***
Ярчайший свет опалил сетчатку. Мальчик, звякнув цепью, соединяющей кандалы, прикрыл лицо. Дверь закрылась, воссоздав в подвале мрак. Неспешные шаги и тихое насвистывание насаждали страх. Хрупкое нежное тельце сжалось. — Пожалуйста, не трогайте меня… Мужчина сел рядом с мальчиком, блеснув лезвием бритвы. — Тебе не понравилась наша игра? Ребенок попытался отстраниться, но металл держал его ноги. — Ты не замерз? — спросил абсолютно бесчувственный голос. — Я помогу тебе согреться. Ты же не хочешь умереть здесь? Твои родители погибнут от горя. — Отпустите меня… пожалуйста… отпустите меня… — заплакал ребенок. Но детские слезы лишь развеселили похитителя. Металл впился острым краем в маленькую ручку и скользнул вниз, вспарывая кожу. Вскрик и еще одна попытка вырваться из лап садиста. Все впустую… Оставив новые порезы, пересекающие вчерашние и позавчерашние, маньяк перевернул ребенка спиной к себе. Ужас блеснул в мокрых детских глазах и плач, застывший в горле… — Будь хорошим мальчиком… Еще один вскрик, последующие тихие стоны боли — и методичный звон цепей. Пытка для маленького мальчика — мучительное вперед-назад, терзающее когда-то невинное тельце… И так дважды в день: порезы и глухой смех, цепи и холод… боль…***
— Рит. Оборачиваться не было смысла — он уже узнал, кому принадлежит этот голос. — Что ты со мной сделал?.. — Рукава стерли слезы со щек, но Рит не смог остановить рыдания. — Я никогда не обращал внимание на других людей, что бы они мне ни говорили, как бы они ни смотрели, насколько бы ни ненавидели. Почему я не могу прекратить то, что со мной происходит? ВСЮ ЭТУ ВОДУ! Мне плевать на тебя и твои чувства! Мне на все плевать! Так почему я реву?!.. Я тебя ненавижу!.. Сняв плащ — одеяние Корнелиуса, Дэн укрыл им Рита и сжал плечи, содрогающиеся от рыданий. — Я не хотел. Рит убрал руки от лица. Даже теперь, зная, что задумал Король, догадываясь о его коварном плане, Дэн смотрел на него как на друга и просил прощения за то, в чем нисколечко не был виноват. — Почему ты ко мне так относишься? Жалеешь, словно бездомную псину? Дэн погрустнел, сжимая Рита сильнее. — Я еще при первой встрече заметил… я хотел еще тогда спросить тебя, но ты бы не ответил. Ответь хотя бы сейчас. Откуда у тебя шрамы? Рит шарахнулся из его рук. — Рит, пожалуйста, ответь мне! — Дэн схватил Рит за штанину и притянул к себе. — Для меня это важно! — Отстань и не лезь не в свое дело! Возня прекратилась. Дэн выпустил из рук Рита, расстегнул темно-синий бархатный сюртук и приподнял рубашку, пересиливая нежелание показывать ЭТО хотя бы одной душе. Рит прижал руки к губам, не дав ужасу вырваться наружу. Он узнал эту «подпись»… Весь живот был испещрен тонкими шрамами, такими же, что уродовали тело самого Рита. Напоминание о том, что хочется забыть, наплевав на цену, которую придется заплатить за беспамятство. Белая ткань рубашки мягко опустилась, прикрывая следы от давних порезов, и рука коснулась щеки Рита, пробуждая его от погружения в страх. — Откуда у тебя шрамы? Дэн прижал собой Хайвела к крыше, закрывая от всего мира, от любой опасности, от чего угодно. Никогда раньше Рит не чувствовал себя настолько спокойно, настолько безмятежно, настолько в безопасности. «Бояться нечего», — стучало в мозгу. И в этом не возникало желания усомниться. — В начальной школе меня похитили… на целых три недели. Это сейчас кажется маловажным… незначительным сроком по сравнению с годом или всей жизнью. Но когда каждые полдня страх и ужас охватывают сильнее, чем когда бы то ни было… это чудовищно огромное время. — Стеклянные глаза смотрели не на Дэна, а в темноту. — Меня держали в темном сыром подвале. Приносили немного еды и воды раз в день. А в перерывах между этим… трахали. Трахали, понимаешь? — рассмеялся Рит, вытирая глаза рукавом. — Ему казалось забавным оставлять «заметки» на моем теле каждый раз, когда ему того хотелось. И находились любые причины: «плохо себя вел», «неправильный ответ» или приходила в голову новая идея для извращений, вот он и оставлял порез-напоминание, чтобы не забыть… и так целых три недели. А потом меня нашла полиция, ввалившаяся в тот подвал в поисках серийного маньяка-педофила. Они думали найти очередной истерзанный труп, а нашли меня… и очень удивились, сказали, что мне повезло, потому что ОН после первого же секса с мальчишками убивал их… а я выжил. Нихрена не повезло!.. Три долбанных недели… три недели все повторялось раз за разом, но к концу мне стало наплевать… Я не сопротивлялся — я сообразил: чтобы получать еду три раза в день, нужно делать все, что он скажет. С порезами ничего не получалось сделать, надо было просто терпеть и не плакать, иначе были последующие игры с бритвой. К середине своего заключения я перестал задумываться над тем, что я делаю, и как это выглядит со стороны. Мне уже было все равно, я отошел от тела, научился видеть в этом страшный сон, от которого я скоро должен проснуться… Он за волосы наклонял мою голову — я сосал, нависал надо мной — я раздвигал ноги… Но я не рад, что выжил, мне было бы лучше быть в числе других детей. На его счету