ходил? Что-то ты больно задумчив? —Да я выходил, пока мужа не было дома, я сходил и забрал свои вещи, не могу же я постоянно пользоваться вашей добротой.— Наверное, от них не укрылась, как по моему телу прошлась дрожь. Но даже сейчас, я не могу сказать, сколько страха я натерпелся пока шел. Я знал, что в доме кроме слуг никого нет, что со мной Альфред, но страх липкой лужицей растекался внутри, заставляя вздрагивать от каждого шороха. Все время преследовала трусливая мыслишка, никуда не идти и наплевать на вещи, ведь Сэм дал пару брюк и рубашек, но я отмахивался от неё и шел, каждый шаг давался так будто ноги налиты свинцом, мне хотелось доказать себе, что я больше не отступлюсь перед трудностями, зарывая голову в песок. Быстро забежав в дом, вытащив просто чистую простыню, я начал закидывать без разбору все свои немногочисленные пожитки, хотел оставить украшения подаренные мужем, но здравый смысл не дал: «Почему ты должен оставлять? Это твое и вообще, он должен компенсацию». Наверное, поэтому вместе с украшениями в мой узел полетели, деньги, которые Джастин хранил в шкафу, для нужд дома. Конечно, я не излечился от ран нанесенных моей истинной парой, возможно и никогда не излечусь до конца, но вместо наивной веры в пару, которая ушла безвозвратно, на место неё пришла вера в себя. По пути в дом Атчесонов, я услышал о наборе разнорабочих в Америку, раньше я никогда не решился бы, а сейчас, в любом случае мне терять нечего. — Алекс! Ну сколько можно уходить в себя? — А вы что-то сказали? Прошу прощения, вчера ездил за своими вещами и услышал о наборе рабочих в Америку и я записался. Голос Эдварда приобрел новые ранее не слышанные мной вкрадчивые оттенки. — Не ослышался ли я? Вы омега, который только-только пришли в себя, собираетесь отправиться в неизвестность? Я слышал, что многие, кто рискнул, умирают, ведь тяжел не только труд, но и сама дорога таит не меньше опасностей. А вы Алекс хрупкий омега, а вы подумали о голодных до чужого тела альфах? Стыдно было говорить, но о последних я не думал и вовсе, но это не значило, что я отступлюсь. Я не могу и дальше пользоваться добротой Атчесонов, а оставаясь здесь , мне грозит быть посаженным на цепь мужем или сойти с ума от ужаса, который окутывает меня, только при мысли о нём. А я хочу жить и жить хорошо, а не побираться и тянуть жалкое существование в трущобах. — Я всё решил, я искренне благодарен за вашу помощь и заботу, но мне это нужно, может быть, я умру, но и здесь мне жизни не будет, а уехав у меня, есть шанс, встать на ноги.