было восемнадцать изнасилованных, из них семнадцать убийств. Он застрелился, как только полицейские завалились к нему домой, поэтому родители погибших детей получили, всего-то, письменное сочувствие их горю, а убийца, сделавший последние часы жизней их детей пыткой, отделался быстрой смертью… — Не восемнадцать, — помотал головой Дэн. — Девятнадцать. Рит перевел взгляд на Дэна. Девятнадцать… Он понял, почему для новенького это было так важно — узнать, откуда у Рита шрамы, найти еще кого-то, пережившего то же самое, что и он сам, того, кто поймет и разделит ужасное прошлое. — Но… но никто, кроме меня, не выжил, как ты…? Дэн поднялся с Рита и лег на спину рядом с ним, начиная тонуть в сером бурлящем небе. — Журналисты написали статистику о тех, о ком знали. Меня в ней не было, я никому не рассказал. Три недели — это правда очень долго, но есть время и подлиннее, ты прав — годы, — прошептал Дэн, проводя ногтями по крыше. — Мне повезло больше, чем тебе, только в одном — я мог вести обычную жизнь вне дома. Но трудно быть обычным, когда каждый день появляются все новые шрамы и психологические травмы. Ты, наверное, заметил, что руки и ноги у меня без этих отметин? Он боялся, что его заподозрят в чем-то таком, поэтому резал меня только в тех местах, что были скрыты под одеждой, и запрещал раздеваться в чьем-либо присутствие, платил на медосмотрах, чтобы мне сразу давали справки, запретил появляться на пляже или в бассейне. Да я и сам не очень-то хотел показывать кому-то ЭТО, даже если бы не пришлось объяснять причину. Это одна из тех нош, что он мне оставил. — Но я не понимаю… ты сказал, что был вне дома, значит, ты сам к нему приходил?.. Дэн с недоверием посмотрел на Рита, но в глазах того получил лишь подтверждение искренности его непонимания. — Ты и вправду не сообразил… А я думал, ты поэтому меня так ненавидишь… — Дэн сунул руку в карман брюк и достал свернутую втрое бумажку. — Я ношу это с собой как черное напоминание. Прочти. Рит сел и развернул клочок. Это оказалась вырезка из старой газеты. «Серийный маньяк-педофил мертв». Риту хватило заголовка. — Я не хочу это читать. Давай, выкинем? — Читай! Рит нахмурился. Давно ему никто ничего не приказывал. Но все же вернулся к бумажке. Что здесь может быть такого, чего бы Рит не знал? Он еще до своего похищения не пропускал ни одной статьи про этого маньяка — о нем говорили все. «Два дня назад дело серийного маньяка-педофила было раскрыто благодаря слаженной работе полиции. В подвальном помещении дома вдовца и отца двух детей был найден измученный мальчик. Ребенок был сразу же госпитализирован. Преступником оказался 32-летний программист Питер Яссен. Очевидцы утверждают: не успели полицейские проникнуть в дом, как грянул выстрел — Яссен покончил с собой. Родители погибших семнадцати детей не удовлетворены таким исходом и требуют тело маньяка. Скандал разрастается до масштабов страны: сообщения о протестах поступают в СМИ даже из отдаленных городов. Также распространено мнение, что Яссена застрелил не кто иной, как 27-летний офицер полиции, чей сын…» Рит вернул газетную вырезку Дэну и обнял колени, пряча в них лицо. — Я и забыл, как его звали… — Хотел бы я забыть. В одну секунду шум стал разносить капли дождя, окрашивая крышу в более темный оттенок серого. — Тебя только резали… или еще и…? — «И», — коротко ответил Дэн. Пальцы Рита нашли Дэна, сцепив их руки в замок. Так спокойнее, когда есть за кого держаться, пусть даже вокруг льет дождь. — А твоя сестра? — тихо спросил Рит, тоном смягчая вопрос. — Его не интересовали девочки, так что она была в безопасности. Для нее он как был, так и остался образцовым отцом. Она до сих пор не верит, что он делал это, считает, что власти все подстроили, а я сам себя полосовал. Это даже хорошо, что она так думает — у нее было нормальное детство. Но больше я рад, что об этом не узнала мама. Она умерла через несколько месяцев после того, как это началось. Помню, она один раз вошла в комнату, когда я переодевался ко сну, и увидела порезы… обнимала меня и плакала. Она подумала, что я сам это делаю, переживая из-за чего-то. Хорошая у меня была мама… — Дэн сильнее стиснул руку Рита. — Так у тебя нет ни одного родителя? С кем же вы тогда с сестрой живете? — С бабушкой по отцовской линии. Она всегда к нам хорошо относилась и пренебрегала сыном, будто знала о его пристрастиях… а может, ее холодность и сделала его таким… — Ясно, — кивнул Рит, чувствуя тепло, идущее от сплетения их пальцев по всему телу. Свободной рукой Рит поделился плащом. — Знаешь, ты ведь лучше меня. Ты перетерпел больше, чем я, но остался добрым и понимающим, а я сплоховал. Закрылся в себе, назвав весь мир своим врагом… Ты первый, кого я слушаю, а не делаю вид. Так что, выходит, ты мне все-таки друг. — Это хорошо, — полусонно согласился Дэн. — Ты предложил мне общение из-за шрамов? — Нет… — А почему тогда? — удивился Рит. После этого разговора он был абсолютно уверен, что Дэна привлекла одна беда на двоих. — Потому что ты мне… Конец предложения потонул во сне. — Дэн… — но Рит сразу же себя осек — пусть поспит…